- Это, наверное, крысы, - сказал Бенсингтон.
- Обязательно! - подтвердил Коссар, грызя ногти. Краткая пауза.
Два выстрела, один за другим, затем громкий, отчаянный крик, еще три выстрела и треск сучьев в лесу. Все эти звуки резко и отчетливо выступали среди ночной тишины.
Несколько мгновений - ничего, кроме смутного шума в стороне норы, затем опять отчаянный крик… Вся компания инстинктивно и полусознательно бросилась за ружьями к лесу, где были оставлены мешки с горючим материалом.
Тем временем послышались еще два выстрела.
Бенсингтон опомнился уже с ружьем в руках, пробираясь вслед за другими сквозь густой сосновый лес. Первою его мыслью в это время было довольно странное желание, чтобы кузина Джен могла видеть его в такой обстановке, хотя воинственность его была несколько испорчена гримасой, которую Бенсингтон должен был делать, чтобы очки не соскакивали с носа, да манерой его держать ружье за конец ствола, как простую палку.
Несколько минут спустя на шедшего впереди всех Коссара наткнулся один из часовых при крысиной норе. Он бежал сломя голову и без ружья.
- Стой! - воскликнул Коссар, хватая его за руки, - Что случилось?
- Они выскочили сразу все, - отвечал часовой.
- Крысы?
- Конечно, крысы. Целых шесть штук.
- А где же Флэк?
- Флэк упал.
- Что, что? В чем дело? - спросил подоспевший Бенсингтон.
- Да вот крысы выскочили все зараз, а Флэк упал.
- Как упал?
- Так и упал. Я выстрелил из двух стволов, а Флэк тоже стрелял и потом упал.
- Вы его, значит, бросили?
- Но ведь крысы-то на нас кинулись.
- Идем! - воскликнул Коссар. - Вы тоже идите с нами. Покажите, где вы оставили Флэка.
Вся партия тронулась вперед, и сбежавший со своего поста часовой продолжал по дороге передавать товарищам подробности происшествия.
- Где же теперь крысы?
- Должно быть, ушли назад, в нору. Когда я побежал, они бросились к норе.
- Как же так! Вы, стало быть, их преследовали?
- Мы сидели около норы. Увидав, что они выходят, мы, знаете ли, попробовали преградить им путь. Они ведь выпрыгивали совсем как кролики. Мы выстрелили. Они разбежались было сначала, а потом бросились на нас…
- Сколько же их было?
- Шесть или семь.
Коссар, дойдя до опушки леса, остановился.
- Что же они, съели, что ли, Флэка? - спросил кто-то.
- Одна крыса сидела уже на нем.
- Что же вы не стреляли?
- Как же можно было стрелять, когда Флэк лежал под крысой?
- Ружья заряжены? - отрывисто спросил Коссар, не оборачиваясь.
Все кивнули утвердительно.
- Но как же Флэк… - произнес кто-то.
- Можно ли стрелять, когда Флэк… - подтвердил другой.
- Надо его найти, - сказал Редвуд.
- Времени терять нельзя, - сказал Коссар и затем крикнул: - Флэк!
Весь отряд гуськом двинулся по направлению к норе, убежавший часовой немного позади других. Проходя через разросшийся хмель, товарищи наткнулись на труп крысы. Около него они выстроились в боевой порядок, в одну слегка изогнутую линию, а затем взяли ружья "на руку" и стали пристально вглядываться. Ружье, брошенное бежавшим часовым, было поднято кем-то тут же.
- Флэк! - кричал Коссар. - Флэк!
- Он отступил за крапиву и там упал, - отозвался бежавший часовой.
- Где, в каком месте?
- Да вон там.
- Где же именно?
Часовой поколебался немного, осматриваясь вокруг, а потом повел всю компанию влево, но проведя несколько шагов, вновь остановился, огляделся и сказал:
- Здесь, кажется.
- Так ведь теперь его нет здесь.
- Нет.
- Даже и ружья нет.
- Не утащили ли они его в нору?
- А ружье как же?
- Ах, черт возьми! - воскликнул Коссар. - Куда же он девался?
Затем, пройдя несколько шагов по направлению к холму, в котором находилась нора, он вновь остановился и выругался.
- Что, если они в самом деле его утащили?..
Вся компания стояла в глубоком раздумье. Очки Бенсингтона блестели, когда он поворачивал голову из стороны в сторону. Лица присутствующих то ярко освещались луною, то скрывались во мраке, в зависимости от того, куда они оборачивались. Все пробовали заговаривать, но никто не кончал начатой фразы. Вдруг Коссар перешел к лихорадочной деятельности, начал суетиться и раздавать приказания. Прежде всего он велел принести экипажные фонари. Все бросились исполнять это приказание, кроме самого Коссара.
- Вы хотите лезть в нору? - спросил Редвуд, уходя.
- Обязательно! - отвечал Коссар.
Взяв один из фонарей, Бенсингтон первый стал возвращаться по тропинке мимо колодца. Взглянув в сторону, он увидел могучую фигуру Коссара уже перед самой норой.
"Как это мы могли оставить Коссара одного!" - подумал он, но тут же утешился, решив, что Коссар сумеет постоять за себя.
В ту же минуту около него раздался писк, и три крысы, выскочив из густой заросли хмеля, бросились на Коссара. Последний сначала их не заметил, а потом проявил изумительную энергию. Стрелять он не стал, потому, вероятно, что не успел прицелиться, а просто ударил первую из нападавших крыс прикладом по голове, причем она перевернулась вверх ногами и осталась недвижимой.
Фигура Коссара исчезла на минуту за кустами, а потом появилась вновь, энергично размахивая ружьем. Две оставшиеся в живых крысы крупными прыжками бросились к норе, а храбрый предводитель экспедиции последовал за ними.
Описанное выше произошло в течение нескольких секунд. Лунный свет при легком тумане, увеличивавшем размеры участников трагедии, которую мог наблюдать один только Бенсингтон, придавал всей сцене фантастический характер. Фигура Коссара по временам казалась громадной, а по временам совсем пропадала из вида. Крысы то прыгали гигантскими прыжками, то как бы плавно скользили по воздуху. Бенсингтон, издав слабый крик, бросился на помощь Коссару, но подоспел уже тогда, когда крысы скрылись в норе.
- Эге! - сказал Коссар совершенно спокойно, как будто бы ничего не случилось. - Вы уже вернулись? А где же фонарь? Крысы теперь все в норе. Я тут одной проломил голову. Где она? Да вон она лежит.
Бенсингтон молчал. Он был слишком взволнован для того, чтобы поддерживать разговор.
Между тем стали подходить и другие компаньоны с фонарями. Сначала вдали показалась яркая точка, бросающая желтоватый свет на траву и деревья, за нею следовала маленькая темная фигура, отбрасывающая большую тень назад, наконец, несколько таких фигурок стали сходиться и перекликаться. Чаще всего слышалось при этом имя Флэка.
- Он заперся на чердаке, - объяснил наконец кто-то.
Выслушав это сообщение, Коссар молча наклонился и полез в нору. На заднем плане сцены, освещенной теперь фонарями, торчали одни только его подошвы.
Полз он на четвереньках, таща за собою по обоим бокам два ружья, привязанные к ремню, который он держал в зубах. За ним пополз с фонарем в руке самый преданный из его друзей - маленький черноволосый человечек с серьезным лицом. Все это было проделано так ловко, поспешно и победоносно, что казалось сном, который видит сумасшедший. Раз крысы ползли в нору задом к Коссару, то они не могли принести ему никакого вреда, а если они повернутся к нему мордой, то он увидит их светящиеся глаза и сможет стрелять им прямо в лоб. Обязательно!.. Уйти они никуда не могут. Помощник Коссара запасся даже веревкой, чтобы вытаскивать из норы трупы крыс. Конец ее он взял с собою, а клубок велел держать одному из присутствовавших.
Обдумав и поняв все это, Бенсингтон вдруг заметил, что держит в руках шелковую шляпу Коссара. Как она у него очутилась?
У каждого из выходов норы поставили по фонарю, вокруг которых разместились охотники, причем один из них стоял на коленях, держа ружье наготове, чтобы стрелять в отверстие, если покажется крыса.
Наступило продолжительное ожидание, показавшееся бесконечным. Наконец в норе послышался первый выстрел Коссара, Все встрепенулись, затем, - бац! бац! бац! - посыпались выстрелы в выскочивших из отверстия крыс, и две из них оказались убитыми. Державший веревку почувствовал, что ее дергают.
- Должно быть, Коссар убил одну крысу в норе, - сказал Бенсингтон.
Веревка, при фантастическом освещении похожая на змею, поползла в отверстие, а затем остановилась. Опять несколько минут томительного ожидания. Наконец в отверстии появилось что-то, показавшееся Бенсингтону каким-то чудовищем, но при ближайшем рассмотрении это оказался помощник Коссара, маленький инженер, а вслед за ним показались сначала подошвы Коссара, а потом и его ярко освещенная фонарем спина.
Теперь оставалась в живых только одна крыса, скрывавшаяся в самом отдаленном уголке норы до тех пор, пока Коссар вновь туда не слазил и не убил ее. В конце концов этот бравый малый, превратившийся на время в хорька, прополз по всем ходам норы, чтобы убедиться, что там никого уже не осталось.
- Прикончил! - сказал он своим товарищам, водворившись окончательно в их среде. - Только, если бы у меня в голове был мозг вместо соломы, так мне следовало бы лезть туда голым. Обязательно! Пощупайте, Бенсингтон, если не противно: я весь промок от грязи и пота.
6
В течение этой богатой фантастическими приключениями ночи Бенсингтону неоднократно казалось, что он создан именно для таких приключений. Особенно ярко мысль эта блеснула в его мозгу после доброго стакана виски.
- Я не вернусь больше на Слэн-стрит! - конфиденциально заявил он высокому белому инженеру.
- Разве?
- Будьте уверены! - отвечал Бенсингтон, мрачно кивая головой.
Усилия, употребленные им при перетаскивании семи убитых крыс к погребальному костру, устроенному в крапиве, довели его, что называется, до седьмого пота и заставили опять прибегнуть к виски во избежание неминуемой простуды.
Перетащив крыс, вся компания собралась на кухне, чтобы передохнуть и подкрепиться, но через полчаса Коссар опять пригласил всех доканчивать начатое.
- Нужно все следы замести, - сказал он. - Обязательно! Ни шума, ни скандала! Прикончить все в одну ночь!
Решили разрушить ферму и сжечь все, что можно. Все мелкие деревянные постройки были сломаны, сложены в один костер посреди крапивы и покрыты вырубленным хмелем, на который взвалили трупы крыс и пропитали все это горючими веществами - парафином и керосином.
Бенсингтон работал с остервенением. Часа в два ночи, рубя топором хмель, он почувствовал такой прилив радостной энергии, что соседям пришлось держаться от него подальше. Потеря очков временно отрезвила ученого, но они скоро нашлись в заднем кармане его же собственного сюртука, хотя как они туда попали, и до сих пор никто не знает.
Вокруг него толпились мрачно озабоченные, энергичные люди. Коссар двигался среди них подобно демону разрушения.
Бенсингтон упивался тем чувством товарищества на жизнь и на смерть, которое совершенно незнакомо мирным горожанам, а служит исключительным достоянием солдат в военное время, разбойников при набеге, - вообще группы людей, соединившихся для опасного предприятия. Он не чувствовал усталости и ко всем окружающим относился с суровой нежностью.
- Жгите все! - командовал Коссар, расхаживая между работавшими. - С землей надо сравнять это крысиное гнездо!
При слабом свете утренней зари его массивная фигура с выдающейся челюстью и с пуком зажженного валежника в руке произвела на Бенсингтона очень сильное впечатление.
- Посторонитесь, - сказал кто-то ученому, дернув его за рукав.
Маленький красноватый огонек, показавшийся в одном месте при основании костра, стал быстро перебегать по сучьям и веткам, а затем вдруг весь костер вспыхнул ярким пламенем. Удушливый дым, треск горящих сучьев и целые потоки искр, осыпавших окрестность, заставили членов экспедиции захватить свои ружья и отойти подальше. Сзади всех медленно шел Коссар.
Одновременно с костром подожжен был и домик фермы. Издали все это представляло замечательно красивую картину, особенно когда из окон жилища Скиннеров показались языки пламени.
В тихом утреннем воздухе столб дыма поднялся на значительную высоту над лесом и привлек к себе внимание обывателей Хиклиброу, которые высыпали на холм в ночном одеянии и были вознаграждены за это не только зрелищем пожара, но и честью приветствовать усталых членов экспедиции, под предводительством Коссара, с ружьями на плечах торжественно выходивших из леса.
Бенсингтон впал в полусознательное состояние от усталости и шел совершенно машинально. В голове его проскальзывали обрывки мыслей. Взглянув назад, на огонь, он вдруг вспомнил чрезвычайно знакомую фразу, но никак не мог сообразить, к чему она относится.
- Милостивые государи! Сегодня мы зажгли… Сегодня мы зажгли! Что такое зажгли?.. Ах, да! Это Лятимер говорил, да и многие говорили… и всегда так говорится… сегодня мы зажгли свет, которого уже никто не потушит… А Коссар! Вот это человек!.. Да-а-а!.. Это человек!.. Я горжусь тем, что держал его шляпу… Да, сэр, горжусь! Несмотря на то, что он занимается всего лишь прикладной наукой!
И Бенсингтон с глубоким уважением, чтобы не сказать с восхищением, взглянул на медленно переваливающуюся перед ним спину Коссара.
Как раз вслед за этим на него вдруг напала дрожь, неудержимая зевота и желание поскорее улечься в постель, закутаться потеплее и выпить кофе, который так хорошо варила кузина Джен (до тех пор он о ней, похоже, не вспоминал).
Да и как же иначе? За последние тридцать три года он в первый раз провел ночь без сна, на чистом воздухе и при такой усиленной физической работе.
7
- Ишь, бедняжка, заливается! - сказала миссис Скиннер и, закусив нижнюю губу единственным оставшимся во рту зубом, понатужилась.
На это раз старания ее увенчались успехом: крышка открылась, и богатый запас "Пищи богов" был готов к услугам нового отпрыска почтенной семьи Скиннеров.
ГИГАНТСКИЕ ДЕТИ
1
Дальнейшая судьба разрушенной, но не совсем уничтоженной фермы, с ее гигантской крапивой, гигантскими грибами и насекомыми, должна теперь, по крайней мере, на время выйти из поля нашего зрения. Не станем мы также распространяться и об участии двух гигантских цыплят, попавших в цирк и осужденных провести остаток своей жизни в славе, но при полном отсутствии семейных радостей, как это, впрочем, всегда бывает с теми, кто занимает выдающееся положение в обществе. Читателю, желающему ознакомиться подробно с данным вопросом, мы можем посоветовать только обратиться к газетам того времени, а сами займемся исключительно мистером Бенсингтоном и его присными.
Он вернулся в Лондон знаменитым человеком. За ночь весь мир переменил свое отношение к нему. Все знали, что случилось - и кузина Джен, и публика на улицах и в домах, а что касается газет, так они знали даже и то, чего совсем не случилось. Бенсингтон боялся, конечно, встретиться с кузиной Джен, но встреча эта прошла сравнительно благополучно. Почтенная девица поняла наконец, что бывают такие обстоятельства, которым даже ей приходится подчиняться. Не будучи в состоянии отрицать "Пищу богов", она ее признала, но к поведению Бенсингтона - к бегству его из родного дома - не могла отнестись иначе, как с негодованием. Негодование это ей приходилось, однако, скрывать ввиду всеобщего внимания к ее ученому другу, а потому она, как и следует настоящей христианке, решилась отомстить ему за зло добром. С этой целью она принялась усиленно заботиться о его здоровье, охранять его от усталости, которую он давно позабыл, и лечить от простуды, которой не было. Купив ему какую-то особую гигиеническую фуфайку, надеваемую задом наперед и шиворот-навыворот, при каковой процедуре нельзя было обойтись без помощи нескольких ассистентов, она заставила своего друга носить эту фуфайку ежедневно, хотя он не мог в ней свободно не только двигаться, но даже думать. Несмотря на это, Бенсингтон все-таки, пользуясь минутами отдыха от фуфайки и кузины Джен, продолжал работу над своим открытием.
Во мнении публики он почему-то явился единственным лицом, ответственным за само открытие и за все дальнейшие последствия. О Редвуде и Коссаре как бы позабыли. Не успел Бенсингтон опомниться, как стал уже притчей во языцех. Его описывали в газетах, о нем говорили на лекциях; его плешь, красное лицо и золотые очки сделались общественной собственностью. Предприимчивые молодые люди, обладавшие фотографическими аппаратами и достаточным запасом самоуверенности, пользовались всяким удобным и неудобным случаем, чтобы снимать его во всевозможных положениях, и при дневном свете, и при вспышках магния, а затем помещали свои снимки в иллюстрированных журналах. Другие предприимчивые люди разного пола и возраста во всякое время дня и ночи осаждали его расспросами о "Пище для рекламы", как прозвал Гераклеофорбию "Панч", и потом печатали интервью, приписывая свои собственные мнения Бенсингтону. Особенно был невыносим популярный юморист Бродбим. Ничего не понимая в открытии знаменитого ученого, он изо всех сил старался высмеять это открытие: печатал памфлеты, шлялся по клубам и говорил всем, кого только мог ухватить за пуговицу:
- У этих ученых, знаете ли, ум за разум заходит. Они шуток не понимают. Ни малейшей склонности к юмору! Я вас уверяю. Наука убивает, знаете ли, и здравый смысл, и здоровый смех.
Предприимчивое литературное агентство прислало Бенсингтону отдельный оттиск ругающей его статейки, помещенной в одной бульварной газетке, с предложением доставить сотню таких оттисков за одну гинею. Две очаровательные молодые леди, совершенно ему не знакомые, явились с визитом и, несмотря на видимое негодование кузины Джен, остались пить чай, а потом прислали свои альбомы с просьбой об автографе.
Вообще, Бенсингтон должен был привыкнуть видеть свое имя в газетах рядом с изложением самых нелепых идей, ему приписываемых, и читать об интимности с ним таких людей, о которых он никогда не слыхивал, так что мечты его о приятности славы должны были окончательно и навсегда рассеяться.
Надо, однако, заметить, что общественное мнение вовсе не относилось к Бенсингтону враждебно (если не считать Бродбима). Публика просто забавлялась Гераклеофорбией, полагая, что она окончательно похоронена, вместе с гигантскими осами и крысами, так что впредь о ней не будет и упоминания. Блеснул мыльный пузырь - и лопнул. Особенно потешали публику карикатуры на выдающихся людей эпохи (в том числе и на самого Бенсингтона), якобы наевшихся Гераклеофорбии - "Пищи для рекламы". О появлении гигантских детей и вообще о каких-нибудь дальнейших последствиях великого открытия никто и не думал.
Однако нашлись все же люди более дальновидные, пугавшиеся этих последствий. Молодой Катергам, например, родственник графа Пьютерстона, восходящее политическое светило, рискуя прослыть чудаком, написал даже длинную статью в "Летописи девятнадцатого и прочих столетий", где рекомендовал запретить производство "Пищи богов". Такого же мнения держался, собственно говоря, и сам Бенсингтон.