"Он что-то недоговаривает!" - решил Бунин.
- Но если за тоннелем ведется наблюдение, как же меня пропустят к башне?
На этот раз Чен не стал медлить с ответом.
- За вами будет погоня. Когда Ева увидит, что вам угрожает реальная опасность, она впустит вас внутрь.
- А если нет? Что тогда?
- В этом случае вам снова придется насладиться гостеприимством наших друзей.
Бунину отчетливо представился рыбный трюм, и его передернуло.
- Вы загоняете меня в угол, Чен.
- Что поделаешь, - китаец пожал плечами, - ставки в этой игре слишком высоки. Мы должны любой ценой получить доступ в башню. Поможете нам в этом - получите все, о чем могли только мечтать. В Черной башне хранятся сотни предметов, а может быть, тысячи…
- Откуда такая уверенность? - осведомился Бунин. - Вы же сами сказали, что немцы не могут зайти внутрь.
- Это не значит, что они не знают, что там находится.
Чен посмотрел на часы.
- Нам пора. Через десять минут вы должны бежать из медицинского центра, а путь туда неблизкий.
И Степан Бунин на нетвердых, дрожащих от слабости ногах покорно пошел за ним.
На этот раз он зорко подмечал все детали - лампы в коридорах были очень старые и, судя по всему, химические, стены выглядели так, будто их обрабатывали лишь частично - в некоторых местах это были просто каменные плоскости с глубокими шрамами, оставленными горнопроходческим оборудованием. Бунин приложил руку к стене - камень под ладонью был теплым.
- На какой мы глубине? - спросил он у идущего впереди китайца.
- Примерно двести метров под уровнем моря, - ответил тот, не оборачиваясь. - Это, конечно, не дно - просто склон огромной горы. Пальцы Бунина сомкнулись на рукоятке пистолета. Взять да и шарахнуть проклятого узкоглазого рукояткой по затылку - чего проще? И сбежать, затеряться в этих подземных коридорах…
Нет, не получится. Во-первых, не хватит сил - профессор едва держался на ногах и отдавал себе отчет в том, что Чен обезоружит его быстрее, чем он успеет замахнуться. Во-вторых, даже если он и вырубит китайца, то в темных туннелях наверняка заблудится и умрет с голоду.
Китаец наверняка давно уже просчитал все варианты - потому и шел впереди, совершенно не опасаясь вооруженного пистолетом Бунина. Профессор заметил, что Чен ориентировался в коридорах базы так, будто прожил на ней всю жизнь.
- Ну, вот мы и пришли, - сказал он, останавливаясь перед врезанной в толщу камня металлической дверью. - Это вход в туннель. На всякий случай имейте в виду - вы спустились к нему вот оттуда.
Бунин посмотрел в ту сторону и увидел уходящую в темноту лестницу.
- Там медотсек?
- Совершенно верно. По туннелю вам предстоит пройти около километра. Торопитесь - погоню за вами вышлют минут через пятнадцать.
- Что ж, надеюсь, меня все-таки впустят.
- Это в ваших интересах, Степан Борисович. И помните - если вы поможете нашим друзьям войти в башню, в награду можете требовать все что угодно. - Чен помедлил и неожиданно улыбнулся. - А голову вашего старого друга Гумилева вы получите бесплатно. В качестве бонуса.
Сирена включилась, когда считавший шаги Бунин дошел до пятисот пятидесяти двух. Ничего себе пятнадцать минут! Профессор вытащил из кармана пистолет, дослал патрон в патронник и, постоянно оборачиваясь на бегу, заспешил дальше.
Свет в туннеле был тусклым и отливал багровым. Пол уходил вниз под небольшим углом, подошвы скользили по нему, и несколько раз Бунину приходилось хвататься за стену, чтобы не упасть. Сирена за спиной выла все истошнее, но никаких признаков ворот профессор не видел.
Наконец туннель расширился до размеров небольшого зала. Здесь было почти темно - открывшееся пространство освещали всего две тусклые желтые лампы. Перед Буниным была сплошная скальная стена, без каких-либо признаков ворот, дверей или хотя бы лаза.
Бунин, глотая сухой застоявшийся воздух, прислонился спиной к каменной поверхности, держа пистолет стволом кверху. "Интересно, - подумал он, - те, кто идут за мной, в туннеле? И могу ли я стрелять по ним для большей достоверности? И что со мной сделают потом, когда схватят? Убьют сразу или действительно отдадут в медотсек на опыты?"
Сирена вдруг смолкла, и в мгновенно наступившей тишине Бунин услышал далекий шорох шагов. Кто-то шел по его следам.
- Помогите! - приглушенно позвал профессор. - Помогите, кто-нибудь!
Ответа не последовало.
"Я один, - холодея от ужаса, подумал Бунин. - Проклятый Чен опять обманул меня! Никакой башни здесь нет, и ворот здесь нет тоже! Но зачем, зачем ему было меня так подставлять? Хотел избавиться от свидетеля - так проще всего было оставить меня гнить в рыбном трюме!"
Он побежал вдоль стены, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь лазейку или щель.
- Помогите! - взывал он. - На помощь! Они идут за мной! Они хотят забрать меня к себе! Ева! Впусти меня! Ева!
Тишина. Только звук шагов, доносившийся из туннеля, стал чуть громче.
"Буду стрелять, - неожиданно для себя решил профессор. - Хоть кого-нибудь, да убью, а последнюю пулю оставлю для себя. Больше они меня не получат!"
Он затравленно огляделся в поисках какого-нибудь укрытия. Его внимание привлек выступ скалы, похожей на дорическую колонну, - за ним можно было спрятаться и подождать, пока преследователи подойдут на расстояние прицельного выстрела. Охая и постанывая, Бунин примостился за выступом, став коленями на твердый неровный камень. Сразу же заболели колени.
В падающем из туннеля тусклом свете заколебались чьи-то огромные тени. Одна, две, три - с каждой новой тенью Бунину становилось все страшнее. Он поднял пистолет и оперся локтем о камень, чтобы не дрожала рука.
"Я выстрелю, - подумал он, - обязательно выстрелю. У меня преимущество - я их вижу, а они меня нет…"
Впрочем, он прекрасно понимал, что это преимущество закончится в тот же миг, когда он сделает первый выстрел. Как понимал и то, что его преследователи вряд ли войдут в зал, не приняв мер предосторожности.
Что-то вылетело из жерла туннеля и поскакало по камням, крутясь, как волчок. Из боков волчка с шипением вырвались две струи белого дыма, который мгновенно заполнил собой весь зал. Бунин почувствовал, как у него сначала запершило в горле, потом заслезились глаза. Через несколько секунд его скрутил такой приступ кашля, что он даже забыл о том, что держит в руке пистолет.
Две неуклюжие фигуры с большими головами, украшенными толстыми хоботами, бросились к нему из туннеля.
Бунин зачем-то вскочил на ноги и прижался к стене, дрожа, как заяц. Кашель душил его. Фигуры были уже совсем близко. Он выставил вперед правую руку и несколько раз нажал на спусковой крючок.
Гром выстрелов оглушил его. Преследователи синхронно прыгнули в разные стороны и покатились по камням. "Не попал!" - с отчаянием подумал Бунин, и в этот момент кто-то сильно схватил его за плечо.
Он начал поворачиваться, но человек, подкравшийся сзади, зажал его шею в стальной захват и вывернул руку с пистолетом. Потом профессора рывком бросили на колени и куда-то потащили. За спиной слышались отрывистые крики и команды на немецком.
В следующую секунду что-то сильно ударило его по затылку, и некоторое время Бунин видел перед собой лишь мелькающие золотые искры.
Когда мелькание прекратилось, а гул в голове слегка поутих, он обнаружил, что сидит на полу, прислонившись к стене. По бокам от него стояли две автоматчицы, направив на него свое оружие. А прямо над ним возвышался, скрестив руки на груди, проклятый китаец.
- Что же, Степан Борисович, эксперимент не удался, - сказал он. - Видимо, вы были недостаточно настойчивы.
Подумал и добавил:
- Или Ева Гумилева вас никогда не любила.
Глава 6. Светские львы
Москва, июль 2011
Они позавтракали в угрюмом молчании.
В большой гостиной, где когда-то собирались за столом многочисленные друзья Андрея и Евы, было гулко и пусто. На белоснежной скатерти холодно поблескивал голубоватый мейсенский фарфор. На тарелках - прозрачные, словно тонкий лед, ломтики осетрины, плачущий крупными слезами свежайший сыр, белый, только что испеченный в домашней печи хлеб. Ледяная минералка сверкала в хрустальных бокалах. Вся гамма слишком напоминала Андрею Арктику, и ел он без всякого аппетита.
Женщина, о которой он приучил себя думать как о Марго, напротив, ела много и охотно. Она не придерживалась никакой диеты и не высчитывала калории, как многие знакомые Гумилева. Лже-Марго, или Катарина (Андрей не был уверен, что это ее настоящее имя), серьезно занималась спортом - не просто ходила на фитнес подкачать ягодичные мышцы, а бегала по десять километров каждое утро, работала со штангой, остервенело лупила тяжеленный мешок с песком, упражнялась на гимнастических снарядах. В загородном доме Гумилева имелся большой и хорошо оборудованный спортзал, который сам Андрей посещал крайне нерегулярно. Катарина (или Марго) оттуда не вылезала. Она заставила Гумилева взять ей инструктора по дзюдо и тренировалась четыре раза в неделю. Но настоящей ее страстью были лошади.
Еще до злосчастной арктической экспедиции Андрей затеял строительство конюшни - ему хотелось, чтобы Маруся с ранних лет выучилась ездить верхом. Договорился о покупке породистых лошадей в Туркмении. Он собирался сделать дочери подарок на день рождения после возвращения с Северного полюса. Так и не успел…
Однако конюшня была выстроена, и двух красавцев-ахалтекинцев привезли в огромной грузовой фуре точно в назначенный срок. Вот только скакать на них довелось не Марусе, а Катарине.
Получалось у нее очень неплохо, а для новичка - просто великолепно. Инструктор по дзюдо, пожилой кореец из Ташкента, тоже удивлялся успехам своей подопечной, но там, по крайней мере, все могло объясняться подготовкой, полученной на базе "Туле", - насколько помнил Андрей, в нацистской Германии было очень популярно джиу-джитсу. А вот каким образом Катарина, никогда не видевшая лошадей, могла научиться верховой езде, оставалось для Андрея загадкой. Сначала он думал, что девушка родилась не в Арктике, а попала на базу "Туле" уже во взрослом возрасте, но эта версия оказалась ошибочной. Из случайно оброненных Катариной фраз, из ее нечастых воспоминаний, из наблюдений самого Андрея складывалась невероятная, даже фантастическая история девушки, всю жизнь прожившей в стране вечного льда.
Она ни разу не ответила на вопрос о том, сколько ей лет - наверняка меньше, чем настоящей Марго, но сколько именно - девятнадцать, двадцать два? - Андрей не знал. Во всяком случае, она приходилась внучкой той самой мерзкой старухе со шрамом, которая откуда-то знала его бабушку Катю. Родителей своих Катарина, видимо, не слишком любила - о них она почти не упоминала, а когда Гумилев однажды пошутил, уж не из пробирки ли она появилась, девушка вполне серьезно ответила: "Нет, не из пробирки, я одна из немногих детей в моем поколении, зачатых естественным путем". Но ни о матери, ни об отце не сказала ни слова.
Вероятно, с рождаемостью на базе "Туле" были проблемы. Однако Катарина никогда не вдавалась в детали, а от ответов на прямые вопросы Гумилева искусно уклонялась. Андрею удалось только выяснить, что молодежи на базе много, все проходят подготовку в рядах "Гитлерюгенда" - эта организация в точности сохранила свое название - и очень многие служат в военизированных отрядах. Еще одной загадкой было то, что Катарина, говоря о своем поколении, ни разу не назвала ни одного мужского имени. Создавалось впечатление, что ее окружали одни девушки. Про мужчин она упомянула дважды - первый раз это был некий "старик Хоссбах", который, как понял Андрей, служил кем-то вроде военного врача, а второй - "дедушка Ганс", умерший еще до рождения Катарины.
- У вас там что, нет мужчин? - спросил как-то Гумилев.
Катарина удивленно посмотрела на него:
- Почему же? Есть.
И все. Никаких пояснений. Как будто речь шла о вещах, само собой разумеющихся.
Поначалу Гумилева это раззадоривало - тогда он еще надеялся, что сможет перехитрить старую ведьму фон Белов, приручить молодую и глупенькую Катарину, вытянуть из нее необходимые сведения, подготовить неожиданную атаку на базу "Туле" и спасти Марусю, Марго и всех участников экспедиции, которых держали там в заложниках. Каким же глупцом он был! Ведь в какой-то момент он даже верил, что сумеет использовать свое мужское обаяние, чтобы влюбить в себя юную нацистку и сделать ее своим союзником…
Тогда он, пересиливая себя, разыгрывал пьесу под пошловатым названием "Внезапная страсть". Взял и увез Катарину в Париж. Для девушки, выросшей среди торосов и айсбергов, Эйфелева башня и "Мулен-Руж" были сказочно красивой легендой, не более. Он рассчитывал, что настоящий Париж ошеломит ее и сделает доступной добычей.
Как бы не так!
Париж действительно ошеломил Катарину, но не красотами Трокадеро и Латинского квартала. Больше всего ее поразило количество негров и арабов на улицах города.
- Я знала, что в Европе стало много иммигрантов-унтерменшей, - сказала она ему, когда они ужинали на террасе ресторанчика на Монмартре, - но не предполагала, что их. Это же катастрофа, Андрей! Скоро белых здесь будет меньше, чем цветных.
- Всего лишь историческая справедливость, - ответил тогда Гумилев. - Белая Европа несколько столетий эксплуатировала колонии в Африке и Азии. Теперь маятник качнулся в противоположную сторону.
Катарина посмотрела на него как на безумца.
- Ты хочешь, чтобы твои дети исповедовали ислам? Или, может быть, будешь спокойно смотреть, как на твою внучку наденут чадру? А если твою дочь изнасилует негр, что ты тогда скажешь?
Зря она это сказала. Гумилеву чудом удалось сохранить самообладание, но ни о какой внезапно разгоревшейся страсти речи уже быть не могло.
- Давай не будем говорить о моей дочери, - сказал он холодно. - Может быть, ты хочешь съездить в Берлин, посмотреть, каким стал твой Фатерлянд? Только предупреждаю сразу: в Германии сейчас живет три миллиона турок.
- Ну и что? - Катарина равнодушно пожала плечами. - Когда-то в Рейхе жило три миллиона евреев.
На следующий день они покинули Париж. Потом были еще Берлин, Рим и Вена, но все эти дни Андрея не покидало ощущение, что девушка, с которой он делил номер в отеле (они останавливались в огромных президентских сьютах, и необходимости делить еще и постель у них не возникало), - не земной человек, а инопланетянка. Представитель чуждой агрессивной цивилизации, осматривающий новые угодья для охоты. Или, может быть, инспектирующий города и страны, которые когда-то входили в империю его предков.
На мысль об инопланетном существе, фантастическом метаморфе, наводило Андрея ее чудесное перевоплощение в Марго. Если в их первую встречу, на базе "Туле", Катарина была высокой блондинкой с прозрачно-голубыми глазами, то, когда он увидел ее, придя в себя на борту ледокола "Россия", она походила на Марго как сестра-близнец. Ни Чилингаров, ни Кирсан, никто из прислуги, хорошо знавшей Маргариту Сафину, ни разу не заподозрили, что под ее личиной скрывается совсем другой человек.
- Пока ты спал, приезжал курьер, - нарушила молчание Катарина, намазав на хлеб сливочное масло и украсив получившийся бутерброд горкой красной икры. - Снова привез эти приглашения. По-моему, это моветон - присылать одни и те же приглашения дважды.
- Беленин не обучался правилам хорошего тона, - Андрей потянулся за бокалом с минеральной водой, - он прежде был каким-то комсомольским вожаком, кажется, в Казани. Ему просто очень нужно, чтобы я посетил этот его раут.
- Посетили, дорогой, - сладко улыбнулась Катарина.
- Ну, разумеется. Его секретарша звонила мне вчера раз двести.
- И что же?
- Вела войну с моей. Пыталась получить подтверждение, что мы приедем.
- Держу пари, твоя победила.
- Точно. - Андрей сделал глоток минеральной воды. Холодная, слишком холодная, как вода в той проклятой полынье… Он скривился и отставил бокал. - За это я ей и плачу деньги.
- Шутки шутками, - сказала Катарина, вмиг посерьезнев, - а это действительно будет очень важный вечер. Тебе предстоит встретиться с влиятельными людьми, дорогой.
За два года он уже привык к тому, что если она начинает говорить таким тоном, то это не просто пожелания, а. Исходящие, возможно, от самой чертовой бабушки Марии фон Белов. Инструкции, неукоснительное выполнение которых было залогом жизни и здоровья Маруси и Марго - Марго.
Андрей до сих пор не знал, каким образом Катарина связывается с базой "Туле". Когда их вытащили спасатели Чилингарова, на девушке не было ничего, кроме оранжевого комбинезона. Насколько мог судить сам Андрей, обследовавший ее комнаты в то время, как Катарина бегала кросс или занималась верховой ездой, никакого передатчика у нее не было. С другой стороны, время от времени у нее появлялись различные шпионские девайсы, наподобие коммуникатора, с помощью которого она проверяла "Мерседес" Андрея на предмет жучков ФСБ.
Откуда она их получала, Гумилев так и не сумел выяснить.
И главное - инструкции. Четкие указания - с кем ему следует встретиться, какие бумаги подписать, сколько денег и на какие счета перевести.
Первый раз это случилось через два месяца после их чудесного "спасения". Их - всех пятерых - долго держали в ведомственном госпитале МЧС, куда к ним - точнее, к Гумилеву и Илюмжинову - приезжал лично Шойгу, интересовался историей экспедиции, судьбой "Земли-2" - и куда потом вместо министра стали наведываться следователи из ведомства Бастрыкина. Допросы (из уважения к высокому рангу допрашиваемых их предпочитали называть беседами) следовали за допросами, а когда их выписали из госпиталя, начались настоящие хождения по мукам. Проверки на полиграфе, вызовы на заседания каких-то строго засекреченных правительственных комиссий, жесткие разговоры в высоких кабинетах. В версию гибели "Земли-2" от торпед американской подводной лодки не то чтобы не верили - боялись поверить: это грозило дипломатическим скандалом, охлаждением отношений, бесславным концом "перезагрузки". Но и не поверить было сложно - помимо пятерых уцелевших участников экспедиции, эту версию подтверждал и майор Громов, чей вертолет подбили во льдах одетые в камуфляж бойцы, в которых он уверенно опознал "морских котиков" - спецназ американского ВМФ. На размышления наводили и повреждения, обнаруженные у подбитого вертолета, - они выглядели так, будто по летающей машине стреляли из неизвестного нашим военным оружия. После нескольких месяцев напряженной работы эксперты заявили, что, возможно, это было нечто вроде электрической пушки, с огромной скоростью стреляющей крошечными металлическими шариками. Очередь, выпущенная из этого оружия, прошла сквозь пол кабины, как раскаленный нож сквозь масло, и рассекла лопасти винта К-17, сделанные из легированной стали.