- Я обнаружил, что начал нечто вроде автокатализа. Каждая нить, которую я тянул, тащила за собой ближайшую, а обе они тянули еще несколько. Больше я ничего не делал. Легкие движения, звуки, взгляды, казалось, одобряли то, что говорила леди Глэдия, и побуждали к этому других. Затем я обнаружил нечто еще более странное. Все эти маленькие знаки одобрения, которые я мог уловить лишь потому, что мозги были открыты мне, леди Глэдия тоже уловила, и торможение в ее мозгу пропало без моего вмешательства. Она стала говорить быстрее, откровеннее, и публика реагировала активнее, чем раньше, и тоже без моего вмешательства. Потом начались истерия, шторм, буря мысленного грома и молний такой интенсивности, что я закрыл свой мозг, иначе это могло бы перегрузить мои контуры. За все свое существование я никогда еще не сталкивался с подобным явлением, однако все это началось с незначительного изменения, внесенного мною в эту толпу, какое я раньше вносил в небольшую горстку людей. Я подозреваю, что эффект распространился на большую территорию, чем та, которая воспринимала мое внушение, поскольку прошел по гиперволне.
- Я не понимаю, как это могло случиться, друг Жискар.
- Я тоже не понимаю. Я не человек. Я никогда не обладал человеческим мозгом со всеми его сложностью и противоречиями, поэтому не понимаю механизма его реакций. Но, по-видимому, толпой управлять легче, чем индивидуумом. Это выглядит парадоксом. Казалось бы, чем тяжелее груз, тем больше усилий. Большое расстояние проходишь медленнее, чем малое. Почему же большое количество народа покачнуть легче, чем несколько человек? Ты, друг Дэниел, думаешь, как человек. Можешь ты это объяснить?
- Ты сам, друг Жискар, сказал, что это эффект автокатализа, какая-то зараза. Маленькая искорка может сжечь дотла целый лес.
Жискар молчал и, казалось, глубоко задумался.
- Не зараза, а эмоции, - наконец сказал он. - Мадам Глэдия выбрала аргументы, которые, по ее мнению, должны были взволновать аудиторию. Она не пыталась доказать ей что-то. Возможно, чем больше толпа, тем легче ее поколебать именно эмоциями, а не разумом. Поскольку эмоций мало, а разумов много, поведение толпы легче предсказать, чем поведение одной личности. Это, в свою очередь, означает, что если законы, которые должны развиться для улучшения хода истории, можно предсказать, то нужно иметь дело с возможно большим количеством людей. Чем больше, тем лучше. Это и должно быть первым законом психоистории, ключом к изучению Человека. Но…
- Да?
- Видимо, я поэтому так долго шел к пониманию этого, что я не человек. Человек же, возможно, инстинктивно понимает свой мозг и поэтому знает, как управлять другими такими же. Мадам Глэдия, не имея никакого ораторского опыта, выступила перед аудиторией мастерски. А насколько было бы лучше, если бы это был кто-то вроде Илайджа Бейли. Друг Дэниел, ты подумал о нем?
- Ты видишь его образ в моем мозгу? Удивительно!
- Нет, я не вижу его. Я не могу принимать твои мысли, но чувствую эмоции и настроение и знаю по прошлому опыту, что такая текстура твоего мозга ассоциируется с Илайджем Бейли.
- Мадам Глэдия упомянула о том, что я последний видел Илайджа Бейли живым, и я снова вспомнил то, что он мне тогда сказал, и думаю об этом сейчас.
- Почему, друг Дэниел?
- Я ищу выражение. Я чувствую, что это важно.
- Как он мог сказать что-то важное, не прибегнув к словам? Если там было нечто важное, Илайдж Бейли должен был сказать это.
- Возможно, - медленно ответил Дэниел, - партнер Илайдж и сам не понимал значения того, что он сказал.
Глава десятая
После выступления
37
Память!
Она лежала в мозгу Дэниела, как закрытая книга, всегда готовая для чтения. Некоторые ее эпизоды вспоминались часто, поскольку хранили необходимую в тот или иной момент информацию, и лишь к очень немногим Дэниел обращался только потому, что хотел почувствовать их текстуру. Таких было очень мало, по большей же части те, которые относились к Илайджу Бейли.
Много десятилетий назад, когда Илайдж Бейли был еще жив, Дэниел и мадам Глэдия приехали в Бейлимир. Когда они вышли на орбиту Бейлимира, на их маленьком корабле появился Бентли Бейли. Это был довольно грубый мужчина средних лет. Он посмотрел на Глэдию несколько враждебно и сказал:
- Вы не можете увидеть его, мадам.
Глэдия заплакала.
- Почему?
- Он не хочет, мадам, и я должен уважать его желания.
- Я не могу поверить, мистер Бейли.
- У меня есть его собственноручная записка и запись голоса. Я не знаю, узнаете ли вы его почерк и голос, но даю вам честное слово, что так оно и есть и на него не оказывалось никакого постороннего влияния, когда он делал эту запись.
Глэдия ушла в свою каюту, где в одиночестве прочитала записку и прослушала запись. Затем она вышла, как будто надломленная, но сказала твердо:
- Дэниел, ты высадишься один, повидаешь его, а потом сообщишь мне обо всем, что он сделает или скажет.
- Да, мадам.
Дэниел перешел на корабль Бентли.
- На эту планету роботы не допускаются, Дэниел, - сказал Бентли, - но для вас сделано исключение, потому что это желание моего отца, а его здесь очень уважают. Лично я ничего не имею против вас, вы понимаете. Но ваше присутствие на планете должно быть ограниченным. Вы пойдете прямо к отцу, а когда он закончит беседовать с вами, вас сразу же отвезут на орбиту. Вы понимаете?
- Понимаю, сэр. Как ваш отец?
- Он умирает, - ответил Бентли, пожалуй, намеренно грубо.
- Я это тоже понимаю, - сказал Дэниел.
Голос его заметно дрогнул, естественно, не от эмоций, а потому что сознание смерти человека, хоть и неизбежной, нарушало его позитронные пути.
- Я имел в виду, долго ли ему осталось жить?
- Он мог бы уже умереть, но цеплялся за жизнь, поддерживая себя мыслью о том, что должен увидеться с вами.
Они приземлились. Планета была большой, но ее обитаемая часть оказалась крошечной. День был облачный, недавно прошел дождь. Широкие прямые улицы были пусты, словно в знак того, что жители не желают смотреть на робота.
Наземный кар привез его к дому, который был побольше остальных.
Они вошли в дом. У двери в комнату Бентли остановился.
- Мой отец там. Идите один. Он не хотел, чтобы я шел с вами. Идите. Вы, наверное, не узнаете его.
Дэниел вошел в темную комнату. Глаза его быстро привыкли к темноте, и он увидел покрытое простыней тело внутри прозрачного кокона, который слабо поблескивал. В комнате стало чуть светлее, и Дэниел отчетливо увидел лицо.
Бентли был прав. Дэниел не узнал своего бывшего партнера. Его лицо было изможденным, костлявым.
Глаза лежащего были закрыты, и Дэниелу показалось, что он видит мертвеца. Он никогда не видел мертвого человека, и когда эта мысль пришла ему в голову, он покачнулся - ноги не держали его.
Глаза старика открылись, и слабая улыбка пробежала по бледным сморщенным губам.
- Дэниел, мой старый друг Дэниел!
Этот шепот отдаленно напоминал голос Илайджа Бейли. Из-под простыни медленно возникла рука, и Дэниелу показалось, что он все-таки узнал Илайджа.
- Партнер Илайдж, - тихо сказал он.
- Спасибо, Дэниел, что вы приехали.
- Это для меня было важно, партнер Илайдж.
- Я боялся, что вам не позволят. Они, даже мой сын, считают вас роботом.
- Я и есть робот.
- Для меня - нет, Дэниел. А вы не изменились. Я не очень ясно вижу вас, но мне кажется, что вы все такой же, каким я вас помню. Когда я в последний раз видел вас? Тридцать один год назад?
- Да, и за это время я не изменился, так что видите - я действительно робот.
- Зато я очень изменился. Я бы не позволил вам увидеть меня таким, но я слишком слаб, чтобы противиться желанию увидеть вас еще раз.
Голос Бейли немного окреп, словно старику стало лучше при виде Дэниела.
- Я рад видеть вас, партнер Илайдж, как бы вы ни изменились.
- А леди Глэдия? Как она?
- Хорошо. Она приехала со мной.
- Она не… - Болезненная тревога появилась в голосе Бейли.
- Нет, она осталась на орбите. Ей объяснили, что вы не хотите ее видеть, и она поняла.
- Это не так. Я очень хотел ее видеть, но этому искушению я сумел противостоять. Она не изменилась?
- Она осталась такой же, какой вы видели ее в последний раз.
- Это хорошо. Но я не мог позволить ей увидеть меня таким. Я не хочу, чтобы таким было ее последнее воспоминание обо мне. Вы - другое дело.
- Потому что я робот, партнер Илайдж.
- Бросьте, Дэниел, - раздраженно сказал Бейли. - Вы не могли бы больше значить для меня, даже если бы были человеком. - Он немного полежал молча и продолжил: - Все эти годы я ни разу не писал ей и не вызывал по гипервидению. Я не мог позволить себе вмешиваться в ее жизнь. Она все еще замужем за Гремионисом?
- Да, сэр.
- И счастлива?
- Я не могу судить. По ее поведению нельзя предположить, что она несчастна.
- Дети есть?
- Разрешено иметь двоих.
- Она не сердилась, что я не подавал о себе вестей?
- По-моему, она понимала ваши мотивы.
- Она когда-нибудь говорила обо мне?
- Почти никогда, но, по мнению Жискара, она часто думает о вас.
- А как Жискар?
- Функционирует правильно.
- Значит, вы тоже знаете о его способностях?
- Он говорил мне, мистер Илайдж.
Бейли снова помолчал, потом пошевелился.
- Дэниел, я хотел видеть вас здесь, чтобы убедиться, что вы не изменились, что дыхание лучших дней моей жизни все еще живет, что вы помните меня и будете помнить. Но еще я хотел сказать вам кое-что. Я скоро умру, Дэниел, и знаю, что это известие дойдет до вас. Даже если бы вас не было здесь, если бы вы были на Авроре, вам было бы известно. О моей смерти объявят в галактических новостях. - Его грудь колыхнулась от слабого беззвучного смеха. - Кто бы мог подумать когда-то? Глэдия, конечно, тоже услышит. Но она знает, что я должен умереть, и примет это как печальный факт. Но я боялся, какое впечатление это произведет на вас, поскольку вы, как вы настаиваете, а я отрицаю, робот. Ради прошлого вы, возможно, считаете своим долгом уберечь меня от смерти, но сделать это не можете. И потому данное обстоятельство произведет на вас нежелательное воздействие. Поэтому давайте договоримся.
Голос Бейли слабел. Дэниел сидел неподвижно, но лицо его против обыкновения отражало эмоции - заботу и печаль. Глаза Бейли были закрыты, и он не видел этого.
- Моя смерть, Дэниел, не имеет значения. Среди людей ни одна индивидуальная смерть не имеет значения. Умирая, человек оставляет после себя свои дела и не умирает полностью, пока существует человечество. Вы понимаете меня?
- Да, партнер Илайдж.
- Дело каждого индивидуума есть часть общего дела, а потому становится неумирающей частью целого. Это целое - человеческие жизни прошлого, настоящего и грядущего, это ковер, который десятки тысячелетий растет и хорошеет. Космониты - краешек ковра, они тоже добавляют совершенства и красоты в узор. Индивидуальная жизнь - всего лишь нитка в его основе, а что такое нитка в сравнении с целым? Дэниел, думайте о ковре и не вспоминайте об одной выдернутой нити. В нем так много других нитей, каждая нужна, каждая участвует…
Бейли замолчал. Дэниел терпеливо ждал. Бейли открыл глаза, увидел Дэниела и слегка нахмурился.
- Вы еще здесь? Вам пора. Я сказал все, что хотел.
- Я не хочу уходить, партнер Илайдж.
- Вы должны. Я не могу больше бороться со смертью. Я страшно устал. Я хочу умереть. Пора.
- Я не могу подождать?
- Я не хочу. Если я умру на ваших глазах, это может скверно подействовать на вас, несмотря на все мои слова. Уходите. Я приказываю. Я позволю вам быть роботом, если желаете. Но в этом случае вы должны повиноваться моим приказам. Вы не можете спасти мне жизнь и ничего не можете сделать, так что Второй Закон тут ни при чем. Идите! - Умирающий указал на дверь и добавил: - Прощайте, друг Дэниел.
Дэниел медленно повернулся, с невероятным затруднением повинуясь приказу.
- Прощайте, партнер… - Он сделал паузу и хрипловато закончил: - Прощайте, друг Илайдж.
Бентли встретил его в другой комнате.
- Он еще жив?
- Был жив, когда я уходил.
Бентли пошел к отцу и тут же вернулся.
- Уже нет. Он увиделся с вами и ушел.
Дэниел прислонился к стене. Прошло некоторое время, прежде чем он смог встать, ни на что не опираясь. Вскоре они вернулись на маленький корабль и отправились на орбиту, где ждала Глэдия.
Она тоже спросила, жив ли еще Илайдж, и когда ей сказали, что умер, повернулась и с сухими глазами ушла в свою каюту. Плакать.
37а
Дэниел продолжал, словно короткое воспоминание о смерти Илайджа Бейли не ворвалось в ход его мыслей.
- Теперь, в свете речи мадам Глэдии, я как-то лучше понимаю, о чем говорил партнер Илайдж.
- В каком смысле?
- Я еще не вполне уверен. Очень трудно думать о том, о чем я пытаюсь думать.
- Я буду ждать, сколько нужно, - сказал Жискар.
38
Джиновус Пандарал был высок и не очень стар. Копна густых белых волос и пушистые белые баки придавали ему достойный и изысканный вид. Его внешность лидера помогала ему продвигаться по службе, но сам он прекрасно знал, что его наружность много значительнее внутреннего содержания.
Когда его избрали в директорат, он довольно быстро утратил первоначальный энтузиазм. Место оказалось хлопотливым, и, автоматически поднимаясь по службе каждый год, он сознавал это все яснее.
Сейчас Пандарал был главным директором. В прежние времена задачи управления не были достаточно сложными. Чем был Бейлимир во времена Нефи Морлера восемь десятилетий назад? Маленьким мирком, кучкой ферм и городков, сгруппировавшихся вокруг пригородных коммуникационных линий. Население не превышало пяти миллионов, а основной статьей дохода был экспорт древесины и немного - титана. Под влиянием Хена Фастольфа с Авроры, который относился к поселенцам более или менее благосклонно, космониты полностью игнорировали их, и жизнь была проста. Когда хотелось вдохнуть культуры или подучиться, ездили на Землю. Да и встречный поток мигрантов с Земли не иссякал. Мощность земного источника была неистощима.
Так почему же Морлер не стал тогда главным директором? Ему же нечего было делать.
В будущем управление, наверное, опять станет простым. Поскольку космониты продолжают вырождаться - каждый школьник знал, что они вырождаются и должны погрязнуть в противоречиях своего общества, правда, сам Пандарал был не вполне в этом уверен, - а число и сила поселенцев растут, скоро настанет время, когда жизнь снова будет безмятежной.
Поселенцы будут спокойно жить и развивать собственные технологии.
Когда Бейлимир, а равно и остальные миры станет таким же, как Земля, а новых поселений будет еще больше, появится Великая галактическая империя. И как старейший и наиболее населенный из Поселенческих миров Бейлимир будет занимать в этой Империи первое после Земли место.
Но, увы, Пандарал был главным директором не в прошлом и не в будущем, а сейчас.
Хен Фастольф умер, но Калдин Амадейро жив.
Амадейро еще два столетия назад был против того, чтобы Земле разрешили отправлять поселенцев, и он все еще жив и может доставить еще много неприятностей. Космониты пока достаточно сильны, их не сбросишь со счетов, а поселенцы еще не настолько окрепли, чтобы уверенно идти вперед. Но поселенцы каким-то образом сдерживали космонитов, и равновесие не слишком изменилось.
Задача умиротворять космонитов, а в поселенцах поддерживать решительность и одновременно здравомыслие падала, в основном, на плечи Пандарала, что было для него нежелательно и неприятно.
Это было холодное серое утро, шел снег. Пандарал брел по отелю один. Он не пожелал идти со свитой.
Охранники вытягивались, когда он проходил мимо, но он почти не замечал их. Капитан охраны вышел ему навстречу.
- Никаких неприятностей, капитан? - спросил Пандарал.
- Никаких, директор. Все спокойно.
Пандарал кивнул:
- В какой комнате Бейли? Ага. А космонитка и ее роботы под охраной? Хорошо.
Он пошел дальше. Вообще-то Д. Ж. вел себя хорошо.
Покинутая Солярия, где было превеликое множество роботов, могла бы стать источником сказочных прибылей, хотя прибыли ни в коей мере нельзя было считать естественным эквивалентом безопасности, мрачно думал Пандарал. Но Солярию, набитую ловушками, лучше оставить в покое. Д. Ж. хорошо сделал, что сразу же убрался оттуда и взял с собой ядерный усилитель. Подобные приборы были настолько массивны, что ими можно было пользоваться только в громадных устройствах, предназначенных для уничтожения вторгшихся кораблей, к тому же они еще не вышли из стадии разработки. Да, слишком уж они огромны. Совершенно необходимо иметь меньшие варианты, и Д. Ж. правильно рассудил, что куда важнее всех роботов, вместе взятых, привезти в Бейлимир этот прибор. Этот усилитель должен здорово помочь ученым Бейлимира.
Однако, если один Внешний мир имел портативный усилитель, то почему бы не иметь и другим? Если это оружие поместить в корабль, космический флот может без труда уничтожить любое количество Поселенческих миров. Как далеко они ушли в этом развитии и как скоро Бейлимир сможет прогрессировать в том же направлении с помощью привезенного Д. Ж. усилителя?
Пандарал постучал в дверь комнаты Д. Ж., не дожидаясь ответа, вошел и сел без приглашения. Это были немногие полезные преимущества звания главного директора.
Д. Ж. выглянул из ванной и сказал сквозь полотенце, которым вытирал голову:
- Рад был бы приветствовать господина директора надлежащим образом, но вы застали меня в крайне недостойном виде, поскольку я только что из-под душа.
- Ладно, заткнитесь, - раздраженно пробормотал Пандарал.
Обычно он всегда радовался неистощимому остроумию Д. Ж., но не сегодня. В каком-то смысле он никогда по-настоящему не понимал Д. Ж.
Д. Ж. был Бейли, прямой потомок великого Илайджа и основателя Бентли. Это делало его естественным кандидатом на пост директора, к тому же, он был добродушен, что нравилось публике. Однако он выбрал карьеру торговца, трудную и опасную. Она могла сделать его богатым, а могла и убить или, что еще хуже, преждевременно состарить.
Кроме того, Д. Ж. месяцами отсутствовал в Бейлимире, а Пандарал предпочитал его советы советам большинства членов его ведомства.
Никто никогда не мог догадаться, серьезен ли Д. Ж., но слушать он умел.
Пандарал тяжело вздохнул:
- Я не думаю, что речь этой женщины была лучшим из того, что могло случиться с нами.
Д.Ж., одеваясь, пожал плечами:
- Кто мог предвидеть это?
- Вы могли. Вы должны были узнать о ней все, прежде чем везти ее с собой.