- Я как-то не подумал об этом. Во всяком случае, это говорит об их методе контроля. В руководстве и наказании они используют экономическое, социальное и религиозное давление. Они никогда не ударят ребенка, но вместо этого применяют "общественное порицание". Они не сквернословят. У них есть частная собственность - такая, как одежда, книги, - но большую часть своих доходов они жертвуют в общественную казну. В этом, кстати, одна из причин, почему так много ремохских юношей отправляется в космос. Они могут зарабатывать для общества гораздо больше на кораблях, чем дома. Кроме того, у ремохов нет промышленного оборудования, чтобы изготавливать омолаживающую сыворотку. Чтобы раздобыть достаточно денег на ее приобретение, им приходится связывать контрактом своих юношей с космокомпаниями. Им можно посочувствовать, док. Тебе ведь тоже пришлось отписать право распоряжаться частью твоей жизни Саксуэллу, разве нет?
- Да, мне осталось еще пять лет одиннадцать месяцев и десять дней, прежде чем я получу свободу.
- Ну да, доктор Джинас тоже был подневольным. Ему оставался только месяц до того времени, когда он смог бы назвать свою душу свободной. А потом он взял и утонул. Скверно. Он был славным малым. Я тоже видел, как он тонул, но ничего не мог поделать.
- Так что же произошло?
- Ну так вот: я был на берегу и смотрел, как ремохи стоят по пояс в озере и совершают ритуал очищения. Мне был очень хорошо виден доктор Джинас, который болтался в своей лодчонке неподалеку от них. При желании он мог бы даже коснуться их, стоило ему протянуть руку, но он не обращал на них никакого внимания. Он набирал воду в маленькие бутылочки и затем закупоривал их. Не знаю только зачем. На дознании причину так никто и не выяснил.
- Разве образцы не изучались?
- Да их не нашли. Затонули, когда лодка перевернулась.
Голерс нахмурился.
- Почему она- перевернулась? - спросил он. - И если он так близко находился к толпе, а вода им доходила лишь по пояс, то почему он не мог просто встать и пойти по дну?
- Да вот то-то и странно, док. Мы все наблюдали за коронацией Девы озера - между прочим, ею была Дебби, - когда услышали крик. Мы сразу повернулись в ту сторону и увидели, что лодка опрокидывается, а Джинас, который сидел на дальнем от нас конце, падает с нее в воду. И вот он как ушел в нее с головой, так больше и не всплывал. Пока мы, значит, не кинулись на его поиски и не обнаружили его в самом глубоком месте озера…
- К какому выводу пришло следствие?
- Что это было самоубийство. Решили, что он, должно быть, как можно быстрее поплыл от лодки и на глубину. А иначе как он очутился на такой глубине за короткое время?
- Кто был в коллегии присяжных? - спросил Голерс.
- Ремохские пресвитеры, естественно, и представитель Саксуэлла.
- Ты был свидетелем?
- Конечно, но мои показания мало что дали, я ведь многого не видел. Мне почти все загораживала толпа, так как многие бросились спасать Джинаса.
- И на таком мелководье бутылки не были найдены?
- Нет. Есть предположение, что их отшвырнули ногами на глубину.
Минуту оба молчали, разглядывая друг друга. Макгоуэн выпустил из ноздрей струйку дыма. У него был такой вид, будто он собирается что-то сказать, но не говорит, потому что не знает, с чего начать.
- Слушай, док, - произнес он наконец, - ты славный малый. Я узнал это еще на Луне, когда мы задержались там на неделю. Но я приметил еще кое-что. Ты, верно, думаешь, что мастерски скрываешь это от других. Во-первых, ясно, что тебе очень даже приглянулась Дебби Эверлейк. Все это заметили. Особенно шкипер. Правда, его отношение к тебе не изменилось, но это только потому, что более сухим и недружелюбным, чем он есть, быть уже невозможно. Но глаз он все-таки с тебя не спускал.
Вообще-то я тебе не о том собирался сказать. Слушай, док, эта Дебби чертовски красивая девушка, да? Ладно. А ты никогда не задавался вопросом, почему это члены экипажа сторонятся ее?
Марк от удивления заморгал и произнес:
- Я как-то особенно не замечал - если это правда, конечно. Да и с какой им стати пытаться ухаживать за ней? Как-никак, она - дочь капитана.
Макгоуэн ухмыльнулся:
- Тебе еще многое предстоит узнать о космонавтах. Как ты думаешь, если у тебя на корабле есть одна очаровательная девочка и двадцать мужчин, которые, может, по целому месяцу не видят других женщин, кроме нее, разве они не станут обращать на нее хоть сколько-нибудь внимания? А эти самые мужчины даже не разговаривают с ней. А если когда и разговаривают, то на приличном расстоянии.
Марк покраснел и сжал кулаки.
- Не волнуйся, док, - сказал Макгоуэн, - я вовсе не оскорбляю ее. Я просто указываю на факты. Если не хочешь кое-что выяснить, так и скажи, и я замолкну.
- Продолжай.
- Ну так вот, док, если честно, Дебби воняет… э, э, спокойно, спокойно! Слушай, разве ты не помнишь ту ночь, когда впервые увидел ее? Ты еще попросил свою лаборантку понюхать ее дыхание - не пахнет ли ацетоном? И что она тебе сказала? Она сказала, что чувствует только запах рыбы. А если бы ты спросил всех нас, то мы бы ответили тебе, что каюта Дебби провоняла рыбой и что изо рта у нее пахнет треской.
Первый помощник помолчал.
- Конечно, - произнес он тихо, - я понимаю, что слушать все это крайне неприятно. Но я говорю для твоего же блага.
Доктор опять разжал кулаки.
- Знаю, - сказал он, - но от этого не легче.
- Ну почему ты так кипятишься? А если бы она сломала ногу и я тебе сказал об этом, ты бы тоже разозлился? Так вот с ней сейчас что-то не в порядке, отчего она воняет рыбой. И как в случае со сломанной ногой, что она может поделать с этим? Боже мой, док, да неужели мне читать тебе лекцию по данному вопросу?
- Придется, потому что я лично заинтересован. А это уже совсем другое дело.
- Да, понимаю. Вот поэтому я и говорю тебе все это. Знаешь, Дебби ведь не единственная. Если принюхаться, то окажется, что у капитана тот же запашок.
- Что?
- Ну да. Как говорят те, кто его знал раньше, он воняет так уже много лет.
Глаза Голерса блеснули.
- А как давно Дебби… страдает этим заболеванием?
- О, впервые я заметил это у нее примерно, м-м, два с половиной месяца назад.
- А! Ага!
Теперь настала очередь Макгоуэна моргать.
- В чем дело?
- Да так, ничего. Скажи мне, Мак, а какой была Дебби до… до того, как заболела?
- Ты бы не узнал ее. Она была веселой и жизнерадостной, оживленной, всегда шутила и смеялась. Надо признать, она не допускала никаких фамильярностей со стороны мужчин. Она хотела быть их младшей сестренкой. И что удивительно, большинство членов экипажа прекрасно ладили с ней на ее условиях. Иногда какой-нибудь негодник начинал приударять за ней, но мы были начеку и быстро вправляли ему мозги.
- А как она с капитаном?
- Радости, конечно, мало. Ты же знаешь, при нем и солнце светит тускло. Но он хотя бы разговаривал с ней. А теперь он даже не приближается к ней. Он говорит с ней только по внутренней связи, и вместе они больше не едят.
Брови Голерса поднялись, затем под влиянием новой мысли он нахмурился:
- Э, погоди! А как же тогда Пит Клакстон? Его, похоже, не беспокоило все это. Из свидетельских показаний Дебби и ее отца известно, что как раз в то время, когда у нее случился припадок, он просил у Эверлейка разрешения жениться на ней. Разве его не беспокоило то, о чем ты рассказываешь? Или он, как и я, не ощущал запахов?
Макгоуэн ухмыльнулся с таким видом, будто собирался отпустить нечто вроде шутки, но вместо этого поджал губы.
- Нет, нюх у него был отличный, но в данном случае запах его не волновал. Почему бы нет? У него и у самого изо рта ужасно разило рыбой.
Голерс долго молчал, полузакрыв глаза. По динамику раздался пронзительный свист.
Макгоуэн произнес: "Мне пора. Еще увидимся". Врач, кивнув, пробормотал: "О да, конечно". Нахмурясь, он стал медленно бродить по коридорам. Он глядел себе под ноги и не поднимал головы, потом остановился. На его лице отразился испуг, когда он увидел, куда неосознанно завели его ноги. Какой-то момент казалось, что он пойдет дальше, но, взяв себя в руки, он постучал в дверь каюты. Не дождавшись ответа, он снова постучал, но на этот раз сильнее.
- Дебби? - позвал он.
Дверь с треском распахнулась. Внутри было темно, но он различил девушку по тусклому свечению ее белого платья и темному овалу лица.
Ее голос был ровным и угрюмым.
- Что вам нужно?
- Могу я поговорить с тобой?
- Зачем?
- Не притворяйся, будто удивлена. Тебе известно, что я все время пытался поговорить с тобой с глазу на глаз. Но ты избегала меня. Ты совсем не та добрая, мягкая девушка, какой я тебя узнал во время нашей первой встречи. С тобой что-то случилось, и мне это не нравится. Так что видишь, нам есть о чем поговорить. Мне бы очень хотелось этого.
- Нет. Нам нечего сказать друг другу.
Дверь стала решительно закрываться.
- Подожди! Объяснись, по крайней мере! Почему ты стала такой замкнутой, такой сердитой? Что я тебе сделал?
Дверь продолжала закрываться.
Он просунул руку между дверью и косяком и принялся негромко напевать:
"Tiens, ои est Гаппеаи qui je t' avals donne? Oui, la bague de nos noces, oh est-elle?"
Он сделал паузу и после проговорил:
- Помнишь, Дебби, когда Голо говорит Мелисанде: "Но где же кольцо, которое я подарил тебе? Да, знак нашего супружества. Так где же оно?"
Прежде чем она успела ответить, он толкнул дверь, чтобы открыть ее пошире, протянул через порог руку и, найдя в темноте руку девушки, потянул к себе. Свет из коридора высветил ее кисть - красивой формы и бледную.
- Где же кольцо, Дебби, кольцо девы? Почему его нет у тебя на пальце? Что с ним случилось? Кому ты отдала его, Дебби?
Фигура в темноте коротко вскрикнула и попыталась вырвать руку. Не отпуская ее, он спросил:
- А теперь ты впустишь меня?
- Отцу бы это не понравилось.
- Он и не узнает. Он ведь никогда не навещает тебя. Уверяю тебя, Дебби, ты будешь со мной в полной безопасности. Я не трону тебя.
- И никто не тронет, - последовал грубый и неожиданный ответ. Потом смиренно: - Хорошо, входите.
Он проскользнул в узкую дверную щель и закрыл за собой дверь. Одновременно он нажал ладонью пластину выключателя; в каюте зажегся свет. Вслед за тем он положил руки на плечи девушки и заметил, как она от его прикосновения слегка сжалась и отвернулась.
- Не бойся обидеть меня, - мягко проговорил он.
Она продолжала отворачиваться от него.
- Я знаю, что не противна вам, - прошептала она. - Но я так привыкла, что люди избегают меня… Мне всегда с ними не по себе, и я ничего не могу с собой сделать - это уже как моя вторая натура. И я знаю, почему вы не притворяетесь, как другие. Если бы не тот ваш недостаток, вы были бы совсем как они. И вы тогда не захотели бы даже приближаться ко мне и поднимали бы меня на смех за моей спиной.
- Я не отвечу на твои слова, - сказал он и взял ее за подбородок, стараясь обратить лицом к себе. - Я хочу поговорить вот об этом.
Он взял ее за левую руку.
- Дебби, бьюсь об заклад, что если тело Пита Клакстона не сгорело и его корабль найден где-нибудь в Тихом океане, то на его пальце обнаружат массивное золотое кольцо. А на кольце будет изображение треугольного щита, отражающего брошенное копье. Верно?
Она кивнула.
- Не буду отрицать, - ответила она. - Но если вы знали об этом, то почему не сказали ни слова на дознании?
- Да я даже не догадывался об этом, пока несколько минут назад Макгоуэн не рассказал мне об обычае, связанном с кольцом. А я точно знаю, что никогда не видел у тебя кольца. Учитывая все обстоятельства, можно предположить, что ты, по всей вероятности, надела его на палец Клакстона. А поскольку помолвка не была объявлена, то она скорее всего произошла как раз перед исчезновением Клакстона. Так и было, верно?
Ее лицо, бывшее до того угрюмым, стало печальным. Она заговорила, словно выталкивая слова через застывшие в напряжении губы.
- Да, мы любили друг друга. Мы не могли… дождаться, когда вернемся на Мелвилл. Мы сидели у меня в каюте и смотрели микрофильм "Пеллеас и Мелисанда", когда Пит сделал мне предложение. Почти сразу после этого вошел отец и увидел нас. Он словно с цепи сорвался, устроил скандал и заявил, что Пит больше не увидится со мной, пока мы не вернемся в Ремохию. Он потребовал, чтобы я забрала свое кольцо обратно и держала его при себе, пока мы не получим разрешения у пресвитеров.
Голерсу было трудно представить себе чопорного и сдержанного Эверлейка в роли взволнованного и негодующего родителя.
- Но почему это не всплыло на дознании? И почему ты сейчас мне рассказываешь?
- А меня не спрашивали об этом. Иначе я сказала бы правду. Мы, ремохи, никогда не обманываем. Но отец говорил, что будет гораздо проще, если мы просто скажем: мы втроем обсуждали, разрешат нам с Питом жениться или нет, и ни словом не обмолвимся о ссоре. Отец сказал мне, что у детектива Располда могут появиться необоснованные подозрения, а у нас - если мы признаемся, что ссорились, - масса неприятностей.
А что касается моего признания вам, то это легко объяснить. Вы задали мне прямой вопрос. Я могла отказаться отвечать или же сказать правду. Я предпочла последнее.
Он отпустил ее руку и спросил:
- Почему?
Отвернувшись, она ответила:
- Наверное, потому, что я очень одинока. Потому, что мне хочется с кем-нибудь поговорить. А больше всего потому, что мне все время кажется, будто я вот-вот взорвусь. Если я что-нибудь не сделаю, чтобы ослабить это постоянное внутреннее давление - не буду говорить, танцевать, петь, кричать, все что угодно, - то я сойду с ума. И это самое ужасное. Каждый раз, когда мне хочется что-то сделать, я не могу дать волю своему побуждению. Я слишком сдержанна. Я не могу расслабиться, хотя ужасно хочу этого.
Она положила руку на живот.
- Это где-то здесь, - сказала она, - то самое чувство, будто я должна взорваться и не в состоянии… но не боюсь этого.
Он изучал ее профиль. Изогнутые брови, плотно сжатый рот. Напряженная шея, чуть сутулая спина. Девушка еще никогда не была так похожа на своего отца.
Он подошел к ней и положил ей на плечо руку. Она слегка вздрогнула, но не сделала попытки отстраниться.
- Ты многое скрываешь от меня, - мягко проговорил он. - Что-то ведь должно было произойти, отчего Пит Клакстон забрался в спасательную лодку и очертя голову ринулся на ней в земную атмосферу. И произошло это именно здесь, в твоей каюте. Так что же это было? Ведь не отсрочка же вашей свадьбы так подействовала на него.
- Не знаю. Да и откуда мне знать? Меня тогда схватили эти судороги. Когда я пришла в себя, Пита уже не было. Отец послал его за помощью, и с тех пор его никто не видел.
- Понимаешь, Дебби, Пит уже долгое время был неуравновешенным. Сразу после высадки на Луну его ждало психосоматическое обследование. В его поведении замечались подозрительные странности.
- Ну конечно, - произнесла она. - Вот почему все так легко поверили, что он совершил самоубийство. Только почему ему надо было больше, чем мне, убивать себя? Ведь он переживал по тому же поводу, что и я, что бы это ни было. Его ждал психосоматический осмотр, потому что он обратился в ремохскую веру, и представитель Саксуэлла на Мелвилле хотел выяснить, не стал ли тот неуравновешенным. Для всех не-ремохов кажется невероятным, чтобы психически здоровый человек вдруг увидел перед собой новый свет и захотел присоединиться к другим, людям, чтобы найти новое счастье.
- Глядя на тебя и твоего отца, не подумаешь, что ремохи очень счастливы, - заметил Голерс. - Впрочем, к делу это не относится. Выходит, во время праздника Клакстон, по всей видимости, находился среди стоявших в воде? Он, полагаю, вместе с остальными принимал водное крещение?
Она кивнула. Голерс был окончательно сбит с толку. В его голове стала вырисовываться картина происшедшего, но что она означает, Голерс не имел ни малейшего представления.
- Мы приземлимся на Мелвилле, кажется, через месяц. И пробудем на ней неделю, не так ли?
- Да. В это время там будет праздноваться Жертва. Все ремохи постараются быть на празднике, даже космонавты.
- Послушай, Дебби, - сказал он серьезно и силой повернул ее лицо к себе. - Ты, может, думаешь, что я просто из любопытства сую свой длинный нос куда не следует. Но это не так. Отчасти я делаю это, потому что я - врач. Но я делаю это по куда более важной причине. Ты и сама можешь догадаться, что это за причина, да?
Он выжидательно посмотрел на нее. Не поднимая глаз, она молчала.
- Черт возьми, да потому что я люблю тебя!
- Да разве такое возможно? Я отвратительна.
- Не говори глупостей!
Он привлек ее к себе и поцеловал. На секунду ее плотно сжатые губы разомкнулись, и он успел ощутить их податливую мягкость. Она прильнула к нему и мягкими руками прижала его голову к ее. В следующее мгновение она, неожиданно отшатнувшись от него, вырвалась из его объятий, вытирая рот тыльной стороной ладони. Нежное и любящее выражение ее лица сменилось прежней угрюмостью.
- Убирайся! - закричала она. - И больше не подходи ко мне. Я ненавижу тебя. Я ненавижу всех мужчин! Даже Пита Клакстона. Но больше всех я ненавижу тебя!
Он шагнул к ней, протягивая руки, но, прочитав на ее лице явную неприязнь, уронил их и, повернувшись, вышел из каюты. Дверь позади него захлопнулась. У него было такое чувство, будто хлопнувшая дверь рассекла его на две части, одна из которых осталась запертой в каюте…
Прошел месяц. "Король эльфов" посетил за это время двадцать планет, где он разгружался, принимал груз, пассажиров и письма. Доктор Марк Голерс загружал себя как можно больше работой и был весьма занят, так как дел хватало во всех портах. Где бы они ни приземлялись, у представителя Саксуэлла всегда находились пациенты, жаждавшие лечения, или возбудители инопланетных болезней, которые, по его мнению, будут интересны для медика.