– -В общем, да… хотя… но сама понимаешь…-он протянул руку и дотронулся до катиной кожи, гладкой, как воск.
– -Конечно. Беги скорее.
– -А что ты делаешь сегодня вечером?
– -Пока не знаю.
– -Правда не знаешь?
– -У меня был один знакомый,-сказала Катя.-У него от ревности случалась страшная аллергия. Поревнует – и весь становится красный. Но потом он от нее излечился.
Сева понял, что должен спросить: "Как?"
– -Как?
– -Я его послала, куда подальше.
– -Я всё-таки тебе позвоню,-сказал уязвленный Сева.
– -Позвони.
– -Учти, я не люблю напрашиваться.
– -Ты только что напросился,-сказала Катя, но в голосе у нее не было того противного ехидства, которым природа снабдила женщин вместо ядовитой железы. Сева понял: она всё-таки довольна, что он напросился.
– -Я позвоню,-сказал он снова голосом Фрэнка Синатры. Теперь, когда главный вопрос был решен, он снова вспомнил об "Экспошарме" и чувствовал себя беспокойно, как собака в лифте.
– -Извини, я порыл. Пора в праздничную рутину.
9.
За прекрасным катиным порогом плескалось обычное житейское море. Проходя мимо двух пожилых особ, встретившихся возле мусоропровода на третьем этаже, Сева успел узнать, что у одной из них на месте удаленного ногтя уже образовалась корочка. Мимо традиционных подъездных надписей: "Хочу секса!", "Жила-была девочка, но она умерла", "Кино" – наша группа крови" он вышел на асфальтовую поляну перед домом.
Подбежав к машине торопливым московским аллюром, Сева заметил под бампером свежий блеск – то ли тосола, то ли масла. М-да, без женщин и машин не прожить на свете, но сколько же от тех и от других мороки!..
Он поехал по извилистым асфальтовым протокам, выбираясь на ближайшую магистраль и читая названия на стенах домов: "5-я Газосварная улица", "Проезд энтузиазма молодежи", "Профсоюзный тупик".
Часы уже подбирались к 10.00, и Чикильдеев решил, что все-таки надо дозвониться до генерального и обозначиться. Может даже сделать вид, что он уже находится в Доме Искусств и рассказать вкратце какую-нибудь правдивую небыль вроде того, что в зале "Ц" упал со стены психрометр и что производственный отдел уже сидит в приемной у Спичкиса с готовыми заявлениями об увольнении, надеясь на снисхождение.
На углу Оптимистического переулка и улицы Худойбердыева он заметил телефон и выскочил из машины, как на пружине. На этот раз он услышал наконец на другом конце голос генерального:
– -У аппарата.
– -Говорит Всеволод, Илья Ильич,-сказал Чикильдеев бодро, но серьезно.
– -Ты где?
Тон его голоса подсказал Севе, что сильно врать не следует.
– -Подъезжаю к Дому Искусств. Можно сказать, в двух шагах,-сообщил он, пытаясь сообразить, в какую сторону нужно будет повернуть на улицу Худойбердыева, чтобы вдруг не оказаться в Мытищах.
– -Я тебя всё утро искал.
– -Так получилось, Илья Ильич. Вчера не удалось до дома доехать.
– -До дома не удалось, до рабочего места не удалось…
Как хотите, а голос Полуботова был всё-таки необычен в это утро.
– -Что с вами, Илья Ильич? Вам в тачку въехал "Мерс" с ширнутыми бандитами? Какие новости?
– -Новости удивительной хреновости. В салоне у нас кража экспоната.
Чикильдеева словно стукнуло чем-то по затылку.
– -Украли? Что?
– - Главный экспонат "Тьмы веков" попёрли. Книгу какую-то.
– -Ну, книгу – не так страшно. Это не Айвазовский.
– -Вот езжай и объясни это "Тьме веков",-сказал Илья Ильич без особой кровожадности, но и не слишком радушно.-Милиция уже там.
– -А без милиции нельзя?
– -Можно было бы, если бы ты лучше следил.
Чикильдеев решил не связываться с обиженным капиталистом.
– -И еще вот что,-сказал Илья Ильич.-Я директор и рисковать репутацией не могу. На мне вся фирма держится. Буду валить всё на тебя, а уж тебя-то я прикрою. К тому же договор с охраной ты подписывал.
– -Что вы имеете в виду, когда говорите, что меня прикроете?-спросил Сева с живым интересом.
– -Очень просто,-пояснил Илья Ильич.-Уволю за халатность.
Тут Чикильдеев уже на самом деле стукнулся затылком о бездушное стекло телефонной будки. Горькая обида оформилась в слова:
– -Ни фига себе пельмени! Это у вас называется: прикрыть?
– -Оно во всем мире так называется,-сказал Илья Ильич.-Завтра я тебя уволю, а через месяц возьму обратно. Уволю без выходного пособия, разумеется.
– -Меня нельзя сейчас увольнять!-глупо и безрассудно закричал Сева.-Я с девушкой только что познакомился!
– -Желания начальства надо уважать,-назидательно сказала трубка, и разговор прекратился.
Когда Чикильдеев снова вылез наконец из авто возле Дома Искусств, события ушли уже достаточно далеко.
Выставка, разумеется, была закрыта для посещения, Севе пришлось пройти сквозь небольшое стадо возмущенной публики. В зале уже крутилось телевидение – наверняка какое-нибудь пошлое "Времечко". Сева с ходу прекратил это безобразие, сказав вертлявому с камерой в наглые журналистские глаза:
– -Прекратите снимать и покиньте помещение.
– -Мне разрешила администрация Дома. Это для истории,-заерепенился было тот, но Сева разъяснил:
– -Здесь я руковожу историей.
Дальше поджидал Забиженский, который сразу же побежал следом, возбужденно сообщая:
– -Спичкис просил вас зайти, грозился, что выставку закроет… Уже начали составлять… акт!-при последнем слове зубы Геннадия Александровича щелкнули.
Только теперь Чикильдеев понял мудрость Ильи Ильича. Человек, уволенный с завтрашнего дня, мог себе позволить всё. От ощущения свободы у Севы даже закружилась голова. Остановившись, он с наслаждением произнес торжественным голосом:
– -Скажите ему: пусть положит этот акт себе в постель.
– -Боюсь, Арнольд Карпович не оценит юмора,-шепотом сказал Забиженский.
– -Тогда объясните ему: когда у человека нет чувства юмора – это просто смешно!
Забиженский в задумчивости отстал. Верхним чутьем он уловил, что с обычно обтекаемым, как акулий плавник, исполнительным директором "Экспошарма" что-то не так. Геннадий Александрович не исключал в том числе, вероятность того, что из-за произошедших неприятностей Чикильдеев слегка тронулся умом, а сумасшедших Забиженский не любил. Сумасшествие часто толкает на поиски справедливости, что, как известно, является самым гибельным занятием на свете как для искателей, так и для окружающих.
На стенде "Тьмы веков" толпились характерные фигуры в светлых и темных пиджаках с огромными плечами, у каждого грудь выпирала вперед, как у жареного гуся. В горле у Чикильдеева сразу запершило от запаха укрытой под полой кожаной кобуры.
Пострадавший антиквар Шалтай что-то объяснял, один из объемистых пиджаков записывал. Прочие антиквары, словно коты, бродили вокруг, настроив уши и переговариваясь голосами, шуршащими не громче десятирублевых банкнот. Увидев Чикильдеева, некоторые направились к нему, но не успели ничего ни спросить, ни сказать. Уволенный завтра Сева зачем-то упер кулак в бедро и провозгласил развязно и громко:
– -Кто здесь старший?
Объемистые пиджаки повернули головы и посмотрели на говорящего с невозмутимостью крокодилов.
В этот момент появился ранее незамеченный Сковородный.
– -А!-сказал Чикильдеев всё тем же развязным голосом.-С вас два литра крови!
Сковородный, состроив лицо умной обезьяны, остановился напротив.
– -Никакой крови! На плане, приложенном к контракту, дверь не обозначена!
– -Какая дверь?
Уже произнеся это слово, Чикильдеев осекся. В память вдруг въехала рыжая занавеска и буквы:
П . ЖАР . . Й ВЫХ . .
Утер ему Сковородный не только нос, но, пожалуй, даже и рот. Тем не менее, сдаваться было рано, и Сева выдвинул веский контраргумент:
– -Что вы тут базарите? Не у Пронькиных на даче! Сейчас будем разбираться.
От мужчин в объемистых пиджаках отделился один – в костюме лимонного цвета и белых кроссовках.
– -В чем дело? Чем могу помочь?-спросил он голосом, в котором слышался скрип портупеи.
Сева неприязненно посмотрел на нос обладателя лимонного костюма, подозрительно похожий на сломанный.
– -Если можете, помогите деньгами,-сказал он неожиданным для себя самого развязным голосом.
Черт возьми, что за дела! Неужели достаточно сообщить воспитанному администратору, что он завтра уволен, чтобы уже сегодня он превратился в наглого завсегдатая пельменной-закусочной!
– -И… извините,-тут же забормотал Сева, словно школьник, налетевший в коридоре на завуча.-Случайно вырвалось… Вообще-то я представитель фирмы. А вы, догадываюсь, из этих…
– -Из этих,-согласился человек в лимонном костюме.-Следователь Роман Степанович Зашибец.
– -Понятно. Наш генеральный задерживается и поручил мне разобраться.
Зашибец посмотрел на него с милицейской усмешечкой.
– -Ваш приказ выполнен до приказа.
– -То есть?-не понял Сева казенного юмора.
– -То есть: похищенный предмет установлен, путь совершения похищения ясен, осталось лишь оценить похищенное и подписать протокол.
Севе не очень понравилось слово "подписать". Слово же "оценить" вызвало у него внутренний протест.
– -И кто же будет оценивать? Вы?
– -Наше дело ловить и хватать. Оценивать будет специалист. Научный сотрудник.
Чикильдеев насторожился.
– -Какой еще научный сотрудник?
– -Пойдемте, поговорим обо всем в уютной обстановке,-предложил Зашибец.
Видя, что исполнительного директора куда-то повели и не исключено, что – не успеешь глазом моргнуть – увезут в "воронке", антиквары заволновались.
– -Господин Чикильдеев! А как же выставка? Откроют сегодня?
– -Разумеется, господа!-отозвался Сева, подтвердив истинность своих слов величавым жестом.-Как только уладим наше небольшое недоразумение.
– -Может быть вы соблаговолите согласовать со мной шкалу оценки недоразумения?-раздался в этот момент хорошо знакомый голос.
Перед глазами у Севы пролетело контрабандное слово Abibas и тускло сверкнул огромный сапфир, хотя Шалтай был во вчерашнем невзрачном костюме с галстуком и без перстня. Тут же внутри привычно сработал отлаженный механизм, и Чикильдеев проникновенно сказал:
– -Я вам искренне сочувствую, Петр Кирсанович.
– -Это я вам сочувствую,-сказал Шалтай очень неприятным голосом. Он смотрел на Чикильдеева, как африканский вождь смотрит на белого музунгу в раздумьях, под каким соусом приказать подать его на обед. – А ведь я высказывал вам свои сомнения относительно двери.
– - Сначала надо разобраться, причем тут дверь,-ушел Чикильдеев в оборону.
– -Уже разобрались,-сказал Роман Степанович Зашибец.
Он отодвинул занавеску и толкнул стеклянную створку. Вместо того, чтобы порадовать исполнительного директора приятным клацаньем ржавой цепи, дверь бесшумно распахнулась.
– -А эти, в черном хаки, куда смотрели?-нервно спросил Чикильдеев, кивая на "Церберов".-За что мы им деньги платим?
– -На вашем плане дверь не значится!-снова завопил Сковородный, взмахивая листками.
– -Я думаю, у вас еще будет достаточно времени выяснить свои отношения,-сказал Зашибец, показав, что, как следователь, он не лишен способности мыслить логически. -Насчет пути совершения хищения всё понятно. Для меня лично непонятен лишь выбор объекта кражи… Ну, это мы еще раскопаем. Такая наша работа – раскапывать…-он чуть подумал и дополнил:-А также ловить и хватать.
– -Да что, собственно, пропало?-наконец догадался спросить Чикильдеев.-Книга какая-то?
– -Как бы вам объяснить,-сказал Шалтай.-Вы ведь не специалист… Скажем так: редкое Евангелие.
– -Чего же тут не понять! Редкое Евангелие, ясно. Что я, редких книг не видел!
– -Редкое,-снова сказал Шалтай.
– -Ну-ну, ясно. Редкое – значит, дорогое,-расшифровал Сева.-И как оно по деньгам?
– -В моем каталоге,-сказал Шалтай и надел на нос очки, став несколько похожим на Лаврентия Берию.-В моем каталоге она оценена…-он полистал какую-то книжечку, -в полторы тысячи долларов.
При слове "каталог" у Севы покривились губы. Ему вспомнилось: приглушенный свет, таинственное закулисье одного из антикварных мирков, где меж бесценных сокровищ – он, Чикильдеев, благоговейно застывший с пестрыми зазывными бумажками "Эскпошарма" в руке. Крупный человек с седой бородкой, посверкивая очками, с прищуром рассматривает сквозь линзы последние приобретения своего заведения. "Обратите внимание, Максим Андреевич, на эту статуэтку,-говорит он, нацеливая опытный взляд.- Неплохая бронза. Очень похоже на… Дайте-ка мне миллеровский каталог." Откуда-то из глубины комнаты Максим Андреевич подает каталог, и очки погружаются в шелест страниц. "Действительно, так я и думал… (читает) "Уцелело несколько экземпляров", гм… "один находится в Лувре, еще один – в коллекции бронзы Бугатти, принадлежащей Алену Делону…" Ого!" Человек с бородкой снова смотрит на статуэтку, потом опять в каталог. "Весьма похоже… Только у той, в Лувре, венок и меч, а у нашей нет." "Ну что же,-откликается Максим Андреевич.-Я скажу Федору, чтобы приделал всё, как нужно".
Вот почему Сева скривил губы при слове "каталог".
– -Это мне напоминает одну известную трагедию Шекспира: "сами по себе вещи не бывают ни плохими, ни хорошими, а только в нашей оценке."
– -Не волнуйтесь,-успокоил Зашибец.-Вы же слышали, что для объективной оценки вызван независимый специалист.
– -Причем, он не носит фамилию Шекспир,-ввернул Шалтай.
– -Кстати, этот человек уже должен прибыть,-сказал Зашибец, посмотрев на часы.-А мы категорически обещали его встретить при входе.
Чикильдееву показалось, что в голове у него вдруг щелкнуло – так быстро ему стало понятно, как надо действовать. Он тут же произнес:
– -Не беспокойтесь, пойду встречу вашего спеца. Как я его узнаю?
Этот вопрос удивил следователя.
– -Я же ясно сказал: ученый. Потапов Аркадий Марксович из Института истории цивилизации.
– -Яснее ясного,-подтвердил Сева.-Ученого конечно найду.
В стеклянном тамбуре перед невидимой границей, охраняемой билетершей, томились несколько человек. Бегло осмотрев присутствующих, Сева сразу узнал ученого специалиста по седому перу в бородке и лиловому уголку платка в кармане пиджака.
– -Здравствуйте, как доехали?
Седое перо приветливо улыбнулся и с готовностью ответил:
– -Дапрался плагапалучна, плагадару.
К чести Севы, он всё-таки засомневался в способности специалиста по литературе изъясняться на столь странном языке, и догадался уточнить:
– -Вы Потапов? Из института цивилизации?
– -Какой сифилизации? Я худошник Рюстемов из Баку!
– -Если вам нужен некто Потапов, то это могу быть я,-раздался в этот момент неуверенный голос.
Чикильдеев обернулся и некоторое время разглядывал непонятно откуда взявшегося человека в пиджаке картонного цвета, водолазке и мятых брюках, которые забыла погладить проживающая совместно сестра-старая дева. Надо лбом с парой умных морщин совершенно непристойно корчились волосы. Очки напоминали два куска льда и грозили в любой момент съехать с короткого носа.
Сева посмотрел в непонятные глаза за этими очками-айсбергами, потом повернулся к благородной седине. Этот кандидат нравился ему больше, но выбирать не приходилось.
– -Извините,-с некоторым сожалением сказал Чикильдеев художнику Рюстемову.-Кажется, институт, который я искал, нашелся.
– -Нишэво. Приышайте в гости. В Баку.
– -Спасибо,-сказал Сева.-Всегда мечтал оказаться в плену у восточного гостеприимства.
Он схватил настоящего Потапова за рукав и потащил за собой, бросив билетерше:
– -Этот со мной.
Исполнительный директор "Экспошарма" всегда завидовал людям, которые никуда не спешат. И терпеть их не мог. Специалист по литературе покорно семенил следом, пока Сева не затащил его за колонну, где ненароком прижал к скользкому мрамору и сказал со зловещим радушием:
– -Спасибо, что согласились приехать, профессор.
– -Я не профессор, я ведущий специалист. Археограф-источниковед.
– -Неважно. Для меня один черт. Археограф, хореограф… Источниковед, почниковед… Раз ученый – значит профессор.
При последних словах севино лицо отобразило нежную любовь вампира к своей жертве.
– -Вы, я полагаю, в курсе, для чего вас пригласили?
– -Разумеется,-ответил Потапов с гордостью человека, посвященного по меньшей мере в секреты Атлантиды.-Чтобы оценить одну редкую книгу.
– -Не просто абстрактно оценить, а определить ее стоимость в конкретных денежных единицах.
Потапов захлопал глазами.
– -Ваша софистика мне непонятна.
– -Софистика, бухарестика – не в этом дело,-разъяснил Чикильдеев.-Пока мы здесь с вами рассуждаем о высоких материях, хозяин книги, которую утащили, потирает руки, надеясь крупно поживиться на этом прискорбном недоразумении.
– -Можете не продолжать. Я уже понял, что вы и есть лицо, ответственное за пропажу. И я подозреваю, что вы ведете дело к вручению взятки.
– -Неужели вы занимаетесь такими постыдными вещами, профессор?-с горечью спросил Чикильдеев.
– -Вот тут вы не угадали! Я вам не какой-нибудь пошлый чиновник! Взяток не беру. Не люблю этого.
– -Правильно,-похвалил Сева.-Никогда не занимайтесь делом, которое не любите.
– -Так почему я вас должен слушать?.. Кстати, вы, кажется, не представились?
– -Разве? Всеволод Чикильдеев, исполнительный директор "Экспошарма". Это, видите ли, та самая фирма, которая организовала выставку.
– -Ага, теперь я точно понимаю, чего вы от меня хотите!-заторжествовал человек в отвратительном пиджаке.
– -Да! Да, профессор! Именно этого я и хочу. В конечном счете оценка пропажи – штука формальная…
– -Много есть на свете формальностей, друг Горацио!-сказал ученый и попытался выскользнуть на простор, но Чикильдеев стоял твердо, и тому пришлось еще некоторое время плесневеть, прилепившись к знаменитому светлому мрамору Дома Искусств.
– -Да бросьте! Весь мир основан на условностях. Это первое, чему нас всех должны были научить в школе, но не научили. А это вот,-Сева изобразил, будто его пальцы пересчитывают деньги,-самая первая условность. Придумали где-то, что всё можно менять на медные и серебряные кружочки…
– -В древней Лидии придумали,-тут же отреагировал профессор. Он перестал крутиться, как налим, и глаза его заблестели.- В западной части Малой Азии, где правил, в том числе, знаменитый царь Крез. В ходе исторического развития деньгами стали заменять более примитивные формы оплаты – скотом и слитками металлов. Кстати, сначала монеты не нашли широкого применения, ими платили исключительно жалование воинам-наемникам…
Чикильдеев убедился, что специалист погнался за блесной.
– -Вот видите! В древней Лидии. Если разобраться, все религиозные системы – тоже условность. Даже если бог есть.
– -Но из-за всех этих условностей льется вполне натуральная кровь!-торжественно провозгласил профессор.
Сева понял, что пора подсекать.