– Далее, – продолжал ван Штанген, – я не исключаю, что следствию понадобятся консультации уважаемых и компетентных жителей города. Поэтому я вызвал вас, господа Вассерсуп, Пулькер и Суперстаар. Вы – представители власти, закона и церкви, вы – свидетели совершенных преступлений, а господин Суперстаар является также и пострадавшей стороной…
– Позвольте, о каких преступлениях идет речь? – поинтересовался Пулькер. – По-моему, преступление было одно – убийство мануфактур-советника, и у него как раз не было свидетелей.
– Господин ван Штанген считает вчерашний пожар злонамеренным поджогом, – пояснила я.
– А вы – нет? – дознаватель обвел нас взглядом. – Что скажете, ректор?
Суперстаар с трудом поднял голову.
– Я считаю, что это наказание. Близится, близится Армагеддец! Ибо сказано: "Вырвется огнь пожирающий, воды поглотят мирные долы, и вырубят вишневый сад, и где был север – там тропики…", и прочее, что предсказал пророк Похарея…
– Ректор, мы не на богословском диспуте! Обращаюсь к остальным представителям вновь созданной чрезвычайной комиссии – что вы думаете по поводу возможности поджога?
Вассерсуп и Пулькер одновременно пожали плечами.
Оставалось выступить мне.
– Такая возможность не исключена. Хотя пожар мог возникнуть и от естественных причин. Лето, толпа народа…
– Толпа, говорите? – ван Штанген обернулся к приставу. – Гезанг, во время службы в пожарной охране ты часто наблюдал случаи, чтоб пламя вспыхнуло при большом скоплении народа, и никто серьезно не пострадал?
– Нечасто, – отвечал пристав. – По правде сказать, никогда.
– Вот именно. Злоумышленник дождался, пока похоронная процессия покинет храм, и только после этого совершил поджог.
– Странный какой-то злоумышленник. За людские жизни боится.
– Ничего странного в его действиях нет, если считать, что целью преступления было не убийство кого-либо из собравшихся, но уничтожение храма. Предвижу следующий ваш вопрос и отвечу на него, не дожидаясь, покуда он будет задан. Здание каменное, деревянными были внутреннее убранство и перекрытия, и случайно вспыхнувший огонь не мог бы так быстро охватить его. Я верно говорю, Гезанг?
– Верно, мэтр. Причем подожгли в нескольких местах.
– И, наконец, у единственного оказавшегося поблизости водовоза в бочке не оказалось воды. Вас это не убеждает?
Он произнес это, сверля меня убийственным взором, как будто я выпила воду.
– Предположим, убеждает. Но зачем было поджигать храм? Это Киндергартен, господа, а не столичный город, где в запасе всегда имеется с полдюжины модных ересей!
– Вот именно. Поэтому я и спрашиваю вас, ректор – кто мог ненавидеть вас настолько, чтобы желать уничтожить ваш храм? Кто мог желать зла самому храму?
– Никто… – пролепетал Суперстаар. – Милиса права – в Киндергартене служители разных святых и святилищ не враждуют друг с другом.
– Вот как? Не знаю, как насчет служителей других святынь, но у меня есть сведения, что вы, преподобный Суперстаар, имели крупную ссору с Катоном Ферфлюхтером, содержателем пивной "Могучий Киндер". Вы пеняли ему за то, что он получает наибольшую выгоду, обслуживая разнообразные праздники, включая памятный многим праздник стрелков, а праздники сии проникнуты духом язычества, осужденного присноблаженным Фогелем. И оболваненные с помощью пива горожане губят свои души в порочных забавах, вместо того, чтобы спасать оные в храме святого Фогеля. На что вышеназванный Ферфлюхтер, по показаниям многочисленных свидетелей, заявил: "Чтоб он сгорел, ваш храм!"
Ван Штанген умолк, довольный произведенным эффектом.
– Но… – слабо возразил ректор, – это было давно… и кто же воспринимает всерьез размолвку с трактирщиком?
– Мы воспринимаем, – твердо сказал дознаватель. – Особенно после того, как храм сгорел. У Ферфлюхтера были основания желать вам зла, и он довольно четко сформулировал свою угрозу. – Ван Штанген помедлил. – Однако еще большее количество свидетелей подтверждает, что и Ферфлюхтер, и его домочадцы, и слуги вчера не отлучались из "Могучего Киндера" с самого утра и до пожара. Обслуживали посетителей.
– Значит, ваши вчерашние разыскания ни к чему не привели, – грустно подытожил Вассерсуп.
– Отчего же! – во взгляде ван Штангена сверкнуло несомненное торжество. Самое важное он приберег напоследок. – Нашлись люди, которые видели, как некий человек утром поспешно направлялся к храму Присноблаженного Фогеля по улице Кленов. Эта улица, надо сказать, упирается в площадь Кляйннахт, где стояла телега известного нам водовоза. А позже – как раз перед тем, как пламя охватило здание, того же человека видели убегающим от храма.
– И кто же это был? – спросил бургомистр.
– Вы еще не догадались? Право, я разочарован. Это был доктор Обструкций.
– Ну, вы и хватили, мэтр! – провозгласил молчавший доселе Пулькер. – Это ж надо – доктор!
– А в чем дело? – Ван Штанген был задет недостаточным успехом своего драматического выступления. – Конфликт между священнослужителем и врачом – это вам не ссора с содержателем пивной. Это солидно. Кроме того, у любого врача больше возможности совершить поджог даже средь бела дня. Доктор всегда и везде ходит с чемоданчиком, это не вызовет подозрений. А в чемоданчик нетрудно положить несколько флаконов с аквавитой, которая входит в состав многих лекарств, или какой-либо другой легковоспламеняющейся пакостью, полотно либо кудель, каковая служит материалом для перевязки, и огниво, как бы для прижиганий. Зайти в храм, разбросать пропитанные горючей смесью – ну, что там у него было – тряпки, пучки пакли, кудели. Поджечь их – дело нескольких минут. Пламя займется сразу же.
Я чуть было не брякнула: "Да, я видела, как это делается", но вовремя попридержала язык. А то пойди потом доказывай, что всего лишь была свидетельницей, как зажигательную смесь используют во время осады.
– Доктор Обструкций, в отличие от тучного и пожилого Ферфлюхтера – человек сравнительно молодой и сильный. Ему бы не составило труда быстро покинуть место преступления.
– Да не о том речь, мэтр! – не унимался Пулькер. Наш Обструкций – трус, каких ни этот, ни Тот-еще-Свет не видывали. Когда прежние страсти приключались – что с портным, что со Шнауцером – он разве что лужей не растекся, так раскис.
– Прикидывался, – предположил кто-то из приставов, по-моему, Вайб.
– Я его с детства знаю, он всегда был трусом. Что ж он, с пеленок прикидывался?
– А вы ошибаетесь, полагая, что только смелый человек способен на преступление, – заметил ван Штанген. – По моим наблюдениям, самые закоренелые преступники получаются как раз из трусов.
– Господин дознаватель прав, – сказала я. – Трус вполне способен стать преступником. Но в случае с доктором Обструкцием мы имеем дело с вполне определенным видом страха – страхом перед насильственной смертью. Но при пожаре никто не погиб…
– Вот-вот! – подхватил ван Штанген. – Это объясняет, почему он выждал, когда все уйдут. Он боится убивать…
– И все равно, – я порушила наметившуюся между нами гармонию, – при всей весомости доводов версия не склеивается. Не вижу мотива. Даже такого, как у трактирщика.
– Верно, – поддержал меня ректор. – Вы, господин дознаватель, сказали: "конфликт между священнослужителем и врачом". Но его не было! Я никогда не ссорился с доктором Обструкцием! И с чего бы? Присноблаженный Фогель не осуждает врачевания, совсем наоборот. Ибо сказано в "Послании к симулянтам": "Каково врачуете, таковово и врачуемы будете"…
– Погодите, – вступил Вассерсуп. – Даже если это доктор, какая ему выгода от того, что сгорел храм?
– Ее нет, – спокойно ответил ван Штанген. – Что роднит данное преступление с предыдущими. Неужели вы не понимаете? Выстраивается цепочка из преступлений, которые выглядят немотивированными и никому не приносящими выгоды. И следующее преступление будет казаться столь же бессмысленным.
– А оно будет? – испугался Вассерсуп.
– Будет, будет, – успокоил его ван Штанген.
– Я же говорил – ад вырвался наружу в одном отдельно взятом городе и приведет за собой конец света!
– А вы посмотрите в церковных архивах, коль они поддаются прочтению – нет ли там какого-нибудь сугубого предсказания, относящегося к событиям в Киндергартене…
Я наконец улучила подходящий момент, чтобы обратиться с просьбой к Суперстаару.
Ван Штанген впал в некую растерянность – то ли убить меня презрением за ляпнутую глупость, то ли похвалить за то, что отвлекла внимание ректора. Но растерянность его продолжалась недолго.
– Будь в Киндергартене соответствующие службы, я бы установил надзор за доктором Обструкцием. Но вы не удосужились обзавестись полицией, а у меня каждый человек на счету.
– Вообще-то следить за кем-либо у нас – пустая трата времени, – откомментировал Пулькер. – Все знают друг друга в лицо, а посторонний тем более заметен.
– Это меня и остановило. Возможно, наилучшим выходом было бы заключить доктора в тюрьму, как мы уже сделали со Штюккером.
Бургомистр возмутился.
– Господин дознаватель! Городской врач, конечно, не велика фигура, но все же не сапожник. Обструкций – человек образованный, знает свои права, может потребовать мэтра Каквастама – это наш адвокат…
– Да сколько угодно! – По ухмылке ван Штангена легко было определить, что он думает о провинциальных адвокатах. – У него – права, у меня – полномочия держать подозреваемых под стражей.
– Тогда почему бы не посадить и Ферфлюхтера?
– Я подумаю об этом.
– Но ведь вы сами сказали, что Ферфлюхтер не мог совершить поджога.
– А сапожник Штюккер не мог так рассчитать выстрел, чтоб болт попал в лоб портному Броско. Но тем не менее портной был убит. А храм сгорел.
– Ничего не понимаю, – жалобно сказал Вассерсуп.
– А вам и не нужно ничего понимать. Нужно, чтобы понял я, тогда и вам все растолкую.
Неизвестно, каким еще высоким откровением следственной мысли собрался одарить нас ван Штанген. Дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Бабс.
– Господин бургомистр, беда!
– Я же говорил, что цепь преступлений продолжится, – удовлетворенно произнес ван Штанген.
– Говори, – севшим голосом произнес Вассерсуп.
– Нынче ночью кто-то разрушил дамбу на озере Киндербальзам. Соседнюю деревню затопило, целебные источники забиты грязью…
Вассерсуп поднялся с места.
– Господин ван Штанген, каковы бы ни были ваши полномочия, я не могу оставаться в стороне. Хотя несчастье случилось за городской чертой, оно напрямую затрагивает благосостояние Киндергартена. Я немедленно проведу мобилизацию добровольцев для починки дамбы и очистки источников. И вообще я не уверен, что случившееся имеет отношение к проводимому вами расследованию.
– Относительно пожара, – жестко сказал ван Штанген, – вы были такого же мнения. Покуда вы будете заниматься своими непосредственными обязанностями, я со своими людьми выезжаю на место преступления.
– Осмелюсь спросить – никто из ваших приставов не служил раньше в команде по спасению утопающих? – осведомилась я.
– Нет. А какое отношение…
– Никакого. Просто надо когда-то же начинать.
– Вы намекаете, что хотите ехать с нами?
– Намекаю.
– Хорошо. – Ван Штанген махнул рукой. – Если вам так хочется побарахтаться в грязи – езжайте. Большего не обещаю.
– После вчерашнего огня это будет даже приятно.
– Я же говорил: после пожара – наводнение! – выкрикнул Суперстаар. – Армагеддец!
– А вы, ректор, ищите пророчество о Киндергартене. Кто бы его не изрек – пророк Похарея, присноблаженный Фогель, святой Фирс, могучий Киндер. И как бы… э-э-э… странно оно не звучало.
Ясно было, что в ближайшие часы нормально поесть не удастся. Поэтому, пока выводили полицейских лошадей, я успела пробежаться до булочной, купила там, соответственно, пару булок и одну сжевала на месте. Еще бы неплохо и выпить чего-нибудь, но много счастья сразу не бывает. Пора было подниматься в седло.
Нынешний мой транспорт, конечно, не шел ни в какое сравнение с конем, на котором пришлось разъезжать в прошлом году. Вороной из конюшни храма Края Окончательного был чистых кровей, да к тому же еще и заколдованный. Здесь бы такого не поняли и не приняли. Впрочем, Мрака я отпустила на волю перед тем, как прыгнуть в жерло вулкана Беззубий. Надеюсь, он благополучно вернулся в храм. А я осталась временно безлошадной.
На границе с великим герцогством Букиведенским я приобрела гнедого мерина местной породы по кличке Тефтель. За все месяцы, что я провела в Киндергартене, он почти все время стоял в конюшне и наедал бока, и я уже подумывала продать его. Но не успела. К счастью, Тефтель не был боевым конем, и бездеятельность не испортила его.
Было мне любопытно также взглянуть, как намерены передвигаться дознаватель и его команда. В герцогстве Букиведенском верхом ездят больше люди военные, а торговые и служилые предпочитают, в зависимости от достатка, кареты или возки, благо дороги здесь хорошие, и потроха не страшно растрясти. Ну, а народ попроще – как везде: на телегах. Дознаватель ван Штанген был, конечно, не из таких, но и к благородным господам его нельзя было отнести. Поэтому я не сильно удивилась, когда с ратушного двора выкатился ладный возок, обитый свиной кожей и запряженный двумя пузатыми коньками. На козлах сидел Вайн, а Вайб и Гезанг сопровождали начальника верхом. Я присоединилась к ним, и мы поскакали из города туда, где вода преступила указанные ей границы.
"Поскакали" – это громко сказано. "Потрусили" – будет вернее. Между дорогой, связывающей Киндергартен со столицей герцогства, и той, что вела к затопленной деревне, чувствовалась разница, и возок катил по ней с умеренной скоростью. В любом случае она была выше, чем скорость, с которой проследовали бы из города мобилизанты Вассерсупа.
Зачем ван Штанген спешит попасть на место раньше горожан, было понятно (хотя он и говорил, что понимать нам не нужно). Он надеялся найти преступника по свежим следам, покуда их не затоптала орда спасателей.
А вот зачем я за ним потащилась – это вопрос. Уж не потому, что меня так волновала судьба целебных источников Киндербальзама. Вероятно, я пренебрегла составленным вчера планом, поскольку была согласна с дознавателем – этим происшествием дело не кончится. Не знаю, на чем основывался в своих утверждениях ван Штанген, а я это просто чувствовала. Разумеется, для ван Штангена это был не довод.
Но вышло так, что ехали мы к потопу, а попали к побоищу. По здешним, конечно, понятиям.
Не успели мы полюбоваться на живописные окрестности пострадавшей деревни Бальзамин, залитые жидкой грязью, и не менее живописные фигуры селянок, водрузивших для просушки на крыши домов полосатые перины, повергнув аистов в полуобморочное состояние, как до нас донеслись звуки, не вполне характерные для спасательных операций. То есть, вытягивая пострадавших из воды, спасатели тоже, бывает, поминают их ближайших родственников по женской линии и различные воплощения Мирового Зла (особенно искусны на сей счет жители Поволчья), но к ругательствам сейчас добавлялись смачное хеканье и звон затрещин.
Ван Штанген высунулся из возка.
– Разведайте, что там происходит.
Распоряжение начальства выполнил Вайб. Причем довольно неожиданным способом. Он не устремился к месту событий, а перебрался из седла на крышу возка. При его крупной комплекции это было серьезное акробатическое упражнение. Лошади стояли смирно, и единственно, что внушало опасение – прочность крыши возка. Но та, хоть со скрипом, выдержала. Очевидно, Вайб проделывал подобный трюк не впервые. Приложив к глазам руку козырьком, пристав начал докладывать.
– Тут еще одна дорога, к лесу ведет. Песчаная. Залило ее, ясное дело, и там увяз какой-то обоз. Около обоза имеет место быть драка. С одной стороны, бьются, похоже, местные бауэры, с другой – некие зверовидные мужики. Последние одолевают.
– Интересно, – задумчиво протянул ван Штанген.
– Господин начальник! Разрешите принести жалобу!
К нам, шлепая по воде, приближался пузатый дядька, с рожей морщинистой и румяной, как прошлогоднее яблоко.
– Кто таков есть? – осведомился дознаватель.
– Бидер Майер, местный староста!
– Излагай жалобу, староста, только кратко.
– Чего уж короче, ваша милость! Я на возчиков жалуюсь, это ж сущие бандиты! Мы и так в беде изрядной, а они мирных жителей избивают варварски!
– Они напали на вас?
– Как есть напали! У нас же сами видите что, дамбу раскурочили, гибнем, можно сказать, а они бревна из лесу везли. А нам же срочно плотину чинить надобно! Ну, и мы… это… – староста замялся.
– Ясно. Вы попытались забрать у них бревна.
– Но нам же нужнее сейчас!
– Итак, не возчики напали на вас, а вы на возчиков. Честное слово, я бы должен наказать тебя, Майер, за самоуправство, но учитывая, что обстоятельства и впрямь крайние, вынужден проявить снисходительность. Вайн, Вайб, Гезанг! Остановить драку, прекратить безобразие!
Приставы спешились (Вайб – в два приема) и побежали к месту драки, извлекая из-за пояса налитые свинцом дубинки и крича:
– Именем великого герцога! Полиция Букиведена!
Бидер Майер сделал было попытку удалиться, но ван Штанген пресек это намерение.
– Стоять! И доложить, каким образом была разрушена плотина.
– Никто не знает, ваша милость! Ночью было дело, все спали, у нас люди порядочные, по ночам не шляются, не то что в городах!
– И никто ничего не видел?
– Святая правда, ваша милость!
– Так с чего вы взяли, уроды сиволапые, что плотину разрушили, а не просто водой ее размыло? – голос ван Штангена был ровен, но в нем слышалась ярость.
– А как же иначе, ваша милость? Когда заливать-то нас стало, те бревна, что плотину крепили… их же водой наверх вынесло, так? Ну, и видно, что топором их рубили. Может, это они, те самые, с лесосеки, безобразничают. А вы нас наказывать хотели.
Итак, правота ван Штангена вновь подтвердилась. Но он никак не выразил торжества по этому поводу.
– Что-то парни мои долго возятся. Не соблаговолите ли, милиса, посмотреть, что там происходит?
Возможно, ему нужен был предлог удалить меня, чтоб опросить старосту без посторонних. Вряд ли он считал меня способной залезть на крышу его возка. Но мне и впрямь было любопытно посмотреть на сражение при Бальзамине.
Я тронула поводья и поехала по направлению к лесной дороге. Для этого пришлось обогнуть невысокий холм, на котором стояла деревня (не будь холма, ее бы залило куда как основательнее).
Бальзаминские бауэры, сбившись в кучку, отступили с поля боя. Но возчики не проявили подобной законопослушности. Тех, кто работает в лесу, вообще отличает эта черта характера – даже в таком государстве, как герцогство Букиведенское. Вайн, Вайб и Гезанг держали оборону против восьмерых противников. Первоначально их было больше, но остальные валялись под телегами, оглушенные.