Дэн подумал: "Что же там, на Небесах, творится, раз она стала такой мстительной?" Он бы спросил, но Рона превратилась в Ракши Сенгупту прямо перед его остекленевшими глазами, и ее поток мыслей, похоже, радикально сменил направление. "Тебе лучше держаться подальше от носа, – быстро прошептала она, оглядываясь через плечо, – И главное подальше от форпика он там а может и еще кое‑что. Хоть бы ты пришел в себя тут все может плохо кончиться а у меня только с цифрами хорошо понимаешь? В реальности я не так крута".
"Ты хорошо справляешься, – попытался сказать Брюкс. – Даже начала говорить как одна из нас, тараканов". Но смог издать только хрип да кашель. Что бы ни услышала Ракши, это напугало ее больше тишины.
Иногда Дэн открывал глаза и видел, как над ним нависает Мур, двигая яркими мерцающими палочками прямо перед его лицом. Пару раз невидимый ревущий гигант вставал ему на грудь и вдавливал спиной в мягкую землю (редкие пряди вновь выросшей травы на переборке отходили от стены, каждая травинка застывала в единой линии строя). Иногда Брюкс, наоборот, был невесом, как семя одуванчика. Иногда он почти мог двинуться, и твари, собравшиеся рядом, удивлялись, резко отходили назад. А иногда едва хватало сил двигать глазами.
Иногда он просыпался.
***
Что‑то сидело рядом: смутное пятно гуманоидной формы. Брюкс попытался повернуть голову и оторвать взгляд от потолка. Видел лишь трубы и краску.
– Это всего лишь я, – голос Мура.
"Он ли? Действительно он?"
– Думаю, ты такого не ожидал, – сказало пятно. – Я удивлен, что Сенгупта тебе не рассказала. Она любит про такое болтать.
Дэн попытался снова и опять потерпел поражение. Шейные позвонки, казалось, слились воедино. Заржавели.
– Может, не знала.
Брюкс сглотнул. Это, по крайней мере, получилось, хотя глотка осталась сухой.
Пятно переместилось, зашуршало:
– Там, откуда я пришел, это обязательная процедура. Слишком много сценариев, когда сознательная вовлеченность… ставит под удар выполнение задания. Что бы сейчас ни имелось в виду под военной службой, туда не попадешь без…
Кашель. Перезагрузка.
– Правда в том, что я вызвался добровольцем. Еще когда все было в бета‑версии, до того, как это стало официальной политикой.
"Ты можешь решать, – задумался Брюкс, – когда это приходит и уходит? Это выбор или рефлекс?"
– Наверное, ты слышал, что мы просто засыпаем. Теряем осознанность, позволяем телу действовать на автопилоте. Чтобы нам не было дурно, когда нажимаем на спусковой крючок, и потом. – В голосе старика послышалась горечь. – Сейчас это правда. Но мы, первое поколение, мы… оставались в сознании. Говорили, что тогда так было лучше всего. Они смогли вырезать нас из двигательной петли, но отключить гипоталамические схемы, не повлияв на автономные показатели, не получилось. Ходили слухи, что на самом деле они хотели, чтобы мы все помнили – для последующих допросов, опытный наблюдатель и все такое. Но мы были настолько крутыми, что вообще об этом не беспокоились. Стояли на переднем крае науки, выше нас только горы, сам понимаешь. Первые исследователи постчеловеческого фронтира, – Мур тихо хмыкнул, – В общем, пара миссий пошла совсем не по плану, и тогда выкатили Вариант Нирваны. Даже предложили мне улучшение, но оно… не знаю. Почему‑то мне казалось важно не гасить свет.
"Зачем ты мне это рассказываешь? Какое это имеет значение теперь, когда ты отправил единственную надежду человечества прямо на Солнце?"
– Я хочу сказать, что был там. Все время. Как пассажир – я ничем не управлял, но не ушел. Я не как наемники Валери, я… смотрел, по крайней мере. Может, так тебе будет лучше. Просто хотел, чтобы ты знал.
"Это был не ты. Вот что ты хочешь сказать. Это не твоя вина".
– Отдохни.
Пятно растянулось: лицо полковника ненадолго появилось прямо перед глазами Брюкса и снова поблекло, сменившись звуком затихающих шагов.
Который вдруг остановился.
– Не беспокойся, – сказал Мур. – Больше ты этого не увидишь.
***
Когда Брюкс проснулся в следующий раз, над ним склонилась Сенгупта.
– Как долго? – попытался Дэн и с облегчением услышал, что слова все‑таки вышли изо рта.
– Ты можешь двигаться постарайся.
Он послал команду ногам и почувствовал, как ответили пальцы. Попытался шевельнуть руками: костяшки заржавели.
– Ш трудом.
– Скоро все будет в порядке. Это временно.
– Што она со мной шделала?
– Я работаю над вопросом послушай…
– Это был какой‑то "крештовый глюк"… наоборот. – Язык буквально сражался со звуками, – Как она вообше… ишходники не глючат, у наш таких шхем нет…
– Я говорю работаю над этим. Послушай у нас сейчас есть проблемы посерьезнее.
"У тебя, может, и есть".
– Где Шим?
– Я об этом и пытаюсь сказать он наверху в форпике кажется вместе с Порцией…
– Што!
– Ну как нам узнать наверняка что эта плесень не распространилась она же могла покрыть всю станцию изнутри а мы бы так и не узнали. Могла легко дорасти прямо до двери и залезть к нам внутрь.
Симпатические двигательные нервы, по крайней мере, работали: Брюкс почувствовал, как волосы у него на руках встают дыбом.
– Кто‑нибудь обраш… образцы брал?
– Я таким не занимаюсь я занимаюсь математикой а не с пробирками бегаю я даже протоколов не знаю.
– Не можешь их посмотреть?
– Я этим не занимаюсь.
Брюкс вздохнул:
– Что насчет Джима?
Сенгупта уставилась куда‑то в стену:
– Никакой помощи он просто сидит и читает снова и снова письма из дома. Я ему сказала но кажется Муру наплевать. – Она покачала головой (и так легко это сделала), добавила:
– Он иногда спускается сюда тебя проверить. Вколол тебе кучу гамма‑аминомасляной кислоты и спазмолитиков говорит сейчас уже все должно быть хорошо.
Дэн сжал пальцы, вышло неплохо.
– Да, похоже, все возвращается. Просто тело отвыкло.
– Времени точно прошло немало. Так мне надо вернуться, – она миновала отсек и повернулась у лестницы. – Дэн пора снова в игру дела тут страннее некуда.
Да уж, она была права.
Раньше Сенгупта никогда не называла его по имени.
***
Когда Ракши ушла, у Брюкса полностью прошла шепелявость; через пять минут он уже мог перекатываться с боку на бок без особого дискомфорта. Согнул колени и руки с трудом, по чуть‑чуть; дергал суставы, борясь с хрупким сопротивлением собственной плоти. Под каким‑то критическим углом правый локоть хрустнул, и боль пронзила руку электрическим током; потом конечность заработала, начала сгибаться и выпрямляться по команде – только в суставе осталась тупая артритная боль. Воодушевившись, Дэн принялся терзать остальные конечности, возвращая их себе.
"Возвращая откуда?" – задумался он.
Медархивы быстренько проиграли все, что случилось с его плотью; тело, затопленное ацетилхолином, дефектные клетки Реншо и АТФ, высосанная до капли нервными волокнами, которые не прекращали сжиматься. Кислота кончилась, и на танец пригласили миозин; сломать связь актина и миозина оказалось нечем. В результате блокировка системы. Тетания. Судорога, закоротившая все тело.
Механизм оказался довольно простым. Когда потенциалы действия начинали бить с такой быстротой номер мог закончиться лишь одним путем. Только ситуацию, похоже, спровоцировала не химия. Валери не подмешивала наркотик в кофе и ничего не подсыпала в еду. Медицинская телеметрия нашла следы только после приступа, но, насколько Дэн мог понять, сигналы пришли прямо из мозга. ЦНС – альфа‑мотонейрону, тот – синаптической щели, и бум‑бум‑бум, пошло‑поехало.
Что бы с ним ни случилось, Брюкс все сделал сам.
На выписку понадобилось время: пришлось вытащить катетеры, размять конечности: оттаявшее тело не сразу пожелало двигаться. Так, время подзаправиться: от выздоровления разыгрался зверский аппетит. Лишь спустя час он выбрался из ремонтного отсека посмотреть, чем можно поживиться на камбузе.
Уже в Центральном узле заметил свет, кровоточащий из оси.
***
Снимок прошлого: труп, лежащий на газоне. Брюкс даже не знал, какой элемент в этой картинке самый неудачный.
Газон, наверное. По крайней мере он был неожиданным: не столько лужайка, сколько потертое пятно зелено‑синей травы – в мутных длинах волн, которые так любили вампиры, оно казалось ржавым, – вырванной со стен отсека и хаотично разбросанной по палубе. Вампиры страдали от навязчивых состояний, насколько помнил Брюкс. Если не древние хищники из плоти и крови, послужившие источником для легенд, то мифические точно. Люди еще с XVII века говорили, что упыря можно отвлечь, бросив ему на дорогу пригоршню соли: повинуясь некой сверхъестественной схеме в мозгу, монстр забывал о жертве и начинал пересчитывать крупинки. Дэн подумал, что где‑то об этом читал.
Явно не в научном журнале.
Насколько он понимал, это глупое суеверие уходило корнями в нейрологическую реальность. Уж точно оно не было более абсурдным, чем "крестовый глюк". Наверное, какое‑то отклонение в распознавании образов у этих всезнающих мозгов, зашкаливший контур обратной связи. Может, Валери пала жертвой такой же подпрограммы, увидела тысячи эпифитических травинок и принялась срывать их с переборок голыми руками, отмечая каждый листок, пока тот падал на палубу в безжизненной хлорофилловой метели.
Конечно, штука в том, что вампирам не нужно было считать: они сразу видели точное количество крупинок соли или травинок, знали это большое семизначное целое, не отвлекаясь на сознательный процесс сложения. Крестьянин, решивший посыпать соль на дорогу, потратил бы на это дело секунды две, а купил бы от силы одну десятую максимум. Паршивый обменный курс.
Правда, зомби могли об этом не знать. Может, гомункул в голове вовремя перезагрузился и понял, что его ждет, каким‑то образом вернул контроль из всех закоулков и оперативных команд, решил с отчаяния попробовать все: терять‑то нечего. Может, Валери даже позволила ему, посмотрела и удивилась; подыграла, принялась считать травинки, пока ужин превращал палубу в убогий лохматый коврик.
Возможно, зомби ничего не подумал: лег по команде и стал ждать, когда съедят. Валери была нужна лишь скатерть.
Мертвецу рассекли горло. Он лежал, раскинув руки на животе, голый, повернув голову набок. Ему срезали правую ягодицу, квадрицепсы, длинную полоску икроножных мышц. Плоть была сверху и снизу, а между – ободранное бедро соединяло голень с телом, входя в широкую выскобленную лопаточку тазового пояса. Крови почти не было. Валери все прижгла.
– Ты там так ничего и не проверила, – сказал Брюкс.
Сенгупта увеличила картинку: кровавая трапеза заполнила всю стену. Стебли травы выросли до размера бамбуковых побегов; отметины от зубов превратились в зубчатые борозды на обнаженной кости, запекшейся от крови.
Что‑то вроде провода змеилось в траве – даже на увеличении оно было еле заметно – и исчезало под полусъеденным телом.
– Я таких нашла восемь не знаю для чего они нужны но их от нас особо не скрывали кстати. Мясник говорит это мина‑ловушка и возможно в кои‑то веки он прав. Валери хотела чтобы мы увидели провода.
– Откуда знаешь?
– Она не сломала только эту камеру. – Сенгупта взмахом ладони убрала запись с переборки.
– То есть вы сбросили отсеки?
Она кивнула:
– Было слишком рискованно входить внутрь слишком рискованно оставлять.
Еще одно видео примкнуло к первому: вид обрезанной оси, которая когда‑то вела к логову Валери. Теперь она кончалась буквально через двадцать метров пульсирующим оранжевым диском, с двухсекундными интервалами сверкающим надписью: "РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ". То же было и в оси, ведущей на камбуз, которую пришлось обрезать ради равновесия.
Дэн вспомнил беседы с Муром, звон бокалов и выругался.
– Они же все одинаковые ты знаешь трубы системы жизнеобеспечения.
– Я знаю.
– И проблем с едой или кислородом у нас нет ведь все погибли и…
– Я знаю, твою мать, – рявкнул Брюкс и удивился, когда Сенгупта тут же замолчала.
Какое‑то время она ничего не говорила, а когда открыла рот, Дэн не смог разобрать слов.
– Что ты сказала?
– Ты с ним там разговаривал, – промямлила она. – Я знаю об этом но ничего бы не изменилось даже если бы мы оставили камбуз сам Мур сейчас другой. Он просто сидит в форпике и просматривает свои сигналы снова и снова как будто и не уходил с "Икара"…
– Он потерял сына, – сказал Брюкс, – Это его изменило. Конечно, это его изменило.
– О да, – она почти шептала. От голоса Ракши Брюкс вспомнил ее прежний смех, так похожий на хохот гиены, и ему неожиданно захотелось услышать его снова. – Это его очень сильно изменило.
***
Отговорок не осталось. Дел тоже.
Он зашел в Центральный узел и взмыл в небеса, проникнув во внутренности с той стороны: шипящие бронхи, позвоночники крест‑накрест, прямоугольные кишки. Дэн двигался как старик: с невесомостью, остаточным параличом и скафандром, который он нарыл в грузовом шлюзе, Брюкс постиг новые вершины неуклюжести. Краска вокруг стыковочного узла заливала окружающую топографию привычным рассеянным светом.
"Вот куда ушли все тени, – понял Брюкс, – Любой другой уголок "Венца" теперь освещен как бассейн: трюм не в доступе, логово Валери отрезали. Теням на борту не оставили ни единого шанса. Больше им некуда идти…"
– С возвращением в мир живых.
Мур медленно вращался на стропилах, сразу за переборкой шлюза. Морщины на лице, руки и ноги то выплывали, то скрывались в темноте.
– Так теперь выглядит мир живых? – спросил Брюкс.
– Это зал ожидания.
Дэн, кажется, заметил улыбку. Он пролетел через весь отсек и взял сварочный аппарат с полки инструментов: проверил заряд, оценил вес. Мур следил за ним на расстоянии, пряча лицо в тени.
– Э, Джим. Насчет…
– Вражеская территория. Ничего нельзя было поделать.
– Это да. – Пятая часть энергоснабжения Земли под контролем разумной слизистой плесени из далекого космоса. Дэн не завидовал решению при таком раскладе затрат и результатов. – Но последствия…
Мур отвернулся:
– Они справятся.
Возможно, он был прав. Огнепад замедлил безрассудную гонку Земли за космической антиматерией; во Вселенной, где богоподобные инопланетяне появлялись и исчезали по собственной воле, энергокабель, растянувшийся на сто пятьдесят миллионов километров, казался слишком уязвимым. На самой планете существовали запасные варианты: термоядерные станции, форсированный фотосинтез и геотермальные шипы, загнанные глубоко под поверхность Земли, чтобы перехватить жар, еще оставшийся с момента космического творения. Пояса затянут, какая‑то часть людей умрет, но мир выкарабкается. Все выкарабкаются: и нищие, и богатые, и испорченные ненасытные поколения с их игрушками и жадными до энергии виртуальными мирами. По крайней мере у них не кончится воздух. Они не замерзнут до смерти в бесконечных и бесплодных пустынях среди звезд.
Ибо Мур так любил этот мир, что отдал за него своего единорожденного сына. Дважды.
– В любом случае, – добавил Мур, – скоро узнаем.
Брюкс пожевал губу:
– И как скоро, если быть точным?
– Можем добраться до дома через пару недель, – равнодушно ответил полковник. – Спроси Сенгупту.
– Пару… но путь сюда занял…
– Мы использовала анкат вполсилы и держали двигатели на абсолютном минимуме. А сейчас летим на чистейшей антиматерии, прямо из ядра. Если бы мы врубили движки на полную, то могли бы добраться до Земли за несколько дней. Но тогда мы будем двигаться слишком быстро и не сумеем вовремя остановиться. Пока будем тормозить, окажемся на полпути к Центавре.
"Или где‑то посредине", – подумал Брюкс.
Он окинул взглядом отсек. Мур медленно вращался в свете и тенях, смотря на Дэна. В этот раз он точно улыбался. Загадочно.
– Ты не беспокойся, – сказал он.
– О чем?
– Мы не летим к облаку Оорта. Я не тащу вас на бессмысленный и отчаянный поиск моего мертвого сына.
– Я… Джим, я не хотел…
– Нет нужды. Мой сын жив.
"Может, был жив – шесть месяцев назад. Или даже сейчас жив. Думаю, и такое возможно. Но через шесть месяцев он умрет. Поток телематерии пропал, и теперь "Тезей" замерзнет во тьме.
Ты бросил их на произвол судьбы…"
– Джим…
– Мой сын жив, – повторил Мур. – И он возвращается домой.
Брюкс какое‑то время молчал, но наконец спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
Дэн толкнул сварочный аппарат из одной руки в другую, почувствовал плотную реальность массы и инерции снаружи, хрупкость больного тела внутри.
– Хорошо, я должен взять несколько образцов…
– Бери. Сенгупта и ее слизистая плесень‑захватчик.
– Надо проверить – хуже не будет.
– Разумеется, нет. – Мур легко протянул руку и зацепился за нерабочую лестницу. – Я так понимаю, скафандр на тебе в качестве презерватива.
– Нет смысла рисковать, – Брюкс смотрел на полковника в желтовато‑бумажном комбинезоне и на то, как его голая рука сомкнулась на непроверенной территории.
– Шлема нет, – заметил Мур.
– Так мне в открытый космос не надо.
Если Порция функционировала при температуре окружающей среды, то она не сможет получить от переборки достаточно джоулей, чтобы в срочном порядке отрастить псевдоподии. К тому же Брюкс и так чувствовал себя довольно глупо.
Под озадаченным взглядом Мура он расположился сбоку от люка и поставил луч на короткий фокус. По краям отверстия смарткраска заискрила и покрылась пузырями. Никто не закричал, не отпрянул. Из металла не полезли щупальца в лихорадочных попытках самообороны. Брюкс соскоблил образец с периферии ожога. Еще один – с нетронутой поверхности в паре сантиметров от него. Потом он стал методично двигаться по краю люка и брать образцы примерно с каждых сорока сантиметров.
– Меня тоже будешь проверять? – поинтересовался Мур из‑за спины.
"Должен бы".
– Думаю, пока в этом нет необходимости.
Полковник бесстрастно кивнул:
– Хорошо. Если передумаешь, знаешь, где меня найти.
Брюкс улыбнулся.
"Хотел бы я знать, мой друг, очень хотел бы. Но понятия не имею".
***
С форпика – в Центральный узел.
"По крайней мере тут все как прежде. Хотя, возможно, я прямо сейчас смотрю на чужую облицовку. Или даже кожу".
Через экватор, от застывшего севера к вращающемуся югу, стараясь не касаться решетки по пути.
"Она может наблюдать за мной, и прямо сейчас я плыву в ее глазном яблоке.
Брюкс, не будь дураком. На "Икаре" у Порции были годы, а вы здесь болтаетесь всего три недели. Мало времени, чтобы отрастить новую кожу…