Котя ожидал, что, лишь только они останутся одни, Ника попробует выяснить, что именно он нашел в императорской сокровищнице, а потом, возможно, и отобрать. Но ничего подобного не произошло: проводив лодку взглядом, Ника забросила узел с вещами на плечо и, сказав "нам туда", двинулась прочь от берега. Как это понимать, Котя не знал. Но от былой симпатии к Нике не осталось и следа - Котя сам видел, на что способна эта хрупкая с виду девушка, как она управляется с мечом и высоко прыгает. Даже весьма поверхностной подготовки Чижикова хватало, чтобы понять: перед Котей если не мастер, то очень и очень продвинутый боец, который одержит над ним верх одной левой. И это было уже слишком. Это стало последней каплей. Потому что одно дело - просто врать в глаза ему, Коте Чижикову, и совсем другое - бесстрастно смотреть на то, как кругом гибнут люди, и не пошевелить и пальцем для их спасения. Тем более, когда так вот можешь и умеешь.
Сумкин, видимо, испытывал сходные чувства, потому что держался рядом, отстав от Ники. Так они и шли в молчании неправильным треугольником: впереди девушка, а позади Чижиков с Сумкиным. Справа от хозяина устало трусил Шпунтик.
Чижиков шел за Никой, бездумно переставляя ноги. За пазухой теплело неведомое зеркало, плечо оттягивал узел с вещами и с похищенными из сокровищницы книгами. Путь лежал через поле - к горам, встающим впереди в сияющей дымке зари. По крайней мере, именно туда направлялась Ника. Чижиков посмотрел ей в спину с завистью: надо же, шагает так, будто всю ночь крепко спала в удобной постели, а потом плотно позавтракала, выпила пару чашек кофе и сполна ощутила, сколь прекрасен новый день!
Опять столько странностей. Непостижимый Фэй Лун. Сам же сказал: книги, что сейчас при каждом шаге хлопают Котю по спине, взяты были из его разоренной библиотеки, и книги эти особенные, - но преспокойно позволил забрать их! Видел же, что зеркало изготовлено из такого же материала, что и дракончик, который наверняка остался у Лю Бана, - но ни слова поперек не произнес и не возбранил вынести зеркало из сокровищницы! Хотя в свое время попугая у той же Ники собирался отнять силой. Где логика? Где смысл? И как Фэй Лун вообще оказался там, на реке, прямо на пути у удирающих от советника Гао лодок? Чижиков рассмеялся бы в лицо любому, кто осмелился бы утверждать, что это случайность. Котя отдал бы все доллары, ну почти всю тугую пачку, что таилась в кармане спрятанных в дорожном свертке джинсов, тому, кто взялся бы достоверно объяснить ему поведение Фэй Луна. Только не было таких людей на примете, ни одного!
Чижиков тревожно оглянулся.
Никто их не преследовал и не ловил: по всей вероятности, уловка Бао сработала, и советник Гао и его люди устремились за одинокой лодкой дальше по течению, не заметив высадки на берег трех человек и одного кота.
Горы понемногу приближались.
- Знаешь, старик, если там, куда мы идем, никакого выхода не окажется, то нам ведь хана, - наконец нарушил молчание Сумкин. - Если твоя приятельница из будущего соврала или что-то в этом роде, то дела наши плохи. Просто отвратительны. Нас или найдет этот псих Гао с его гвардейскими гавриками, или по недомыслию зарежут какие-нибудь другие злодеи и подонки, или же пристукнут обычные работники сельскохозяйственного труда.
- Вижу, у тебя приступ оптимизма, - буркнул Чижиков. - Спрячемся в горах. Уйдем от мира.
- Да-да. Обязательно. Я не говорил тебе, старик, как я мечтаю укрыться в горах и распрощаться с суетой? - усмехнулся Сумкин. - Вот, помню, родился и сразу начал мечтать: как было бы здорово с Чижиковым, дорогим моим одноклассником, уйти в какие-нибудь древнекитайские горы! Зажить простой, незамутненной жизнью, жрать вершки и корешки, запивая их чистой родниковой водой! Сказка! И Шпунтик с нами опять же. Большая дружная горная семья!
- Да Федор же Михайлович!
- Ну ладно, ладно, - Сумкин вдруг сморщился, схватился за щеку, тонко зашипел.
- Ты чего? - вяло встревожился Чижиков.
- Да все зуб, сволочь, - душным голосом ответил великий китаевед. Через силу усмехнулся. - Прикинь, за три дня до отлета так мне в зуб мудрости вступило… И нечего смеяться! Я волком выл, старик. Правда. Рванул тут же в клинику - то-се, поковырялись, просветили. Ах, говорят, какой зубик у вас сложный! Ой, говорят, какой непростой! Будто я сам простой и понятный! Ну, словом, пихнули меня в машину с красным крестом и повезли - хорошо, сирену не врубили для полноты картины. Я им: люди, опомнитесь, кто оплатит все ваши медицинские издержки, прыжки, уколы и эту красивую машину, у меня денег три с половиной сотни, мне через пару дней в Китай, вырвите зубик к свиньям собачьим и все дела! А они: нет, дорогой наш человек, мы тебя не бросим, у нас всероссийская акция доброй воли и проникающей в мозг рекламы, мы тебя сейчас на самом новейшем оборудовании совершенно бесплатно полечим - да так, что не нахвалишься! Короче, старик, привезли меня куда-то, бросили в кресло, марлей со всех сторон обложили, насовали полный рот каких-то прозрачных трубок, и тут я отрубился. А когда пришел в себя, доктора радостно так скалятся: мы вам, товарищ знаменитый ученый, новый зуб смастерили, лучше старого, но только придется в рекламном ролике сняться и еще интервью дать оплаченное. Это-то ладно, если вернемся, дам я им все, а вот что зуб этот каждый божий день дергает по вечерам - этого я им никогда не прощу! Фуф, отпустило, - облегченно сообщил Сумкин. - Я же говорил тебе, что от меня здесь толку никакого. Я сплошная обуза, теперь вообще на части разваливаюсь. Вот и зуб этот… Теперь, видишь, не только каждый вечер, но и по утрам прихватывать стало. Воспаление началось, не иначе.
- Федор, не ной, а? - попросил Чижиков. - Нам сейчас не о зубе твоем думать надо. Зуб нам твой без надобности. А уж если там, куда идем, выхода не будет, то вообще.
- Я ей с самого начала не верил, - Федор вытряхнул из почти пустой пачки пару сигарет. Одну протянул Чижикову. - Она знает гораздо больше, чем говорит. Кстати, а как там, во дворце, все прошло? Дворец-то хоть посмотрел одним глазком? Эх, жалко, что не положил я в карман пиджака фотоаппарат!
- Нормально прошло, - ответил Чижиков, затягиваясь. - Зашли в сокровищницу, повстречали там Гао, забрали одну фигулину.
- Какую? - очень заинтересовался Сумкин.
- Оно тебе надо? - вздохнул Чижиков. Что-то по-прежнему удерживало его рассказать приятелю и про предметы, и про зеркало. - Ты и так очень умный. Череп не жмет?
- Ну интересно же: ради чего это все! - заблестел очками Сумкин. - Так, старик, нечестно. После всего того, что мы вынесли и пережили, ты, значит, фигулину зажал и даже глазком одним не даешь мне на нее взглянуть! Это вообще как понимать? Ты что, мне не доверяешь?! - от возмущения Федор даже остановился.
- Доверяю, доверяю, - успокоил его Котя. - Вот дойдем до того леска, - указал он заросли у подножия горы, - сядем там в тенечке и я тебе покажу фигулину. Ладно?
Лесок оказался бамбуковой рощей. Чижиков плюхнулся на землю около трех особо крупных стволов, Сумкин присел рядом. Ника некоторое время неприкаянно маялась в сторонке, а потом со словами "пойду разведаю дорогу" скрылась в зелени. Ни Чижиков, ни Сумкин даже не посмотрели в ее сторону.
Котя развязал свой узел с барахлом и осторожно достал сверток с книгами. Он заранее решил, что не покажет Федору зеркала. Ведь тот не знает, что именно нужно было похитить из сокровищницы. Так же, как и Ника - если не врет, конечно. Вот и пусть считают, что предмет - таинственные книги количеством три.
- Господи боже мой… - на Сумкина было страшно глядеть. Казалось, глаза его вот-вот выскочат из орбит, а челюсть скатится по хилой груди наземь. - Ты вообще понимаешь, что мы держим в руках, старик?! Это же древ-не-ки-тай-ская книга! Головастиковое письмо!!! Это же такая древность, что… что я даже не знаю! - великий китаевед стал хватать ртом воздух, словно вытащенная на берег рыба. Сумкину явно не хватало слов, чтобы выразить обуявшие его чувства. - Обалдеть, старик! Просто обалдеть! Да уйди ты! Не кошачьего ума это дело! - отвел он рукой в сторону морду любопытного Шпунтика.
Сумкин держал бамбуковую связку перед собой как святую икону в драгоценном окладе. Он смотрел на книгу с обожанием, кажется - еще немного и Федор покроет неровные, темные от времени бамбуковые планки серией жарких поцелуев.
- Так, попробуем разобрать, как называется… Может, старик, перед нами неизвестный текст Конфуция или апокриф Мэн-цзы! Черт, непонятно, - бормотал Сумкин, сняв очки и поднеся связку вплотную к глазам. - Первый иероглиф, кажется, "хэ". Второй… второй - "ма". Так… Мне это ни о чем не говорит… Дальше… "И". Да, определенно "и". Следующий "ли". А это что? Гм… Похоже на "я". Ну да, "я". И наконец - "тэ", это я вижу отчетливо.
Сумкин замер. Перевел расширившиеся от изумления глаза на Чижикова. Котя даже курить забыл от испуга. Раньше таким Федора он никогда не видел: бледный, с вытаращенными до предела безумными глазами, бороденка стоит дыбом как наэлектризованная, пот на лбу. Даже Шпунтик удивленно мыркнул.
- Старик, - Сумкин внезапно охрип. - Старик, но это же… "Илиятэ". "Илиада"! Ты понимаешь?! "Илиада"! А значит, "хэ ма" - Гомер! - он бессильно уронил книгу на колени. - Ничего не понимаю.
- "Илиада"?! - Котя тупо глядел на приятеля.
- "Илиада", - прошептал тот. - Но этого просто не может быть. Откуда? Как, как у Цинь Ши-хуана оказалась "Илиада" да еще в переводе на древнекитайский язык?!
- А ты не ошибся? - робко предположил Чижиков, умолчав о том, что раньше книга принадлежала Фэй Луну.
- Действительно. Сейчас проверим! Это слишком! Слишком, чтобы быть правдой!
Сумкин принялся лихорадочно распутывать перехватывавшую связку веревочку. Наконец дрожащие пальцы его справились с затянутым Котей узлом - и Федор развернул глухо застучавшие бамбуковые планки. Поднес к носу, вгляделся.
- Эх, почистить бы. Грязная. Гм… Так… "Напевы здесь". Это что? А, моление, гимн богам! Значит: "Напевы здесь в качестве молений богам каждый возносит". Дальше: "говоря про ярость…" Тут какое-то имя… "Акэлюсы", вот какое. Ну, знаток Гомера, тебе ничего это не напоминает? - пытливо глянул Сумкин на Котю. - "Напевы здесь как моления богам каждый возносит, говоря о ярости Акэлюсы". Прости, перевод рабский, я понимаю, но все же.
- "Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына, гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам!" - процитировал по памяти Чижиков, глядя на Сумкина с восторгом. - Ахейцы там есть? Есть?
- Сейчас, подожди, - Сумкин сунулся в текст, чуть не носом завозил по бамбуковым дощечкам. - А! Вот! Есть "акайя". Должно быть, это твои ахейцы. А Акэлюсы - Ахиллес!
И оба замолчали, глядя друг на друга.
- Невероятно, - наконец нарушил молчание Сумкин.
- Здорово! - хлопнул его Котя по коленке.
- Ай!!! - вдруг вскрикнул великий китаевед, подпрыгнув на месте и роняя в траву сверток с книгами.
- Да я же несильно, - начал было оправдываться Чижиков, как взгляд его наткнулся на короткую толстую стрелу, пронзившую левую икру Сумкина. - Что за черт?!
Шпунтик, вздыбив шерсть, зашипел, припадая к земле.
Схватившись за меч, Котя обернулся, вскочил.
Неподалеку Чижиков увидел человека - весь в черном, он стоял, широко расставив ноги, и поспешно перезаряжал небольшой арбалет. Увидев, что его заметили, человек отбросил арбалет, рванул из-за плеча короткий блестящий клинок и стремительно побежал к Коте.
- Э! Мужик! Ты чего?!
Чижиков растерялся: нападавший двигался точно молния. Котя всем существом почувствовал, что через пару мгновений страшное лезвие неотвратимо вопьется в его тело, рассекая мышцы, кости, вены… Расширившимися глазами Котя смотрел на собственную смерть, летевшую на него со скоростью гоночного автомобиля. Котя оцепенел и обреченно зажмурился.
Вдруг раздался короткий яростный вскрик, и Чижиков резво открыл глаза. Откуда-то сбоку на черного человека налетела Ника и сбила его с ног, но тот вскочил как мячик и сразу же бросился на нее, непостижимо быстро орудуя мечом. Ника не уступала ему в скорости, более того - она умудрилась нанести нападавшему внезапный удар коленом в грудь. Удар был силен: человек в черном крякнул, его отнесло на несколько шагов, а девушка взвилась в воздух и в невероятном прыжке обрушилась на него сверху, ударила в голову - локтем сверху, прямо в темя, и одновременно наподдала коленом снизу, прямо в челюсть. После чего оттолкнулась от его плеча и приземлилась в полутора метрах позади, тут же извернувшись в низкой боевой стойке. Однако продолжения битвы не последовало: нападавшим овладела воистину смертная скука - он лежал черным комком и не подавал никаких признаков жизни.
- Вы в порядке? - крикнула Чижикову и Сумкину девушка, склоняясь над телом.
- Готов, - выпрямилась она.
- Спасибо, - выдохнул Чижиков, привыкая к тому, что все еще жив. - Но это все равно тебя не оправдывает, девочка из будущего.
С кряхтением, по-стариковски Котя сел на землю рядом с раненым приятелем:
- Ну что, Федор Михайлович, как ножка?
Конечно, Котя допустил Нику до врачевания Сумкина. Чижикову еще никогда не приходилось вынимать стрелу из чужой ноги - черт, да он вообще в жизни с такими ранами не сталкивался! - и здесь хороша была любая помощь, хотя бы моральная. Впрочем, Ника оказалась более полезной, чем Котя предполагал, и ловко вытянула стрелу из раны. Сумкин держался, как мог, но все же заорал дурным матом, да так, что Шпунтик прижал уши и на всякий случай удрал в заросли бамбука.
Когда Ника закончила, Котя вздохнул с облегчением: все это время он представлял себя на месте Сумкина и напредставлялся до того, что аж в животе захолодело. Порывшись в дорожном свертке, Котя отыскал в кармане джинсов относительно чистый носовой платок. Им и закрыли рану, а сверху для верности замотали куском древнекитайской тряпки, который Котя живенько отпорол от своей куртки. Вернувшийся Шпунтик помогал изо всех сил: тыкался мордой в Сумкина, в Чижикова, в Нику, успокаивающе мурлыкал, был одновременно всюду, проводя посильную кототерапию.
Федор смотрелся бледно: встрепанный, с задранной штаниной и с нелепой повязкой на ноге. Котя вырубил ему подходящую бамбучину, и Сумкин попробовал подняться на ноги, опираясь на нее и на плечо Чижикова. Получилось так себе, но подобным способом великий китаевед все же мог передвигаться, хотя и не так быстро, как раньше.
Увидев, что дело его небезнадежно, Сумкин немедленно потребовал наибережным образом упаковать "Илиаду":
- Ты, старик, просто не представляешь всю важность моего открытия! Это же буквально переворачивает все наши представления о связях древних китайцев с внешним миром! Притом, заметь: это же перевод! Понимаешь, перевод! А ведь считалось, что переводная литература появилась в Китае только с массовым проникновением сюда индийского буддизма! Фантастика! Просто фантастика!
Тут Котя понял, что Сумкин определенно выживет.
- А нам обязательно надо лезть в гору? - спросил Котя у Ники.
Девушка упрямо кивнула.
Так и полезли: Ника по-прежнему впереди, со своей и сумкинской поклажей, затем Котя, а сзади - опирающийся на Котю Сумкин, который пристально следил, не уронил ли приятель узел с важнейшей находкой современности. Замыкающим шел Шпунтик, который твердо решил следовать в арьергарде.
Котя никогда не подозревал, что тщедушный Сумкин может быть тяжелым как комод. Сначала они шли довольно бодро. Федор периодически тихо охал, наступая на раненую ногу, и только это отвлекало его от рассуждений об "Илиаде". Потом Сумкин пообвыкся, перестал стесняться налегать на Чижикова и охать - и вот тут стало тяжелее. Котя ежесекундно ожидал стрелы в спину от приятелей убитого Никой черного воина, но потом, когда он фактически потащил великого китаеведа на себе, на стрелы стало просто наплевать. Котя думал лишь о том, как бы не оступиться и не навернуться вниз. Продвижение замедлилось. Меж тем подъем делался все круче. Потом и вовсе пошли горные тропы - от уступа к уступу, - по которым надо было не подниматься, но карабкаться.
- Брось, комиссар, не донесешь, - простонал Сумкин, когда они добрались до очередного ровного пятачка и остановились перевести дух. - Ты книгу не потерял?
Чижикову казалось, что они лезут на эту проклятую гору целую вечность, пот ручьем тек по лицу, и Котя не знал, откуда у него до сих пор берутся силы, - ведь их не осталось еще там, в лодке. "Так вот, наверное, полз Маресьев через лес, от шишки к шишке…" - тупо подумал он, снова принимая Федора на плечо.
Подъем казался бесконечным.
Но вот - наконец! - они взобрались на последнюю площадку, а дальше оставался лишь короткий рывок к вершине. И здесь Ника решила, что она так дальше не может.
- Больше нету, старик, - Сумкин сплюнул фильтр, чиркнул зажигалкой, прикуривая. - Оставлю тебе половину.
- Спасибо, Федор, - поблагодарил Чижиков, утирая лицо грязной ладонью. - Кажется, мы почти пришли. Если нам опять не соврали.
- Вы мне не доверяете. Я понимаю, - подала голос сидевшая поодаль Ника. - Вы думаете, я все вру, я обманом завлекла вас сюда. И это правда: да, обманом! Да, дядя Костя, я не предупредила вас о том, что случится в самолете.
- О, так эта юная затейница из будущего - твоя родственница, старик? - саркастически посмотрел на Нику Сумкин. - И ты уже дядя?
Котя только рукой махнул.
- Да, вы попали сюда против своей воли, - продолжала Ника. - Но все остальное правда. Мы действительно спасаем мир.
- Прелестно! - Сумкин коротко хохотнул. - Особенно я.
- Вас здесь вообще быть не должно, Федор Михайлович, - тихо сказала девушка. - Извините.
- И тем не менее вот он я! - взмахнул сигаретой великий китаевед. - Жив, частично здоров и немного подстрелен. Держи, старик, - передал он жирный окурок Чижикову. - Последним делюсь.