- Дождя тут нет, - констатировал он, - выходить по одному… Вы пока оставайтесь в машине, мсье, - добавил он, обращаясь к Дюрану. - Мы сделаем небольшую рекогносцировку.
Он что-то сказал Юсефу и Бланшару, и оба, взяв наизготовку автоматы, исчезли в темноте. Мартин Руа, стоящий возле самой машины, торопливо перекрестился.
"Боже мой, - подумал Дюран. - Я снова здесь… Если бы ты могла знать, Фиона!.. Или все лишь мучительный сон, как вчера… Я заснул на каком-то заседании и не могу проснуться… Нет… нет, теперь, конечно, не сон, но… Чего я еще жду?"
Он хотел выйти из машины, но Дэн предостерегающе поднял руку:
- Минуту терпения, мсье. Они вернутся, - он кивнул в сторону дома, - и тогда…
На освещенной площадке перед домом появились две фигуры с автоматами.
- Нигде никого, - доложил подходя Юсеф. - И следов не видно - на дорожках, на клумбах… С той стороны под окнами цветы, - он покачал головой, - много цветов. И не помяты, не поломаны…
"Здесь всегда было много цветов, - подумал Дюран. - Фиона особенно любила осенние цветы".
- Астры? - спросил он, выходя из машины.
- Астры, мсье, а еще хризантемы, сальвии… Очень странно, - добавил Юсеф, помолчав.
- Что тебе показалось странным? - поинтересовался Дэн.
- Все, - Юсеф указал стволом автомата на дом. - По дороге одни развалины. Съезд сюда с автострады, вы сами видели, как зарос. Дорога - еле проехали… А тут… Дом целый, пристройки с той стороны тоже. Все двери заперты. Ставни и жалюзи целы. Ни одного выбитого стекла. Разве не странно?
- А свет внутри не видел? - насмешливо спросил Дэн.
- Свет? - удивился Юсеф и покачал головой. - Ну, ты даешь, сержант!
Дэн взглянул на Бланшара:
- Добавишь что-нибудь?
Бланшар переступил с ноги на ногу:
- Дорожки вроде подметены…
- С чего взял?
- Листья… За домом сад… Деревья голые. На траве опавшие листья. А дорожки чистые. И тут, смотрите: ни одного листика. Чистый гравий.
- Ветер, - нахмурился Дэн. - Знаешь, какие тут ветры? Океан рядом. Ветер и подмел.
Бланшар хмыкнул недоверчиво, но промолчал.
- Вы войдете внутрь, мсье? - спросил Дэн.
- Да, - кивнул Дюран, доставая из кармана ключи на цепочке.
- Кому-нибудь сопровождать вас?
- Не обязательно. Я войду внутрь ненадолго. Если понадобится помощь, позову. А пока помогите мсье Колэну. Ему надо найти кое-какие документы. Они во флигеле с той стороны дома. Вы хорошо помните, где искать, Колэн?
Разумеется, патрон.
- Тогда действуйте. А вы, сержант, постарайтесь сделать так, чтобы нас не застали врасплох. Может быть, убавить свет? Чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания.
- Выключим рефлекторы, как только вы откроете дверь, - кивнул Дэн.
- Можете уже выключать, - сказал Дюран. - У меня два фонаря. Один на этой каске, - он коснулся рукой головы, - а другой вот… - Он раскрыл ладонь левой руки, и оттуда вырвался узкий луч яркого света. - Кроме того, не исключено, что в доме еще есть электричество. Крыша, кажется, цела, а это солнечные батареи. В подвале - аккумуляторы.
Дюран кивнул своим спутникам и направился к дому. Когда он поднялся по нескольким ступеням на невысокое каменное крыльцо, рефлекторы элмоба погасли. Надвинулась тьма, но она оказалась не полной. Сзади неярко светили подфарники машины и какой-то бледный свет шел сверху. Дюран взглянул на небо. В разрыве туч желтела ущербная луна.
"Впервые за много месяцев", - подумал Дюран.
Поворачивая ключ в замке, он услышал голос Дэна:
- Мартин, твой пост у входной двери. Смотри в оба и слушай - не позовет ли мсье Робэр. Юсеф, отправляйся с мсье Колэном. Мишель, вы скройтесь в машине… А мы с ним, - он, очевидно, имел в виду Бланшара, - будем караулить вокруг. Ну, с Богом, парни. Ваши "завтра" в ваших руках…
Входная дверь отворилась с протяжным скрипом. Изнутри пахнуло сыростью и запахом гнили. Дюран включил оба своих фонаря и сделал несколько осторожных шагов. Наружную дверь он оставил настежь открытой.
На каменном полу просторного холла лежал хорошо знакомый зеленовато-бурый ковер, основательно вытертый посередине. Две массивные дубовые лестницы, огибая холл слева и справа, вели наверх к широкой площадке второго этажа. Застекленная двустворчатая дверь из холла в гостиную была приоткрыта. Дюран подошел к ней, распахнул, осветил фонарями большую квадратную комнату. Здесь тоже все было так, как они оставили. Белый рояль Фионы с открытой клавиатурой, старинные кожаные кресла, кремовые занавеси на окнах, круглый стол посредине и над ним хрустальная люстра в чехле. Более светлые прямоугольники на желтовато-зеленых обоях указывали места снятых картин.
Похоже было, что после его отъезда в дом никто не проникал. Это, действительно, могло бы показаться странным… Могло бы… А он не испытывал никакого удивления. Разве он мог предполагать, что застанет здесь все таким, как было?.. Он просто не думал об этом. Он должен был еще раз побывать в доме, где навсегда расстался с Фионой… Только ли потому, что тогда обещал ей, или за всем этим крылась иная причина, еще более важная?..
Дюран стащил с головы защитную каску, бросил на ближайшее кресло, потер ладонью лоб. Необходимо что-то вспомнить… Что-то очень важное…
"Словно во сне, - мелькнула мысль, - но если и это сон, ему нет конца… Или сон повторяется снова и снова… Чепуха какая-то, - он тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. - Что теперь необходимо сделать? Прежде всего надо попробовать включить свет…"
Он пощелкал выключателями на стене. Свет не загорелся.
Дюран вернулся в холл. Нашел в дубовой обшивке панели под лестницей маленькую дверцу стенного шкафа. Открыл. Осветил внутренности. За дверцей на мраморной доске находился небольшой старинный рубильник и два ряда разноцветных кнопок. Дюран осторожно включил рубильник. Позади вспыхнул неяркий желтый свет. Дюран оглянулся. Зажглась небольшая люстра под резным дубовым потолком холла. Гостиная теперь тоже была освещена. Тогда он по очереди стал нажимать кнопки верхнего ряда. Ярко вспыхнули хрустальные бра на стенах холла, где-то негромко загудел вентилятор. Издалека, со второго этажа, послышались звуки рояля.
"Радио? - подумал Дюран, - а может, какая-нибудь видеомагнитола?" - Он попытался вспомнить, где на втором этаже могла быть видеоаппаратура. Наверху располагались спальни, комнаты для гостей, его кабинет, библиотека, будуар Фионы… Видеоэкранов там нигде не было. В будуаре стояло небольшое пианино…
Дюран пожал плечами: "Не могло же оно заиграть само…" Некоторое время он прислушивался: "Кажется, Шопен, завершающие аккорды одного из ноктюрнов…"
Музыка стихла и наступила тишина. Впрочем, не совсем. Где-то продолжал гудеть вентилятор.
"Теперь, пожалуй, поднимусь наверх, - решил Дюран. - Письмо, если только оно действительно существует, вероятнее всего, в кабинете. Или она оставила его в будуаре. В последней записке она писала: "Все кончилось, любимый! Завтра меня уже не будет… Нам так и не удалось увидеться еще раз. Но я ни о чем не жалею… Помни о своем обещании. Это очень важно. Письмо я оставила там… Поезжай, найди его, когда почувствуешь, что больше ждать нельзя. А еще запомни: завтра будет другой день, и, возможно, он будет хорошим… Твоя Фиона".
Эту записку Дюран никогда не держал в руках. Он прочитал ее с дисплея своего компьютера. Нацарапанные кое-как строчки хранятся в накопителе электронной памяти, но Дюрану никогда не хватало сил вернуть их на экран еще раз…
Конечно, то было чудовищное решение… Человек заболевал и все связи с ним обрывались бесповоротно и навсегда. Даже обнаружение вируса в крови обрекало на вечную изоляцию, хотя болезнь иногда развивалась медленно. Впрочем, в их жестоком, чудовищно перенаселенном, тонущем, ночном мире только эти драконовские меры смогли притормозить наступление пандемии. Если бы не они, Земля давно стала бы кладбищем человечества. Теперь вот, наконец, создали вакцину. Она предохраняет тех, кто еще не заразился… Говорят, исцеляет и некоторых вирусоносителей… Фиона ее не дождалась…
"Она, конечно, догадывалась, что заболевает, - думал Дюран, медленно поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, - поэтому так неожиданно ускорила отъезд и настояла, что поедет одна. Первоначально мы хотели пробыть здесь до конца парламентских каникул. Мы знали, что больше сюда не вернемся. Граница Оставленной земли приближалась. После отъезда Фионы я не мог найти себе места. Уехал через два дня. Но ее уже не застал в Париже. Письма приходили из разных городов… А потом это ужасное известие… Своим отъездом она хотела спасти меня, хотя, в общем, непонятно, почему я тогда не заболел…"
На лестничной площадке над холлом Дюран остановился. Оба коридора, ведущие в правое и левое крыло второго этажа, тонули в темноте. Освещение тут не включилось. Кабинет находился в самом конце левого крыла. Будуар Фионы был в правом крыле сразу за поворотом коридора. Дюран коснулся рукой головы. Вспомнил, что каска с более мощным фонарем осталась внизу в гостиной. "Вернуться за ней?.." У него был еще один фонарь, закрепленный на ладони левой руки. Этот фонарь давал очень узкий луч света, но, может быть, удастся включить освещение в коридоре или в комнатах второго этажа. Он решил попробовать… Можно, конечно, позвать Мартина Руа и попросить его принести из гостиной каску со вторым фонарем. Дюран посмотрел вниз. Наружная дверь была приоткрыта, но Мартина Руа возле нее не видно.
"Пойду так", - решил Дюран.
Он снова заглянул в левый коридор, потом в правый. Теперь ему показалось, что в конце правого коридора чуть светлее. Свет мог проникать в коридор из какой-то комнаты за поворотом. Освещая путь узким лучом малого фонаря, Дюран углубился во мрак правого коридора. Дважды он останавливался и пытался ощупью отыскать выключатели на стенах, но ничего не нашел. Может быть, из-за этих остановок коридор показался ему непривычно длинным. Наконец он добрался до поворота. Дверь в будуар Фионы была приоткрыта и оттуда в коридор проникала полоска света.
"Я должен был бы удивиться или испугаться, - подумал Дюран, - но ничего этого нет… Почему?"
Он подошел к двери и медленно отворил ее. Будуар был погружен в полумрак. Торшер отбрасывал резко очерченный круг света на ковер и белую клавиатуру пианино. Возле пианино, спиной к двери, сидела женщина. Шорох открываемой двери заставил ее обернуться. Это была Фиона.
"Схожу с ума", - спокойно подумал Дюран, прислоняясь к косяку двери.
- Ты, - сказала Фиона и по ее лицу скользнула улыбка, - я знала, что ты вернешься, Робэр. Я ждала тебя.
Он молча глядел на нее. Именно такой она представлялась ему в те редкие мгновения, когда он позволял себе вспоминать… За пианино, вполоборота к нему, чуть откинув назад прекрасную голову. Бледное лицо, обрамленное волнами каштановых волос, упавших на плечи. Яркие губы, чуть приоткрытые в улыбке. На груди в вырезе темного платья тонкая золотая цепочка с амулетом: контуром сфинкса в золотом обруче.
- Что же ты молчишь? - продолжала она, не отрывая от него взгляда. - Разве ты ехал не для встречи со мной?
- Не знаю, - прошептал он чуть слышно. - И не могу понять… Кто ты и… откуда… Или, вернее, что ты такое… И где я?
Она рассмеялась:
- Пока ты на пороге… Входи, не бойся. Вопреки твоей воле ничего не случится. Входи и садись, - она указала на кресло по другую сторону торшера.
- Но я хотел бы знать…
- Как я тут очутилась?
Он попытался возразить, но она не позволила:
- Это совсем просто, Робэр. Но не в этом сейчас дело… Ты все поймешь чуть позднее. Важно, что мы снова вместе и… не расстанемся, если… ты сам того не пожелаешь.
- Ты можешь вернуться со мной… в Париж?
Она быстро повернулась к нему на своей крутящейся табуретке.
- Это совершенно невозможно, дорогой, неужели ты не знаешь? Для тех, кого они… вышвыривают сюда, нет возврата.
- Вышвыривают?
- А ты что думал? Я не умирала слишком долго. Слишком долго, с их точки зрения. Они могли бы ускорить конец; я думала, они так и сделают. Но они гуманны. Слишком гуманны, дорогой. Им надоело ждать и однажды ночью они… вывезли меня на Оставленную землю и бросили… на растерзание мутантам - так они думали.
- Невозможно! - вырвалось у Дюрана.
- Почему же невозможно, дорогой? Невозможного на Земле давно не существует. А это, - она пожала плечами, - это совсем просто… Они так поступают со всеми, кто… не хочет сразу умирать.
- Боже мой!
- Он не услышит, Робэр! Земной мир обречен. Он не справился с поставленной задачей и должен исчезнуть.
- Почему ты думаешь так?
- Я не думаю, я знаю. И ты знаешь это, Робэр. Разве не так?
- Я говорил лишь о бессилии Человечества, но я не знал… Вероятно, я многого не знаю.
- Но о многом ты догадывался… Войди же и садись, - она снова указала на кресло, вблизи от себя. - У нас еще есть время, хотя тут оно идет немного иначе, чем там, откуда ты приехал. Прошу тебя, присядь. Или ты все еще боишься меня?
- Не знаю… Нет, хотя, - он сделал несколько шагов к указанному ему креслу. - Я все-таки хотел бы понять, что ты такое, Фиона.
- То есть призрак ли я, привидение, вампир в образе твоей Фионы, или просто биоробот, голограмма?
- Существует и еще одна возможность, дорогая. И пока она представляется мне наиболее вероятной. Ты порождение моего воображения. Я сплю и вижу тебя во сне или я сошел с ума.
- А что бы ты предпочел?
- Разве это имеет значение?
- До определенной степени - да.
- Тогда… Тогда я предпочел бы обнять тебя - живую… Но я чувствую, что это… находится за пределами моих возможностей.
- Да… пожалуй. С этим тебе не следует торопиться. По крайней мере тут.
- Значит ты… не живая.
По ее лицу пробежала тень.
- Я не могу сейчас объяснить… Постарайся принять меня такой, какую видишь, Робэр. Все это несколько сложнее, чем ты предполагаешь.
- Я хотел бы обнять твои колени, Фиона.
- Нет, нет, ни в коем случае…
- Даже если после этого мне пришлось бы умереть.
- Нет-нет, любимый. Садись и посиди спокойно, нам надо еще кое о чем поговорить.
- Неужели я не могу даже прикоснуться к тебе, поцеловать кончики твоих пальцев?
Она со вздохом покачала головой.
- Значит, - Дюран тяжело опустился в кресло, - ты существуешь лишь в моем больном воображении, Фиона.
- Неужели это так важно, Робэр? Мы же видим друг друга, обмениваемся словами, мыслями…
- Для меня важно!
- Я даже смогла бы сказать, о чем ты сейчас думаешь.
- Ну, о чем же?
- Ты хотел бы взять меня на руки, снести вниз по лестнице, засунуть в свой элмоб и мчаться, сломя голову, в Париж.
- Но ты только что сказала, что это невозможно.
- Да… И тем не менее ты думаешь сейчас именно об этом. Разве не так? - она рассмеялась.
- Ты смеешься, а мне хотелось бы плакать.
- Но почему? Все дальнейшее зависит только от нас. Точнее - от тебя, Робэр.
- Не понимаю…
- Но ты не хочешь слушать. Ты зациклился на одном - увезти меня в Париж.
- Тогда говори… Я буду молчать.
- Постарайся быть терпеливым и… послушным, Робэр. Итак: еще живую меня вывезли за границу вашего мира.
- Он был и твоим, Фиона.
- Ты совершенно несносен. Ни на йоту не изменился. Можешь ты помолчать хоть несколько минут?
- Уже молчу.
- Там у вас, - ее голос стал отрывистым и резким, - за этой чудовищной железной оградой, сквозь которую пропущен смертельный ток, давно перестали понимать, что происходит на Земле. Вы тонете в пустословии, разучились отличать добро от зла, милосердие от жестокости, свободу от тирании, науку от суеверий. Вы придумали чудовищный способ отлучения человечества от всего того, что истинно человечно. Нравственный кризис, начавшийся еще в прошлом столетии, превратился в лавиноподобную катастрофу, из которой уже нет выхода. В конце концов, это поняли и те, кто безуспешно пытался в последние века направить развитие человечества по более гуманному пути.
Земной разум оказался непригодным для… дальнейшего совершенствования. Более того, он стал опасным для Вселенной в целом. Этот потоп - последний и окончательный в истории нынешней цивилизации, Робэр. Таково решение тех, кто ответствен за эволюцию разума…
На этом я могла бы и кончить, если бы не одно обстоятельство. Внимание тех, кто принимал окончательное решение, привлекли мутации последних десятилетий. Я имею в виду - мутации человека, мутации разума. Исследования были сосредоточены на тех особях, которых отвергло агонизирующее человечество - на обитателях Оставленной земли и на тех, кого на Оставленную землю выбрасывали за ненадобностью, как меня, например. Именно среди этих "отходов человечества" были обнаружены обнадеживающие признаки эволюции к дальнейшему совершенствованию разума. Это были особи, способные преодолеть нравственное разложение вида Homo sapiens. Начался отбор… В числе многих других отобрали и меня, предварительно вылечив. Оставленная земля, на которой мы с тобой сейчас находимся, Робэр, давно стала исполинской лабораторией с невообразимыми ранее возможностями… Ее задача - сохранение одной из ветвей земного разума. Так возник своего рода новый ковчег нынешнего потопа. Существующие у вас, за вашей железной стеной, представления об Оставленной земле не только фальшивы и лживы, в них все перевернуто с ног на голову, все наоборот - вопреки здравому смыслу. Параноидальная логика агонизирующего разума возобладала еще раз, подтвердив ранее поставленный диагноз.
Фиона умолкла. Наступило долгое молчание.
- Значит, ты более не Фиона, которую я любил, - тихо сказал Дюран, - ты новая праведница, допущенная в новый ковчег. Интересно, когда же он отплывает и куда?
Фиона весело рассмеялась, блеснув зубами.
- Он никуда не отплывает и он совсем близко. Ты можешь вступить на него хоть сейчас.
- Я снова перестаю понимать, - Дюран покачал головой. - Даже став праведницей, ты по-прежнему продолжаешь дразнить меня.
- Вовсе и не думаю! Это ты не хочешь перестать стандартно мыслить, дорогой.
- Меня никто не отбирал для вашего нового ковчега.
- А я? Разве я не могла это сделать?
- Значит, став праведницей, ты приобрела необыкновенные права и власть над людьми и событиями?
- Никаких необыкновенных прав и никакой власти, поверь. Все гораздо проще… Ну, попробуй отрешиться от пут формальной логики.
Дюран тяжело вздохнул:
- Боюсь - это выше моих сил…
- Однако ты здесь.
- Да… И ты знаешь, почему.
- А как же тогда с формальной логикой?
- Не знаю… Ты только что сказала: все гораздо проще… Для меня все было просто, пока я ехал сюда… Но теперь…
- Теперь тебе осталось только сделать окончательный выбор. Окончательный, Робэр… Перед каждым из нас рано или поздно возникает необходимость такого выбора.
- Кажется, начинаю понимать, - прошептал Дюран. - Все было предопределено заранее? Не так ли? Раньше это называли роком.
- Ну, не совсем, - Фиона закусила губы. - Выбор остается за тобой…