"Надо было взять шлем, – подумал Брюкс, оглядываясь назад с полной ясностью. – Надо было взять что‑нибудь со связью. Еще один лазер или два для Джима и парней. Твою же мать".
Звуки впереди, справа, сзади; краем глаза Дэн заметил какое‑то движение в коридоре, который даже не поместил на ментальную карту. Он схватился за проплывавшее мимо стальное ребро; лазер по инерции отправился дальше, дернул вперед запястье, Брюкс потерял равновесие, кувыркаясь, полетел к переборке и больно ударился головой о балку. Резак, вздрогнув на конце привязи, вернулся и ударил Дэн в грудь.
Крики сзади. Небольшой хор бессловесных, паникующих голосов. Почти электрический звук, словно кто‑то полз, скользя.
Брюкс выругался и полетел в обратную сторону. Забытый проход надвигался. Дэн затормозил, ухватился за поручень, повернул за угол… и чуть не врезался в стену, сгущавшуюся перед ним, как мембрана из живой глины. Пока он останавливался, бормоча про себя "Я почти коснулся ее, почти коснулся, и она меня чуть не достала", – та превратилась в биосталь: твердую, непроницаемую и достаточно толстую, чтобы заглушить звуки резни с другой стороны.
"Это не биосталь, – напомнил себе Брюкс. – Она вполне проницаемая. И не огнеупорная".
Дэн поднял лазер.
Совсем не огнеупорная.
Когда ударил луч, Порция стала корчиться, свернулась, почернела и пошла радужными разводами, словно нефтяное пятно. Брюкс не разбрасывался, держал резак твердо, насколько позволяли нервы и невесомость. Тот прожег вещество насквозь, открыл дыру, расширившуюся как глаз: эластичная ткань расступилась, отшатнулась от жара. Луч слегка повело, и он обжег инертный металл, чуть не попал в человека, парившего с другой стороны, – прежде чем Брюкс отрубил аппарат.
И остановился, моргая.
Вобрал всю картину за бесконечное, застывшее мгновение: туннель без палубы и потолка; со стенами, похороненными под трубами и кабелями; увенчанный Т‑образным перекрестком в десяти метрах впереди. Пять человек в скафандрах с открытыми шлемами посреди прохода. Как минимум, один разбитый визор: медно‑хрустальные осколки разлеталось по крохотным траекториям – одни сияли отполированные, как новые зеркала, другие заляпала полоса алого тумана, которая струилась от небольшого серебряного тела, вращающегося в воздухе. Брюкс понял, кто это, еще не разглядев слепых глаз, костяной белизной уставившихся с черного лица.
Лианна.
Остальные двигались сами. Амина отчаянно пыталась добраться до слабой надежды, которую только что открыл Брюкс. Эванс лихорадочно бил руками, ища поручень или опору, но в результате влетел прямо в объятия трупа. Азагба, безногий зомби, ударил быстро, как атакующая змея, и схватил Амину за плечо; повернул, прямыми пальцами бритвенной руки, как поршнем, ударил в открытый шлем и просто что‑то там провернул, как выключил, после чего остановился. Женщина‑нежить из команды Валери ринулась вперед, как воздушная тварь, решив сделать с Эвансом то же самое.
Брюкс выстрелил. Зомби увидела лазер, вывернулась как угорь, но застряла в воздухе и чисто из‑за баллистики провозилась с инерцией на секунду больше, чем нужно. Луч отразился от ее серебряного живота и вспышкой выжег черное, углеродистое пятно на открытом лице. Удивительно, но с цели зомби не сбилась: обожженная, наполовину слепая – один глаз вскипел и взорвался прямо в глазнице, – она все равно словно мимоходом раздавила Эвансу горло, оттолкнулась от металлических потрохов и, не глядя, уцепилась за ближайший поручень.
А там уже поджидала Порция. Она почувствовала давление пальцев и тут же обхватила человеческую руку переливающимися восковыми псевдоподиями – так быстро, что даже инстинкты зомби не успели отреагировать. Струи белого пара завитками пошли от швов, где скафандр и плесень сплавились воедино. Пойманная женщина посмотрела вниз уцелевшим танцующим глазом, потом снова подняла голову, и в ее лице появилось что‑то еще.
– Боже, – выдохнула она и согнулась в жутком, выворачивающем приступе кашля. Ее рука утопала в стене; кровь и слюна вращались вокруг открытого забрала, – Что я… О, боже, что это…
Свет в глазах померк; тики вновь заявили о своих правах, но теперь мельтешение казалось безжизненным даже по стандартам зомби, судорогой умирающих клеток, освобожденных от собственного осознания.
"Джим, наверное, знал твое имя", – подумал Брюкс.
За плечом погибшей, за дрейфующими телами, почти у перекрестка что‑то двинулось: в щелочке незакрытого шкафа, прямо под кроватью. Еще один серебряный проблеск, двигавшийся с молчаливой целеустремленностью; еще одна фигура, вынырнувшая из‑за угла.
Валери.
Мгновение они смотрели друг на друга, не обращая внимания на плавающие трупы и застывшего Азагбу: хищница со взглядом отстраненного любопытства и жертва, которая не могла отвести глаз от убийцы. Брюкс не знал, сколько длился этот момент; он мог продолжаться вечность, если бы Валери не опустила лицевой щиток. Наверное, из жалости прервала охвативший его паралич, иначе, как кролик, застывший в свете фар, он бы стоял, не двигаясь, даже когда ему начали бы отрывать руки и ноги. Может, Валери хотела дать фору?
Дэн развернулся и побежал.
Охладители. Служебные туннели. Задраенные люки в какие‑то закоулки, о которых он забыл или вообще никогда не знал. Он летел мимо, даже не замечая их: мясо направлял голый инстинкт, так как все рабочее пространство забили модели хищника, а чувства поглотил ужас, от которого мочатся в штаны. Дэн пролетел мимо третичного теплопоглотителя и затылком ощутил, что Валери приближается; видел люк хранилища, но представлял только губы, растянувшиеся в сверкающей плотоядной улыбке; бежал по хорде и чувствовал, как у существа за спиной напрягаются мышцы для завершающего убийственного удара.
Неожиданно Брюкс выскочил в миногу: "Нет времени останавливаться, нет шансов преградить ей путь, стоит лишь подумать закрыть шлюз – и она порвет тебя, повернуться не успеешь. Не оглядывайся. Беги. Не думай, где и когда: тридцать секунд – целая жизнь, две минуты – далекое будущее. Только сейчас имеет значение, и сейчас она пытается убить тебя".
Впереди раздавался еще один голос, такой же перепуганный, как и тот, что внутри: по горлу миноги эхом раздавалось "черт, черт, черт" и "стыковочные захваты", шел обратный отсчет, но "не беспокойся об этом сейчас, это потом, еще через десять секунд, а ты пока живой и…".
"Венец".
Конец пути. Некуда бежать, больше нет времени. Все будущее, которое есть, только здесь и сейчас. Терять нечего.
Брюкс повернулся и посмотрел в горло миноги: там стояла Валери, непринужденно опершись о край внутреннего люка "Икара" и глядя сквозь зеркальный глаз циклопа в шлеме. Может, она стояла там уже несколько часов и ждала, когда он повернется и заметит ее.
Теперь вампирша прыгнула.
Дэн поднял лазер и огрызнулся. Валери плыла к нему, и он мог поклясться, что она смеется. Брюкс выстрелил. Луч разбился об отражающий термацел вампирского скафандра на мириады изумрудных осколков, ярких, как солнце, которые за доли секунды прожгли следы на все подвернувшихся поверхностях, – прежде чем нападавшая рывком ушла вбок.
Брюкс нырнул к контрольной панели люка, схватил рычаг и неловко его потянул. "Венец" слегка поджал свой парадный вход, но быстро расслабился. Валери приближалась, раскинув руки. Почему‑то он слышал ее шепот, непостижимо звучный, несмотря на панические вопли Сенгупты по каналу связи. Голос был настолько ясным, будто она мурлыкала у него над плечом, находилась прямо в голове:
"Я хочу, чтобы ты кое‑что представил: Христа на кресте…"
Глубоко в костях Брюкса запело электричество. Синапсы оборвались взорванной электропроводкой Плоть заныла, как камертон, и каждый мускул невыносимо свело. Теплая влага разлилась в промежности. Он не мог двигаться и моргать, едва дышал. Какая‑то отдаленная часть сознания забеспокоилась, что так можно задохнуться, но потом поняла, что это уже не имеет значения: Валери убьет его задолго до того, как представится шанс погибнуть от удушья.
Вампирша бросилась на Брюкса, протянула руки… и отлетела в сторону от удара сзади. Вместо нее появился Джим Мур с абсолютно рептильным лицом: его глаза танцевали лихорадочные джиги в темном провале открытого шлема. Он толкнул Брюкса в отсек, захлопнул шлюз за собой; потом ударил Дэна кулаком в грудь, но не слишком сильно, не до перелома кости. Но что‑то внутри все равно сломалось, открылось, и Брюкс принялся, широко раскрыв рот, судорожными глотками всасывать переработанный воздух. К тому времени, как он перестал задыхаться, Мур окутал его паутиной в ближайшем аварийном алькове.
Остальные оказались пустыми.
"Венец" превратился в разогревающийся симфонический оркестр: скрипел и стонал напряженный металл, вдалеке кашляли пробуждающиеся двигатели, барабанили защелки, фиксируя нехотя пришедшие в движение переборки. Сенгупта в панике выпаливала цифры. Случайная капля масла парила на месте, пока корабль поворачивался вокруг нее, а затем расплескалась о щеку Дэна, обдав его запахом бензина.
Издалека доносился рев океана, руки Мура вывели на стену интерфейс. Пальцы били по контрольным точкам с нечеловеческой точностью. Рядом открылось окно, визуальный сигнал снаружи шел на смарткраску: размытое пятно неровного голубого света металось взад‑вперед: минога оторвалась и забиралась в нору. Игра звезд, теней и невероятно четких геометрий заволокла небеса. Мутные красные созвездия вспыхивали на проволочных лесах: утесы черных сплавов широко раскинулись навстречу собственным горизонтам.
Вид загородил шлем Валери. Она барабанила кулаками по обшивке, но любой звук тонул в вибрации двигателей. Неожиданно обжигающим пятном взошло Солнце, и вся Вселенная взорвалась пламенем, когда "Терновый венец" выбрался из затмения. Где‑то изрыгала проклятия Сенгупта, где‑то запустились маневровые. На короткое мгновение Валери превратилась в черную извивающуюся тень на ослепляющем небе, а потом исчезла в огне – за секунду до того, как поджарилась камера.
Пальцы Мура не прекращали танцевать.
Понадобилось несколько бесконечных секунд, чтобы включилась запасная камера. К тому времени они снова спрятались в тени "Икара". Беззвездный черный силуэт от шпиля радиатора скользил по левому борту. Мягкая рука начала вытаскивать Брюкса из алькова; масса, помноженная на ускорение, вытягивала из паутины. Смутный зодиак из фонарей станции медленно уходил вдаль, но в нем вдруг зажглись новые огни, прямо на глазах у Дэна: пятиугольник обжигающе‑голубых сверхновых безмолвно сиял во тьме. Только тогда Брюкс заметил другую тишину: Мур перестал разговаривать со стеной и утихомирил пулеметное стаккато пальцев по металлу. Дэн едва мог разглядеть его смутную фигуру: требовалось поистине титаническое усилие, чтобы сдвинуть глаза хотя бы на сотую долю и увидеть полковника яснее. Не получилось. И все‑таки Брюксу удалось выжать достаточно из периферийного зрения, чтобы заметить, как старый воин застыл, будто камень на палубе, подняв руки к лицу. Почудился звук тихого, обрывистого вздоха, и Дэн решил, что с таким звуком в тело военного вернулась душа.
"Икар" уменьшался с расстоянием. Вокруг него в кадр рвалось Солнце. Пять голубых искр сияли даже на фоне ослепляющей короны: пять ярких точек на тающем черном диске в море огня. "Стабилизационные двигатели", – понял Брюкс и задумался, почему они горят так долго и ярко, а потом раскаялся: ответ пришел слишком быстро.
Новорожденная гравитация набирала вес. Она тянула Брюкса из пут все сильнее, выворачивала из алькова, склоняла над палубой. Под напряжением колени не поддались, тело не упало. Он дышал медленно и величаво, напоминал сам себе статую и каким‑то внутренним чувством, что сильнее логики, знал: если привязи исчезнут, он не свалится, а рухнет на палубу и разлетится на куски.
Скафандры рядом исчезли. Вместо них висели гниющие трупы: полосы серой плоти просвечивали сквозь решетку; черви рисовыми зернышками сыпались из пустых глазниц; скалящиеся челюсти щелкали, стучали и издавали нечленораздельные звуки. "Паралич быстрого сна", – сказала одна часть Брюкса, хотя он не спал. "Галлюцинация", – ответила другая. Мертвецы смеялись, словно не умерли до конца, и кашляли от набитой в горло земли.
В глазах роились точки. Едва видимый в подбиравшемся тумане, на палубе стоял Джим Мур – его удерживали не паутины, не заклинания, а лишь сокрушительное осознание собственных действий. Тьма смыкалась над Дэном. Пока последние несколько синапсов искрили в буферной памяти, он подумал о том, что сказал бы Лаккетт при виде такой катастрофы.
Возможно, что все идет строго по плану.
Хищник
Дин, ты пойми, это уже пятая атака на венесуэльскую инжекторную программу за этот год. Количество сульфатов в стратосфере по‑прежнему на три процента ниже нормы, и нам очень повезет, если прежний уровень восстановится к ноябрю и не будет дальнейших нападений. Любую агрокомпанию, которая не сможет себе позволить устойчивые к засухам трансгеники, ждет ужасное лето. Клоны и принудительно выращенные посевы с более высоких долгот восполнят запасы – если только не повторится npoшлогодний коллапс монокультур, – но нехватка продовольствия на местах почти неизбежна. Мы прекрасно понимаем, что технически венесуэльская программа незаконна (думаешь, тут никто СОГИ не читал?), но не мне тебе напоминать обо всех преимуществах стратосферного охлаждения. И пусть геоинженерия – краткосрочный вариант, но нужно использовать то, что есть, иначе до долгосрочных решений мы просто не доживем. Конечно, Каракас не делает себе поблажек со своей дурацкой приверженностью устаревшей судебной системе. Персональная ответственность? И с чем эти [ЭПИТЕТ ПОДВЕРГНУТ АВТОРЕДАКЦИИ] вылезут в следующий раз – ведьм начнут топить? Поэтому я сейчас говорю от имени всего департамента: мы вас понимаем. И если вы, парни из Прав человека, хотите снова отправить их в черный список – вперед. Но отзывать поддержку из Венесуэлы мы не станем, даже не просите. Мир не может себе позволить, чтобы даже такие скромные попытки по смягчению климата саботировались. Я знаю, какое дурное впечатление они производят. Знаю, как тяжело продать альянс с режимом, чья нейрополитика коренится в Средневековье. Но нам придется отсосать и проглотить, причем всем и всё. Стратосферное охлаждение – одна из немногих вещей, которые еще удерживают эту планету от падения в бездну, и, как ты сам знаешь, данная технология отнимает прорву энергии. Если тебе от этого станет легче, просто представь, в какую лужу мы сели бы, если бы подобное случилось двадцать – двадцать пять лет назад. Мы бы с тобой сейчас не беседовали, у нас просто джоулей не хватило бы на такие возможности. Мы сразу рухнули бы прямо в Темные века. Господи, благослови "Икар", да?
Фрагмент из внутренней переписки ООН (адресаты неизвестны): получено из поврежденного источника во время соревнования по кодированию между не идентифицированными субразумными сетями. 13:32:45 23/08/2091
Я никогда, ни на одну секунду не мог взглянуть ясно внутрь себя.
Как же вы можете заставлять меня судить поступки других?
Морис Метерлинк
Он проснулся в невесомости. Невидимые руки направляли его, как парящее бревно, сквозь Центральный узел, через южное полушарие, которое больше не двигалось. Откуда‑то издалека донесся голос Сенгупты, и она не смеялась, не рявкала, но говорила тихо, как любой таракан:
– Это отнимает слишком много времени мы начнем падать если не включим двигатель максимум через пять минут.
– Три минуты, – голос Мура, гораздо ближе. – Начинай отсчет.
"И больше никого, – отстраненно подумал Брюкс. – Только Джим, Ракши и я. Не осталось ни вампирши, ни ее телохранителей‑умертвий. Все Двухпалатники погибли. Лианна погибла. О, господи, Лианна… Несчастный ребенок, прекрасный невинный труп. Ты этого не заслужила: все твое преступление заключалось в том, что ты верила…
Мимо проплыл один из осевых люков. В следующий момент Дэн уже завернул за непривычный прямой угол: оси "Венца", подготовленные для рывка, еще лежали вдоль корабельного хребта. Перед лицом мелькали ступеньки, пока Мур головой вперед толкал Брюкса к корме.
"Все наши дети умерли. Такие умные, сильные, ловкие. Все эти улучшенные, подрихтованные синапсы, наследие плейстоцена, вырванное с корнем. К чему их это привело? Где они сейчас? Мертвы. Убиты. Превратились в плазму".
Техобслуживание и ремонт. Мур развернул медкойку и пристегнул к ней Дэна, пока корабль прокашливался. Когда полковник уже собрался уходить, в мир вокруг потихоньку стал пробираться вес. Брюкс попытался повернуть голову, и у него почти получилось. Попытался откашляться, и даже смог.
– Э… Джим. – Звук едва превышал уровень шепота.
Полковник остановился у лестницы – смутный силуэт на краю периферийного зрения Брюкса. Разгон корабля, казалось, погрузил его прямо в палубу.
– С… спасибо, – наконец выдавил из себя Дэн.
Мур безмолвно стоял в нарастающей гравитации.
– Это был не я, – бросил он и ушел.
***
К Дэну приходил не только Джим. Из могилы вернулась Лианна – черная мерцающая протоплазма, которая улыбнулась, увидев его застывшее лицо, покачала головой и прошептала: "О, бедняжка, такой потерянный, такой надменный". А потом ее позвало домой Солнце. У койки часами стоял Чайндам Офоэгбу и говорил пальцами, глазами и звуками, с заиканием исторгая их из горла. Теперь Брюкс почему‑то его понял: не завывающий шифр и не разумный роевой рак, а добрый старик, который до сих пор прекрасно помнил, как в детстве тайком подружился с семейством енотов с помощью сухого корма и незаметного саботажа домашней мусорки для органики. "Постой, у тебя было детство?" – попытался спросить Брюкс, но лицо Офоэгбу исчезло под извержением бубонов и огромных волокнистых опухолей: ничего больше он произнести не смог.
Даже Рона пришла к нему с Небес, хотя и клялась, что никогда этого не сделает. Она стояла спиной к Дэну и злилась, а он пытался повернуть ее, заставить улыбнуться; когда все же сумел, на ее лице были видны лишь горечь и ярость, а глаза искрились огнем. "Значит, ты скучаешь по ней? – ярилась она. – Скучаешь по своей безмозглой кукле, милой обожающей эго‑рабыне? Или тебя просто беспокоит, что ты потерял крохотную фальшивую часть своей крохотной фальшивой жизни, где хоть что‑то контролировал? Все, Дэн, цепи спали, их больше нет. Можешь гнить тут, мне наплевать".
"Но я не это имел в виду, – начал оправдываться он, – Я никогда не думал о тебе так". Однако потом, когда все отрицания иссякли, и ему было нечего сказать, осталось только одно: "Пожалуйста, ты нужна мне. Я не могу без тебя…"
"Конечно, не можешь, – усмехнулась она. – Ты сам по себе вообще ничего не можешь. Могу признать: ты превратил некомпетентность в стратегию выживания. Что бы ты делал, потеряв оправдания? Если бы вставил имплантаты, как остальные? Как бы ты выжил без спасительного бессилия, в очередной раз не удержавшись на плаву?"