- Преимущество плазменного оружия в том, что современные средства обнаружения против него бессильны. Выглядит это так: в верхних слоях атмосферы начинает скапливаться мощнейший заряд электричества. Наблюдатели фиксируют образование грозового фронта, и только. При этом энергия, которая затрачивается на создание плазмоида, на порядки меньше той энергии, которая выделяется в виде тепла и света при его разрушении. Проще говоря - вкладываем цент, получаем сто баксов. Смотрите, джентльмены!
Полковник пробежал пальцами по клавиатуре. На голубой сфере Земли над Восточной Европой появилось небольшое темное пятнышко.
В другой части экрана возник город - широкие проспекты, зеленые парки, церкви, не похожие ни на протестантские храмы, ни на католические соборы. Над их золотыми маковками небо наливалось густо-фиолетовым цветом.
- Образование плазмоида над Москвой, - пояснил полковник Батчер.
Прошло несколько минут, и из нависшей над городом грозовой тучи ударил ослепительный луч белого света, в котором исчезли дома, машины, парки и люди. Город, на мгновение ставший просвечивающим насквозь призраком себя самого, превратился в гору сожженных руин.
- Вот что такое оружие HAARP, - в голосе полковника звучала гордость. - Теперь вы понимаете, почему я встревожен тем, что кто-то мог добраться до наших секретов? А если это были проклятые русские?
- Кстати, а почему у вас на компьютере смоделировано именно уничтожение Москвы? - спросил Буч. - Мы же вроде бы теперь друзья?
Полковник жестко усмехнулся.
- Это государственная тайна, но раз у вас высший уровень допуска, я скажу вам. В Пентагоне разработан сверхсекретный план "Гоморра", который предусматривает уничтожение Москвы, Пекина и Тегерана - в течение всего лишь получаса! Таким образом, в случае необходимости мы выбиваем зубы сразу трем государствам, которые теоретически могут бросить нам вызов. Одна показательная порка - и больше никто на планете не посмеет посягать на лидерство Соединенных Штатов Америки!
Буч посмотрел на экран, на котором по-прежнему дымились развалины Москвы.
- Скажите, полковник, а этот план "Гоморра"… у вас есть к нему доступ?
- Разумеется, - кивнул Батчер. - Мы постоянно проводим контрольные тесты, моделируем различные ситуации, испытываем новые методики… Но он отлично защищен. Доктор Харрис специально следил за этим. Уж не хотите ли вы сказать?..
- Вот именно, - сказал Маккормик. - Вот именно.
Глава 10. It’s a Sin
Подмосковье, июль 2011
"Мне нужно подумать, - сказал себе Гумилев, глядя на удаляющуюся спину американца. - Просто спокойно посидеть и проанализировать ситуацию. Почему Беленин так хотел, чтобы я приехал на этот дурацкий прием? Потому что его просили об этом очень серьезные люди. Вряд ли под "очень серьезными людьми" Беленин имел в виду Уткина и Кальмарова. Значит, это была личная просьба советника Брауна. Но почему на визите к Беленину настаивала Катарина?"
Если Катарина получала инструкции непосредственно от Марии фон Белов, это могло означать лишь одно: прятавшийся во льдах Арктики Четвертый Рейх каким-то образом поддерживал отношения с Вашингтоном. Это выглядело безумием, но другого объяснения сегодняшней встрече Андрей не находил.
"Нет, - думал он, - этого не может быть. Американцы не станут иметь дело с выжившими из ума потомками нацистов. Хотя… если это по каким-то причинам им выгодно… Приютили же они у себя Вернера фон Брауна, закрыв глаза на его эсэсовское прошлое…
Стоп, - сказал он себе. - Почему я так уверен, что Катарина выполняет указания одной только Марии фон Белов? Кто может поручиться, что не существует некоей неизвестной мне силы, которая использует ее, чтобы управлять мной, как марионеткой?"
Да, это было возможно. Гумилев до сих пор не знал, какой канал связи Катарина использует для получения своих инструкций. Впрочем, именно сегодня у него был шанс раскрыть эту тайну.
Две недели назад Гумилев получил отчет от руководителя одной из лабораторий, разрабатывавших технологические новинки по заказам силовых структур. В отчете шла речь о создании миниатюрных передатчиков, которые фактически заменяли собой службу наружного наблюдения. Эти электронные "жучки" не только отслеживали все перемещения объекта, за которым велась слежка, передавая данные на спутник, но и транслировали все звуки в радиусе пяти метров. Оперативникам оставалось лишь глядеть на монитор и регулировать чувствительность микрофона.
Разработка получила кодовое название "клещ"; эксперты, чьи мнения приводились в отчете, прочили ей большое будущее.
Разумеется, подобная техника уже давно входила в арсенал спецслужб многих стран, однако "клещ" обладал двумя оригинальными достоинствами. Во-первых, в отличие от большинства "жучков", непрерывно передающих информацию в эфир, он оцифровывал данные и "выстреливал" их сжатыми пакетами, благодаря чему его было почти невозможно засечь специальными сканерами - такими, например, которыми пользовалась Катарина, проверяя машину Андрея. Во-вторых, "клещ" был чрезвычайно мал - размером с маленькую горошину. Будучи активированным, он начинал выделять липкую бесцветную жидкость, намертво приклеивающую его к любой ткани, металлу или коже.
Изучив отчет, Гумилев убрал его в сейф и некоторое время сидел, глядя на раскинувшийся за панорамным окном кабинета город. Когда-то он представлял себя пилотом звездолета, рвущегося к далеким мирам. Теперь рубка космического корабля превратилась в камеру с невидимыми, но от того не менее грозными тюремщиками. Андрей был уверен, что все его телефоны прослушиваются. Катарина несколько раз была у него в кабинете; кто знает, какую аппаратуру она здесь установила? Конечно, Гумилеву достаточно было отдать приказ верному Саничу, и все микрофоны и камеры были бы тут же найдены и уничтожены, но Катарина уже давно предупредила Андрея, что любые его попытки избавиться от наблюдения немедленно скажутся на Марусе и Марго.
Это случилось на третий месяц их странной совместной жизни. Гумилев обнаружил в своем домашнем компьютере программу-шпион, копирующую все, что он набирал на клавиатуре. Программа была хорошо спрятана и надежно защищена, но Андрей сумел расколоть ее и стереть с жесткого диска.
Спустя три дня Катарина принесла ему магнитофонную кассету. Старую кассету AGFA - Андрей последний раз видел такие еще в девяностых. Слушать ее было не на чем, и Гумилеву пришлось заказывать на интернет-барахолке антикварный магнитофон "Шарп".
На кассете была десятиминутная запись, но Андрей не нашел в себе сил дослушать ее до конца.
Запись представляла собой мешанину случайных звуков - металлического звяканья каких-то инструментов, приглушенных голосов, бубнивших что-то по-немецки, стука тяжелых предметов, которые кто-то куда-то тащил. На фоне этих звуков на кассете были записаны крики. Кричала женщина - так кричат от ужаса или дикой боли. Андрей узнал ее голос. Это была Марго.
- Это предупреждение, - сказала Катарина, когда он, белый, как бумага, вошел в ее комнату с кассетой в руках. - Твоей подруге не причинили никакого вреда. Но если ты еще раз сделаешь что-то, что помешает мне наблюдать за тобой, ей отрежут большие пальцы на руках. Я не могу тебе ничего запрещать, но, если ты не уступишь, винить тебе придется только себя самого.
И Андрей уступил.
С тех пор он не предпринимал попыток избавиться от недреманного ока Катарины. Смирился с тем, что все, о чем он договаривался со своими партнерами по бизнесу, становилось известно его надсмотрщице. Разговаривая по телефону, автоматически делал поправку на то, что каждое его слово услышит Катарина, а возможно, и Мария фон Белов. В конце концов Гумилев привык жить в стеклянном доме и не позволял себе ничего, за что пришлось бы расплачиваться Марусе или Марго.
Но сейчас он почти решился на мятеж.
Женщина, скрывавшаяся под личиной Марго, контролировала многое, но была не в силах уследить за всем. Корпоративную документацию она отслеживать не могла: слишком велик был объем. То, что приходило Андрею на почту, она, разумеется, читала, но отчет о "клеще" не уходил в локальную сеть и существовал только в виде файла на компьютере руководителя лаборатории и в распечатке, лежавшей у Гумилева в сейфе.
Тем вечером Андрей засиделся на работе допоздна. Когда последние сотрудники покинули здание, он спустился на восемнадцатый этаж, где располагалась лаборатория спецтехники, и открыл ее своим универсальным ключом.
"Клещи", похожие на крошечные оливки, лежали в прозрачных пластиковых сотах. Опытная партия насчитывала двести пятьдесят устройств, и Гумилев надеялся, что пропажу одного "клеща" обнаружат не сразу. Он поддел ногтем одну "оливку" и положил на ее место шарик из зеленого пластилина. Набор для художественной лепки он давным-давно купил Марусе, да так и забыл у себя в кабинете. Теперь пластилин пригодился.
Гумилев, конечно, понимал, что камеры, стоявшие в здании на каждом шагу, зафиксировали подмену. Но эту проблему решить не составляло труда - верный Санич без лишних вопросов уничтожит запись, достаточно лишь намекнуть.
Оставалось еще решить вопрос с приемником. Для работы с "клещом" требовался мощный ресивер с компьютером, способным расшифровывать пакеты сигналов. Таких приемников, как указывалось в отчете, было собрано всего три, и пропажа одного из них явно не прошла бы незамеченной.
На следующий день Андрей вызвал к себе Санича. Робокоп, как называли за глаза начальника службы безопасности компании, явился в ту же минуту, словно специально дежурил в приемной. Высокий полноватый блондин с добродушным, слегка одутловатым лицом, Санич был отставным офицером спецназа ГРУ. Он побывал во многих горячих точках, получил немало наград и еще больше ранений, а со второй чеченской войны вернулся инвалидом. Кто-то из знакомых рассказал о судьбе героического офицера Гумилеву, и Андрей, уважавший людей его профессии, предложил Саничу пройти ряд экспериментальных операций в клинике корпорации. Олегу заменили титановыми протезами несколько поврежденных костей, поставили сервопривод на искалеченную левую руку, имплантировали искусственную почку вместо пробитой пулей чеченского снайпера и провели еще с десяток операций, превративших его в настоящего киборга. Вновь почувствовавший себя молодым и сильным, Санич пришел к Гумилеву и заявил, что поскольку он обязан ему своей второй жизнью, то эта жизнь отныне принадлежит Андрею. Гумилев взял Олега на работу - сначала консультантом по безопасности, а потом, увидев, что отставной спецназовец не только предан, но и крайне толков, сделал его начальником службы безопасности компании.
- Что там у нас с вертолетной площадкой? - спросил он, когда Санич вошел в его кабинет.
Олег удивился.
- А что с ней может быть, Андрей Львович? Все в порядке.
Гумилев едва заметно подмигнул ему.
- А мне пилоты жаловались, что с освещением проблемы. Что скажешь?
Санич, уловив намек, пожал широкими плечами.
- Да что там говорить, Андрей Львович. Давайте поднимемся да и посмотрим.
- Дай только мне свою куртку, - барственным тоном приказал Гумилев. - Там такой ветер на крыше - хуже, чем в Арктике.
Он надеялся, что это прозвучало правдоподобно.
На крыше действительно гулял ветер, но здесь, по крайней мере, точно не было подслушивающих устройств.
- Вот что, Олег, - наклонившись к самому уху Санича, сказал Гумилев. - Пошли толковых техников в лабораторию к Арзуманяну, пусть разберутся, что за ресивер он там собрал для своих шпионских игрушек. Скажешь, что твоей службе такой нужен.
- Понял, Андрей Львович, - кивнул Робокоп. - Как вам его передать?
- Да никак. Оставишь у себя в кабинете. Я сам к тебе, когда нужно будет, заеду и заберу.
- Сделаем, - сказал Санич, и Гумилев перестал думать об этой проблеме. Когда Робокоп говорил "сделаем", единственным форс-мажором, который мог помешать ему выполнить обещанное, был конец света.
И вот ресивер, собранный по схеме Арзуманяна, уже две недели стоит в кабинете Санича, а бусинка "клеща" без дела болтается в пузырьке с валидолом, который Андрей все время носит с собой - после возвращения из Арктики у него стало прихватывать сердце. А Гумилев все никак не может выбрать подходящий момент, чтобы воспользоваться этой супертехникой и раскрыть наконец тайну Катарины.
"Сегодня, - решил он, нащупав в кармане пузырек с валидолом. - Сегодня самый подходящий для этого момент. Катарина наверняка обязана доложить своим хозяевам о том, что я выполнил их приказ и вошел в число заговорщиков. И вряд ли она станет с этим тянуть. Если я сумею незаметно посадить ей "клеща", то уже завтра узнаю, каким образом она получает инструкции и передает свои донесения".
Он вдруг почувствовал азарт - давно забытое ощущение, из тех времен, что предшествовали катастрофе "Земли-2" и плену на базе "Туле". Надпочечники выплеснули в кровь дозу адреналина, и черно-белый, выцветший мир вокруг вновь заиграл яркими красками.
"Сейчас нужно позвонить ей, - сказал он себе, - спокойно спуститься вниз и рассказать о встрече в библиотеке. Затем выпить по бокалу шампанского за состоявшуюся сделку… и незаметно прикрепить "клеща"… вот только куда?"
Платье? Самый простой вариант, но что, если Катарина отправится на встречу со связником не сразу, а заедет домой и переоденется? Сумочка? Она с ней почти никогда не расстается, но зато тщательно проверяет. Туфли? Катарина меняет их чаще, чем носовые платки. Нет, похоже, что сумочка - единственный надежный вариант, только нужно каким-то образом спрятать "клеща" под подкладку.
Размышляя таким образом, Андрей медленно шел по коридору, уводящему от библиотеки в западное крыло дома. Веселье внизу было в самом разгаре: с первого этажа доносились звуки музыки, смех гостей и звон бокалов. Здесь же, наверху, не было ни души: Беленин позаботился о том, чтобы встреча заговорщиков прошла вдалеке от посторонних глаз и ушей.
Вдруг перед ним, как чертик из табакерки, вырос ражий молодец в белой косоворотке, двойник Валентина с парковки.
- Заблудились, милостивый государь? Позвольте проводить в залу.
Молодец улыбался во все тридцать два зуба, но что-то в его лице подсказывало Андрею: он здесь вовсе не для того, чтобы указывать дорогу заблудившимся гостям. Точно такие же молодцы дежурили на лестнице, по которой Гумилев поднимался в библиотеку.
- Арктика, - наудачу сказал Андрей, но парень, не переставая улыбаться, покачал головой.
- Это не здесь, милостивый государь, а там, откуда вы изволили прийти.
"Похоже, здесь еще какое-то тайное собрание, - подумал Гумилев, - и на него меня не пригласили. Ну и ладно, хватит с меня этих тайн мадридского двора…"
- Позвольте проводить, - настойчиво повторил охранник.
- Не утруждайся, - холодно сказал Андрей. - Я и сам найду дорогу.
Он повернулся и пошел назад. Но, дойдя до лестницы, неожиданно для самого себя не стал спускаться на первый этаж, а поднялся на третий.
Это был не полноценный этаж, а скорее, мансарда под скошенной крышей. Здесь стояло два бильярдных стола - для русского бильярда и для пула, - кожаный диван и три высоких кресла. Между креслами располагался низкий курительный столик с тяжелыми медными пепельницами. В углу был оборудован американский бар - обитая металлом стойка и деревянные стеллажи, заставленные разноцветными бутылками.
Народу здесь было совсем немного. Трое пожилых кавказцев сидели в креслах, куря ароматные сигары, смутно знакомый Гумилеву патлатый молодой человек в огромных очках - кажется, модный диджей - играл на бильярде с модным дизайнером Сашей Пигаль, за стойкой протирал бокалы белоснежным полотенцем лысоватый бармен в футболке с портретом Шекспира. Перед ним, спиной к Андрею, на высоком барном табурете сидела девушка в сильно декольтированном сзади черном платье.
"Мне не помешал бы глоток виски", - подумал Гумилев и направился к стойке.
- Виски? - спросил бармен, прежде чем Андрей успел открыть рот.
- Двойной "Гленфиддик" со льдом. Как вы догадались?
Лысоватый пожал мощными плечами.
- Двадцать лет за стойкой. Десять тысяч клиентов. Я почти телепат - правда, только в своей области.
Он бросил в бокал льда и плеснул туда темно-коричневого напитка.
- А почему Шекспир? - поинтересовался Андрей, кивая на футболку.
- Актуально, - ответил бармен. - Two beer or no two beer - вот это, я понимаю, поэзия.
- Этой шутке уже лет двести, - неожиданно сказала девушка.
Андрей обернулся к ней. Она была красивая, с короткими черными волосами и ярко-голубыми глазами. Чуть вздернутый носик, высокие скулы, маленькие белоснежные зубы. Загорелая. Чем-то она неуловимо напомнила ему Еву, какой та была в первый год их знакомства.
- Две вещи терпеть не могу, - продолжала она, обращаясь к бокалу с мартини, - храпящих мужчин и бородатые анекдоты. Убила бы, честное слово.
Андрей понял, что она здорово пьяна. Обычно он не заводил бесед с женщинами в таком состоянии, но в этой девушке было что-то загадочное.
- Храпящих мужчин вы тоже убиваете? - спросил он, смакуя "Гленфиддик".
Она пожала плечами.
- Я с ними не сплю.
- А если это выясняется уже позже?
- Предпочитаю выяснять все заранее. Вот ты, например, храпишь?
Андрей усмехнулся.
- Представьте, нет.
- Все равно без шансов. - Она скорчила гримаску и сделала большой глоток мартини.
- Почему?
- Ты не в моем вкусе. Слишком похож на Стэтхэма, а я не люблю брутальных мужчин.
- Предпочитаете таких, как этот? - Гумилев показал на патлатого диджея.
Девушка сморщила носик.
- Он же педик, ты что, не знал? Нет, я предпочитаю азиатов. Японцев, китайцев, индусов. О, индусы! - Она закатила глаза и провела по полным губам острым розовым язычком. - Я от них млею…
Андрею почему-то вспомнился высокий индус из Сингапура. Странный предмет в виде паука, попытка похищения Евы и Маруси…
Внезапно ему до боли захотелось вернуться туда, в 2008 год, в Сингапур, на колесо обозрения, в то благословенное время, когда они все еще были вместе. И одновременно Андрей понял, что хочет сидящую рядом с ним девушку. Хочет безумно, как давно уже никого не хотел.
- Как вас зовут? - спросил он, откровенно разглядывая брюнетку.
Она усмехнулась.
- Син. - Еще один глоток мартини, и ее бокал опустел. - Зови меня Син.
- Что за странное имя?
- По-английски sin - это грех. А грех - это моя вторая натура. И еще мне очень нравится Сингапур.
Гумилев вздрогнул. Бармен, угадывающий желания клиентов, - это еще ладно. Но откуда она могла знать, что он только что думал о Сингапуре?
- Ты часто там бываешь? - спросил он, неожиданно для себя переходя на "ты".
- Регулярно. - Она подвинула пустой бокал бармену. - Повтори, будь добр.
- Конечно. - Бармен быстро смешал ей еще один коктейль. К удивлению Андрея, девушка пила не просто мартини, а водкатини - кроме льда, вермута и апельсинового сока бармен добавил в бокал еще пятьдесят граммов "Абсолюта".