Взявшись за руки, они прошли телепорт и очутились все на той же прекрасно восстановленной станции. Увидав Стана, привычно сидевшего за своим столом, Анита вздрогнула.
- Ой, кто это? Здравствуйте.
- Добрый день, - отозвался Стан.
- Не обращай внимания, - сказал Верис. - Это морок.
- Морок-то морок, но не вполне, - возразил Стан.
- Мы ненадолго и по делу. Скоро пойдем назад.
- Про оружие помните?
- Помним, помним. Я даже арбалет местный по ту сторону телепорта оставил. И нож тоже.
- Ну, в добрый час. Интересно будет посмотреть, чем твои игры кончатся.
- Я не играю, - сурово поправил Верис. - Пошли, Анита.
Через второй телепорт Анита шла, уже не зажмуриваясь.
В библиотеке Транспортного центра было, как обычно, безлюдно. Анита окинула взглядом бесконечные стеллажи, тихо сказала: "Ох!", но не отвлеклась ни на мгновение. Глаза отчаянные, лицо решительное, только веснушки пятнают побледневшую кожу особенно ярко. Такая не отступит и не подведет.
Верис добыл жетон, не глядя, активировал вызов и протянул голубую блестку Аните.
- А, Верис объявился, - донесся мамин голос.
- Здравствуйте, - четко произнесла Анита. - Я жена Вериса. Если вы хотите встретиться с ним, я могу вас к нему проводить.
"Эх, - подумал Верис, - надо было предупредить, что говорить следует на "ты". Обращение на "вы" у нас давно забыто, так только справочная система говорит".
- Жена, - пропел голос Гэллы Гольц. - Тут уже приходила одна жена.
"Сволочь!" - совершенно не по-сыновьи подумал Верис.
Что касается Аниты, ее затвердевшее в решимости лицо не дрогнуло. Искра жетона лежала у нее на ладони, и Анита, в жизни не видавшая ни единого средства связи, кроме посыльного мальчишки, продолжала вести переговоры.
- Вы не ответили, хотели бы вы его видеть.
- Почему он сам не связался со мной?
- Он не хочет, чтобы вы знали, где он сейчас живет. Если вы согласитесь встретиться со мной, я завяжу вам глаза и отведу к Верису. Но дороги вы знать не будете.
Нет, хорошо, что Анита говорит на "вы". Среди многих странностей нелепость завязывания глаз не так сильно бросается в глаза, покуда не завязанные.
Мама была далеко, и Верис не разбирал ее мысли, но и без того отлично представлял, что творится в ее душе. Нежелание, чтобы ее опять накормили дерьмом, перемешивается со жгучим любопытством. Ведь каким-то образом сын пропал, хотя такое кажется абсолютно невозможным. Ради того, чтобы узнать такую тайну, можно многим рискнуть. А завязывание глаз - только такой олух, как ее ненаглядный сыночек, может думать, будто завязанные глаза хоть в чем-то ограничат возможность подглядывать. У собственной системы безопасности слишком много органов чувств, и среди них - чувство ориентации, позволяющее с закрытыми глазами пройти там, где ходил хотя бы однажды.
Да и вообще, что такое завязанные глаза? Говорят, доисторический человек восемьдесят процентов информации получал от зрения. Современный человек девяносто процентов информации получает от программы, так что зрение, слух, обоняние, осязание и чувство вкуса нужны ему лишь для комплекта.
Слово "лишь" указывает, что если имеется программа, все остальное - лишнее.
- И где мы встретимся? - поинтересовался мамин голос.
- Транспортный центр, рекреационная зона, у входа в аромотеатр, - без запинки отстрелила Анита фразу, которая должна казаться ей сущей белибердой. Или тарабарщиной? Есть еще термины "галиматья" и "абракадабра". Происхождение их различно, а вот значение… Пожалуй, лишь для обозначения бессмыслицы имеются в русском языке синонимы.
- А маячок поставить слабо́?
- Слабо́, - отрезала Анита, не вдаваясь в объяснения, которых у нее не было.
- Ну, ладушки. Через десять минут я буду, - голос снисходительный, с ленцой, но за показным безразличием бушует любопытство. Предстоит развлечение, какого еще не бывало.
Что же, она права. Такого не бывало и вряд ли будет еще.
Теперь надо спешить. Если мама появится в Транспортном центре, когда здесь будет Верис, она сможет почуять и выследить его без посторонней помощи.
Жетон сунули на привычное место позади толстого тома, и Верис помчался к ближайшему телепорту. Аните спешить было не нужно, аромотеатр находился рядом с библиотекой.
- Ты, главное, помни, что она не стареет и выглядит очень молодо! - крикнул Верис, убегая.
Он уже говорил это несколько раз, но повторился, потому что занозой засела в памяти реплика: "Тут уже приходила одна жена", - и Верис испугался, что, увидав юную Гэллу, Анита не поверит, что это Верисова мама.
На станции Верис за минуту пришел в себя и отдышался.
Сейчас, наверное, мама уже встретилась с Анитой, они обмениваются ничего не значащими фразами, мама морщит носик (от живущих на Ржавых болотах всегда пахнет), Анита демонстрирует шапку, которая закрывает не только глаза, но и уши, что немаловажно, потому что говорить со Станом можно и не видя его.
- Где твоя спутница? - спросил Стан.
- Сейчас будет. Она задержалась, чтобы привести сюда еще одну женщину. Они не станут разговаривать, а сразу пройдут на Землю.
- Собственная система отключается автоматически, независимо от того, говорили со мной или нет.
- Я знаю.
Кивнув прощально, Верис прошел через телепорт, взял свои вещи и вышел из святилища. Присел на трухлявый выветрившийся камень. Теперь оставалось ждать и надеяться, что Анита не подведет.
Что Гэлла Гольц объявилась в святилище, он понял мгновенно. Мысли ее были остры и обрушились на Вериса каскадом. Мама тоже угадала Вериса, она напоминала сейчас хищника, напавшего на след, азарт погони занимал ее, и из-за этого она не сразу поняла, что у нее исчезли все искусственные органы чувств. Может быть, она успела бы встревожиться, но Анита, дождавшись разрешающего кивка, сдернула кожаную шапку, и мама увидала Вериса.
- Верик, - голос мамы был ласков. - Соскучился? Я знала, что так будет. Ну куда ты без меня
Она попыталась по-хозяйски, как привыкла, вломиться в его душу, но Верис, которому последние месяцы приходилось противостоять телепатам кучников, с легкостью закрылся.
- Ты повзрослел, - сказала мама.
- А ты по-прежнему хочешь насладиться моей смертью?
- Почему бы и нет? - спокойно произнесла мама.
- Моей смертью, - повторил Верис.
- Верик, подумай, если бы не это невинное желание, тебя бы вообще не было. Совсем. Никогда. Никакого.
- А ты меня спросила, согласен ли я на подобную роль?
- Когда я задумала эту штуку, тебя не было, так что мне некого было спрашивать. Но заметь, Верик, я не мешаю тебе жить. Я не гоняюсь за тобой по метагалактике, наподобие твоей первой девицы. Кстати, у тебя дурной вкус, твоя вторая пассия тоже не блеск.
Верис переменился в лице и поднял приспущенный было арбалет.
- Но это все фигня, - продолжала мама, не замечая угрожающего движения. - Живи с кем хочешь, это твои проблемы, мне нет до них дела.
- Тебе есть дело только до моей смерти.
- А почему нет? - живо возразила мама. - Или ты думаешь, что умирать в одиночестве приятнее? А так рядом будет родной, близкий человек. Все твои девицы скоро наскучат тебе или сами разбредутся, а мама - на всю жизнь.
- А кто только что говорил, что моя жизнь - фигня и тебе нет до нее дела?
- Опять ты за свою болтологию! - отмахнулась мама. - Будешь цепляться к словам - я уйду и больше не вернусь.
- Никогда?
- Только когда почую, что ты собрался отдавать концы. Или я зря возилась с тобой столько времени?
- А, в самом деле, - поинтересовался Верис, - зачем ты возилась со мной столько времени? Я ведь нужен тебе не для жизни, а смерть - дело быстрое.
- Ты думаешь, я не пробовала? Ну, смастерила я младенчика с врожденным пороком сердца, так он помер, так ничего толком не поняв. А уж возни было, чтобы его собственная программа не вылечила! Нет уж, надо, чтобы ты человеком вырос, вкус к жизни узнал, любовь, а можно и ненависть - пожалуйста, я не против! Вот тогда будет полный кайф - или я ничего в этой жизни не понимаю. И если даже с тобой облом получится - не беда; редкостное блюдо готовится долго, и к нему нужно свои ручки приложить, программе такое дело доверить нельзя, там слишком много ограничений. А когда готовишь собственноручно, первая лепешка выходит комковатой, так, кажется, утверждает стилистика? Вот ты и есть та самая комковатая лепешка. Но не огорчайся, тебя я все равно скушаю. Соус из ненависти ничуть не хуже, чем из любви. А потом сделаю любимого сына. Опыт теперь есть, второй раз комом не получится.
- Ты подавишься мною и никого больше не сделаешь, - Верис покачал головой, но арбалет в его руках не дрогнул, и стрела, та самая, что когда-то пробила его плечо, смотрела точно в живот ничего не понимающей маме.
- И как ты сможешь мне помешать?
- Я убью тебя. Убью прямо сейчас.
- Убьешь?!. - мама расхохоталась, громко, весело, запрокинув голову. - Верик, ты рехнулся! Ну, как ты меня сможешь убить?
- Комара со лба сгони, - подсказал Верис, продолжая держать маму на прицеле.
Мама послушно провела ладонью по лицу и только теперь ощутила неприятный зуд. Недоуменно глянула на раздавленное насекомое и кровавое пятно на ладони.
- Какая гадость! Что это?
- Комар, - любезно пояснил Верис. - Видишь ли, мы на Земле, а здесь система безопасности не работает. Тут даже комар может тебя укусить.
Верис не пытался проникнуть в мамины мысли, но отчетливо ощутил смятение и испуг. Мама только сейчас осознала, что привычное и потому незаметное присутствие всеблагой программы сменилось зияющей пустотой. Наверное, она пыталась телепортироваться куда-нибудь в безопасное место или уйти в энергетический кокон, но обнаружила, что отчего-то разучилась этим полезным умениям. Так оно и бывает - если учился разок, между играми, то непременно разучишься. И случится это в то мгновение, когда меньше всего ожидаешь такой подлянки. Кучники и им подобные такую ситуацию называют обломом.
- А?.. Что?.. - выкрикнула мама. - Немедленно выпусти меня отсюда!
Она кинулась к дверям святилища, но Верис, стоявший на ее пути, дернул спусковой крючок, спустив стрелу в короткий полет. Зазубренный вольфрамовый прут вонзился в живот, где никогда не было Вериса.
Мама делала по инерции еще один шаг, согнулась, словно хотела спрятать торчащий из тела штырь, и упала. Руки беспомощно заскребли по земле - по Земле, где погибают даже бессмертные.
- Мама, - сказал Верис. - Ты хотела знать, каково это - умирать. Теперь ты знаешь. Это больно и страшно или уже все равно? Скажи. Я не стану лезть в твою душу и узнавать без спроса, когда-нибудь я узнаю это сам, а понарошку умирать я не хочу. Мама, ты провела жизнь, играя, и сейчас впервые встретилась с настоящим. Скажи, ты счастлива?
Лежащее тело вытянулось, перевернувшись на спину. Открытые глаза бегали из стороны в сторону, словно хотели побольше увидать напоследок. Движение зрачков замедлилось, взгляд остекленел.
С беспощадной ясностью Верис осознал необратимость сделанного. Стрелу не вернуть в колчан, жизнь не вернуть в тело.
Верис наклонился над мамой, сорвал с шеи жетон - голубой, на цепочке. Когда-то Верис оформлял свой жетон по образцу маминого. Человек не может пользоваться чужим жетоном, но одна функция доступна всем - вызов службы спасения.
Пока не поздно, Служба спасения сможет проникнуть и на Землю, маму найдут, ориентируясь по сигналу жетона, эвакуируют куда-нибудь и там что-нибудь сделают, чтобы вернулось дыхание и исчез стеклянный взгляд неживых глаз.
- Поисковая система службы спасения перегружена, - услышал Верис. - Обрабатывается более двенадцати миллионов неотложных вызовов. Ваш сигнал поставлен в сверхсрочную очередь. Приблизительное время ожидания - шесть часов десять минут.
Верис без сил опустился на землю.
Миллионы бездельников балуются со службой спасения, впустую растрачивая силу, способную двигать галактики. В результате энергии не хватило, кому действительно нужна помощь. И неважно, что такого не бывало ни за сто, ни за тысячу лет. Вот оно, случилось, и служба спасения никого не спасла.
- Не переживай, ты правильно сделал, - тихо произнесла Анита. - Я слышала, что она говорила. Человек так не может, это страшное чудовище. Твой выстрел - всего лишь возмездие.
Возмездие - мзда, расплата. И предлог "воз", утверждающий, что расплата была превыше вины.
- Это моя мама. Плохая, но другой у меня нет.
Вжался лицом в землю возле мамы и затих. Анита присела рядом, молча гладила Вериса по волосам. Слова, которые могут все, были совершенно бесполезны.
* * *
Здравствуй, Верик.
Вот видишь, пишу снова. Не хотела, но пишу, потому что не могу по-другому. Знаю, что ты был в библиотеке и те мои сообщеньица прочел, но не появился, не простил. Что теперь прикажешь мне делать? Живу одинокая. То и дело представляется, будто ты входишь и говоришь: "Одинокий, то есть с одним оком, одноглазый. Такой человек лишен объемного зрения, мир ему видится плоским". Как мне сейчас.
Постоянно думаю о тебе. Иной раз чудится, будто разбираю обрывки твоих мыслей, а может, напридумывала все. Наверное у тебя давно другая женщина, неважно, пусть их тьма тьмущая будет, красивых, умных. Но любить, как я, они не смогут. А я люблю тебя ужасно. Люблю и сама в ужасе от этого.
Главный ужас, знаешь, в чем? Каждое утро просыпаюсь и думаю, что ты есть, ты жив. Пусть не со мной, а где-то, но есть. А что будет потом, через какую-то сотню лет? Двести, триста, пятьсот лет без тебя с умершей надеждой - я так не смогу.
Верька, ведь можно же что-то придумать, как-то тебя вылечить. Я сперва думала вырастить тебе новое тело, такое же, как сейчас, но здоровое, а потом переписать личность, ну, как мнемокопии делаются, но поняла, что это будешь не ты. Но я не отступлюсь. У нас еще есть сто лет, а я стала большим спецом по этим вопросам.
Смешно, спец по исправлению человеческих недугов до сих пор ходит с когтями, которые я вырастила - ну ты помнишь, - руки, чтобы рушить. Ведь это последнее, что придумал ты, когда мы еще были вместе. Не помню, говорила ли я об этом в предыдущих письмах. Я все время с тобой мысленно говорю, что-то рассказываю и уже запуталась, что говорила в письме, а что так просто. Сецпамятью я сейчас почти не пользуюсь, пытаюсь понять, что в человеке собственное, а что привнесено программой. Ты понимаешь, зачем это я.
Уже не прошу откликнуться, но мне плохо без тебя. Я тебя люблю. Какой ужас.
Линда.
Глава 4
Труднее всего оказалось уговорить хуторян. Забившись на самые дальние, вовсе не пригодные к жизни острова, они полагали себя в безопасности. Со стороны материка их прикрывало большое селение, где жило полтораста человек, а со стороны моря - Гнилой бугаз. Через эту естественную преграду полез бы только безумец. Многометровый слой ила, жирная соленая грязь не позволяли ни плыть, ни идти вброд. Там не произрастали даже водоросли, из которых кучники делали дрожжи, и почти не было камыша. Оставалось непонятным, за счет чего там выживают тучи кусачих слепней, летом наводнявших округу. Зимой, даже когда случались морозы, Гнилой бугаз не замерзал, оставаясь привычно непроходимым.
И через этот ад чистый мазохист бросил своих солдатиков.
В каком-то из старых сочинений Верис отрыл ненаучное и попросту бредовое толкование слова "ад". Дескать, "ад" - это "да" наоборот. "Да" - знак согласия и возможности, в то время как в аду царит абсолютное несогласие и полная невозможность чего бы то ни было. Придумка забавная, но схоластикой от нее несет за версту.
Верис чувствовал, что готовится очередной штурм, но направление атаки угадать не смог и помчался на выручку, когда грязные и измученные попрыгунчики уже выбрались на сухое. Сколько солдат потонуло в Гнилом бугазе, не мог бы сказать даже их командир, но и тех, что выжили, с лихвой хватало, чтобы перерезать полтора десятка хуторских жителей.
Хуторян спас их промысел. Наткнувшись на ульи, солдаты немедля превратились в мародеров. Облепленные пчелами (О, кайф!), они жрали мед вместе с вощиной (Ням-ням!..), и заставить их воевать в эту минуту не смог бы никто.
Верис погнал остатки воинства обратно, в смердящую сероводородом грязь, где кучники и нашли свой конец, поголовно склеив ласты, потому что лодки, подвозившие десант на каменистую косу, отгораживающую Гнилой бугаз от моря, ушли и возвращаться за неудачниками не собирались.
Зато когда чистые засекли, что Верис находится на дальних островах, началась мощная атака на засеки и через зыбуны. Поселок за полчаса был стерт с лица земли, все, что не успели вынести сами жители, утащено или уничтожено.
Уничтожить - вовсе не убить, не обнулить окончательно, но сделать столь ничтожным, что остаток будет стремиться к нулю. Бытие поселян на Ржавых болотах стремилось к нулю, и это понимали все.
Теперь сами хуторяне стали сторонниками скорейшего переселения на новые места. Исход болотных варваров начался.