В коридоре появилась странная, качающаяся фигура, одетая в военную форму, с автоматом в руках. Человек шел неверными, робкими шагами, и автомат прыгал у него в руках.
- Боже мой! Командир До?! Где вы, командир До?
Человек был в десяти шагах от меня, но меня не видел. Его глаза заплыли белой слизью, руки и лицо выглядели пегими от синеватых кровоподтеков, седые взлохмаченные космы падали на лоб. Эта фигура, напоминающая привидение из плохого театра, всхлипывала и приговаривала:
- Командир До! Боже мой!
И вдруг в этой нелепой, уродливой и трагической фигуре я узнал щеголеватого старшего солдата, ведавшего приказами и распоряжениями по базе.
- Боже мой! Боже мой! - причитало привидение.
Я подошел к нему вплотную и ощутил тошноту от ужаса и брезгливости. Глаза солдата заплыли белесой гнойной пленкой. А может быть, под этой пленкой уже вообще не было глаз! Из носа и ушей тоже текли гнойные выделения.
"Смотри, любуйся! - напомнил мне ехидный внутренний голос. - Это все сделала с ним губительная радиация. Это - твое будущее, До!"
- Что у вас здесь произошло, черт вас подери! - нарочито грубым тоном спросил я, стараясь заглушить проклятый внутренний голос.
- Несчастье! О, какое несчастье, мой командир, - плачущим бабьим голосом заговорил солдат. - Через три часа после того, как я передал командиру Ло приказ о бомбежке этого городка синих с таким трудным названием…
- Ты передал Ло приказ о бомбежке?
- Ну конечно! Личный приказ командира базы офицера-космонавта высшего класса Со об атомной бомбежке этого самого богом проклятого городка, - продолжал докладывать этот полутруп.
"Летела птичка и снесла в полете яичко… А яичко-то не простое, а… атомное", - вспомнил я добродушный голос тестя.
Значит, это он! Значит, это по его приказу, глупому и эгоистичному, опустошается сейчас планета и гибнут люди! Меня жгла ненависть к этому человеку. Но я сдержал себя.
- Продолжайте! - сказал я раскачивающемуся передо мной жалкому и нелепому призраку с автоматом, стараясь не смотреть в его безглазое лицо. - Что случилось через три часа после того, как вы передали приказ командиру Ло?
- Через три часа на нашу базу обрушились три баллистических ракеты синих…
- С атомными боеголовками?
- Нет, мой командир. Две первых были с обычным взрывчатым веществом. Первая угодила в главный ангар, и все наши космолеты стали мусором. Вторая попала прямо в здание главного штаба. Я в это время дежурил здесь, в подземном командном пункте. Со мной здесь находился сам командир базы. Этот взрыв, клянусь небом, походил на землетрясение. Все наше подземелье заходило ходуном. А в оперативном каземате от взрыва провалился потолок. Рухнула огромная многотонная каменная плита.
- Ни черта не понимаю! - удивился я. - Так значит, у вас здесь не было термоядерного взрыва.
- Был, ой был, мой лейтенант! Как раз тогда, когда все бросились к нашему подземному убежищу, над нами взорвалась атомная боеголовка третьей ракеты. А еще несколько - уж не знаю, сколько ракет, - угодили в наше хранилище атомных и водородных бомб. И тогда наша Багана превратилась в настоящий ад. Все, кроме меня и командира базы, превратились в пар… Господу богу придется затратить немало сил, чтобы ко дню "страшного суда" разобраться в этих перепутавшихся человеческих атомах. Два дня, несмотря на холодный дождь, нельзя было и носа высунуть из этой мышеловки - кругом все было раскаленное, как доменная печь.
- Где командир базы? - прервал я болтовню солдата.
- Офицер-космонавт высшего класса Со у себя. В своем кабинете… О боже, как я рад, что вы прилетели, командир До! - Солдат заковылял по коридору. - Бедный командир Со! - растроганно шмыгая носом, продолжал солдат. - Он тоже ослеп. Совсем, как и я.
Мы прошли через оперативный каземат, куда сквозь пролом в потолке падал резкий сноп дневного света, и остановились перед наглухо закрытой стальной дверью. Солдат осторожно постучал в дверь костяшками пальцев.
- Мой командир! Откройте, мой командир! Это я и командир До, - проговорил солдат.
За дверью царила тишина.
- Господин командир базы!
Ни звука, ни шороха.
Я бешено забарабанил в дверь рукояткой пистолета.
- Эй ты! Старая крыса! Пустой бочонок! Проклятый гробовщик! - заорал я. - Открывай! Открывай и взгляни в глаза мне!
Все было тихо.
И вдруг я ощутил страшную смертельную усталость. Сказалась, очевидно, и лучевая болезнь, незримо творящая во мне свою разрушительную работу.
- Ладно! Ты все равно не уйдешь от меня, слепая кобра!
Я повернулся, прошел мимо остолбеневшего от удивления слепого солдата.
Я проснулся от мучительной боли в суставах. Несколько минут, не шевелясь, лежал на диване, прислушиваясь к своему телу. Нет, это была не усталость. Это они, проклятые невидимые лучи, разъедали мое тело, вызывали эти ноющие боли, странную вялость и безразличие. Глотнул сразу две таблетки и немного погодя почувствовал облегчение.
Какой-то шорох заставил меня обернуться. Две жирные крысы пытались прокусить пластмассовый ранец моего защитного костюма. От ранца пахло съестным.
- Пошли вон! - рявкнул я.
Одна из крыс неторопливо шмыгнула в угол. А другая невозмутимо смотрела на меня глазами-бусинами и шевелила усами.
В ярости я рванул пистолет и с первого же выстрела убил нахальное животное. Пуля отбросила тело грызуна к стене.
А я подумал, что мой дорогой тесть, офицер-космонавт высшего класса Со, он же бессовестный делец, один из заправил концерна строительства "счастливых городов", очень похож на эту наглую и самоуверенную крысу.
И этот убийца и негодяй - мой тесть, отец моей милой нежной Ва, дед моего Пе!
Я вспомнил сообщение синих о бомбежке нашей столицы, но особенно не встревожился - конечно же, наши летчики-перехватчики отразили атаки синих! Да и домик, в котором жила Ва с малышом, находился в двух десятках километров от центра города. Я решил, что во что бы то ни стало разыщу Ва и Пе…
Здесь, на этой обожженной, оплавленной земле, у меня оставалось два дела, не закончив которые я не смел, не мог, не имел права ни уйти, ни умереть.
Прежде всего я должен был встретиться с командиром Со и бывшим моим однокашником Ло, взглянуть в их глаза и лично отправить старого и молодого дьяволов в ад, если только и ад согласится принять этих мрачных убийц.
Второе дело - это судьба Фати и Нази. Меня неотступно преследовали взгляды этих двух существ, которые, как я понял недавно, были для меня самыми дорогими.
Я закрыл глаза. И сразу же передо мной предстал садик, медовый свет луны, черные кружева теней на серебристых дорожках, тихий звон арыка. Я вновь слышал голос Фати - нежный, приглушенный, проникнутый какой-то сладкой печалью. Я видел ее глаза, большие, горячие и грустные, ее тонкие бронзовые руки, плавные движения.
Мне трудно было заставить себя встать, но я все-таки встал. В коридоре по-прежнему желтыми пятнами горели лампы аварийного освещения. В оперативный каземат через пролом в потолке врывался резкий, ослепляющий сноп солнечных лучей. Дверь в подземный кабинет командира Со была распахнута настежь.
Рванув из кобуры свой пистолет, я вбежал в эту дверь.
Кабинет был освещен более сильными и яркими лампами, свет которых после снопа солнечных лучей казался желтым и мертвенным. Дверца сейфа была приоткрыта, на столе, массивном, как саркофаг, валялись какие-то бумаги. На диване, скрючившись, лежал слепой солдат и стонал, стонал монотонно и тоскливо:
- Пить! Пить! Пить!
- Где командир Со? - выкрикнул я.
- Пить! Дайте пить! - стонал солдат.
Лицо его густо заливали потоки гноя.
- Хорошо! Я дам тебе пить. Но скажи, где командир Со?
Солдат шевельнулся.
- Он ушел, мой командир!
- Ушел? Куда ушел?
- Не знаю. Уже прошло много времени, как он ушел… Но куда он денется, слепой и скрюченный проклятыми лучами? Пить! Дайте пить, мой командир!
"Да, он никуда от меня не уйдет! - подумал я. - А мне нужно беречь свои силы. Надо поесть самому и накормить этого несчастного".
Мне было хорошо известно, что в этой подземной гробнице хранится запас разнообразных продуктов и воды. На сухом спирте я разогрел две банки мясных консервов, приготовил крепкий кофе. Свой обед я по-братски разделил со слепым солдатом. Впрочем, ел он мало и неохотно, но пил жадно, большими глотками, захлебываясь и обжигаясь.
Подкрепив свои силы, я выбрался из подземелья.
Красный диск солнца опускался за черные холмы. Ледяным блеском пылала оплавленная поверхность развалин. Над новым озером все еще клубился пар.
- Командир Со! - крикнул я, и мой голос странно и дико прозвучал в безмолвии вечерней пустыни.
Мне никто не ответил.
Я обошел развалины, но нигде не обнаружил тестя.
"Черт с ним! - подумал я. - Если ему нравится сдыхать среди пустыни - пусть дохнет! Он помечен проклятием лучевой болезни. И никуда ему не уйти от нее! Пусть сдыхает!"
Решительным шагом я направился, туда, где недавно был город Багана.
По какой-то странной причуде, объяснить которую я не пытался, огненное дыхание термоядерного взрыва главным образом устремилось на юг, к городу. Поверхность пустыни, расплавленная неимоверным жаром, здесь напоминала каток, покрытый тонким прозрачным слоем желтого льда. Эта пленка была настолько прочной, что не проваливалась и даже не гнулась под ногами.
Красноватые блики заката играли на сверкающей поверхности пустыни, и она казалась залитой кровью. У меня сильно болели глаза. Казалось, что они были засыпаны мелкими колючими песчинками, и я все время щурил их.
Я уже подходил к городу, когда впереди, в какой-нибудь сотне шагов, увидел что-то живое, движущееся. Какое-то темное пятно шевелилось на кровавом фоне спекшегося песка. Я выхватил пистолет и ускорил шаги. И тут в мертвой тишине я вдруг услышал визгливое тявканье, ворчание и лай.
Только подойдя почти вплотную к странному движущемуся пятну, я разглядел, что это такое. Два десятка голодных шакалов жадно терзали какую-то падаль. Что они ели, я не видел. Передо мной мелькали страшно исхудалые спины и зады шакалов - почти полностью облысевшие, с комьями свалявшейся рыжей шерсти. Иногда я видел удлиненные лисьи морды зверей со слепыми глазами, затянутыми белесой слизью. Шакалы отталкивали друг друга, грызлись, верещали и, сплетаясь в живой клубок, старались добраться до лакомого кусочка.
"Какое мне дело до этих жалких зверей!" - подумал я.
И хотел продолжать путь. Но неожиданно желтый клубок звериных тел на мгновение разомкнулся, и я разглядел человеческую ногу в желтом ботинке. Ужас, омерзение, гнев охватили меня.
- Пошли прочь! Вон! - заорал я, непослушным пальцем стараясь отодвинуть предохранитель пистолета.
Несколько самых трусливых или уже насытившихся зверей метнулись в сторону. Но основная масса решила бороться за свою добычу.
Ко мне повернулось не меньше десятка жутких и злых морд - с оскаленными острыми зубами, свалявшейся шерстью и незрячими глазами, подернутыми белой плевой. Повизгивая, рыча, припадая к земле и подталкивая друг друга, звери двигались ко мне.
Я вскинул тяжелый пистолет и нажал спусковой крючок. В вечерней тишине грохот выстрелов показался мне особенно оглушительным. Передний шакал ткнулся мордой в песок, другой, словно мяч, подскочил вверх. Стая распалась. Звери бросились врассыпную, взвизгивая, налетая друг на друга, падая.
Я стрелял до тех пор, пока не выпустил всю обойму.
Затем я подошел к тому, что еще совсем недавно было человеком. Вокруг были разбросаны зеленоватые клочья одежды, полуобглоданные кости, металлические пуговицы и пряжки. Тут же валялся автоматический пистолет - точь-в-точь такой же, как мой. Клочья одежды были залиты еще не побуревшей кровью.
По всем этим трагическим мелочам я восстановил, что произошло. Какой-то человек, офицер нашей базы, очевидно больной и обессиленный, пытался добраться до города. Он уже не шел, а полз, временами падая лицом в песок. И в тот момент, когда он лежал неподвижно, собираясь с силами, на него напала стая шакалов, остервеневшая от нестерпимого голода. Он стал стрелять, но звери, уже почуявшие свежую кровь, перестали бояться человека, каким-то темным инстинктом понимая, что этот человек - болен и слаб…
Я еще раз оглянулся вокруг. И тут прямо около своих ног увидел полоску сукна цвета хаки - обычный армейский погон. Но на этом погоне блестела крупная звезда офицера высшего класса. Тогда я схватил валявшийся на песке пистолет. На его рукоятке была закреплена серебряная пластинка с четкой надписью:
"Славному воину офицеру-космонавту высшего класса… моему другу Со от президента Фиолетовой республики - в память освоения планеты Таке".
Я не раз видел этот пистолет с серебряной пластинкой - наш "пустой бочонок" любил им хвастаться, рассказывая о своих "подвигах". Ну, что ж, его "подвиги" на опустошенной планете, и особенно последний из них, вполне достойны того, чтобы скот, их совершивший, был заживо похоронен в желудках жалких и жадных зверей, издыхающих от лучевой болезни!
Уже совсем стемнело, когда я добрался до окраины города Багана. Совсем недавно здесь по выложенному камнем руслу весело бежал ручей - арык, а над ним склоняли зеленые ветви какие-то деревья с удлиненными, словно припудренными серебряной пылью листьями. За ними начинались сады, которыми издавна славилась Багана.
Я знал, если перейти арык по узкому каменному мостику и пройти ровно сотню шагов по извилистой улочке, то попадешь в маленький домик, где совсем недавно меня ожидало счастье. Я не раз ходил по этой улочке - ходил неторопливо, бесстрастно воспринимая и вкрадчивый посвист соловьев, и приторный аромат цветов, и журчание ручья.
Сейчас я с трудом узнавал знакомые места. Говорливый веселый арык превратился в высохшую, выстланную камнями канаву. Деревья исчезли, и только темные, обугленные пеньки кое-где торчали из земли. Вместо аромата роз воздух был насыщен горьким и терпким запахом гари.
Все ускоряя шаг, я добежал до знакомой калитки. Но ее не было, на ее месте зиял черный проем, дыра в потемневшей каменной ограде. Внутри ограды все было выжжено и мертво - и садик, и легкая беседка, и заросли цветов. Темным призраком на фоне освещенного луной прозрачного неба обрисовывались очертания знакомого домика.
- Фати! - крикнул я. - Где ты, Фати?!
Мне никто не ответил.
Я долго бродил по этому выжженному пепелищу. От дома уцелела только одна каменная стена, три деревянных сгорели. Какие-то обгоревшие обломки потрескивали у меня под ногами. Зайти внутрь развалин не удалось - обрушившаяся кровля завалила комнаты камнями и глыбами спекшейся глины.
"Может быть, они живы! Может быть, они спаслись!" - шептал я, надеясь на чудо и сам не веря этой надежде.
Бродя по развалинам, я заметил маленький тусклый световой квадратик. В одном из соседних домиков горел огонек, там был кто-то живой.
Я перепрыгнул через каменную ограду и оказался еще на одном пепелище. Светящийся квадрат был передо мной - крошечное оконце подземного винного погреба. Я заглянул в это оконце.
Иссохшая горбоносая старуха, потряхивая всклокоченными лохмами седых волос, возилась около горящего очага между двух огромных винных чанов: на огне в небольшом котелке бурлило какое-то варево.
- Сейчас… Сейчас, мои внученьки, мои ласточки, я накормлю вас… Сейчас я вам дам очень вкусный и жирный суп, - бормотала старуха.
В подземелье никого, кроме нее, не было. Но старуха продолжала разговаривать со своими отсутствующими внуками:
- Ты, Сен, всегда очень любил этот суп… Я знаю, ты придешь, чтобы покушать его, обязательно придешь… И ты, Иска, не захочешь обидеть свою бабушку. Кто сказал, что вас сжег огненный вихрь? Вы живы! Я знаю - вы живы!
Старуха вдруг взметнула руками и рухнула на глинобитный пол. Костлявые плечи ее запрыгали от рыданий.
- О мои ласточки! О звездочки! О весенние цветочки! Почему вы умерли, а я жива? - причитала старуха.
По неровным ступеням я спустился в подвал и толкнул тяжелую дверь. Старуха вскочила с пола, бросилась ко мне и жадными, торопливыми пальцами стала ощупывать мое лицо.
- Ты пришел, мой внучек! Мое солнышко! - лепетала она.
Я увидел, что ее глаза тоже затянуты белесой пеленой. Старуха была совершенно слепа. Ее пальцы соскользнули с моего лица и тревожно забегали по моему защитному костюму. Лицо ее стало суровым и мрачным.
- Шайтан? - негромко спросила она, брезгливо вытирая руки о свою одежду. - Зачем ты пришел, шайтан? Если тебе нужна моя жизнь, то бери ее. Там, на том свете, я вновь встречусь со своими внуками. Берн мою жизнь, не медли! Будь милосердным, шайтан, не медли!
Я подошел к очагу. В котелке, в бурлящей воде, метались какие-то палки и полуобгоревшие щепки.
"Она сумасшедшая!" - догадался я.
Но решил все же попробовать узнать у старухи о ее соседях.
- Бабушка! - мягким голосом заговорил я. - Ты, конечно, знала Фати и Нази?
- Фати! Нази! - Старуха на секунду задумалась, словно вспоминая что-то. - Да, знала! Я знала много женщин, которых звали Фати и Нази. Какая из них нужна тебе, шайтан?
- Я спрашиваю тебя о твоей соседке, о Фати, которая жила рядом с тобой. О ней и ее дочери Нази.
- Знаю, знаю! - закивала головой старуха. - Фати с тихим голосом и с печалью, утонувшей в глубине ее глаз. И Нази, маленькая, золотистая ласточка! Знаю, знаю! И отца Нази, шофера Ахи, тоже знала. Его застрелил пьяный шайтан с базы.
- Где твои соседки, бабушка? - нетерпеливо выкрикнул я.
- Где?! - Старуха вдруг расхохоталась страшным, скрипучим смехом. - А ты, шайтан, разве не знаешь, где они? Фати пустила в свое сердце такого же шайтана - молодого, белолицего. А шайтан сжег ее… И ее, и маленькую ласточку - Нази…
- Нет! Нет! - закричал я. - Ты лжешь, старуха!
Я выбежал из маленького домика в душную темноту, которая казалась горьковатой от привкуса гари.
Долго, еще несколько часов, я бродил по пепелищу и звал Фати и Нази. Потом, обессилев, упал на землю около развалин домика и заснул тяжелым мертвым сном…
Проснулся я на заре. Небо было очень ясным и высоким. Прохладный ветерок вздымал облачка легкого пепла. Розовые блики, нежные и прозрачные, стлались по опаленной земле.
Сейчас, в это тихое и свежее утро, земля казалась особенно мрачной и опустошенной - черная, выжженная, мертвая.
Я взглянул на развалины домика и вздрогнул. Сейчас, при трепетном розовом свете зари, я разглядел то, чего не мог увидеть ночью.
На потемневшей от страшного жара стене, словно на фотографии, запечатлелись два тонких и легких светлых силуэта. Сейчас эти силуэты были окрашены в розоватые тона и казались живыми.
Тонкая, стройная и легкая женская фигурка, наклонившись вперед, застыла в стремительном беге. Обеими руками женщина прижимала к себе хрупкое тельце девочки, головка которой в смертельном испуге застыла на плече матери.
Я смотрел на эти милые родные силуэты и проклинал себя за то, что еще живу, что мне довелось увидеть этот ужас. Я хорошо понял, что здесь произошло.