Все происходящее понемногу стало напоминать мне один случай, произошедший в Нью-Йорке лет пятнадцать назад. Коммуна, назвавшая себя Пурпурной семьей, заняла заваленный отбросами участок и превратила его в прекрасный сад. Тогда заявились со своими правами отсутствующие владельцы и с корнем вырвали все посадки. В последующие несколько лет на тротуарах города время от времени появлялись следы ног, нарисованные пурпурной краской, точно по улицам ходил безмолвный, обвиняющий призрак.
Я не мог избежать разговора с Холли. Мне удалось выдержать официальный тон, не выказать ни фаворитизма, ни мстительности. Даже выговор, который я сделал ей за то, что она позволила Коротышке управлять роботом, был строго профессиональным. Ее первой реакцией стало обиженное недоумение, но потом она приспособилась к моей прохладной манере. Теплому товариществу без слов пришло на смену трение друг о друга сосулек.
Компенсацию я искал в Зоре.
Холли, наверное, нашла свою в Кувалде.
Но что будет со всеми нами через несколько дней, я не мог бы сказать.
Под конец четвертого дня мне нанесла визит Мама Касс. Только не лично, да и вообще это была не она.
На той стадии своего развития узлы метаинформа не имели ни голографического выхода, ни аудиовизуального входа. Он оставался средством общения при помощи мышей, клавиатур и мониторов, не был еще населен автономными сущностями. Однако имелись сравнительно простые личные программы, которые в заранее указанное время вместе с сообщением передавали симуляцию лица говорящего. Весьма полезно как подсказки и напоминания.
Было около полудня, когда экран осветило лицо Мамы Касс, оторвав меня от составления графика работ. Своему портрету она пририсовала повязку на глаз из усыпанной стразами меди. В остальном изображение соответствовало оригиналу.
- Привет, Майк, - сказал симулякр. - Извини, что в последнее время меня не было на месте, но гонка тут просто сумасшедшая. Неделю проторчала в Вашингтоне, выступала на сенатских слушаниях. Я видела, что ты подписал распоряжение о вывозе сквоттеров. Только не сдвигай дату. Увидимся.
Запульсировали и погасли плазменные пиксели.
От одностороннего разговора с "призраком" я почувствовал себя совсем загнанным в угол.
Через несколько часов ко мне без приглашения пришла Холли.
Вытирая потное лицо банданой (одной из Кувалдиных? Той, которую Зора повязала, как верх от купальника? Да и какое мне дело?), она поглядела мне в глаза с сосредоточенной отстраненностью, словно нас разделяла пропасть шириной всего лишь в фут, но глубиной в несколько миль.
- Брики устраивают сегодня вечеринку в честь сверхновой. Только что решили. Пригласили меня и мою бригаду. Но я решила сначала спросить у тебя. Нам можно пойти?
Я задумался. Если я прикажу моим людям не ходить, они скорее всего не послушаются. И это их право взрослых людей. У меня ведь тут не летний лагерь для подростков. Никаких проверок кроватей и комендантского часа. Да и вообще какой от этого вред? Через несколько дней Брики уедут - по собственной воле или по принуждению, - национальная гвардия уже многих таких увезла. Тогда моим проблемам придет конец.
- Конечно. Почему нет?
- Я так и думала, что ты это скажешь. Просто хотела проверить.
Холли уже собралась уходить, но помедлила и оглянулась.
- Сам придешь?
- Ни за что не пропущу.
- И опять же так и думала, что ты это скажешь.
Как ни крути, сверхновая была вполне подходящим предлогом для вечеринки.
Рожденная в насилии, звезда была чем-то новым, сияющим и совершенным. Да, конечно, преходящим - но вся жизнь, все достижения человечества преходящи. Кто может сказать, что лучше: ишачить день ото дня, накапливая энергию, или спалить все одним зрелищным фейерверком?
Я едва вообще не отказался от вечеринки. Долгое время я сидел на койке в одних трусах, не думая, а просто ожидая в подвешенном состоянии, чтобы что-то подтолкнуло меня в ту или в другую сторону. Наконец чаши внутренних весов качнулись, потревоженные каким-то подувшим из души ветром, и я встал и оделся.
В последнюю минуту я нацепил рабочий пояс. Рассекатель, который я повесил на него, когда помогал Леотису и Шейле, хлопнул меня по бедру. Наверное, мне нужен был какой-то символ моего статуса - для поддержки. Или уже тогда мои мотивы были более темными?..
Оставив кар на привычном месте, я пешком пересек пустую территорию между моим трейлером и вечеринкой, желая еще немного побыть один.
Кто-то из Золотой бригады принес магнитофон, из которого в тяжелом ритме ударных неслись бодрящие оцифрованные хиты. Перед домом стоял импровизированный стол из досок на двух пластмассовых козлах для пилки дров, а раздобытые где-то шторы служили скатертью. На всевозможных картонках под еду на вынос были разложены китайские разносолы, пицца, жареная курица. Кто-то из Бриков разыскал пластиковые тарелки в родной упаковке. Я таких уже много лет не видел: с тех пор как вступили в силу приложения к Монреальскому экологическому соглашению. В качестве выпивки - пиво, вино, пунш.
Прихватив бутылку пива, я некоторое время болтал с танцующими, кивал в знак приветствия, но ни к одному разговору не присоединялся.
Он стоял в тени, наблюдал.
- Майк.
- Кувалда.
- Рад, что ты пришел, приятель. Надеюсь, не в последний раз.
- Может быть. Ты намереваешься стоять тут один весь вечер?
Он рассмеялся:
- Один ноль в твою пользу, приятель. Иногда я слишком отстраняюсь. Минус работы. Но не мне тебе это объяснять. Нет, я прямо сейчас собираюсь повеселиться. И ты тоже, слышишь?
- Слышу.
Выйдя из тени, мы вместе направились к смеющейся толпе.
Когда мы подошли ближе, я узнал голос, который никак не ожидал сегодня услышать. Голос Друкера. Брики его одновременно притягивали и отталкивали, но он, наверное, услышал про вечеринку и ухватился за возможность узнать их поближе. Судя по всему, он был навеселе.
Говорил Коротышка:
- Ага, мы столько поработали, и теперь нам и впрямь кажется, что у нас тут вполне симпатичный дом. Обалденно лучше, чем на улице.
Друкер рассмеялся:
- На вашем месте я бы не слишком к нему привязывался. Распоряжение о вашем вывозе уже несколько дней как подписано.
В повисшей тишине музыка зазвучала жестко и чужеродно.
Все повернулись к нам с Кувалдой.
- Никогда не доверяй доброхотам, - сказал Кувалда.
Отражения цеплялись за клинок его ножа. Готов поспорить, я видел, как на кончике блеснула сверхновая, поселилась в мусорном кольце на пальце.
- Убери его, брат, слишком поздно.
- Ты никому не брат. А поздно или нет, зависит от того, чего ты хочешь.
Резкий тычок снизу вверх.
В этом поединке я схватил его правое запястье левой и сжал.
На стройке часто приходится поднимать тяжести, даже если ты - начальник.
Через несколько секунд он выронил нож.
- Как хочешь, Майк. И вообще, чтобы тебя завалить, нож мне не нужен.
Его пальцы у меня на горле - будто тиски робота. Я знал: еще несколько секунд - и он раздавит мне гортань.
Я нашарил рассекатель на поясе, сумел его отсоединить.
Прижал к его руке.
Нажал на спуск.
Кувалда попятился. Я уронил то, что осталось у меня в руке. В его лице застыло непонимание.
- Выходит, все сводится к лучшим инструментам… - произнес он и рухнул наземь.
Я отступил от хлынувшей к нему толпы. Увидел, как поднимает к губам рацию Холли, чтобы вызвать помощь… Она умеет сохранять спокойствие. Как я и говорил, она лучшая из всех, какие у меня были. Потом она бросила рацию в песок и побежала с остальными.
Я попытался заговорить, но вырвался лишь скрежет. Растирая горло, я поднял глаза.
Свирепо сияла одноглазая Кассиопея.
Время - водоворот, способный поглотить без остатка цивилизации, города, культуры…
Или людей.
Где теперь тот человек, который был так уверен в своих планах, своих убеждениях, в своем идеализме, так уверен, что благо многих перевешивает уничтожение единиц? Я гляжу в зеркало, но не могу его найти.
Кувалду увезли в больницу, и, лишившись центра притяжения, Брики распались на случайные компоненты, которыми были до того, как Кувалда выковал из них единое целое. Большинство выбрали лагеря для перемещенных и последующую жизнь в восстановленном Гарлеме. Остальные растворились, предпочли вернуться к голоду на улицах.
Проект катился под моим руководством, укрощенная колесница Кришны, слепая сила, уже раздавившая что могла. (Я думал, не уволиться ли - особенно если учесть постоянное безмолвное обвинение во взгляде Холли, - но понял, что бросить, не доведя до конца, не увидев плодов того, что уже причинило столько страданий, за что пролилось столько крови, будет бесконечно глупо.)
Однако когда проект завершился, когда первые из четверти миллиона человек, которые будут здесь жить, начали потихоньку заселяться в новые дома, я ушел из "ККГ". Мама Касс не сумела понять. Холли могла бы, но ей было все равно.
Я стал разыскивать Кувалду… и Зору. Я не знал, что скажу им, да это было и не важно. Я не мог их найти. Словно бы город их поглотил. Тогда я стал разыскивать таких, как Кувалда. Их я нашел. Они существуют в любом городе, большом или маленьком. Забытые мусорщики, за счет смекалки выживающие на утиле и обломках, на отходах и мусоре. И когда я нашел их, этих бриколеров…
То попытался искупить.
"Каруна, Инк."
"О боли и смерти он узнал от безобразного умирающего пса. Пса сбила машина, и теперь он лежал на обочине: грудь раздавлена, с пасти капает красная пена. Когда он наклонился над ним, пес поглядел на него стеклянными глазами, уже видящими следующий мир.
Чтобы понять, что говорит пес, он положил руку на обрубок хвоста.
- Кто предначертал тебе такую смерь? - спросил он пса. - Что ты сделал?"
Филип К. Дик. "Божественное Вторжение"
Перед вами темный двойник "Спондуликсов". И здесь тоже разношерстная компания неудачников придумывает, как объехать по кривой систему. Но в мире Рори Хонимена нет зла как такового, и в этом - огромная разница между его историей и трагедией Шенды Мур, обездоленной любовью.
Как указывает предпосланная рассказу цитата, я попытался воспроизвести или позаимствовать немного всеобъемлющего сочувствия Фила Дика к нелепому страдающему человечеству (с приправой Братьев Эрнандес). Надеюсь, я не посрамил его художественного или духовного наследия.
Мои познания о сантерии почерпнуты исключительно из книги Миджен Гонзалес-Уиппер "Сантерия: религия" ("Хармони букс", 1989), за что приношу ей благодарность.
1
Воспоминания о Тридцать Седьмом Инженерном батальоне
Может, стоит завести собаку… Собака - домашнее животное, постоянный спутник, тот, с кем нужно возиться - вдруг да поможет?
Но опять же - а если нет? Так трудно знать наперед, так трудно решиться.
Учитывая его уникальную ситуацию. Именно его бедствие. Его дополнительную меру мучений.
Привнеся неизвестный фактор в печальное уравнение своей жизни, он, возможно, окончательно запутает решение, и любой вероятный ответ навсегда окажется за гранью его способностей к философскому анализу. (Если предположить, что на вопрос в основе его жизни или жизни вообще кого-либо на свете в принципе существует ответ.)
Но без предварительной попытки - откуда взяться уверенности?
И все же: смеет ли он пытаться?
Сколь бы глупой ни казалась дилемма, она ставила его в тупик, и, по всей видимости, только его одного.
У других как будто подобных проблем не возникало.
Казалось, у всех знакомых Турмена Свона имеются собаки. У всех, с кем он ежедневно сидел в "Кофейне Каруна". (Слово "друзья" после столь кратного знакомства не шло на язык, хотя он и начинал понемногу воспринимать их так.) Шенда, Бадди, Чунг'эм, Син-Син, Верити, Вот-так-Виб… Все были собаковладельцами, все до последнего. Крупные собаки или шавочки, дворняжки или чистопородные, спокойные или гавкучие, сдержанные или резвые, лохматые или ухоженные - их собаки были всех мастей. Но одно, как заметил Турмен, у этих собак было общее: они были неразлучны с хозяином или хозяйкой, безоглядно преданы и сторицей воздавали за самое мелкое внимание.
Зовите это любовью за отсутствием менее аморфного слова.
Турмену немного любви не помешало бы.
Загремело дешевенькое радио в часах: не зная про бессонницу Турмена, дурацкий будильник включился понапрасну. Устройство было единственным предметом у него на тумбочке. Раньше тут стояла фотография Кендры и Кайла в рамке, но когда оборвались звонки и перестали приходить письма, он убрал снимок бывшей жены и сына в одинокий чемодан на верхней полке шкафа.
Турмен уже несколько часов лежал без сна, но не находил в себе сил встать с кровати. В последнее время он мало спал. С самой войны.
Войны, которая за столь короткий срок обрушила на него столько загадок, которая столь многое изменила - для него, во всяком случае.
Горнило неба. Песок, лакированный кровью. Сальные, мутные, черные тучи…
Он ковырялся в одном из набитых боеприпасами, заставленных бочками с горючим бункеров, из которых состоял захваченный укреплабиринт в Камиссийе: Турмен закладывал там заряды, которые обрушат бункер, как тайфун бамбуковую хижину. Защитный костюм он не надел - ему и в голову не пришло, что это может понадобиться. Начальство уж точно на костюме не настаивало. Пыльные солнечные лучи лезли в стенные щели. Из-под шлема сочился пот. Он отхлебнул воды из литровой бутыли и вернулся к работе. От его ловких движений эхо прокатывалось по гулкой бетонной комнате, похожей на печь по жару и ощущению.
Но что именно в ней пеклось?
Турмен был так поглощен подсоединением проводов, что не заметил гостей.
- Специалист Свои.
Турмен подскочил, как кузнечик.
В дверном проеме стоял майор Риггинс. С ним был гражданский.
Рядом с гражданскими всем бывало не по себе, и Турмен не исключение. Но в этом малом было еще что-то, совсем уж непонятное.
От тонкого, как прут в тюремной решетке, и такого же несгибаемого, одетого в дорогой, континентального покроя костюм, столь неуместного в военизированной пустыне, мужчины исходила неумолимая угроза, как от рептилии. При виде его невольно вспоминалась нацелившаяся на муху игуана, и это впечатление лишь усиливали бритая голова, мучнистая голая кожа и выпученные глаза.
Заговорил майор Риггинс:
- Как видите, мистер Дурхфройде, демонтаж проводится с тем расчетом, чтобы камня на камне тут не осталось.
Дурхфройде переступил порог и принялся любовно, почти с сожалением водить узловатыми пальцами по штабелям ящиков со снарядами. Взгляд Турмена зачарованно следовал за ухоженной безобразной рукой, точно был привязан к ней невидимой ниткой. Только сейчас он заметил какой-то значок, как будто бы марку производителя, проштемпелеванную на большинстве ящиков, бочек и паллет.
Абстрактное изображение какого-то жука. Термита?
Гражданский отошел к двери.
- Великолепно, - словно бы отмахиваясь, прошипел он, повернулся и ушел.
У майора Риггинса хватило такта смутиться.
- Можете вернуться к работе, Свон, - резко бросил он.
И командир тоже ушел: как побитая собака, поспешил вдогонку гражданскому.
Турмен вернулся к заданию, но уже не мог сосредоточиться.
А сутки спустя, в четырнадцать ноль-пять четвертого марта тысяча девятьсот девяносто первого года, когда он и его товарищи по Тридцать Седьмому Инженерному батальону собрались с видеокамерами на "безопасном" расстоянии от бункера, были посланы соответствующие сигналы, и взрыв сотряс землю на многие мили вокруг, выплюнув в небо грязный ядовитый столб дыма, который со временем покрыл тысячи гектаров окрест, включая, разумеется, их лагерь. Турмену, который наблюдал беспокойно, показалось, будто он увидел, как в маслянисто-черных клубах складывается и распадается лицо гражданского.
Из прикроватного радио полилась реклама:
- Пейте "Цинго"! Он такой целлюстный!
Неплохо бы попить чего-нибудь. Не паршивый "Цинго", а капучино с большим количеством молока. Да, определенно больше молока, чем кофе. И половинку пустого рогалика. Не надо ничего сверху намазывать. Желудок Турмена это не перенесет.
Вот только бы встать.
Он встал.
В ванной Турмен выкашлянул в раковину кровавую мокроту (на фаянсе распласталась розовая устрица), намазал прописанной мазью всю свою сыпь, выпил два двойных "тайленола" от вечной головной боли, пересчитал, на месте ли ребра, причесался и волосы с расчески спустил в унитаз. В спальне он неуверенно натянул широкие тренировочные штаны и кроссовки, которые не стал завязывать - лишь бы не утруждать ноющие суставы. Вяло расправил пропотевшие простыни. Все равно их никто не увидит.
В прихожей сгреб со столика и распихал по карманам пузырьки с таблетками и ингаляторы. И, прихватив алюминиевый костыль с обитым поролоном валиком под спину, покинул две скудно обставленные комнатенки.
Впереди еще один напряженный день ничегонеделания. Город отставников. Детский сад для взрослых. Идиллия парковой скамьи.
Не самое плохое место для больного старика.
Какая жалость, что Турмену всего двадцать семь.
2
Мифология Кенаря
- Нет!
Невероятным усилием воли Шенда Мур вырвалась из пут дурного сна. В ее спасении не было ничего случайного или произвольного. Не открылся никакой подвернувшийся кстати ментальный люк, никакой сгусток древних нейронов-хранителей не запустил патентованную программу пробуждения. Нет, все было делом рук самой Шенды. Отвернуться от ужасающего сценария, отказаться от участия в подбрасываемых подсознанием кошмарах, отшатнуться от жадных фантазий сна ради консенсусной иллюзии под названием "реальность"… Все это следует отнести за счет силы характера Шенды.
"Да уж, - сказали бы все, кто ее знал, - в этом вся Шенда!"
Иногда Шенде хотелось быть другой. Не столь целеустремленной, не столь умелой, не настолько держащей все под контролем. Разумеется, каждый день, каждую минуту она благодарила Тити Яйя, которая вырастила ее такой. Шенда себе нравилась.
Но нести ответственность за все - это же огромная работа! Бесконечный перечень дел, до седьмого пота: подтирать грязь, выпрямлять искривленные жизни, строить и ремонтировать, ставить подпорки и сносить, поцелуями исцелять "бо-бо". У-а-а-а! А теперь - хватит хныкать.
Вспоминая африканские сказки про Ананси, Шенда называла это состязанием с тушканчиком.
А останавливаться непозволительно.
Особенно сейчас - когда "Каруна, Инк." уже расправила крылья и отнимает уйму времени - Шенда просыпалась по утрам, и перед ее мысленным взором тут же выстраивался список обязанностей, аккуратное иерархическое древо, где свободное время висело запретным плодом на кончиках самых дальних веток, до которых ни за что не дотянуться.
Но даже выходить он-лайн с таким внушительным списком дел в голове все же лучше, чем просыпаться вот так.