Царь царей - Сергей Минцлов 4 стр.


Ученые перебрались через обвал у скалы и увидали в ней отверстие приблизительно в рост человека. Близ него чернела в виде круга кучка подернутых пеплом углей.

- Попахивает навозом… - заметил палеонтолог, втягивая носом воздух.

- Здесь письмена? - спросил Иван Яковлевич.

- Да, да, - уверенно ответил охотник. - Сколько хотите их там, подальше только! - и он сделал жест, как бы сверля пальцем гору. - А впрочем, может, и не здесь… - вдруг спохватился он. - Кажется, что здесь!

Михаил Степанович вынул из кармана свечу, зажег ее и медленно вступил вместе с обоими учеными в пещеру.

Свирид Онуфриевич уселся у входа, закурил трубку, но не успел сделать и трех затяжек, как все путники появились снова.

Иван Яковлевич выступал необыкновенно торжественно, с откинутой назад головой; лицо его было еще серьезнее, чем раньше. Свирида Онуфриевича он как будто и не заметил.

- Что так скоро? - спросил тот.

Иван Яковлевич остановился и повернулся к нему.

- Вы видали эти "письмена" ваши, сударь? - голос Ивана Яковлевича был сдержан, но глаза метали сквозь очки молнии.

- Да-а… издалека конечно… А что?

- Так будьте добры, посмотрите на них вблизи! Дайте им свечку, дорогой Михаил Степанович!

Не понимая ничего и только чувствуя, что произошло что-то неладное, Свирид Онуфриевич вооружился свечой, поднял ее над головой и вступил в пещеру.

Сильный запах конского навоза охватил его; довольно ровный пол весь был покрыт толстым слоем последнего: просторная и высокая пещера, очевидно, издавна служила убежищем в непогоду для местных табунов. На одной из серых стен ее чернело что-то похожее на иероглифы. Сви-рид Онуфриевич подошел ближе, попал ногой в остатки костра и поднес свечу к самой стене.

С нее глянула, намалеванная туземным Рафаэлем при помощи углей, кривая рожа с высунутым язычищем; рядом красовался не менее художественно исполненный и одинаковой величины с нею - громадный кукиш.

V

Павел Андреевич сидел, отвернувшись от Ивана Яковлевича и весь колебался и трясся от душившего его беззвучного смеха. Михаил Степанович едва сдерживал на лице улыбку, всячески стараясь не дать заметить ее Ивану Яковлевичу, чтоб не рассердить его еще более, и чрезвычайно усердно перекладывал из кармана в карман платок, когда показался из пещеры охотник.

- Н-да… - произнес он, не глядя ни на кого, - не то… опять ошибся!

- Вы полагаете? - выразительно сказал Иван Яковлевич. - Ну-с, Михаил Степанович, теперь куда мы, назад?

- Как хотите, - поспешно ответил тот.

- Поищем еще… - заявил Свирид Онуфриевич. - Тут еще пещеры есть!

- Как же, как же!.. - отозвался, вытирая слезы, Павел Андреевич. - Их еще девяносто девять по вашему счету осталось!

Иван Яковлевич не удостаивал Свирида Онуфриевича ни единым взглядом.

- Нельзя ли только как-нибудь к реке выйти, Михаил Степанович? - продолжал он. - Очень душно в той расщелине. Берегом, я думаю, лучше будет пройти!

- Да эта же долина прямо к реке ведет! - воскликнул Свирид Онуфриевич. - Я шел здесь.

Все двинулись за Иваном Яковлевичем, одиноко пошедшим во главе компании.

Долина понемногу расширялась и понижалась; местами она, как терраса, спадала уступами, и надо было скатываться на спинах или спрыгивать с небольших высот.

Павлу Андреевичу приходилось круче всех. Он кряхтел и охал, но тем не менее ни на шаг не отставал от Свирида Онуфриевича и доезжал его шутками и насмешками.

- Ох… теперь вы нас куда - кости смотреть ведете? - спрашивал он у него. - Нет, вы скажите, что гласят иероглифы в пещере?

- А ну вас! - огрызался Свирид Онуфриевич. - Эка важность, - попали в другую сторону и все тут! Глядите лучше вперед, - вон Енисей виден!

Действительно, словно зеркало в оправе из двух огромных красных скал, одиноко торчавших по бокам расширившейся долины, открылась и блеснула река. Охватило свежестью.

- Хорошо!.. - произнес Михаил Степанович, остановившись на миг и дыша всею грудью.

- Да-а… - подтвердил Павел Андреевич. - А на плоту-то у нас каково теперь, на сене-то, а?

- Утка жарится… - добавил, причмокивая, Свирид Ону-фриевич.

Все трое пустились догонять далеко ушедшего вперед Ивана Яковлевича.

- Что такое он увидал? - сказал Павел Андреевич, указывая на старого ученого.

Тот остановился и, совсем запрокинув назад голову, торопливо принялся шарить по карманам, ища что-то; наконец вытащил небольшой бинокль, приставил его к глазам и застыл в той же позе.

- А ведь там надпись! - воскликнул Михаил Степанович, ускоряя шаги. - Видите ее?

Высоко на скале, приблизительно саженях в трех от земли, явственно выступали крупные, сделанные черной краской какие-то письмена.

- А что я говорил вам! - Свирид Онуфриевич даже подскочил на ходу от избытка торжества. - Вот она! Я ж говорил, что видал ее!!

- Так это пещера, по-вашему? - спросил палеонтолог.

- Все равно, пещера, не пещера - в надписи дело! Ну, так и есть, она: черная. Самая доисторическая!

Путешественники окружили Ивана Яковлевича, молча разбиравшего надпись.

- Что-то не то… - вполголоса проронил Михаил Степанович, - прежде всего, это не иероглифы, а буквы, и похожие на татарские…

- Вы правы, - отозвался немного погодя Иван Яковлевич, опуская бинокль, - надпись монгольская и сделана не дальше как в XIV веке…

- Гм… "самая доисторическая", - шепнул палеонтолог на ухо охотнику.

- К сожалению, кое-что смылось, - продолжал ученый.

- Вероятно, это приказ какого-нибудь хана для проходивших здесь полчищ его!

Иван Яковлевич снова вооружился биноклем и вслух стал переводить написанное:

1) Безгласных и невздорных пленников из кибиток и улусов по причине зверей не бросайте и не губите.

2) Погребайте мужчин и женщин для жертвы гневным драконам и для великого обилия меда, творога, мяса, молока.

3) Когда застрелите и погребете их, то на курган бросайте ветви каждому из драконов.

4) Затем зарывайте коней, мужчин погребайте сотнями, женщин не мучьте и не увечьте, прочих истребите… погребите…

- Надо полагать, где-нибудь поблизости существуют и могилы, - заключил ученый, окончив чтение.

- Невредно бы произвести несколько измерений черепов, - заметил Павел Андреевич. - Можем пролить некоторый свет на темную историю этих мест!

- И опять отыщете арабов! - захохотав на все ущелье, вставил Свирид Онуфриевич. - Эка ведь угораздит людей: арабы здесь были, а! Турок еще не найдете ли'?

Михаил Степанович и старый ученый не слыхали слов Свирида Онуфриевича; они были уже у скалы и внимательно осматривали ее со всех сторон. Павел Андреевич, не удостоив охотника ответом, заколыхался за ними, разглядывая каждый бугорок по пути.

На противоположной, гладкой как ладонь стороне скалы, саженях в трех над землей, оказалось большое треугольное отверстие, несомненно высеченное или подправленное руками человека.

Михаил Степанович метнулся назад и, различив какой-то походивший на острое ребро узкий всход на скалу, не раздумывая, взбежал на него. Иван Яковлевич, то балансируя, то на четвереньках смело карабкался за ним по пятам. На высоте сажень двух ребро превратилось как бы в карниз, и ученые, плотно прижимаясь левым плечом к камням, осторожно начали огибать скалу.

- Нашли что-нибудь? - крикнул Павел Андреевич, заметив необычайное оживление, с каким оба спутника его бросились взбираться на крутизну.

Те, не отвечая, скрылись за выступами камней.

Павел Андреевич подошел и собрался ступить на тропку, но, увидав, какова она, только посвистал и принял ногу.

- Видимое дело, взбесились! - проворчал он. - Еще, должно быть, какую-нибудь тарабарщину увидали!

Иван Яковлевич и Михаил Степанович были, между тем, уже на другой стороне, и палеонтолог услыхал дружный и громкий зов их.

- Иду, иду! - отозвался он, пускаясь ускоренной перевалкой. - Ну что? - крикнул он, зайдя за угол и отходя в сторону, чтобы увидать товарищей.

Глазам палеонтолога представился вход в пещеру, казавшийся черной выемкой в стене; в нее заглядывали фигуры обоих исследователей.

- Пещера! - крикнул сверху Михаил Степанович. - Идите скорей сюда, Павел Андреевич!

- Чего захотели! - палеонтолог фыркнул носом. - Я ведь не муха, как вы!

Михаил Степанович и Иван Яковлевич исчезли в скале.

- Кости есть, масса костей! - раздался через некоторое время голос Михаила Степановича.

- Какие? Собачьи опять какие-нибудь?

Палеонтолог с завистью глядел наверх единственным своим глазом. Другой уже окончательно скрылся под малиновым отеком.

- Человечьи!

Павел Андреевич затоптался на месте, затем приподнялся на носки, словно намереваясь заглянуть снизу в тянувшую его, как магнит, пещеру.

- Черепа! Тащите сюда черепа! - закричал он, приставив огромные руки ко рту. - Несколько штук возьмите!

Минут через две на карнизе показался Михаил Степанович с грудой пожелтевших черепов в руках.

- Кидайте по одному!

- Да вы подойдите ближе, как бы в лицо вам не попасть!

- Ничего, бросайте скорей!

Павел Андреевич стоял уже у самого отвеса стены и тянул кверху руки.

Михаил Степанович осторожно поднял один из черепов.

- Держите, бросаю!

- Ну, ну!..

Костяк закувыркался в воздухе и, мелькнув между растопыренными дланями палеонтолога, с треском ударился об его голову и, сбив шапку, рассыпался на куски.

- Довольно! крикнул Павел Андреевич, потирая темя.

- С одним глазом трудно, не вижу ничего! Нет ли у вас веревки, спускайте по ней!

Веревки не нашлось, но Михаил Степанович снял с себя пояс и, привязав к нему еще другой ремень, принялся переправлять добычу в руки жадно подхватившего ее палеонтолога.

Приблизительно через четверть часа беспечно отдыхавший Свирид Онуфриевич решил наконец узнать, куда запропали его спутники. Он появился из-за скалы и нашел Павла Андреевича сидящим на земле у груды черепов. Палеонтолог прикладывал к ним то какую-то ленту, то блестящий инструмент и тщательно отмечал потом результаты измерений в записной книжке.

- Вот так фрукты!.. - произнес охотник, остановившись и расставив ноги; в зубах у него торчала трубка, руки были глубоко засунуты в карманы. - Где это вы столько их раздобыли?

Павел Андреевич, не отрываясь от поглотившего его занятия, кивнул головой на скалу. Свирид Онуфриевич поднял глаза и увидал пещеру.

- О-го! - протянул он. - Чисто леток в улье. Обалделые-то туда забрались?

- Гей, господа ученые! - не дождавшись ответа, во все горло крикнул охотник. - Обедать пора! - и, поднеся кулак ко рту, он весьма похоже трижды протрубил охотничий сигнал для сбора собак.

Через каких-нибудь полчаса вся компания шумно и весело шагала по песчаному берегу реки, направляясь к плоту. Оживленным разговорам не было конца. Иван Яковлевич совсем забыл под влиянием находки о недоразумении со Свиридом Онуфриевичем и шутил и смеялся с ним. Тяжело приходилось только Павлу Андреевичу: он забрал с собой целую связку черепов и, увязая в песке, тащился позади всех.

VI

- Господа, слышите? вдруг произнес Иван Яковлевич.

Все остановились, глядя на растрескавшийся бурый утес, закрывавшей излучину реки, где находился плот.

- Как будто Антон кричит! - вслушавшись, сказал Михаил Степанович.

- Он! - подтвердил Иван Яковлевич, явственно различив голос старого лакея. - Отчаянно кричит! Не напали ли на него'?

Компания пустилась бегом, сопровождаемая, как щелканьем кастаньет, стуком черепов на плече Павла Андреевича.

За выступом берега глазам представилась странная картина: Антон с двумя огромными рыбами в широко разведенных руках стоял на берегу, как бы загораживая проход к плоту трем одетым в темные картузы и синие рубахи людям. Неизвестные имели весьма мирный вид и что-то говорили Антону, указывая на рыб.

Навстречу ученым с кручи берега на помощь Антону бежал по тропке Василий и вожатый-татарин. Позади них не спеша переваливался огромный детина в смушковой серой шапке, белых широчайших малороссийских шароварах и рубахе, подпоясанной красным кушаком, - человек Свирида Онуфриевича. Шествие замыкали, согнувшиеся в дугу под тяжестью торб и корзин, двое местных жителей.

- Что случилось? - запыхавшись, спросил Михаил Степанович, первый подбегая к Антону.

- Каторжные-с!.. Грабители!.. - прерывающимся голосом ответил Антон. - Ограбить хотели!..

Проводник-татарин заговорил с неизвестными, и те быстро стали отвечать ему на том же гортанном языке.

- Скрутить их надо да в волость предоставить! - возбужденно продолжал Антон. - Стал я тут по берегу ходить, вижу: на ем норы, а там рыбины набились… вот-с… Он указал на бывших в руках у него. - Да чудеса-то какие еще: мерзлые! только я вынул две штуки, несу сюда, эти откуда ни возьмись - за мной да за рыб хватают! Рожи-то какие!! Беглые-с…

- Ай нет! - улыбаясь, перебил проводник. - Никакой не рожа: совсем добрый человек, рыбаки. Они рыба ловил, они рыба клал, а твой рыба взял. Они говорил: зачем брал?

Дружный смех раздался вокруг недоумело озиравшегося Антона.

- Как это клал? В землю-то?

Татарин закивал головой.

- А, да, да! Сейчас поймал, - куда девал? Домой нести - жарко; наш в ямы кладет, в яме лед.

- Что он городит? - вмешался Свирид Онуфриевич.

- Какие ямы и какой к бесу теперь лед может быть в них?

- Есть такие! - подтвердил Михаил Степанович.

- Где же ямы, покажите-ка!..

Татары, с просиявшими лицами, а за ними и остальные направились вверх по реке. Только Антон остался на месте и, не выпуская из рук рыб, глядел вслед ушедшим.

Берег в той стороне был завален осыпью каких-то горных пород.

Рыбаки остановились и приподняли плоский камень: под ним между кусками скал оказалась небольшая пустота, наполненная рыбой. На путешественников дохнуло холодом; к общему удивлению, не только боковые поверхности камней, образовывавших пещерку, но и низ закрывавшего ее камня оказались обросшими ледяными сосульками. По берегу шел целый ряд таких же пустот.

Татары что-то говорили, улыбались и кивали головами, видимо, радуясь, что их поняли и довольные впечатлением, произведенным их природными погребами на приезжих.

- Удивительно! - воскликнул наконец Иван Яковлевич, с любопытством рассматривавший пустоты. - Но какая же причина такой низкой температуры в этих норах?

Ответа ему не было; тот, кто мог бы ответить - Павел Андреевич - увлекся разглядываньем каких-то камней и, забыв о пустотах со льдом, остался далеко позади компании.

Все вернулись к плоту. Михаил Степанович щедро уплатил за рыб, оставшихся во владении Антона, и татары удалились с низкими поклонами.

На берегу запылал костер. Проголодавшиеся путешественники уселись отдыхать на песке и поглядывали на котел, в котором уже начинала закипать ароматная уха.

Безоблачное небо, между тем, понемногу хмурилось; Енисей почернел и притих, как бы притаился и напряженно выжидал чего-то; ласковые всплески о берег умолкли.

- А ведь быть дождю… - заметил Свирид Онуфриевич.

Проводник давно уже озабоченно посматривал на восток, откуда, словно черное крыло огромной зловещей птицы, выставилась черно-синяя туча.

- Буря идет, - сказал татарин. - Ай, большой волна будет.

Словно капли расплавленного серебра мелькнули в воздухе и тяжело врезались в песок.

Ученые повскакали с мест.

- Дождь! - воскликнул Михаил Степанович. - Господа, на плот скорее!

Не успел он договорить, как хлынул ливень, прямые полосы дождя с силой захлестали кругом; поверхность реки вспенилась и засинела. Медлить нельзя было ни секунды. Михаил Степанович первый бросился в воду и, то проваливаясь по колени, то попадая на более мелкие места, добрался до плота и вбежал под спасительный навес шалаша. Разбрасывая воду как слон, пустился бежать Павел Андреевич; впереди его прыгал Свирид Онуфриевич. Старый ученый, приготовившийся бежать за другими в воду, вдруг почувствовал, что чьи-то руки обхватили его сзади поперек тела и подняли на воз- дух.

- Что, что такое? - забормотал он, силясь вырваться и болтая руками и ногами.

- Нельзя-с… Ножки промочите! - произнес Антон, не выпуская барина, и, шатаясь под тяжестью ноши, добрел с ним, как с ребенком, по колени в воде.

- Эх, уха-то наша пропала, - с сожалением заметил Василий, влетев с татарином в задний шалаш и похлопывая себя по прилипшей к плечам рубахе. - И дождь же Господь послал!

Татарин схватил широкий отрезок доски, намереваясь закрыть им котел, и бросился обратно.

- Легче! - произнес снаружи ленивый голос человека Свирида Онуфриевича. - С виселицы сорвался, что ли?

У входа появилась фигура промокшего до нитки хохла; в руках у него находился котел с ухой. Дальше виделся Антон, походивший больше на вешалку, на которой повесили платье с утопленника.

- Ай да обжора наш! - воскликнул, всплеснув руками, Василий. - Молодчина! Да ведь горячий он, руки сжег небось?

- А камни на що? - невозмутимо сказал хохол, поставив котел на стол и разжимая обе ладони: в них оказались два порядочных камня, которыми сметливый Филипп сжал стенки котла. - Голова! - добавил он затем, хлопнув с самодовольным видом себя по лбу.

Василий принялся за приготовления к обеду для господ. Антон, ворча что-то, отыскал платье Ивана Яковлевича и понес его в господский шалаш. Филипп, не заботясь о барине, вытащил из кармана огромную деревянную ложку и, постукивая ею по столу, с оживившимися глазами, нетерпеливо ждал минуты, когда можно будет приняться за истребление остатков ухи и рыбы.

В переднем шалаше смеялись и разговаривали. Больше всех от дождя пострадал Иван Яковлевич, слишком медленно совершивший переход к плоту. Вода с него лила ручьями.

- Но зато я с сухими ногами, господа! - улыбаясь, воскликнул он. - Удивительный мудрец у меня Антон! И воображает, что дело сделал!

Все принялись переодеваться и, разрумяненные, оживленные, как после хорошего душа, уселись за стол.

Обед не замедлил появиться. Василий и Антон спустили циновку, закрывавшую вход, и зажгли лампу. Стало темно и даже уютно.

Путешественники с аппетитом набросились на уху.

- Дождь-то, кажется, перестал, - сказал Свирид Онуф-риевич, заметив, что частая дробь, выбивавшаяся без умолку на крыше шалаша, вдруг прекратилась.

Василий выглянул наружу.

- Темень! - заявил он. - Гроза во всей форме будет!

Как бы подтверждая слова его, издалека донесся глухой гул. Через несколько секунд он повторился ближе и явственней; грянул первый, тяжкий удар грома. В узком отверстии между циновкой и стенками шалаша блеснул ярко-синий свет молнии. Плот слегка покачнулся.

- Енисей пробудился, - сказал Михаил Степанович.

- Не снесло бы нас? - с некоторой тревогой заметил палеонтолог. - Шутки плохие выйдут…

Василий побежал звать татарина и Филиппа, чтоб надежнее укрепить плот причалами. Обед кончился под зловещее высвистывание ветра и раскаты грома.

- Дай-ка, милый человек, сюда вон ту связочку из угла! - сказал Павел Андреевич Антону, убиравшему тарелки.

Назад Дальше