Я избрал третий вариант – прогулялся по пригорку, но затем всё-таки спустился в лощину к местным туристам. Они произвели на меня странное впечатление. Настолько привык к лакейскому подобострастию до сих пор окружавших меня раймондцев, что и тут ожидал встретить аналогичное отношение. Ничего подобного! Да, аборигены приняли меня радушно, откупорили бутылку шампанского (как я уже давно понял, любимого на Раймонде напитка), но сами не пили, хотя я заметил, что шампанским они запаслись сверх всякой меры – у одной из палаток стояло с десяток ящиков. Несмотря на их гостеприимство, общение у нас как-то не заладилось. Говорили вроде бы на одном языке, но вот общих тем не нашли. Точнее, пытался найти я, а они кивали, улыбались невпопад и на контакт не шли. И между собой не разговаривали, сидели с отрешёнными лицами, словно к чему-то прислушиваясь. Странные туристы, не от мира сего.
Только распрощавшись с ними и поднявшись на пригорок к палатке, я вспомнил, что говорил о туристах егерь, и всё понял. Эти раймондцы воспринимали таинство деяния Великого Ухтары на уровне религиозного обряда. Как паломники, прибывшие в святые места накануне мистерии, они с трепетом в душе ожидали чуда, и ничто мирское их в этот момент отвлечь не могло.
У палатки я уселся в шезлонг и некоторое время наблюдал, как егерь на берегу собирает плот. Затем мне это надоело, и я стал созерцать раймондский закат. Было на что посмотреть. Солнце садилось за озером между двумя лесистыми сопками, и чем ниже оно опускалось к горизонту, тем больше в его спектре становилось зелёно-жёлтого, как неспелый лимон, цвета, а небо тем временем наливалось густым, тревожащим душу ультрамарином. Когда солнце полностью скрылось за горизонтом, и вечерняя заря неожиданно оказалась молочно-белой, вот тогда на её фоне я и увидел, что чёрный контур трёх холмов на противоположном берегу действительно напоминает лежащую на спине женщину. Но в этот момент егерь на берегу включил прожектор, чтобы продолжать работу по сборке плота, и мрачное очарование раймондского заката пропало.
Широко зевнув, я встал с шезлонга, потянулся и направился в палатку спать. Завтра у туристов намечался религиозный праздник, а у меня предстоял тяжёлый рабочий день.
В этот вечер я впервые на Раймонде не принял перед сном медицинских препаратов и не оросил имплантированные жабры раствором формалина. Пора было выводить жабры из летаргии, поскольку завтра начнётся то, ради чего я прибыл на Раймонду и ради чего вживлял в себя и жабры, и биочипы.
10
С первыми проблесками молочно-белой зари я проснулся, экипировался и выбрался из палатки. В предутренней мгле на фиолетовом небосклоне сияли редкие звёзды, а озеро выглядело куском застывшего, ноздреватого льда, сильно подтаявшего у устья Рио-Бланко. По склону глинистого холма, клубясь, в низину спускалось щупальце плотного формальдегидного тумана, и казалось, что лежащая на том берегу великанша поводит головой.
– О! – удивился егерь, завидев меня. Он возился у раскладного столика, вскрывая консервные банки. – Вы – первый из туристов, кого мне не пришлось будить. Идите завтракать.
– Доброе утро, – сказал я.
– Да, доброе, – немного подумав, согласился Бори Чилтерн, и я понял, что земных приветствий он не знал. И к лучшему. До чёртиков надоели местные искусствоведы с их выспренними руладами во славу всего земного.
Пододвинув поближе к столику шезлонг, я сел.
– Кофе? – предложил егерь.
Я кивнул, и он налил в одноразовый стаканчик горячей оранжевой бурды. Ничего общего ни по вкусу, ни по запаху с кофе она не имела. О содержимом консервных банок я не стал спрашивать, чтобы не отбить аппетит. Вкусно, сытно… и ладно.
Чилтерн покончил с завтраком быстро, но остался сидеть на раскладном стуле, поджидая меня. Увидев, что я отложил вилку, и взялся за стаканчик с раймондским кофе, он встал.
– Пора.
Допив так называемый кофе, я тоже поднялся из-за стола. Критическим взглядом окинув мою амуницию, егерь остался доволен, но для проформы чуть туже подтянул ремешок на респираторной маске.
– Порядок. Прихватите плащ-накидку и спускайтесь к озеру.
Когда я подошёл к берегу, егерь возился у простенького плота, представлявшего собой треугольник из трёх антигравитационных понтонов, собранных торец к торцу и для прочности скреплённых арматурными штырями, образующих над плотом пирамидальный каркас. На одном из понтонов было укреплено сиденье, перед ним на консоли торчало некое подобие рыболовной удочки, но вместо лесы с кончика "удочки" в проём между понтонами свешивалась золотая цепочка.
– Садитесь, – сказал егерь, указывая на сиденье. – Мне нужно отрегулировать горизонтальное положение плота по вашей массе.
Я уселся, и егерь занялся настройками гравиполя.
– Так, всё нормально, – наконец сказал он. – Теперь слушайте инструктаж. Я настроил гравиполе так, что плот зависнет над зеркалом озера строго горизонтально на расстоянии пяти сантиметров. Вам предстоит провести на плоту три-четыре часа. Всё это время вы должны сидеть очень тихо, делая как можно меньше движений, чтобы не раскачивать плот. В противном случае, если борт плота коснётся поверхности воды в момент свершения таинства Великого Ухтары, я не то, что ваших костей не соберу, но и горсти неощутимой пыли. Где накидка?
– Здесь.
Я потянулся за накидкой, которую оставил на понтоне, плот качнулся и правым углом царапнул по берегу.
– Вот-вот, – назидательно изрёк Бори Чилтерн. – Надеюсь, вы поняли, что над озером таких движений делать не следует.
Он набросил на меня накидку, застегнул, поправил капюшон.
– Это защитит вас от спонтанного разряда статического электричества, возникающего над озером во время таинства деяния Великого Ухтары, – объяснил егерь. – Сейчас сядьте поудобнее, расправьте накидку изнутри, чтобы чувствовать себя свободно. Повторюсь, над озером этого делать не следует.
Я последовал совету, создавая под накидкой побольше свободного пространства. Что-что, а оно мне было необходимо. Очень.
– Так… – протянул егерь, критическим взглядом оглядывая меня, когда я закончил вертеться под накидкой. – Теперь следующее. На правом подлокотнике находится переключатель. Видите?
– Вижу.
– Когда я отбуксирую плот и подам команду, вы щёлкните им. Это гравитационный якорь, он застабилизирует плот и будет удерживать от дрейфа гравилучом с буйка, установленного возле палатки. Понятно?
– Да.
– И последнее. – Егерь извлёк из кармана коробочку с морской звездой, подтянул на "удочке" цепочку повыше, вынул звезду, аккуратно нацепил на крючок и снова опустил её в коробочку. – Держите. – Он передал коробочку. – Когда прибудем на место, и вы заякоритесь, извлечёте звезду из коробочки и медленно опустите под воду не более чем на один сантиметр. После этого останется только одно – в момент свершения таинства резко подсечь наживку, и вы станете обладателем уникального во Вселенной украшения. Вопросы есть?
– Есть. – Я внимательно рассматривал устройство "удочки".
– Задавайте.
– Я смотрю, здесь установлен автоматический подсекатель…
Бори Чилтерн снисходительно улыбнулся.
– Это на тот случай, если вы прозеваете нужный момент, – дипломатично пояснил он. На самом деле подсекатель на "удочке" не позволял мне сделать подсечку как "до", так и "после". Только "вместе" с ним. – Ещё вопросы будут?
– Да. Вы говорите, я пробуду на озере три-четыре часа, и всё это время должен сидеть тише воды, ниже травы? Так?
– "Тише воды, ниже травы…" – пробормотал егерь. – Хм… Оригинально. Только по-нашему правильнее будет: тише травы, ниже воды… – Он тряхнул головой. – Да. По всем внешним признакам не менее трёх часов, но и не более четырёх.
"А ведь он прав! – изумился я. – Тише шевелящейся травы, ниже уровня двумерной воды…" Но не стал на этом заострять внимание. Следовало играть роль этакого туриста-пентюха, и я спросил:
– А если за это время меня от безделья сморит сон и я бултыхнусь в озеро?
На сей раз егерь откровенно расхохотался.
– Не переживайте, не сморит. Зря, что ли, кофе вас поил? К тому же на сиденье есть страховочный пояс, можете пристегнуться. Всё?
– Всё.
– Тогда поехали.
Егерь залез в катер, поднял его над землёй и, подцепив плот тросом за арматуру, понёс над двумерной водой метрах в десяти от поверхности. Точно по центру озера катер завис и начал медленно-медленно опускать плот. Если операция доставки плота на место заняла минуты две, то его установка – минут пятнадцать. Наконец стравливаемый трос провис, и я почувствовал, как плот легонько закачался на антигравитационной подушке.
– Якоритесь! – крикнул сверху егерь.
Я послушно нажал на кнопку и почувствовал, как плот стабилизировался. Егерь отстегнул буксировочный трос, втянул его на борт и отвёл катер в сторону.
– Теперь опускайте наживку!
Эту операцию я проделал медленно и неторопливо, как учил Бори Чилтерн.
– Нормально! – крикнул из катера егерь. – Сидите смирно, и всё будет в порядке. Счастливо!
Катер умчался, и я остался один на один с Великим Ухтары и заданием Мальконенна, срок выполнения которого наступил.
Первым делом я придал жёсткость накидке, превратив её в твёрдый каркас, чтобы с берега не было заметно манипуляций под накидкой. Задачу ухода с плота, облегчало ещё и то, что я сидел спиной к восточному берегу, поэтому моего исчезновения из-под накидки никто заметить не мог. Однако, закончив с накидкой, я минут пять, раздираемый сомнениями, сидел в полной неподвижности, тупо уставившись на золотую цепочку, уходящую под поверхность "неощутимой пыли". На деньги, вырученные от продажи раймондской безделушки, я мог организовать сотню таких путешествий, как на Сивиллу. Так стоило ли рисковать, выполняя договор с Мальконенном? Чашу весов не в мою пользу склонил единственный, но очень весомый аргумент – я по-прежнему не знал ИСТИННОЙ ДЛЯ МЕНЯ ЦЕНЫ раймондского артефакта, поэтому решил идти до конца.
И тут меня запоздало осенило. Если бы перед отъездом в заповедник "Территория туманов" я в довесок к артефакту попросил пару яиц занзуры, Броуди бы с превеликим удовольствием их подарил. И вовсе не потому, что их цена на рынке экзотических животных смехотворна по сравнению с ценой артефакта. Причину щедрости Броуди я до сих пор понять не мог, но в результате не нужно было бы сейчас нырять в озеро, пускаясь в губительную для здоровья авантюру. К сожалению, все мы умны задним умом, и сейчас просить было поздно: почему-то я был уверен, что своим отъездом на озеро я уже заплатил НЕВЕДОМУЮ ЦЕНУ, и теперь оставалось только нырять.
Медленно и очень аккуратно, как во время тренировок дома на антигравитационном тренажёре, стащил с себя комбинезон и остался в тончайшем гидрокостюме, изготовленном специально для пребывания в агрессивных средах – в воде Рио-Бланко содержалось около двух процентов формалина. Надел перчатки, респираторную маску заменил фильтрующим воздух загубником, а на голову, до самого рта, натянул прозрачную, облегающую маску. Рот я закрою маской перед самым погружением, когда начнут дышать имплантированные жабры. Затем вынул из кармашка гидрокостюма гравикомпенсатор и прикрепил его к сиденью. Когда буду погружаться в озеро, его миникомпьютер, настроенный на показания биочипов, плавно компенсирует отсутствие моей массы на плоту.
Всё было готово к погружению, оставалось только нырять. Оглядевшись напоследок по сторонам, я заметил, что на поверхности озера кое-где начали появляться блестящие пятна воды. Они медленно разрастались, и это очень напоминало таяние льда в пруду. Только процесс на озере Чако протекал гораздо быстрее. Не следовало полагаться на заверения егеря, что в моём распоряжении три-четыре часа. Максимум два, учитывая затраченное время на раздевание и предстоящее по возвращению одевание.
На всякий случай с помощью обыкновенного зеркальца я посмотрел, что делалось на берегу за моей спиной. Егерь возился у раскладного столика, убирая посуду после завтрака, туристов нигде не было видно. Вероятно, ещё спали. Оставалось надеяться, что никто не наблюдает за плотом в оптику: всё-таки в пятисантиметровом просвете между плотом и зеркалом озера можно было заметить моё погружение. Но я бы рисковал в любом случае.
Конечная цель моего подводного путешествия находилась от меня где-то в километре. Лысый глинистый холм имел пологие склоны, но берег возле него, подмытый водой, был довольно крут. И хотя бесшумно выбраться из воды и взобраться на берег не составляло особого труда, проделать обратный путь и погрузиться в воду без всплеска представлялось вряд ли возможным. А чем чревата волна на озере, я знал. К счастью, слева холм огибала небольшая затока с пологими берегами, которая решала проблему бесшумного входа в воду. Именно в эту затоку и лежал мой путь.
"Пора", – решил я, расправил пористый спинной плавник гидрокостюма, через который должны были дышать жабры, надел ласты и стал медленно сползать в воду, держась за поручень. Погрузившись в воду по плечи, натянул маску под подбородок, приклеил её край к воротнику гидрокостюма и первый раз вдохнул жабрами. Режущая боль, обещанная марсианским хирургом, ножом прошлась по спине, но мгновенно прошла, а затем грудь охватил холод. "Для теплокровного гуманоида с вживлёнными жабрами пребывание в воде ограничено двумя часами, – предупреждал марсианский хирург. – Иначе переохлаждение грозит остановкой сердца". Следовало прислушаться к его наставлениям, так как спустя два часа в озере Чако меня ждала ещё одна смерть. От деяния Великого Ухтары. А дважды умереть – это уже слишком.
Вдохнув жабрами второй раз, я отпустил поручень и плавно ушёл под воду. И здесь чуть не запаниковал. Не знаю почему, но я считал, что под водой будет хорошо видно, здесь же царила кромешная мгла. Абсолютно не учёл, что если двумерная вода на поверхности выглядит непрозрачной, то и в объёме будет то же самое! Как же теперь ориентироваться?! Столь глупая ошибка может дорогого стоить.
Закрыв глаза, я громадным усилием воли подавил панику и сконцентрировался. В общем, ничего страшного не произошло – что при свете, что без света, к лысому холму из рыже-охристой глины меня должны были вести биочипы. Свет помог бы с ориентацией в пространстве: где верх, где низ, каково расстояние до поверхности, – но не более. С этой задачей биочипы также легко справятся, если им полностью передоверить управление телом.
Что я и сделал, и тут же почувствовал, что плыву на "автопилоте" биочипов.
Я не Гай Юлий Цезарь, который одной рукой писал "Commentorii de Bello Gallico" [3] , другой – письмо via Roma [4] жене Кальпурнии, а сам в это время вёл весьма щекотливую беседу с прибывшим в Северную Галлию народным трибуном Публием Сестием, пытавшимся заручиться согласием Цезаря на возвращение Цицерона из изгнания. Однако в минуты подводного плавания ощутил в себе такие же феноменальные способности. Одно полушарие мозга думало о предстоящем задании, другое решало абсолютно неуместную в данной ситуации проблему: почему двумерная вода, присутствующая в нашем мире в виде неощутимой проекции, видима, почему она занимает объём, и сколько её накопилось за десятки тысяч лет существования озера? Первые два аспекта проблемы, математически объясняемые топологической полиметрией, не поддавались восприятию существом трёхмерного мира, зато третий вычислялся с помощью простенькой школьной задачи о бассейне с двумя трубами. Поскольку дно озера не удавалось прощупать никакими способами эхолокации, объём озера вычислялся по воде, поступавшей в него из первой "трубы" – Рио-Бланко. За полтора месяца Рио-Бланко приносила в озеро около одного кубического километра воды, затем вся эта вода в мгновенье ока "ухала" через вторую "трубу" в двухмерность и всё возвращалось к исходному положению. В задаче спрашивалось, сколько же воды "ухнуло" в двухмерность за сто тысяч лет (минимальный возраст озера Чако по геологическим данным) и что произойдёт, если вся масса воды вдруг в одночасье вернётся в трёхмерный мир Раймонды? Цифры получались ошеломляющие. Высвободившаяся энергия от такой массы на два порядка превышала энергию сверхновой Йоты Бригомейского Богомола, уничтожившей всё живое в радиусе двадцати двух световых лет. Силён, однако, раймондский дух Ухтары, ни одна цивилизация Галактического Союза не могла похвастаться такой мощью…
Первое полушарие мозга отметило, что я вплыл в мелководную затоку у лысого глинистого холма, и я полностью переключился на предстоящую задачу. Чтобы не создавать даже малейшей волны, к берегу я подплывал очень медленно, почти как аллигатор во время охоты на водопое. Столь же медленно, подобно рептилии, ползком, выбирался на сушу. Но здесь была ещё одна причина не торопиться – мимикрия ткани гидрокостюма под цвет глины протекала не столь быстро, как хотелось. Наконец я полностью выбрался на берег, освободил рот и через загубник вновь задышал лёгкими.
Что меня могут заметить, я не боялся – мимикрия гидрокостюма была качественной, а поднявшееся над горизонтом солнце светило со стороны лагеря, и оттуда моей тени не было видно, – но всё-таки предпочёл передвигаться ползком. Бережёного и бог бережёт – кажется, так говаривали мои славянские предки.
Добывать яйца занзур оказалось неожиданно легко, так как занзуры не выносили прямых солнечных лучей и к тому же не охраняли кладки. Объяснялось это просто – скорлупа яиц содержала столько токсичного для местных форм жизни мескатолина, что на яйца не только никто не покушался, но и на глине лысого холма ничто не росло. Первые кладки яиц я обнаружил уже в десяти метрах от берега, а выше по склону их было не счесть. Самым трудоёмким и длительным процессом оказалось раскапывание кладок, которые находились на глубине полуметра. Я раскопал четыре, потратил на это около получаса, и только яйца в последней меня удовлетворили. Три небольших, с ноготь большого пальца яйца занзуры с ещё мягкой полупрозрачной скорлупой свидетельствовали о том, что кладке не более двух дней. Именно такие яйца мне и нужны. Упаковав яйца в контейнер, я сунул его в нагрудный карман гидрокостюма, запечатал клейким клапаном и принялся восстанавливать первые три кладки, укладывая яйца на дно раскопанных ям и засыпая их глиной. Я не варвар, пусть яйца дозревают, а вылупившиеся из них занзуры очаровывают песенными руладами раймондцев, сохранивших в крови тягу к своим истокам.