Вода текла по мостовой. Рваные волны ударяли в стены домов, мутная вода сплошным потоком скатывалась по откосу и заливала бульвар, старые липы и стриженые газоны. Крокодилы скатывались вниз, на дорожки, и плескались в грязной воде, щелкая зубами. "Это Гоголевский бульвар, - понял Андрей. - Это во сне". Он проснулся. Была еще ночь. "Э-а-а-а!" - тянула вдалеке ночная птица. Алена дергала его за ухо. Он помигал и сел вместе с мешком.
- Просыпайся. Пошла вода.
…Фонари болтались под палаткой, освещая днище пироги, мокрые сваи и черные зеркала водоворотов вокруг свай. В лодке можно было стоять, только согнувшись. Андрей опустился на колени и начал разгружать ящики, передавая тючки и коробки Алене на мостки. Это было необходимо - потом ничего не достать из-под воды. Он старался быть рассудительным, но провисшее брюхо палатки безысходно качалось над самой головой. Как будто его затопило мутной водой и он видит, как она качается над головой.
Он вытащил из глубины ящика ручной прожектор, который им не понадобился до сих пор. Все идет в дело. Прожектор светит на полную силу, батареи совершенно не сели за три месяца.
- Давай, - сказал Андрей, - одевайся. Берем съемочные и боксы. Побольше боксов. Сачок и лопатку. Контейнеры в пироге. - Он с усилием повернул струбцину, залитую защитной смазкой, укрепил прожектор на носу пироги и выбрался на мостки.
Скверная тишина стояла кругом. Только птица тянула: "Э-а-а-а…"
Алена подала ему комбинезон.
- Коллекции закрыты? - спросил Андрей.
- Да.
- Оружие и энзэ?
- Все здесь.
Так. Теперь не спрыгнешь в воду - зальет вентиляцию. Он перевел пирогу к лестнице.
- Садись.
Так. Теперь он передавал вещи сверху вниз. Бормоча про себя, чтобы ничего не забыть: аппараты, боксы и сачок… Карабины, две коробки с комплектным питанием, патроны. Спички есть в коробках. Спирт, пистолет. Что еще? Он подумал было взять с собой отснятые пленки. Ни к чему. Пирога мала, а ящики герметичные, не утонут.
- Рация не герметичная, - сказал Андрей.
- Тащи в лодку.
Андрей опустил тяжелый ящик в лодку, взял весло.
- Наладь прожектор, - сказал он Алене.
Желтый луч ушел к берегу и закачался впереди, выскакивая над верхушками леса в черное небо. Алена опустила прожектор, чтобы не налететь в темноте на бревно, и сидела, вглядываясь в воду, бурлящую на отмели перед островом.
Деревья поднимались все выше, закрывали небо вместе с бледными звездами, и вдруг они въехали в муравейник, прямо на пироге, и в желтом луче завертелись искры, как багровые светляки. Аленка протянула руку:
- Течение очень сильное. Ты чувствуешь?
Андрей ткнул веслом вниз. Воды немного, и она мчится вперед, волоча за собой пирогу…
- Непонятно, - хрипло проговорил Андрей. - Если она так мчится, то, может быть, Клуб не затопило. Где-то есть слив.
Аленка повернулась к нему и всплеснула руками, а лодка уже вертелась между деревьев, цепляя килем землю, прорываясь вперед к Клубу.
V
Великий город огненных погибал. Глинистые потоки хлестали по дорогам, вода возникала из-под земли и перекатывалась через ряды солдат и стволы деревьев, источенные термитами.
Первыми погибли слепые рабочие на грибных плантациях, замурованных в глубоких подземельях. Потом вода поднялась в камеры термитных маточников и поглотила маток, которые роняли последние яички в воду, и бесчисленные поколения белых термитов, и охрану. Этого было достаточно, чтобы муравейник погиб от голода, но вторая волна, как отзвук грохота бревен, хлынула в следующие этажи города. Тонули в казармах рабочие-листорезы, и рабочие - доильщики тлей, и муравьи-бочонки в складских пещерах, а по мутным водоворотам катились живые шары, свитые из большеголовых солдат. Крылатые солдаты носились в темноте, не слыша команды, - тысячи воинов, которым теперь нечего было охранять.
…Рассвет застал людей у Клуба. Вода стремительно бурлила по старице, уходя в рукав, и подножие муравьиного мозга оставалось над поверхностью. Но пещеры под Клубом были затоплены. Отсюда поднимались и уносились по течению трупы крылатых - не бесполых солдат, а самцов. Это были первые самцы, которых удалось увидеть, - странные существа, с короткими декоративными крыльями. Может быть, из-за того что они погибли. Большой Клуб, состоящий из самок и бесполых рабочих, на какое-то время выключился, замер. С отчетливым шелестом носились по извилинам рабочие, но мозг был неподвижен, и диски-информаторы сидели по верху грота, как огромные красные глаза.
- Ах, черт! - сказал Андрей и, разрывая застежки, стал дергать кинокамеру из чехла. - Диски всегда были в воздухе, и шли злые споры - рассыпаются они для отдыха или так я живут скопом.
Прошла третья волна. Вода захлестнула нижний откос грота, и внезапно диски взлетели и с жужжанием двинулись в разные стороны.
- Смотри! - крикнула Аленка.
Большой Клуб заработал. Всюду, где можно было что-нибудь разглядеть, хаос сменялся порядком. Шары сцепившихся муравьев, без толку перекатывающиеся по воде, направлялись к ближним деревьям и высыпались на кору огненными потоками. Муравьи отступали от пещер колоннами, волоча в челюстях кто что мог. Над главной тропой кружились алые смерчи - крылатые солдаты поднимали на воздух тонущих рабочих, выбирая их из хаоса веточек и насекомых, с вентиляционных холмиков, даже с бортов пироги. Спасалась ничтожная часть, горстка, но Большой Клуб сражался как мог, а вода поднималась, и уже нижние края фестонов ушли под воду вместе с мантией.
Андрей снимал. Алена меняла кассеты, держа на коленях запасной аппарат, и подавала ему, и он снимал на самой малой скорости, снимал все. Как рабочие потащили корм через верх, по гребню, как ушли под воду солдаты охраны, как верхние узлы начали стремительно откладывать яйца и несколько минут мантия потоком тащила их кверху.
Это было ужасно - обратный поток скатывался под воду, в слепом стремлении к беспомощным мозговым, еще шевелящимся внизу.
Это было ужасно - живой мозг погибал у них на глазах, не пытаясь спастись, не обращая на них внимания.
Они, как стервятники, крутились рядом. Пирога поднималась вместе с водой, и Аленка говорила в магнитофон, меняла кассеты, снимала и следила по секундомеру, в какую секунду Большой Клуб перестал принимать информацию, на каком миллиметре погибли двигательные центры, и диски неподвижно повисли в мокром воздухе.
Оставалось всего полметра, когда трубка зашевелилась на прежнем месте. Мозг уже не работал, - это был спазм, судорога памяти - в трубку свивались и крошечные "минимы", и молодые рабочие, и старые в тусклом, почти коричневом хитине. И вдруг они разбежались, не достроив трубки. Все. С потолка грота поползли рабочие - кто куда, и все кончилось. Комочки жирной земли падали в воду, просвеченную красным, и по бортам пироги бестолково носились длинноногие солдаты.
Андрей не оглядывался. Алена сунула ему сачок, всхлипнула, подвела лодку к гребню. Под ветками деревьев спустившимися к самой воде, он опустил сачок и, поддав коленом, вырвал кусок из того, что было Клубом. И еще раз.
Потом Аленка опустила весло, лодка пошла над тропами, и снова он взялся за гладкое древко сачка, стряхнул с него мусор и трупики муравьев и накрыл диск, тихо жужжащий над самой водой. Щелкнула крышка бокса.
Домой… "Вернулся домой моряк, домой вернулся он с моря, и охотник пришел с холмов". Лодка качалась, проходя поляну наискось, впереди маячила палатка, и Андрей смотрел вперед, вперед - только бы не оглянуться. Теперь там пировали рыбы, и ныряли в мутной воде крокодилы, не брезгующие ничем.
Аленка перестала всхлипывать и тихо возилась на корме, приводя себя в порядок. Вздохнула глубоко и сказала сиплым, решительным голосом:
- Сейчас будем есть. Ты не ел со вчерашнего утра. Рация в порядке?
"Верно, - подумал Андрей. - Уходить. Уйти, как с кладбища. Нечего делать на кладбище". Он посмотрел на свои руки в грубых защитных перчатках - в петельках на запястьях еще торчали пинцеты. Снял перчатки. Пинцеты слабо звякнули. Андрей нагнулся к рации, грубые складки комбинезона врезались в воспаленную кожу. Тогда он поднял руку к горлу, крепко ухватился за воротник, рванул. С пронзительным треском лопнула ткань, Андрей выдернул ноги из сапог, отшвырнул комбинезон от себя, к рыбам.
Лодка пристала к мосткам. Андрей подал Аленке руку и присел к рации. Через два-три часа вылетит вертолет.
…Задраивая ящики, они видели, что комбинезон еще поворачивался на воде - то ли его гонял вентилятор, то ли крокодил принял за тонущего человека.
VI
Самолет был свой, советский, - с огромной надписью "Аэрофлот" и красным флагом, нарисованным на стабилизаторе. И экипаж был свой, советский, и странно и чудесно было слышать русские слова от других людей, и где-то в далекой дали остались ночные звуки джунглей, утренний вопль ревуна и хриплый рев крокодилов.
Они сидели в самолетных креслах с высокими спинками, держали на коленях советские журналы и проспекты Аэрофлота и приходили в себя. Багаж был надежно запрятан в грузовых отсеках, чемодан с дневниками лежал в сетке над Аленкиной головой. За ними наперебой ухаживали стюардессы - бульон, жареный цыпленок, коньяк три звезды - "Самтрест"…
- Прибереги аппетит, - сказала Аленка. - Ты разоришь Аэрофлот, старый крокодил джунглей.
- Не буду. Наберегся, - нагло сказал Андрей и улыбнулся стюардессе. - Я бы съел еще икры и чего-нибудь посущественней.
- Конечно, конечно, пожалуйста, - сказала стюардесса и побежала по проходу мимо кресел, мимо иностранных пассажиров: так редко летали этим рейсом свои, советские…
А горы уже были далеко позади, и за круглыми оконцами перекатывался гул моторов волнами, как прибой: "хоро-шо-о-о, хорошо-о-о", и, необозримая, синяя, замерла внизу Атлантика, и над ней висели круглые облака. Огненные облака. Раскаленные неистовым тропическим рассветом круглые облака.
Все было хорошо; шел пятый час полета; поднимался рассвет, но возвращение было отравлено горечью, как еда - хинином.
Андрей вытащил авторучку из целлофанового чехольчика с синими эмблемами Аэрофлота. "Милые московские чехольчики и возвращение с победой. С Пирровой победой", - думала Алена, а Андрей уже достал блокнот и писал формулы - строчка за строчкой. Пиррова победа…
Давным-давно, когда ей было лет шесть или семь, они с братом набрели на полянку в лесу под Москвой. Полянка была красная от земляники. Аленка заглянула под листья, обмерла… И много лет спустя, стоило ей только захотеть, она могла увидеть эту полянку, услышать сладкий земляничный запах и ощутить вкус переспелой земляники на языке. Может быть, Андрей всю жизнь искал свою полянку. "Как все-таки страшно, - думала Алена, - что самый-самый близкий человек и неизвестно, о чем он сейчас думает. Какое у него было лицо, когда пришел вертолет и он грузил ящики, ничего не забывая, и вместе с радистом втянул на веревке палатку, как огромную рыбу".
Страшное было у него лицо. Распухшее, грязное, отчаянное. На голой груди - черные пятна укусов. И Аленка опять с тоской посмотрела кругом и вместо длинной трубы салона увидела джунгли, столбы москитов и цыкнула на себя, как на кошку: "Смотри. Он сидит и вида не подает. Спокоен, причесан, в белой рубашечке. Сидит, работает и не хочет, чтобы ты лезла с сочувствием".
- Андрюш, ты что делаешь?
- Ревизую математическую логику, - чересчур отчетливо сказал Андрей. - Ввожу критерий пирровости любой победы. - Он безрадостно улыбнулся и кивнул ей. - Не надо. Ты ведь думала о том же.
- Я уверена, что есть еще огненные. И не один Клуб, много. Через полгода устроим большую экспедицию и обязательно найдем.
- Не надо… Как поживает Тот, Чье Имя Нельзя Произносить?
- Его зовут Дождь в Лицо. Он начинает большой поход. Ты знаешь, как начинаются походы?
- Знаю.
- Нет. Ты не знаешь. Поход!.. Ты послушай…
Поход!
По деревне бегут старшины, и в каждом доме начинается торопливая возня. Поход! Женщины спешат к берегу, следом за воинами к пирогам и стоят в темноте, не решаясь заплакать. Только что они сидели у очагов с мужьями, а дети тихо посапывали в гамаках, и вот уже гаснут факелы и удаляются хриплые выдохи гребцов… Так начинается поход. С женских слез.
- Хорошо… - проговорил Андрей.
- Андрюша, ведь ты ошибаешься. Не бывает особей-уникумов, есть еще, есть. Мы обязательно найдем!
Андрей сморщился. Крепко потер лицо ладонями, как будто пытался разгладить морщины.
- Почитай мне лучше стихи. Те самые: "Круглы у радости глаза и велики у страха".
- Не заговаривай мне зубы! Это нелогично! Уникальных животных природа не создает, а муравьиная семья - одно животное. Для эволюции, конечно.
Андрей опять сморщился.
- Вот беда, даже ты догматик! "Не создает, одна особь"!.. Муравейник теоретически бессмертен, какое же он "одно животное"? Он ни то, ни другое. Смотри. - Он открыл блокнот. - Страница девятая. Прошу!
Внизу страницы жирно подчеркнута десятка в степени минус восемнадцать.
- Вот вероятность появления Клуба в секунду. Понятно? Смотри дальше. Страница… страница… ага, вот она. Вот - вероятность того, что Клуб просуществует больше десяти лет. Видишь? Минус пятая степень. Имеем произведение вероятностей - минус двадцать третья степень. Это не событие, граничащее с чудом. Это чудо и есть. Миллион миллионов лет пройдет - тогда можно ждать. При прочих, понимаешь сама, равных условиях…
- Значит, ты раньше ошибался? Ты писал, что вероятность настолько высока, что граничит с достоверностью?
Андрей закрыл блокнот и сказал, глядя в окно:
- Конечно. Против моих предположений Клуб оказался на несколько порядков сложней.
- Но ты считал на машине, Андрюшенька! По-моему, сейчас ты где-то обсчитался.
- Нет. Арифметика верная. Говорю тебе, что другие исходные и критерии другие. Ошибки нет.
- Не верю, - сказала Аленка. - Не верю. Есть еще огненные. Я даже знаю где. В квадрате двадцать восемь - двадцать девять. Второй Клуб - в этом квадрате.
- Сестрица Аленушка, не надо…
- Есть, - сказала Алена.
Наверное, у нее было несчастное лицо. Стюардесса посмотрела издали и подошла снова.
- Почему вы не едите?
- Так, - сказала Алена. - Спасибо.
"Вот и закончился наш трудный полет. Впереди день. Наверно, он будет еще труднее, и, может быть, когда-нибудь мы вновь уйдем в ночной полет и на тропе увидим огненных. В ночном полете…"
Андрей цифрами, как муравьями, заполнял страницу за страницей, смотрел в оконце, а когда солнце поднялось выше, задернул занавеску.
Аленка хмурилась во сне. Воины шли по ночным дорогам под звездами, и на их пути в джунглях вспыхивали бесшумные пожары.
Дождь в Лицо шел вместе с воинами. На повороте дороги он протянул руку вперед и сказал: "Будет хороший день!"
Примечания
1
Иридомирмекс - аргентинский муравей, в просторечии - "огненный".