Это было уже серьезно. Состязание есть состязание, азарт есть азарт, но одно дело – кеглей либо шаром заехать в лоб противнику, а другое – арбалетной стрелой.
– Ладно, идем.
Нехорошо получилось. Надо было все-таки не манкировать местными обычаями и пойти на этот праздник. С другой стороны, я не состою на постоянной службе у городского совета и не обязана предупреждать преступления. Сами виноваты, что полиции не держат. Вот если они меня наймут, чтобы найти преступника, я это сделаю. Разве не за этим я сюда приехала?
Законопослушные граждане Киндергартена не разбежались с площадки перед "Могучим Киндером", где происходили стрельбы. Даже хоровая капелла присутствовала в полном составе. Женщины и дети плакали, мужчины насупленно молчали. Господин Вассерсуп, бургомистр, нервно расхаживал перед пивной. А у входа в переулок Ласковых Телят, ногами к площадке, лежал покойник. Действительно, со стрелой аккурат над переносицей. Я сама бы не сделала лучшего выстрела.
– Приветствую вас, господин Вассерсуп. Не могу сказать "Добрый день", поскольку он оказался недобрым.
– Здравствуйте. – Бургомистр оправил форменный нитяной парик. – Вы мне нужны, госпожа милиса.
"И он туда же. А ведь вначале выговаривал правильно".
– Что ж, приступим. Кто может рассказать мне об обстоятельствах преступления?
– Да не было никакого преступления! – с досадой воскликнул Вассерсуп. – Огорчительный несчастный случай. Рикошет.
– Рикошет? Арбалетным болтом?
"Интересно, кто из нас пьян? Я вроде бы с утра напитков крепче чая не употребляла. Да и от бургомистра вином не пахло. Пивом тоже. Хотя, как мне говорили, на празднике в "Могучем Киндере" наливают щедрой рукой и участникам, и судьям, и зрителям. Но после стрельб. А тут, судя по всеобщему унынию, к распитию приступить не успели".
– Рикошет. Это все видели. Кого угодно спросите. Вот, к примеру… Пулькер, что вы молчите?
Городской нотариус Пулькер – румянец с его округлой физиономии не мог прогнать даже испуг – выдвинулся из рядов свидетелей и отрапортовал:
– Совершенно верно, сударыня. Во время стрельбы по мишеням, очевидно, в силу неблагоприятных причин, один из участников, а именно сапожный мастер Сай Штюккер промахнулся. При этом его стрела попала во флюгер на крыше пивной "Могучий Киндер", отскочила от нее и поразила зрителя – портного Топаса Броско.
– Вот-вот! Так оно все и было! – подхватили те, кто мог слышать нотариуса.
Я с сомнением посмотрела на флюгер, венчавший крышу пивной. Он изображал дракона. А может, и не дракона, а что-то другое. Во всяком случае, змеиный хвост и козлиное туловище наличествовали. Но это точно была не гидра. Гидру, по гербу ордена, обеспечившего меня работой в прошлом году, я запомнила хорошо.
Речь нотариуса мне не понравилась. Слишком обтекаемая. То есть ему и положено так выражаться, профессия обязывает, но… "В силу неблагоприятных причин"… Ха! Теоретически что-то подобное могло произойти, если бы из арбалета стреляли свинцовыми шариками. В Гран-Ботфорте делают такие. Классическое оружие тамошних наемных убийц. Но здесь ведь Киндергартен, где в ходу обычные болты, без всяких гран-ботфортских извращений.
– Кстати, а где убивец-то? – полюбопытствовала я.
– Препровожден в тюрьму и находится под стражей, – Вассерсуп не замедлил с ответом.
– Кто ж его препроводил и охраняет, если стражников нету?
– Поскольку данные обстоятельства можно приравнять к опасным для общественного спокойствия, я объявил временную мобилизацию добровольцев в городское ополчение, – пояснил бургомистр.
Это, по крайней мере, было разумно.
– Меня-то зачем звали, если сами так бойко управились?
Вассерсуп вздохнул.
– Нужно произошедшее как-то оформить, составить протокол, описание… а мы не очень знаем, как такие вещи делаются. У вас должен быть опыт…
– Вам бы лучше доктор сейчас подошел.
– Да вы сами посмотрите, на что наш доктор сейчас годится. Не привык он насильственные смерти лицезреть.
Доктор Обструкций, местный служитель медицины, в своем обычном состоянии мужчина крепкий и бодрый, от всех болезней вместо разных мудреных пилюль и микстур прописывавший целебные воды Киндербальзама, в данный момент больше всего напоминал студень. Он сидел на земле, ибо ноги у него подгибались, и рыдал. Сердобольная служанка из "Могучего Киндера" пыталась напоить его из большой оловянной кружки, не знаю уж киндербальзамом или пивом, но без особого успеха.
Я первый раз видела врача, который столь малодушно вел бы себя перед лицом смерти. До сих пор мне попадались такие, которым наличие трупа – или трупов – не мешало ни пить, ни закусывать. А что до опасных обстоятельств, то мне вспомнился доктор Халигали из ордена гидрантов. С виду был сморчок сморчком, но ни вражеская атака, ни нашествие из преисподней не мешало ему исполнять профессиональные обязанности. Стало быть, киндергартенские доктора – это какая-то особая порода. Впрочем, не мое это дело.
Прежде, чем переместиться в сторону жертвы, я спросила:
– А где стоял убитый, когда его поразила стрела?
– Да где лежит, там и стоял, – ответил Пулькер.
Остальные наперебой подтвердили его свидетельство.
Затем, как от меня и требовали, я произвела досмотр.
– Пишите, Пулькер. Убитый несомненно убит. Пал, стрелой пронзенный, точнее, болтом, в область переносицы. Жертва, по словам свидетелей, является Топасом Броско, портным, проживающим по адресу… ну, после впишете. Мужчина, на вид тридцати пяти-сорока лет, сложения астенического, парика не носил, бороду брил. Одет в синий кафтан, желтый жилет, рубашку в крапинку, розовые панталоны, коричневые нитяные чулки и черные козловые башмаки. То есть традиционный костюм киндергартенского гражданина. При себе имел кошелек, в котором находились – набор наперстков, подушка с булавками, ножницы и деньги в серебряных и медных монетах невысокого достоинства, общей суммой пятнадцать букеров. На безымянном пальце левой руки – гладкое кольцо белого металла.
– Он вдовец был, – подсказал Пулькер.
– Но родственники у него имеются?
– Верно.
– Так уточните у них, не пропало ли что-либо из его вещей.
В рядах горожан послышался ропот. Пришлось объяснить, что я вовсе не намереваюсь заподозрить кого-то из них в воровстве. Просто от меня потребовали действовать в соответствии с общепринятыми нормами. Вот я и действую.
– А теперь… – Я снова смерила взглядом расстояние от переулка Ласковых Телят до пивной, поглазела на флюгер. Нет, все-таки это был не дракон. – А теперь – вот что. Чтобы, срикошетив от флюгера, стрела вонзилось в лоб несчастному Броско, она должна была перевернуться в воздухе. Чего в природе не бывает. Это во-первых. Во-вторых, дабы вообще достигнуть переулка, стрела должна была лететь по совершенно немыслимой траектории. Из чего следует: естественным путем происходить события, так, как их излагают свидетели, попросту не могли…
– Стоп-стоп-стоп! – прервал меня бургомистр. – Этого, Пулькер, записывать не надо. Вы что, милиса, хотите сказать, что мы все лжем? Полгорода видело, как стрела отскочила от флюгера и поразила бедного портного, а вы, которой здесь вообще не было, утверждаете, что этого не произошло? Что же, по-вашему, случилось? За флюгером притаился стрелок, которому зачем-то понадобилось убивать безобидного портного?
Если бы дело происходило в другом городе, я бы именно это и предположила. Но для того, чтоб представить себе снайпера в Киндергартене, у меня не хватило воображения.
– Не кипятитесь, господин Вассерсуп. Я вовсе не желала подвергать сомнению правдивость показаний здесь присутствующих обывателей. Тем более, что меня и вправду здесь не стояло. Но заметьте – я сказала, что подобные события не могли происходить естественным образом…
– На что вы намекаете? Что стрелу кто-то заколдовал? Или навел порчу на Броско? Оставьте эти иностранные суеверия! У нас здесь не какая-нибудь дикая Гонория, а цивилизованное государство. И колдунов с ведьмами у нас не водится со времен Киндера Могучего. У нас даже алхимиков нет. А если кто-нибудь попробовал завезти к нам подобную чужеземную заразу, я бы об этом знал. Потому что единственный чужеземец, переселившийся в Киндергартен на моей памяти, вернее, чужеземка – это вы!
Я могла бы напомнить ему, что для импорта колдовства совершенно не обязательно переселяться в город на постоянное жительство. А посторонних людей в Киндергартене бывает достаточно. Торговцы, пребывающие на ярмарку, крестьяне из окрестных деревень, лесорубы, опять же. Но у меня не было охоты развивать эту мысль, да и не успела бы я этого сделать, поскольку Вассерсуп сообразил, что от его слов недалеко и до обвинения моей скромной особы, и сменил тон на примирительный.
– Да ладно вам! Совершенно очевидно, что произошел прискорбный несчастный случай. Его даже как непредумышленное убийство нельзя квалифицировать. Хотя Штюккер и не отрицает своей вины.
– Целился бы лучше – сидел бы сейчас в пивной, а не в камере! – откомментировал Пулькер.
– Полностью согласен. Так что мы возьмем с него штраф в пользу родственников пострадавшего, а размер штрафа определит суд.
– Ну ладно, господин Вассерсуп. Хотя учтите – от моих советов вы отказываетесь, а как что, сразу начнете кричать: "Милиса, милиса!"
– Пусть это вас не беспокоит, сударыня. Можете быть свободны. Вызов вам оплатят. Закончим с описью – и можете отдыхать.
– Значит, вы не будете заводить следственное дело?
– Святые Фирс и Фогель! Зачем? Обстоятельства очевидны, я устал уже повторять.
– Все так. А все же небольшое расследование стоит провести.
– Не стоит, – отрезал бургомистр.
Он был неправ. А я права. Хотя мы еще об этом не знали.
* * *
Далее последовал относительно спокойный отрезок времени, когда события развивались именно так, как предсказывал бургомистр. В кратчайшие сроки состоялся суд над сапожным мастером Саем Штюккером. Невольного убийцу приговорили к выплате денежной компенсации и затем отпустили на волю. Практичные жители Киндергартена вообще не имели привычки долго томить заключенных в тюрьме – ведь их содержание оплачивалось из городского бюджета. Так что арестованные отправлялись на свободу после уплаты штрафа, или простояв положенное время у позорного столба на рыночной площади. Если же кто-то совершал серьезное преступление, требующее более сурового наказания (при мне такого не бывало, но прежде случалось), его отправляли в столицу герцогства – город Букиведен, и уж там он получал свое – казнь, тюрьму или каторгу. Стоит ли добавлять, что в Киндергартене смертная казнь не практиковалась уже многие годы, и палач в штате городских чиновников отсутствовал.
Признаюсь, я не совсем точно выполнила распоряжение Вассерсупа не проводить расследование. История по-прежнему казалась мне неправдоподобной, и я побеседовала с теми, кто присутствовал на стрелковом празднике. Но никто из них не добавил к услышанному ранее ничего нового. Причин, по которым бы весь город взялся вводить меня в заблуждение, я не видела.
Я попыталась также узнать, не было ли какой-либо причины для враждебности к Броско со стороны Штюккера. О деловом соперничестве не могло быть и речи – у них были разные профессии. Но, может, имелось что-нибудь личное?
Отнюдь, говорили мне. Разумеется, сапожник и портной были знакомы – а кто в Киндергартене не знаком друг с другом? Но – никакой девушки, которая некогда предпочла одного другому, никаких невыплаченных долгов, никаких ссор за кружкой пива или в кегельбане.
У Штюккера было многочисленное семейство, Броско не так давно овдовел, детей у него не было, наследовал ему брат. Никаких имущественных претензий там тоже не водилось. Полное благополучие. Просто ужас.
Короче, не было у Штюккера мотива убивать Броско, и ни у кого другого – тоже. Хуже того, этого убийства по всем законам природы не могло произойти.
Однако свежая могила на кладбище святого Фирса появилась, никуда от этого не деться.
И я задумалась над тем, что сказал мне Вассерсуп. И впрямь, такие обыденные явления жизни, как магия, колдовство, чудеса и чудовища обошли Киндергартен стороной. К чему бы это? То есть великое герцогство Букиведен, равно как и соседствующие княжества, вообще этим не славилось. Недаром они похвалялись своей цивилизованностью. Но в Киндергартене было что-то уж очень тихо. Я не утверждаю, что для полноценной жизни города необходимы шляющиеся по кладбищам вампиры, или нарушающие общественную тишину баньши. Но в каждом уважающем себя городе есть скачущая по церковному двору безголовая лошадь, или призрак Белой (Серой, Черной, Малиновой) Дамы, горестно вздыхающей о своем теле, замурованном в фундамент местных укреплений. А здесь – ничего. Ни фей, пляшущих на лужайках, ни магов, следящих в башне движение светил. Даже обязательных в любой деревне старух с дурным глазом и то не было. Все строго по науке. Колдунов заменил доктор Обструкций, выпускник Букиведенского университета, а гадалок – дипломированный адвокат мэтр Каквастам.
На вопрос, с чего так повелось, мне обычно повторяли расхожую версию о том, что колдунов и ведьм изгнал из города сам Киндер. Но я позволила себе в это не поверить. Великан Киндер был личностью легендарной, и ему приписывалось столько славных деяний, что заставляло усомниться в том, что сей Киндер когда-то существовал. А если и существовал, то города тогда не было, и выгонять колдунов с ведьмами неясно откуда пришлось. В целом же упоминание колдунов и ведьм наводило на мысль, что когда-то они здесь водились. Но вот почему они – и все сопутствующие магии существа – в Киндергартене повывелись?
В Гонории, столь кичащейся своей принадлежностью к цивилизованному Западу – слышали бы там, как их здесь честят дикарями! – бытует теория, будто с развитием коммерции и производства магия отступает и в конце концов исчезает вовсе. Лично я в этом не уверена. Как раз в Гонории теперь, когда проложили дороги там, где их отродясь не было, понастроили шахты и верфи, нечисть необычайно активизировалась. Но в Киндергартене ничего подобного не было. Торговля оставалась на том же уровне, что и в прежние времена, фабрик не строили, равно как и новых дорог, а лес вырубали аккуратно. Может, магия здесь умерла естественным образом – от скуки?
Был еще один вопрос, на который я хотела получить ответ, но в данном случае это было нетрудно. Я решила поговорить с Пулькером. Идти к нему в контору я не хотела – это могло повредить его деловой репутации. Ведь мой приход в сознании горожан связывался с неприятностями или беспорядками. Значит, следовало направить свои стопы туда, где мое появление будет выглядеть естественно.
Я знала, что Пулькер имеет обыкновение ужинать в "Ушастой козе". В Киндергартене отсутствовали бордели и игорные дома, и мест, где мужчина мог бы развлечься после трудового дня, имелось немного. В "Ушастой козе" игра по маленькой допускалась, подавали там и напитки крепче пива. Именно поэтому в данном заведении мне и приходилось останавливать стычки и осуществлять вынос подгулявших посетителей. Но Пулькер не дрался и не напивался. Ноблес, как говорится, облизывает, а он был лицо официальное и помнил об этом и после работы. Так, откушивал в удовольствие, иногда играл в шашки с аптекарем или бондарем, ну и выпивал рюмку-другую. Чем он и собирался заняться, когда я перешагнула порог "Ушастой козы".
– Шерри-бренди, ангел мой! – крикнул он опрятной подвальщице. А потом обратился ко мне: – Добрый вечер, милиса. При исполнении?
– Да так, обхожу дозором… Но сегодня, похоже, все в порядке.
– Тогда, может, посидите со мной?
Этого я и дожидалась.
– Кстати, господин Пулькер, я все как-то забывала поинтересоваться, – сказала я, выждав приличное время, пока нотариусу принесут его заказ, и он выцедит дозу своей вишневки, – кто стал победителем на празднике стрелков?
– А никто. Все так разволновались из-за злосчастного происшествия, что состязания были прерваны. Судьи даже не подсчитали очки. Понимаю, что подобная небрежность не свойственна жителям нашего милого города, но согласитесь, гибель человека на стрельбах – событие экстраординарное.
Я кивнула.
– Значит, приз остался у прошлогоднего победителя?
– Нет, у нас так не принято. Золотого Фазана в начале состязаний торжественно водрузили на всеобщее обозрение. А сейчас его вернули в ратушу.
Это было, собственно, все, что я хотела узнать у Пулькера. Зачем, я и сама не понимала. Чтоб кто-то учинил срыв состязаний дабы не дать кому-то выиграть приз? Негодная версия. Будь фазан и впрямь золотым, она бы еще заслуживала внимания. Но ведь он позолоченный и вручается лишь на время…
Тут бы и завершить разговор, но если я сразу уберусь, это заставит Пулькера задуматься, зачем я его расспрашивала. Он же не дурак, догадается, что я все же провожу расследование, вопреки распоряжению начальства, и настучит бургомистру – здешние все законопослушны… Нет, надо перевести беседу на что-нибудь другое.
Я посмотрела в окно, но там ничего особо вдохновляющего не было заметно.
"О погоде, что ли, речь завести? Или о видах на урожай?"
Последнее я и выбрала. Грядущий урожай вишни. Эта тема близка сердцу любого местного уроженца.
Пулькер, стоило лишь его подтолкнуть, разразился пространными рассуждениями о том, что сейчас и вишня пошла не та, и урожаи не те. Вот раньше, мол, и сушили вишню, и заготовляли вишню, и возами отправляли на продажу…
Дослушать рассказ о тех баснословных временах мне не довелось. Опять-таки, распахнулась дверь и срывающийся мужской голос вопросил:
– Милиса здесь?
– В чем дело, Бабс?
Я поднялась навстречу рассыльному из ратуши. Прежде, чем он ответил, я сообразила, что дело серьезное. Может, хуже, чем случай на стрелковом празднике. В прошлый раз Вассерсуп ограничился тем, что пристал за мной Фикхен.
А ведь там в наличии имелся труп.
Молодой Бабс поморгал, примеряясь взглядом к мерцанию масляных светильников.
– Господин Пулькер, вы тоже здесь! Вот удача! Господин Вассерсуп приказал найти и вас.
– Да что за спешка! – в отсутствии прямого начальства он мог позволить себе выразить толику недовольства. – Поужинать не дают!
– А вы еще не ужинали?
– Нет, а что?
– Тогда лучше и не приступайте. Там такое… такое…
"Такое" вкратце заключалось вот в чем. Почтенная вдова Гунна Остгот, служившая экономкой в доме мануфактур-советника на покое Профанация Шнауцера, пару дней назад испросила отпуск для поездки в деревню на свадьбу племянницы. Сегодня после обеда она вернулась домой, точнее, в дом своего хозяина, расположенный в дальнем конце улицы Сдобного Теста. Стучать в парадную дверь она не стала, ибо так не было заведено в доме, но открыла заднюю дверь, от которой у нее имелся собственный ключ. Внутри ее встретила тишина, что не удивило почтенную Гунну – мануфактур-советник, будучи человеком преклонного возраста, вел жизнь спокойную и уединенную. Надобно заметить, что Гунна Остгот, числясь экономкой, являла собой ярчайший пример экономии, исполняя также обязанности кухарки и горничной, лишь стирку передоверив приходящей прачке. Поэтому, по прибытии она сразу проследовала на кухню, дабы приготовить ужин. Господин Шнауцер был не из тех, кто трапезничает в "Ушастой козе", "Могучем Киндере" или любом другом заведении, даже с наилучшей репутацией, ибо отличался чрезвычайно строгим нравом.