- А если ты считаешь, что верить можно лишь собственным глазам, то откуда знаешь, что драконы на самом деле существуют?
Джек рассмеялся и ткнул зануду под ребра:
- А единорогов наших кто ворует, по-твоему? - Джек смотрел куда-то мимо брата. - И, кроме того, сирена рассказывала, что общалась как раз с тем самым драконом, который крал их. Да вот, кстати, и сама она идет. Можешь спросить, если не веришь.
- Мне, пожалуй, пора домой, - с недовольной миной ответил Тони.
Джек рассеянно кивнул, его внимание уже привлекло иное. Держа на плече амфору, сирена приближалась к нему быстрой и упругой походкой. Тони скорчил брезгливую рожицу и скользнул за деревья на краю поля.
- Привет, Джек! - сказала Р’ли по-английски.
- Привет, Р’ли! - ответил Джек на лепетухе.
Она улыбнулась, как бы угадав в выборе языка Джеком добрый для себя знак, некий тайный смысл. Юноша глянул на амфору:
- За медом собралась?
- Как видишь.
Джек огляделся - никого вокруг не было.
- Пройдусь за компанию, не возражаешь? Работа не единорог - в лес не убежит. Боюсь, что, если начну сию же минуту, просто поубиваю этих тварей на месте.
Р’ли в ответ тут же завела одну из модных песенок: "Запряги дракона в плуг, навек избавишься от мук…"
- Хм, вот бы и мне так! - вздохнул Джек.
Сняв шляпу и оголившись до пояса, он стал ополаскиваться над ручьем. А сирена тем временем, воткнув амфору в ил, с наслаждением растянулась в воде, как в собственной постели, прямо напротив Джека.
- Мог бы сделать так же! - поддразнила она. - Стыдливость не позволяет?
- Мне и самому порой это кажется нелепым, - ответил Джек, украдкой оглядевшись. - Во всяком случае, пока мы вдвоем…
- Удивительно еще, что признался…
- Ну, понимаешь… Я ведь что имел в виду… Людям одежда все же нужна, а когда вы ходите голышом, никакого срама вроде бы и нет.
- Ну да, ну да - мы ведь животные… У нас же нет души, как вы это называетё. А вспомни-ка, Джек, разве ты в детстве прибегал к нам на пруд и купался в штанах?
- Я был дитя несмышленое!
- Верно, но не столь уж невинное, как возомнил теперь. Как ты думаешь, отчего мы частенько хихикали у тебя за спиной? Не потому ведь, что ты голый! У тебя на рожице читалась такая забавная смесь ужаса и восторга перед собственным грехопадением, что удержаться было трудно. Ты ведь нарушал категорический запрет! Представляешь, какую схлопотал бы трепку, если бы тебя родители застукали?
- Да уж конечно. Но когда мальчишке что-то делать не велят да еще стращают жуткими карами, так и подмывает нарушить запрет. Кроме того, это все же было чертовски забавно…
- Стало быть, тогда ты еще не считал, что своего тела следует стыдиться. Как думаешь сейчас. Ты просто позволил окружающим убедить себя в этом! - Р’ли помолчала. - Знаешь, - сказала она наконец, - я еще в состоянии понять ваших женщин. Богатыми нарядами они скорее скрывают недостатки фигуры, чем подчеркивают отсутствие оных…
- Да ты просто злючка!
- Вовсе нет. Говорю что думаю.
Джек выпрямился, нахлобучил шляпу и сгреб в охапку одежду с куста:
- Прежде чем отправляться за медом, ответь-ка на один только вопрос. Почему ты отдала мне свою долю жемчуга?
Сирена поднялась из воды и, плавно ступая, двинулась к Джеку. Крохотные хрустальные галактики срывались с ее упругих сосков. Целый их водопад низвергался с гривы. Левой рукой Р’ли взъерошила себе волосы - вспыхнув, они заиграли на солнце червонным золотом. Ее затуманившийся фиалковый взгляд встретился с карими глазами Джека. Правая рука нерешительно замерла на полпути. Джек потупился, но руки сами собою протянулись навстречу.
Она не отпрянула, не убежала. Подчиняясь нежной, но твердой мужской ласке, сирена упала в объятия Джека.
Нападение на армейский обоз состоялось спустя неделю. К девяти вечера "ужи" вырядились сатирами. Такая маскировка навряд ли провела бы кого-либо среди бела дня, да и ночью на нее не следовало слишком уж полагаться. Но никого особо это не заботило. Тщательно ли они сменят обличье или небрежно - предлог у королевы будет в любом случае и при любом исходе дела.
Когда в потемках они неслышно приблизились к таверне "Стекляшка", их встретил гул развеселых голосов и потоки яркого света. Разгулявшаяся вовсю охрана беззаботно дула пиво и резалась в кости. У фургонов, выстроенных цепочкой на заднем дворе, возился с упряжью одинокий сержант. Он даже не обернулся, когда первые "налетчики" вышли из-за амбара.
Снять часовых оказалось чертовски несложным делом. Выйдя из темноты, лжесатиры запросто окружили и обезоружили онемевших солдат, на удивление практически не встретив сопротивления. "А так ли уж эта удивительно?" - размышлял Джек, затыкая рот одного из караульных кляпом.
На оглушительный в ночи скрип фургонов да на храп выбиравшихся на дорогу обозных единорогов таверна отозвалась лишь новым взрывом веселья. Выехав на тракт, похитители отбросили всяческую осторожность и стали понукать единорогов в полный голос. Только тогда двери таверны распахнулись настежь, и наружу с криком высыпала толпа обозников, все еще с кружками в руках.
Джек решил, что актеры из военных - ни к черту. Слишком уж неубедительно звучали адресованные похитителям проклятия, а несколько раз - он готов был присягнуть в этом - донесся даже откровенный смех.
Весь долгий обратный путь его не покидало безрадостное чувство. Какой уж там боевой задор - сплошное разочарование! Даже не довелось опробовать в деле обновку - клинок упругого стекла. Обнажить и то не пришлось! А так хотелось себя испытать - скрестить шпагу с оружием достойного противника!
На плечи давила тяжесть, от которой вдруг не избавишься…
Даже во время нечастых свиданий с Р’ли он не мог освободиться от этой незримой ноши. Слишком уж многое напоминало о тех - самых первых - словах, сказанных после первого же поцелуя.
Никогда их не позабыть. Джек явственно помнил, как задыхаясь шептал о своей любви, неустанно повторял: любимая моя! единственная! и плевать, если узнают. Пусть знают все!
Он снова и снова сжимал Р’ли в объятиях и клялся в вечной любви.
- Я верю, Джек, верю, милый! Но ты ведь понимаешь - это невозможно! Церковь, закон, семья - все восстанут против тебя.
- Начхать мне на это, любимая!
- Есть лишь один-единственный выход. Уйдем со мной!
- Куда?
- В Тхраракию, в горы.
- Я… я не могу.
- Но почему, милый?
- Как оставить родителей? Это разобьет им сердце… Предать девушку, которой дал слово? Заслужить анафему?..
- Если любишь по-настоящему, то должен пойти со мной.
- Тебе легко говорить, ты ведь не… не человек.
- Если уйдешь вместе со мной, то там, в горной долине, ты обретешь не только меня. Куда больше. Ты станешь тем, кем никогда бы не стал здесь, в Дионисии…
- Кем же?
- Совершенным человеком.
- Не понимаю.
- Ты обретешь невиданное у людей душевное равновесие, власть над собственным рассудком. Твое подсознание станет действовать заодно с сознанием. Ты избавишься от сумбура в мыслях, ты изведаешь гармонию чувств, ты перестанешь наконец звучать, как расстроенная арфа…
- И все же никак тебя не понять…
- Пойдем, Джек, пойдем же со мной! В долину, где я провела три года в ритуалах Посвящения. Только там ты встретишь настоящих, цельных людей! Ты сам… только не обижайся, Джек, но ты ведь шероховатый, как неструганое полено. На нашем языке про тебя сказали бы - "панор". Нечто вроде лоскутного одеяла. Набор разрозненных кусочков.
- Ну спасибо! Значит, я просто чучело какое-то…
- Можешь сердиться, если так тебе легче. Но, поверь, я не собиралась тебя обидеть. Хочу лишь, чтобы ты понял: ты сам еще не познал себя, подлинных своих возможностей. Они скрыты от тебя - в основном воспитанием. Перестань играть в прятки с самим собой, Джек! Не отказывайся от возможности познать себя.
- Если уж ты сам-а такая цельная, такая совершенная - почему же влюбилась в меня? Я ведь чурбан неотесанный.
- Джек, милый, ты в состоянии стать таким же совершенным, как любой вайир! Все зависит от тебя самого! Но только там, в Тхраракии, ты сможешь пробить собственную скорлупу и увидеть подлинный свет. Сегодня любой человек, преодолев барьер собственных страхов и ненависти, легко может получить то, на мучительные поиски чего вайиры затратили долгие века.
- Отбросив все, что имеет?
- Отбросив все, что брать с собой не стоит. Лучшее, доброе - сохрани. Но не делай выбор наспех - прежде уйди со мной!
- Я должен подумать.
- Думай и решай немедленно, Джек. Здесь и сейчас.
- Такое искушение…
- Пойдем, Джек. Оставь единорогов стреноженными, брось плуг в борозде. И никаких прощаний - просто идем со мной!
- Я… нет, так я не смогу. Прости… Все вдруг оставить…
- Не нужно никаких извинений, Джек… Ты сделал свой выбор.
С тех пор Джек не мог избавиться от чувства, что проморгал свой шанс ступить на путь к чему-то ослепительно прекрасному, проглядел дорогу к подлинному счастью. Сперва Джек убеждал себя, что превозмог сатанинский соблазн. Спустя несколько дней он уже честно признался самому себе, что просто струсил. Если бы действительно любил Р’ли так, как уверял, то бросил бы все и всех… Единым духом. И ушел бы.
Но мог ли такой брак быть освящен на небесах? Ведь его законность не признал бы ни один пастор!
Однако, если действительно любишь, так ли уж важно, что скажет другой человек, пусть и облаченный в сутану? Видно, необходимость венчания засела в Джеке глубоко, раз он не ушел с любимой. Поверку любовью не выдержал…
Он не ушел.
Выходит, не любит?
Да нет же, любит!
Джек саданул кулаком по стенке фургона. Любит! Любит! Он любит!
- Что еще за дьявол там в тебя вселился? - повернулся к соседу Джордж Хау.
- Отвяжись! Со мной все в порядке.
- То-то гляжу, и фургон ты решил, привести в порядок! - хихикнул Хау и вынул флягу. - На вот, глотни-ка лучше!
- Спасибо. Ни к чему это.
- Ну как знаешь. А я пропущу глоток-другой. Твое здоровье! Уф-ф! Кстати, обратил внимание, что с нами не было Джоша Мюррея?
- Нет, не заметил.
- Вот, а Чаксвилли сразу усек. И поднял хай. А никто ничего и не знает. Или, может, прикидываются. Но я - я-то знаю!
Джек хмыкнул.
- Тебе разве не интересно? - спросил Хау.
- Да так, не то чтобы очень. Лично меня ведь это не касается.
- Да ты не в себе, приятель! В том-то и штука, что касается. Ладно, не стану больше темнить - Джош по заданию Вонга приглядывает за кадмусами на вашей ферме.
- Зачем это еще? - заинтересовался Джек.
- Эд уверен, что Полли все еще там. - Хихикнув, Джордж снова припал к фляге. Затем подхлестнул единорогов и, когда фургон снова набрал скорость, заорал, перекрывая стук колес: - Эд упрямец, каких свет не видывал! Что твой единорог! Увидишь, он еще схлестнется с Чаксвилли.
- Легко ему уже не отделаться. Для Чаксвилли кого-то прикончить, что раз плюнуть.
- Это если только Эд не сунет ему нож под ребра чуток раньше! Он притих сейчас, но овечкой только прикидывается. Своих выбитых зубов Эд никогда и никому не простит.
- Интересная у нас война! Я думал, с жеребяками, а выходит - друг с другом.
- Разногласия следует устранить до начала настоящих боевых действий.
- А ты, Хау, сам-то на чьей стороне?
- А мне что за дело? Пусть себе грызутся. Без меня. Я жду настоящей свары - с жеребяками.
Сделав еще один изрядный глоток, Хау уставился на Джека. Кейдж помнил этот его взгляд - обычно он предшествовал вспышке буйства. Джек подобрался.
- Хочешь, скажу тебе кое-что, Джек Кейдж? - продолжал Хау уже слегка заплетающимся языком. - В День "Ужей" немало собственности перейдет из рук в руки. Многим захочется под шумок свести кое-какие… личные счеты. Как людям, так и жеребякам. Когда этот день настанет… - Он вновь надолго припал к фляге. - Может статься, вскоре я стану лордом Хау. Ох, и монументище же отгрохаю тогда своему бедному старикашке, не пережившему кровавой неразберихи!
- Неудивительно, что твой отец считает сына жирным и тупым выродком! - процедил Джек.
- Прикуси-ка лучше язык, Кейдж! Став бароном, я никому из обидчиков спуску не дам! Даже таким, кто знавал меня просто Джорджем. - Он отбросил опустевшую флягу. Вожжи в его руках провисли; единороги едва плелись. - Ты вот считаешь себя шибко умным, Кейдж! Хочешь, докажу обратное? Помнишь, я недавно сказал, будто мне все равно, кто в сваре среди своих возьмет верх над "ужами". И ты поверил мне. А ведь я солгал. Ха! Я всегда лгу. Обожаю водить людей за нос. И мне известно кое-что такое, о чем ты даже и не подозреваешь. О сумасшедшем Вонге и его большеглазой крале. А также об этом самодовольном плебее, наглом парвеню Чаксвилли…
- Что такого ты можешь знать?
Хау погрозил Джеку пухлым пальчиком и надул щеки:
- Не погоняй, пока не запряг! Попроси как следует. - Он дотянулся до куртки и извлек из кармана еще одну флягу.
Джек ухватил его за ворот и рывком притянул к себе:
- А ну, говори, раз начал!
Хау перехватил флягу за горлышко; не мешкая, Джек нанес резкий удар ребром ладони по заплывшей жирком бычьей шее. Хау без звука опрокинулся назад в фургон. Джек подобрал вожжи и буркнул через плечо:
- Жив он там еще?
- Дышит пока.
Сзади раздался смех. Джеку малость полегчало. Ударом по загривку пьяного болтуна он дал выход подавленной ярости. Жаль только, что так и осталось неясным, на что же тот намекал.
На протяжении всех шести миль от Черной скалы до предместий Сбейптаху единорогов нисколько не щадили. Джек поражался, как еще выдерживают они подобный аллюр - того и гляди падут, не дотянув до города. А ведь предстоит еще изрядный крюк, объезд окраинами, чтобы не обнаружить себя раньше времени. Да добрых семь миль до родной фермы Кейджей, где и намечено схоронить до поры добычу. Сдюжат ли?
Но за полмили до Сбейптаху Чаксвилли остановил обоз. Только тогда Джек и остальные "налетчики" обнаружили, что посвящены далеко не во все планы командования.
Из лесу вынырнули люди с факелами, выпрягли заморенных животных, подвели свежих. Чаксвилли всем участникам рейда велел переодеться и вновь принять "человеческий облик". Пока приводили себя в порядок, Хау чуть не выпал из фургона. Он потирал шею и подслеповато щурился на факелы:
- Что со мной стряслось?
- Шмякнулся, и дух вон! - ответил голос из темноты.
- А разве не с Джеком я разговаривал, когда это случилось?
- Вроде того, - отозвался Кейдж.
- И что я говорил?
- Нес обычные свои бредни.
- Хо! - Джордж вздохнул облегченно и перестал с опаской коситься на стоящего рядом Вонга. Он заулыбался и даже хватил того по плечу. - Вот видишь, старина! Все в полном ажуре!
- Захлопни пасть! - буркнул Эд и скрылся в темноте.
Джек задумчиво проводил его взглядом. Какой-то странно диковатый вид у кузена. Не иначе как что-то затевает.
Обоз снова двинулся - по дороге, оставлявшей Сбейптаху восточнее. Гряда холмов, заслонявшая городок, внезапно сменилась гладкой равниной. Они снова выбрались на главный тракт вдоль речки Рыбной до слияния с Чешуйчаткой. Не доезжая двести ярдов до моста, остановились.
- Большинство может разойтись по домам, - негромко объявил Чаксвилли. - Остаются ездовые, которые переночуют у Кейджа. И несколько человек на разгрузку.
После некоторой неразберихи стали расходиться. Те, кому было далековато до дому, предпочли составить компанию остающимся.
Чаксвилли уселся за вожжи на переднем фургоне, следующим правил Хау, за ним - Вонг. Остальных ездовых Джек видел впервые.
Под колесами загрохотал мост. Ездоки тревожно поглядывали на окна дома Смотрителя - не выглянет ли на шум. Все облегченно вздохнули было, когда обоз миновал башню. Но тут прямо впереди на берегу ручья вспыхнул фонарь. Аум Игстоф с удочками на плече и плетенкой в руке спокойно шагал навстречу фургонам, возвращаясь с ночной рыбалки. Вот же невезение!
Джек уставился на Смотрителя. Вонг, затормозив свой фургон, выпрыгнул с тяжелым стеклянным дротиком в руке.
Вырвав из рук Хау вожжи, Джек осадил единорогов и предупреждающе вскрикнул:
- Эй, Чаксвилли!
Чаксвилли тоже притормозил. Сообразив, что происходит, он буквально взвыл:
- Вонг, вы кретин! Немедленно вернитесь на место и трогайте!
Вонг ответил воплем ярости, адресованным, правда, отнюдь не командиру, но жеребяку. Не сбавляя шага, он с ходу метнул свой дротик.
Уронив фонарь и удочки, Игстоф мигом пал ниц. Копье прошелестело прямо над ним. В долгу вайир не остался - вскочив на ноги, он швырнул в Эда тяжелый фонарь. Увернуться набегающий с ножом в руке Вонг уже не успел - фонарь с силой ударил его по лицу, сбив с ног. Стекло лопнуло, огненные язычки разбежались по траве, пламя быстро подбиралось к лицу потерявшего сознание Вонга. Смотритель резво скрылся в гуще деревьев.
- Вот же кретин кровожадный! - бесился Чаксвилли. - Чтоб ты дотла сгорел!
Тем не менее, ухватив нарушителя дисциплины за ногу, командир оттащил его в сторону и сбил пламя с одежды. Эд с трудом сел и, прижимая ладонь ко рту, невнятно спросил:
- Что со мной?
- Ты опять за свое, идиот! Какого дьявола на него набросился?
Пошатываясь, Эд поднялся:
- Не хотел оставлять свидетеля…
- И поэтому он у нас сейчас появился! Вонг, я не отдавал приказа! Мне что, повыбивать вам все зубы до последнего?
Вонг угрюмо пробурчал:
- Думаю, жеребяк уже постарался за вас. - Он сплюнул два зуба в ладонь и вынул из гнезда расшатавшийся третий.
- Лучше бы он вас прикончил! Отныне вы под арестом. Немедленно возвращайтесь в фургон. Тюрк, возьмите вожжи. Мистер Ноконвуд, присмотрите за Вонгом. При малейшей попытке к неповиновению - убейте! Без всяких колебаний!
- Есть, сэр!
Громко хлопнула дверь. Все дружно обернулись к башне Смотрителя. Оттуда донесся скрежет задвигаемого засова. Встревоженные голоса. Окна второго этажа ярко осветились.
Эд Вонг прокомментировал:
- Пока мы тут ушами хлопали, Игстоф прокрался домой. Теперь нам его уже не достать!
Судя по перемещению света в башне, Смотритель поднимался вверх по винтовой лестнице. На шестом этаже, под самой крышей, он с фонарем задержался. Серебристый диск луны прорезала темная нить шеста, выдвинутого вертикально над крышей здания.
Цвет шеста в темноте не угадывался, но Джек видывал такие над конусами кадмусов раньше и знал - они из драгоценной меди. Никто не ведал подлинного назначения таинственных медных прутьев, но поговаривали, что те служат жеребякам для ворожбы.
И сейчас при виде этого демонического рога у Джека защемило сердце. Вонг же вообще ударился в панику - выпученные глазки суматошно забегали как бы в поисках укрытия.
- Да уж, наколбасили с лихвой, - бросил Чаксвилли. - Пора бы и удочки сматывать. - Он повернулся к своему фургону.
Эд пригнулся и подхватил с земли увесистый булыжник. Не успел Джек и рта раскрыть, чтобы остеречь, как Вонг набросился на командира со спины.