Но Кельвина все не было, а Билл умирал.
- Простите, пожалуйста, а вот это зачем? - пропела лекарша. Держа Билла за пятку, она осторожно перебирала его пальцы.
- Ну, это… - начала было Сирокко, но не сумела подыскать слова для обозначения эволюционных рудиментов. Понятие об эволюции у титанид было - но только не применительно к живым существам. - Они помогают поддерживать равновесие, хотя и не так уж необходимы. Можно сказать, это промашка. Или несовершенство замысла.
- О да, - вполголоса затянула лекарша. - Гея допускает ошибки, это известно всем. Взять, к примеру, того, с кем я много мириаоборотов тому назад впервые задосовокупилась. - Сирокко хотела было перевести тяжеловесную конструкцию просто как "моего мужа", но не вышло. С таким же успехом подходило и "мою жену" - а вернее, без всякого успеха, так как и то, и другое было в равной мере ошибочно. Заключив, наконец, что все эти тонкости совершенно непереводимы, Сирокко опять вспомнила про свои заботы.
- Сделайте для моего друга, что сможете, - пропела она. - Вручаю его вам.
Лекарша кивнула и взялась за работу.
Для начала она обмыла рану бурой жидкостью. Потом обмазала ее желтым желе и прилепила к коже крупный лист - "чтобы выманить малых пожирателей его плоти". По мере того, как Сирокко наблюдала, надежды ее то оживали, то снова рушились. Лист и фраза насчет выманивания пожирателей никакого впечатления на нее не произвели. Слишком уж примитивно. Впрочем, перевязывая рану, лекарша воспользовалась повязками, взятыми из заклеенных пакетов, которые, по ее словам, были "очищены от паразитов".
В процессе работы титанида с громадным интересом изучала тело Билла, то и дела мурлыча изумленный мотив.
- Кто бы мог подумать… мышца? Здесь? И так крепится? Ведь это все равно, что ходить на сломанной ноге… нет, просто не верится. - Одновременно она награждала всевозможными эпитетами Гею - и мудрая она, и бесконечно изобретательная, и безмерно искусная, и дура набитая. Титанида также заметила, что Гея, как и всякое божество, обожает откалывать веселые шутки - это замечание последовало после внимательного осмотра ягодиц Билла.
Вся в поту, Сирокко смотрела, как лекарша заканчивает свою работу. Ладно, по крайней мере она не трясла тут всякими шаманскими погремушками, не чертила на песке магических символов и не колола иголками восковых куколок. Впрочем, завязав последний узел на повязке, титанида затянула целебную песнь. Но Сирокко решила, что песнь Биллу не повредит.
Склонившись над Биллом, лекарша обхватила его за талию и нежно прижала к себе. Потом пристроила у себя на плече его голову и приставила губы к самому его уху. Раскачиваясь взад-вперед, она мурлыкала ему бессловесную колыбельную.
И Билл понемногу перестал дрожать. Выражение его уже далеко не столь бледного лица делалось все умиротвореннее. Таким Билл не был со дня своего ранения.
А через несколько минут Сирокко могла бы поклясться, что он улыбается.
Глава 15
Сирокко обнаружила у себя несколько предубеждений, которые следовало развеять.
Самым очевидным представлялось первое. Когда появившийся перед нею Си-бемоль оказался, не считая половых органов, почти точной копией До-диез, Сирокко заключила, что различать титанид будет непросто.
Однако компания, прибывшая по призыву До-диез, порядком напоминала сбежавших из парка культуры и отдыха персонажей красочной карусели.
Лекарша щеголяла изумрудно-зеленой кожей и роскошным пушистым хвостом. Все остальные части ее тела покрывала густая снежно-белая шерсть. Компанию ей составляла другая шерстистая: рыжеватая блондинка в лиловых яблоках. Был там также пегий в бело-бурых тонах и еще один - совсем без волос, если не считать хвоста, и с бледно-голубой кожей.
Последняя титанида из той группы обманчиво казалась бесшерстной; на самом же деле конская шкура была у нее не только там, где это представлялось естественным, но и на человеческом торсе. Раскрашена она была на манер зебры - но не в черные и белые, а в ярко-желтые и ослепительно-оранжевые полоски; волосы же на голове и хвосте отливали сиреневым. Даже отвернувшись от нее, Сирокко облегчения не испытала: яркий образ словно въелся в сетчатку.
По-видимому, желая всюду создавать карнавальную атмосферу, титаниды размалевывали свою голую кожу и красили пряди волос. А в дополнение к раскраске носили шейные повязки и браслеты, увешивали серьгами мочки ушей и носовые перегородки, обвязывали разные части тела цепочками из латунных колец и цветных камушков, не забывая и цветочные венки. У каждой титаниды был при себе музыкальный инструмент - либо висел на плече, либо торчал из сумки. Материалами для инструментов служили древесина и рога животных, латунь и морские ракушки.
Второе предубеждение - хотя на самом-то деле первое, раз уж о нем вначале рассказал Кельвин, - заключалось в том, что все титаниды якобы женского пола. Тактичный вопрос, обращенный к лекарше, повлек за собой самый откровенный ответ и кошмарную демонстрацию. У каждой титаниды оказалось по три половых органа.
Про передние, идентичные мужским или женским человеческим гениталиям, Сирокко уже знала. По причинам, понятным, наверное, только самим титанидам, именно эти органы определяли их пол.
Далее, под хвостом, где и у всякой нормальной кобылы, у каждой титаниды имелось крупное влагалищное отверстие.
Но больше всего Сирокко и Габи потряс третий половой орган - срединный. На мягком брюшке между задними ногами лекарши имелась плотная мясистая складка, откуда вылезал опять-таки совершенно человеческий на вид пенис - если не считать того, что длиной и толщиной он не уступал руке Сирокко.
Касательно половых органов Сирокко считала себя достаточно искушенной. Голых мужчин она навидалась дай боже - и за последние несколько лет ни один из них не сумел предъявить ей нечто принципиально новое. Да, ей нравились мужчины, ей нравилось с ними совокупляться. Но от одного взгляда на эту штуковину у Сирокко впервые возникло желание уйти в монастырь. И столь живая реакция на увиденное сильно ей не понравилась. Теперь она еще яснее поняла, что имела в виду Габи, когда сказала, что близкие параллели порой приводят в большее замешательство, чем нечто совершенно незнакомое.
Третью тему, которую Сирокко требовалось переосмыслить, вызвало понимание того, что, хотя она владела языком и могла теперь пользоваться существительными для каждого полового органа титанид, о двух задних она узнала, только когда ей о них рассказали. Она не понимала, зачем нужно целых три, и никаких сведений об этом у себя в голове не находила.
Выходило, что в распоряжении у Сирокко имелся лишь словарь и свод грамматических правил. С существительными при таком варианте все было в порядке; стоило только подумать о предмете - и она тут же получала слово. А вот с некоторыми глаголами выходила загвоздка. "Бегать", "прыгать", "плавать", "дышать" - тут проблем не возникало. Глаголы же, обозначавшие то, что делали титаниды и чего никогда не делали люди, были далеко не так ясны.
Но где система совсем рассыпалась, так это в обозначении родственных связей, норм поведения, нравов и еще массы вещей, где у людей с титанидами было совсем мало общего. В песнях титанид все эти представления становились для Сирокко пустым звуком. А порой она переводила их для себя и для Габи в виде сложных дефисных конструкций вроде "та-которая-моей-задоматери-передо-орто-родная-сестра/брат" или "чувство-праведной-ненависти-к-ангелам". В языке титанид такие конструкции обозначались всего одним словом.
Так Сирокко столкнулась с тем фактом, что чужая мысль в ее голове так и оставалось чужой мыслью. Пока ей эту мысль не разъясняли, ничего с ней поделать она не могла; словарь подробных ссылок не содержал.
Последней сложностью, вызванной прибытием лекарши и компании, стал вопрос имен. Слишком много имен оказались в одном и том же ключе, отчего первоначальная система Сирокко рухнула. Габи выпевать имена не могла, и Сирокко пришлось подыскивать другие земные обозначения.
Раз уж ее сразу потянуло на музыкальную почву, то в том же духе она решила и продолжать. Самую первую свою знакомицу она нарекла Волынкой До-диез, поскольку имя ее звучало немного похоже на моряцкую волынку. Си-бемоль сделался Банджо Си-бемоль. Лекарша стала Колыбельной Си-бемоль, рыжеватая блондинка - Мазуркой Соль-минор, пегий - Кларнетом Си, голубой - Фокстротом Соль. А желто-оранжевую зебру Сирокко сделала Шарманкой Ре-минор.
Удобства ради Габи одним махом отбросила обозначения ключей. Чего мисс Сирокко Джонс, упорно именуемой Рокки, следовало ожидать с самого начала.
Полевой госпиталь оказался длинным деревянным фургоном на четырех колесах с резиновыми шинами, куда при необходимости легко впрягались две титаниды. Фургон был снабжен пневматической подвеской и тормозами трения, что управлялись целой системой рычагов. Ярко-желтая древесина, вроде свежей сосны, была чудесным образом отполирована до зеркального блеска. Не менее чудесным образом фургон был собран без единого гвоздя.
Уложив Билла на громадную койку в середине фургона, Сирокко и Габи устроились рядом. Вместе с ними там осталась и Колыбельная, титанидская лекарша. Аккуратно сложив под собой ноги, она заступила на свой пост у одра болезни - напевала Биллу целебные песни и влажной тряпочкой вытирала ему лоб. Остальные титаниды прохаживались неподалеку, за исключением Волынки и Банджо, которым пришлось остаться со своими стадами. Титаниды держали около 200 четвероногих животных вполне коровьих размеров - с тонкими и гибкими шеями метров трех в длину. По шеям шел ряд копательных когтей, а на самых концах находились сморщенные рыльца. Кормились животные, зарываясь шеями в землю и высасывая молоко из ильных червей. Единственный глаз располагался у самого основания шеи. Так что, даже уйдя под землю с головой, они прекрасно видели, что творится на поверхности.
Габи несколько возмущенно поглядывала на одну из земляных коров, словно не желая признавать существование подобного чудища.
- "У Геи день на день не приходится", - заключила она, процитировав титанидскую поговорку, которую ей как-то перевела Сирокко. - Такая тварь не иначе как после недельного запоя может в голову прийти. Так как там насчет раций? А, Рокки? Можем мы на них взглянуть?
- Сейчас узнаю. - Сирокко пропела пегому Кларнету вопрос, можно ли им взглянуть на переговорное растение, но на последнем слове осеклась.
- Они их не собирают, - сообщила она Габи. - Они их выращивают.
- Почему же ты раньше не сказала?
- Потому что не знала. Черт побери, Габи! Поймешь ты, в конце концов, или нет? Хотя ладно. Это слово переводится как "семя растения, которое передает песнь". Вот, смотри.
Предмет, примотанный к концу кларнетовского жезла, оказался продолговатым желтым зерном. Зерно было гладким и ничем не примечательным - если не считать единственного светло-коричневого пятна.
- Здесь оно слушает, - пропел Кларнет, указывая на пятно. - Только не касайтесь, иначе оно оглохнет. Оно пропоет вашу песнь своей матери, а та, если пожелает, пропоет ее миру.
- Боюсь, я не вполне понимаю.
Кларнет указал куда-то Габи за спину.
- Вон там есть одна, у которой еще остались дети.
И он прогарцевал к разросшейся в низине кучке кустарников. У каждого куста из земли торчал конусообразный побег. Ухватив конус за кончик, Кларнет выдернул растение из земли - и целиком, вместе с корнями, принес назад к фургону.
- Нужно спеть семенам, - объяснил он. Потом снял с плеча латунный рог и наиграл несколько танцевальных фраз на пять четвертей такта. - А теперь нагните ваши уши… - Тут он в замешательстве осекся. - В смысле, сделайте что-нибудь, чтобы лучше слышать.
И полминуты спустя они услышали звуки рога - хриплые как в древнем Эдисоновом цилиндре, но вполне различимые. Кларнет напел обертон, который растение вскоре повторило. Дальше наступила пауза - а затем обе темы прозвучали одновременно.
- Вот видите? - широко улыбаясь, пропел Кларнет. - Она слышит мою песнь, и ценит ее.
- Прямо-таки концерт по заявкам радиослушателей, - заметила Габи. - Но что, если диск-жокей чью-то песню играть не захочет?
Сирокко, как смогла, перевела вопрос Габи.
- Чтобы хорошо петь, нужна практика, - заверил ее Кларнет. - Зато они очень добросовестны. Мать передаст быстрее, чем пробегут твои четыре ноги.
Сирокко стала переводить, но Кларнет ее перебил.
- Семена хороши и для постройки глаз, что видят в темноте, - пропел он. - С их помощью мы можем просматривать колодец ветров и узнавать о приближении ангелов.
- Похоже на радар, - заметила Сирокко.
Габи недоверчиво на нее смотрела.
- Ты что, собираешься верить всем россказням этих не в меру образованных кляч?
- Давай не поверим. Давай ты мне популярно расскажешь, как работают эти семена, раз электроника тут не при чем. А может, тебя больше телепатия устраивает?
- Честно говоря, магию проглотить легче.
- Хорошо, пусть будет магия. А по-моему, в этих семенах всякие кристаллы и микросхемы. И если можно вырастить органическую рацию, почему нельзя вырастить радар?
- Рацию вырастить можно. Причем только потому, что я ее собственными глазами увидела. Увидела и больше, кстати, видеть не желаю. А радар вырастить нельзя.
Радарная установка титанид располагалась под навесом в передней части полевого госпиталя. Руби Голдберга она порядком бы озадачила. Состоял радар из орехов и листьев, от которых к горшку с почвой шел ряд толстых медно-красных побегов. Колыбельная пояснила, что в горшке с почвой сидит червь, вырабатывающий "существо силы". Еще там имелась полочка радиосемян, соединенных с клубками тонюсеньких стебельков. Соединенных, судя по всему, не как попало, ибо на каждом семени вокруг контакта со стебельком виднелось множество сочащихся соком укольчиков - очевидно, пробных. Попадались на глаза и другие хитрые фигульки, все до одной растительного происхождения - к примеру, лист, что светился, когда на него падал луч света от еще одного растения.
- Тут все очень просто, - радостно пропела Колыбельная. - Вот это пятнышко ложного пламени обозначает небесного гиганта, которого видно вон там, над Реей. - Она ткнула пальцем в точку на экране. - Смотрите, как из него уходит жизнь… вот! А теперь он сияет ярче, но сместился.
Сирокко начала переводить, но Габи перебила.
- Знаю я, как работает радар, - проворчала она. - Меня эта чертова клумба раздражает.
- Сейчас она нам не очень-то и нужна, - заверил ее Кларнет. - Сейчас для ангелов не сезон. Они прилетают, когда Гея выдыхает с востока, и досаждают нам, пока она не втягивает их обратно в свою грудь.
Сирокко задумалась, так ли она расслышала; не пропел ли Кларнет "притягивает их обратно к себе на грудь"? Но тут мысль ее прервалась, так как Билл вдруг со стоном открыл глаза.
- Привет, - пропела Колыбельная. - Рада, что ты вернулся.
Билл сначала вскрикнул, а потом, потревожив больную ногу, завопил благим матом.
Тогда Сирокко оттеснила Колыбельную в сторону. Увидев знакомое лицо, Билл облегченно вздохнул.
- Ох, Рокки, и скверный же сон мне приснился, - сказал он.
Она погладила его по лбу.
- Не все там, наверное, было сном.
- Что? А, ты про кентавров. Нет, я помню, как этот белый баюкал меня и пел.
- Ну а сейчас-то у тебя как?
- Слабость. Нога болит меньше. Интересно, она поправляется или ее просто нет?
- Поправляется. И ты тоже.
- А как там… ну, это самое… короче, гангрена? - Он отвернулся.
- По-моему, гангрены нет. Нога заметно заживает после того, как лекарша с нею повозилась.
- Лекарша? Этот кентавр?
- Другого выхода не оставалось, - твердо заявила Сирокко, хотя сомнения вновь ее одолели. - Кельвин так и не прибыл. Я за нею присматривала, и похоже, она знает, что делает.
Сирокко показалось, что Билл снова заснул. Но довольно скоро он открыл глаза и слабо улыбнулся.
- Я бы предпочел другое решение.
- Билл, все было просто ужасно. Она сказала, что ты умираешь, и я ей поверила. Оставалось либо ничего не делать и дожидаться Кельвина… а я, между прочим, не знаю, чем бы он сумел тебе помочь без всяких медикаментов… тогда она сказала, что уничтожит микробов, и мне показалось вполне разумным…
Билл тронул ее за колено. Рука его была холодна, но уже не тряслась.
- Ты сделала то, что надо, - сказал он. - Вот увидишь. Через неделю я уже встану на ноги.
Близился вечер - а близился он, как всегда, с мучительной монотонностью. Сирокко вдруг поняла, что кто-то трясет ее за плечо - и стремительно заморгала.
- Прилетели твои друзья, - сообщил ей Фокстрот.
- Там тот самый небесный гигант, которого мы уже видели, - добавила Колыбельная. - А они у него на борту.
- Друзья?
- Да. Ваш лекарь и еще двое.
- Двое… - Сирокко вскочила на ноги. - Двое! А вы про них уже что-нибудь знаете? С одной все ясно. А кто еще? Вроде нее - или мужчина, как мой друг Билл?
Лекарша нахмурилась.
- Я в замешательстве. Честно говоря, я не знаю, кто из вас мужчина, а кто женщина, раз вы скрываете половые органы за полосками тканей.
- Билл мужчина, а мы с Габи женщины. Я тебе потом все объясню. Так кто же там на небесном гиганте?
Колыбельная пожала плечами.
- Гигант не сказал. Он ваш пол не лучше меня различает.
Свистолет завис над фургоном и колонной титанид, которые остановились, чтобы дождаться выброски. Расцвел парашют с темной фигурой на стропах. Кажется, Кельвин. Точно Кельвин.
Пока Кельвин плыл вниз, в небе раскрылся еще парашют - и Сирокко силилась разглядеть, кто же под ним. Странно. Кто-то очень крупный. Затем раскрылся третий парашют. И четвертый.
В небе расцвел добрый десяток парашютов, прежде чем под одним из них Сирокко высмотрела Джина. Под другими, разумеется, висели титаниды.
- Эй, да ведь это Джин! - завопила Габи. Она, вместе с Фокстротом и Кларнетом, стояла чуть поодаль. А Сирокко осталась в фургоне. - Интересно, а Апрель…
- Ангелы! Ангелы атакуют! Стройся!
Даже не крик - дикое верещание. Хлещущий ненавистью, голос титаниды вдруг потерял всю свою музыкальность. Сирокко даже дара речи лишилась, немо наблюдая за тем, как Колыбельная, склонившись над экраном радара, выкрикивает приказы. Лицо титаниды перекосилось, все мысли о Билле вылетели из головы.
- Что происходит? - начала было Сирокко - но тут же резко пригнулась, когда Колыбельная махнула прямо через нее.
- Ложись, двуногая! И не ввязывайся!
Сирокко взглянула в небо - а все небо кишело крыльями.