Путь до нижней палубы пролетел в одно мгновение, и передо мною вновь оказался уже знакомый трап. Окунувшись в царство грохота и тьмы, я плотно сжал зубы и быстро зашагал по темному коридору. Будь что будет. Кто предупрежден, тот вооружен. Здесь, среди десятка мелких комнатушек и лабиринта узких переходов - меня не ждет ничего хорошего. Но в этот раз я буду осторожнее.
За мною кто-то шел. Я услышал его тяжелые шаги вскоре после того как сошел с трапа. Остановился, обернулся через плечо и увидел Сиплого. Сердце екнуло, подскочило к горлу, но сам я ничем не выдал своих переживаний.
- Иди-иди, - почти ласково сказал абордажник.
Скулы свело от напряжения. Я вцепился в поднос, готовясь к тому, чтобы отбросить в сторону кастрюлю и использовать металлический лист как оружие. Половой-половой... За что ты так со мною?
В следующем коридоре, ведущем к каюте шамана, стоял Волк. Он прислонился к стенке и, скрестив на груди руки, терпеливо ждал. Увидев меня, офицер штурмовиков широко улыбнулся.
- Вот ты и попался, гаденыш.
- Не здесь, - просипел за моей спиной его товарищ. - Половой сказал, чтобы потише. Он сказал, что эта подсобка будет открыта, Волк. Для нашего дела, Волк.
Штурмовик кивнул, сдвинулся с места и пнул ногой дверь в какую-то подсобку. Та распахнулась.
- Заходи, - указал в темноту Волк.
- Никуда я не пойду.
- Не заставляй меня применять силу.
Я посмотрел на дверь шамана в конце коридора. Может, стоило закричать? Вдруг старик почувствует неладное?
- Его нет, - заметил мой взгляд Волк. - Тебя здесь никто не услышит. Давай, заходи. Ты ведь не хочешь, гаденыш, разозлить меня и Сиплого. Мы можем перестать быть добряками, а нам надо потолковать о твоем поведении, юнга. Оно мне очень не нравится. И сделать я это хочу не в коридоре. Ага?
Я сглотнул подкативший к горлу комок, и сделал шаг к двери. Светлый Бог, да что с ними такое? Что Зиан про меня наговорил?! Стоил ли его синяк таких вот приключений?
- Хороший мальчик, - кивнул Волк и хищно улыбнулся. Он расслабился, поняв, что я не стану делать глупостей. Моя нога коснулась порога в темную комнату, дальний конец которой скрывался в черном небытии. Плечи словно одеревенели. Что я делаю? Что я, драный демон, делаю? Неужели, я пойду на это так безропотно, словно тупоголовый снежный олень на бойню?
- Чего встал? - подогнал меня Волк. Я обернулся на него и зло прищурился.
Котелок с обжигающим мясом попал ему прямо в голову. Взревев от ярости и боли, абордажник взбешенно шагнул ко мне, но я приложил его освободившимся подносом по лицу и отпрыгнул в сторону.
- Тварь - взвыл лейтенант штурмовиков, стряхивая с себя волокнистое мясо бродуна и вслепую замахнувшись кулаком. Я уклонился от удара, но в тот же миг в проеме возник Сиплый. Мне показалось, будто меня приложили молотом. В глазах потемнело, и я спиной вперед влетел в комнатушку. При падении от столкновения с полом клацнули челюсти, чудом не раскрошив зубы.
- Он мой, Сиплый! Дай его мне! - по лицу Волка пошли красные пятна ожогов. - Пусти!
Я перевернулся на живот и встал на четвереньки, плохо соображая, где нахожусь. Слева и справа шипели паром трубы, здесь душно пахло сырыми тряпками. Я где-то уронил поднос и никак не мог понять, куда он делся, бестолково шаря по сторонам.
Инстинкт потащил меня в темноту узкой комнаты. Быстро перебирая руками и ногами, я слышал, как штурмовики идут за мною. В голове чуть прояснилось.
Волк не прекращал изрыгать витиеватые ругательства. Сиплый молчал, неторопливо шагая за мною. Он наслаждался моим унизительным "бегством". Торжествовал, глядя на трусливого червяка, уползающего назад в помойную яму.
И в тот момент я сделал то, что никак нельзя объяснить логикой или хотя бы зачатком разума. Мне нужно было спрятаться, или нырнуть в темноту и найти хоть что-то, что помогло бы мне в схватке со штурмовиками. В конце концов, попытаться найти какой-нибудь другой способ выбраться из передряги. Но вместо этого я собрался с силами, встал на ноги и повернулся к преследователям лицом. Сжал кулаки. Проклятье, в тот момент для меня не было ничего важнее того, чтобы выжечь это противное наслаждение Сиплого из его души. Пусть даже ценой собственной жизни. Лейтенант изумленно хрюкнул.
- Ну, прощайся с жизнью. Сиплый, давай веревку. Хотел я по-хорошему, но не все можно прощать, да? - прошипел Волк.
Я бросился на него с кулаками, надеясь прорваться мимо штурмовиков в коридор. Тщетная попытка. Схватка шаркуна против ледового волка. Мои слабые удары все прошли мимо цели: ошпаренный абордажник ловко блокировал их, а затем хакнул и пнул меня в живот. Задыхаясь, я рухнул на металлический пол. Мир покраснел, и все мое сознание сузилось только до одного слова.
Дыши!
- Вот подходящая труба, Сиплый! - сквозь шум в ушах услышал я. - Вяжи.
Он еще раз пнул меня по ребрам.
- А ты кричи! Кричи, гаденыш! Твою мать, ты у меня закричишь!
- Отошел от него, - из глубины комнаты послышался спокойный голос. Волк и Сиплый изумленно застыли.
Я не видел, кто прятался в темноте узкой и длинной подсобки, но почувствовал, как кто-то подошел ко мне, бесцеремонно перешагнул и остановился между мною и штурмовиками.
- А теперь слушайте меня очень внимательно, - с угрозой заговорил человек. Я повернулся на бок, чувствуя, как болят на вдохе ребра. Надо мною несокрушимой горой возвышался бородатый Торос.
- Игра закончилась. Этот щенок под моей защитой.
- Это не твое дело... - попытался сказать Волк, то Неприкасаемый его прервал.
- Теперь мое.
Волк хотел что-то еще сказать, но тут Торос шагнул вперед, словно танцуя. Я даже не увидел, что он сделал, но оба абордажника, стоявшие плечом к плечу, рухнули на колени и скорчились от боли.
- Я тоже умею не оставлять следов для Мертвеца и капитана, - сказал Неприкасаемый. - Я многое умею. Вы не знаете и десятой части, как можно покалечить и даже Лис не разберется, что случилось. Вы считаете себя прожженными мерзавцами, да? Так поверьте, вы ничто рядом со мною.
Голос Тороса звучал мягко и успокаивающе.
- Щенок теперь мой. Если я только почувствую, что вы к нему подошли - сделаю страшное. С обоими, даже если второй будет не виноват. Это доходчиво?
Волк и Сиплый внимали Неприкасаемому с яростью, обидой и страхом. Они понимали, что Торос не шутит.
- Я считаю до пяти, и вас тут не вижу. Раз.
Сиплый поднялся на ноги быстрее Волка. Попятился. Его приятель неотрывно смотрел в лицо Торосу, и страха в нем было все меньше.
- Два.
- Идем, - Сиплый потянул Волка за собой. - Прости, Торос, мы не знали, что ты заинтересован в мальчике.
- Три.
Волк рывком встал на ноги, лицо его перекосила жуткая гримаса. С губ вот-вот хотело сорваться что-то обидное.
- Четыре.
Торос покачнулся на носках, его кожаные сапоги заскрипели. Сиплый просто выдернул Волка из подсобки.
- Пять.
Окончив счет, Торос повернулся ко мне.
- Спасибо, - выдавил я из себя.
Неприкасаемый осматривал меня, как заводчик разглядывает доставшегося ему оленя.
- Половой знал, что вы будете тут?
Он кивнул.
- Знаешь, что важнее всего для бойца? - вдруг спросил Торос и, не дождавшись моего ответа, произнес:
- Не бояться ударить первым. Только из такого и получится воин. Ты не боишься.
- Почему вы это сделали? Почему помогли?
Неприкасаемый мотнул головой.
- Без разговоров. На сегодня все. Я поговорю с Половым.
Он вышел из подсобки, оставив меня на полу. Я увидел поднос в трех шагах от меня, добрался до него на четвереньках и, чувствуя боль в ребрах, поднялся. Что бы сейчас не произошло - меня ждет уборка коридора и выражение лица Айза, когда я поднимусь за "добавкой".
Поднимая с пола кастрюлю, я вдруг понял, что улыбаюсь.
Глава шестая. "Стюарды"Звездочки""
Труп Кунни, преданного стюарда капитана Дувала, нашел боцман Крюкомет. Офицер, старательно избегающий появляться на общей палубе и предпочитающий просто выдергивать к себе старших матросов, для инструкций, направлялся в гальюн, когда наткнулся на тело бедолаги. Тревогу мастер Ойле поднимать не стал, и все постарался обставить как можно тише.
Однако я и Фарри оказались свидетелями того, как двое абордажников протащили мертвеца по техническому коридору, миновав камбуз, столовую и общую залу, в сторону лазарета. Мы бы и не увидели ничего, но шлюз в столовую был открыт.
Следом за ними шел мрачный Дувал собственной персоной. Посмотрел на нас и напряженно нахмурился, затем махнул рукой кому-то в коридоре в нашу сторону и исчез вслед за штурмовиками.
- Ох, если Шон узнает, - с легкомысленной улыбкой сказал мне Фарри. Я подавлено промолчал, чувствуя напряженную ауру капитана и абордажников. Не стоило быть гением, чтобы проникнуться их тревогой. Прошло всего несколько дней с того момента, как мы оставили во льдах опустевшего "Сына героев".
- Гнилая селезенка, что вы тут вообще делаете? - заглянул на камбуз сам Крюкомет. - Какого демона шлюз в коридор открыт?!
- Вахта, мастер Ойле! Душно стало, мы приоткрыли, проветрить.
Боцман сплюнул, уставился на меня.
- Молодое мясо? - хмыкнул он.
Мы закивали, понимая, кого назвали мясом.
- Лиса не видали? - чуть смягчился боцман.
Я развел руками, почти синхронно с Фарри. Сумасшедший лекарь, сбежавший из какой-то гильдии, был одним из самых забавных существ на корабле. От побудки до отбоя он прятался в темных углах палуб, выбираясь на свет только удара по "обеденной" рельсе. Не знаю, как его терпел капитан, но Лис даже не скрывал того, как не хочет работать. Однако, если широколицего бледного лекаря все же находили - то он покорно выполнял то, что от него требовал Дувал. Выполнял блестяще, утирая нос своему коллеге-самоучке Квану, а после вновь прятался.
- Драный демон, - процедил Крюкомет, глянул куда-то в коридор. - Держите язык за зубами, пока кто-нибудь из доков не обследует бедолагу Кунни. Вы ничего не видели. Ясно? Если хоть что-то пискнете - покалечу. А теперь марш на кубрик и не вылезать, пока я не приду. Половому передадите - личное распоряжение Крюкомета. И повторяю - пасть зашили себе и забыли, что вообще умели видеть и говорить.
Мы поспешили заверить его, что все понимаем, и он может не беспокоиться. Боцман посмотрел на нас, размышляя, а затем с глухой руганью пошел куда-то в сторону кормы, разыскивать Лиса. Наш второй медик, унылый Кван, никуда из лазарета не выходил, являя собой полную противоположность гильдейского профессионала. Он работу свою любил, я знал это, но все остальное его расстраивало и вгоняло в смертельную тоску. Капитан не слишком-то доверял самоучке, предпочитая консультироваться у Лиса. Но иногда выбора не было. Иногда гильдейский лекарь прятался очень хорошо.
На кубрике маялись бездельем несколько моряков, встретивших нас только взглядами. Среди них я увидел глыбу-Громилу, воцарившегося у печи и насупленного Саблю. В полном молчании мы прошли к своим лежакам, и я вдруг отчетливо понял, что не знаю как себя вести. Мне почему-то представилось, как кто-то из моряков, например Патт, вдруг спрашивает:
"А не знаешь ли ты, Эд, что случилось страшного у нас на корабле?"
И я замираю, с одной стороны скованный приказом Крюкомета, а с другой не желая никому врать. Меня рвет на части два правильных чувства, но я должен выбрать между ними, и любой выбор означает окончательную утрату чести.
Плюхнувшись на свою койку, я тяжело вздохнул и посмотрел на Фарри. Вот кому все терзания были далеки и неинтересны. Рыжеволосый паренек с охотцей забрался под одеяло, повернулся на живот и, подложив под подбородок руки, уставился на спины моряков у печи. Он искренне радовался свободной минуте.
Фарри даже не думал о том, что смерть стюарда как-то может быть связана с "Сыном героев". А если и думал, то ни капли не волновался. Мне стоило поучиться у него такой выдержке. Повернувшись на бок, я зевнул.
Вообще, стюарды официально являлись частью палубной команды. Но я до сих пор не знал, сколько их у нас на самом деле. Наверное, по числу старших офицеров? Один у Старика, один у Мертвеца, один у капитана, разумеется. Скорее всего, у Крюкомета есть. Может быть у Шестерни, изуродованного лидера механиков. Пять человек всего? У Балиара есть Зиан - и стюард, и ученик. Получается, что все. Вообще, я почти не встречал "избранных" моряков, прикрепленный к услужению офицерам, за пределами первой палубы. Они даже спали неподалеку от хозяев. Но зато и работой по кораблю их не нагружали.
Странная и непонятная мне жизнь. Она казалась мне унизительной. По мне лучше быть самым последним из драящих палубу моряков, чем первым среди слуг. Но как я понял, здесь выбирать не приходится. Все решают старшие матросы. Если Половой, Яки и Ворчун выберут кандидата, тому ничего не останется кроме как подчиниться.
Или дезертировать.
После смерти Кунни, чтобы ее не вызвало, капитану потребуется новый слуга. Я оглядел кубрик, размышляя, на кого падет выбор сурового Ворчуна. Седобородый старший матрос, отвечающий за стюардов, единственный кто жил с нами на второй палубе. На общий кубрик он заглядывал довольно регулярно, в основном чтобы переброситься парой слов с Половым и поглазеть на матросов. Всегда, абсолютно всегда, угрюмый Ворчун прикидывал, кем и когда можно заменить того или иного стюарда. Интересно, кого он выберет на замену Кунни?
Меня передернуло. Что если он вдруг выберет меня? Хотя... Тогда я постараюсь стать самым ужасным слугой на корабле. Буду разбивать, разливать и быть крайне неаккуратным. Айз подтвердит, что я это умею, да-да.
Какая разницакого выберет Ворчун, Эд? На корабле поселилась Смерть. Она уже прячется где-то в темных коридорах. Кунни лишь первый снег перед зимними ураганами. Потом придет очередь остальных. И твоя очередь, Эд. Твой черед обязательно настанет.
Драный Шон. Страхом, оказывается, можно заразиться.
О том, что погиб Кунни, объявили ближе к вечеру. Капитан лично вышел в столовую, вместе с жаждущим бегства Лисом и скорбным Кваном. Собравшаяся за столами команда настороженно следила за Дувалом, а тот раскатисто, зычно, рассказал историю о том, как долго болел его стюард прежде чем смерть забрала его. Он не врал, и уверенность в голосе Грома успокаивала даже меня, видевшего его подозрения сегодня утром.
Доктор Кван кивал в такт словам капитана и думал о смерти. Длинные пальцы лекаря-самоучки игрались с металлическим стержнем, катая его между костяшек. Его коллега, Лис отчаянно маялся, изнывая от необходимости стоять здесь и сейчас, пока, наконец, ему не надоело:
- Все умирают. Никто не вечен. Можно я уже пойду?
Несколько десятков возмущенных взглядов пронзили медика насквозь, но тот их не заметил.
- Жизнь скотски устроена, друзья мои. Рано или поздно в человеке что-то ломается, и он прекращает быть. Это обычная ситуация, ее...
- Заткнись, Лис! - оборвал его капитан. - Прояви хоть немного уважения к покинувшему нас...
- Ох простите, я был немного груб. Позвольте, я откланяюсь и отправлюсь в темный угол, чтобы до скончания веков предаваться плачу о безвременной кончине столь славного человека? - ядовито проговорил Лис. - Это ведь самое полезное дело, которое каждый из нас теперь может сделать?
Ненависть команды можно было резать на куски и раскладывать по тарелкам.
Мертвец зашевелился в своем углу, рассеянно перебирая законы и выискивая в них лазейку, по которой можно было наказать наглеца. Но, не найдя, забыл о происходящем.
- Не боишься в темном углу сам безвременно "окончиться", Лисичка? - подал голос Буран.
Капитан занервничал. Мертвец поднял голову и нашел пустым взглядом бунтаря.
- Все, Лис, свободен. Буран, на этот раз прощаю.
Лекарь широко улыбнулся Неприкасаемому, но ничего не ответил и вышел из столовой. Стоящий в проходе Крюкомет даже не попытался уступить ему дорогу, отчего доктору пришлось повернуться боком и протиснуться мимо мрачного боцмана.
Раньше я думал, что на корабле не любят Зиана. Думал, что недолюбливают самого Крюкомета, за его очень тяжелый характер. Считал, что Волк и Сиплый стоят на пьедестале отвратительнейших созданий. Но сейчас на первое место взгромоздился широколицый Лис. И ведь в нем не было злобы, только раздражение и убежденность в собственной правоте. Исключительная убежденность. Отвратительная убежденность!
- Проводим же в последний путь нашего старого Кунни, - громыхнул капитан, на лице которого царила истинная скорбь. - Он был хорошим человеком и отличным, клянусь печенкой, стюардом. Лучшим стюардом, уж простите меня!
Я заметил, как седоусый Ворчун пробрался сквозь толпу к Половому и что-то спросил. Старшие матросы оба, словно сговорившись, посмотрели в мою сторону. В висках застучали молоты, и я мигом забыл про возмутительное поведение доктора.
- Давайте соберемся на нижней палубе и попрощаемся с ним, - закончил, наконец, Гром.
Молчаливые моряки по одному покидали столовую, отправляясь по освещенным коридорам на нижнюю палубу. Ледоход давно уже остановился, и я слышал, как гудят приводы, опускающие гигантский грузовой трап на корме.
Кунни положили в выдолбленную под прикрытием древнего тороса яму, затем аккуратно заложили его тело кусками серого льда. Я все ждал, что Балиар начнет обряд прощания со старым стюардом, но тот лишь кутался в шкуру, наброшенную поверх парки, и задумчиво смотрел куда-то вдаль.
- Почему шаманы без масок? - тихо спросил я у Фарри. Тот пожал плечами, зато мне ответил Шон, стоящий, оказывается, прямо за моей спиной.
- У странников Пустыни другие порядки. Мы все мечены Темным Богом, нам нет нужды просить о чем-нибудь у него. Он и так нас ждет.
Говорил он спокойно, даже чуточку задумчиво. А душа его ныла от страха и отчаянья. Я даже обернулся на него. Лицо моряка закрывал шарф, оставив лишь щелочки для глаз.
- Он был стар, Шон, - сказал я.
- Я понимаю! - с натянутым весельем ответил тот. Бросив странный взгляд на капитана, Шон нервно передернулся.
- Жалко прощаться с тобой, Кунни, - громко пробасил Гром. Его глубокий голос мигом оттеснил гул снежной пустыни, даже далекий стон льдов притих, будто вслушиваясь в слова пирата. - Жалко, но все мы рано или поздно уйдем на дно.
Команда окружила ледяную могилу. Кто-то притопывал от холода, кто-то шмыгал носом, но при этом все действительно провожали товарища, а не отбывали повинность присутствия. Меня немножко подташнивало от липкого страха Шона, однако я все равно чувствовал некую торжественность момента. На севере, серди льдов, смерть всегда таится где-то неподалеку. И ты об этом знаешь, всегда знаешь! Можно сказать, ты к ней привык, но все равно каждая встреча с ней - это прикосновение к неведомому. К непостижимому.
Я прерывисто вздохнул, чтобы прогнать черные мысли и уставился на капитана. Гром держал в левой руке факел из тряпок пропитанных энгой.
- Пора, - наконец, произнес он.