На солнечную платформу выбралась из цветущих зарослей румяная красавица с огромной корзиной разноцветных яблок и груш. Надо бы купить, подумал Ливанов. В Банановой, насколько он помнил, продаются только антарктические фрукты, генно-модифицированные и обработанные неизвестно чем. Интересно, долго мы здесь стоим?
Сосед со скрежетом развернулся на полке, спрятав затылочную задницу, зато обнаружив источник храпа, раскрытый рот с кривыми нечистыми зубами. Оставаться с ним в одном купе было категорически невозможно. Ливанов вышел в коридор, выловил проводника - семь минут еще - и спустился на платформу, с лету накрывшую и оглушившую ласковым теплом, медовыми запахами и птичьим щебетанием.
- Купите яблочки! - совершенно по-птичьи пропела красавица.
Диванов подошел ближе. Девушка вскинула озерную синеву глаз, сдула русую прядь со лба, ослепила зубами:
- Яблочки свои, без химии. Груши вон первые в сезоне. И недорого совсем.
Он улыбнулся в ответ, вынул крупную ресторанную купюру и, поймав красавицыну руку, вложил деньги в ее пальчики, сильные, едва разжал, сухие и наждачные на ощупь:
- Хватит? За всю корзинку?
Ее улыбка мгновенно, словно в компьютерной графике, превратилась в полуоткрытый, по-детски изумленный рот. Красавица посмотрела сначала на деньги, потом, с явным сожалением, на корзину, затем снова на купюру, расправив ее и держа против солнца. Все это было так забавно и мило, что Ливанов, не задумываясь, нагнулся, взял девушку за яблочные щеки и поцеловал в губы длинным вкусным поцелуем.
Подхватил корзинку; черт, тяжелая, будем надеяться, банановый издатель или оргкомитет конференции встретят на машине. Проводник уже делал знаки с подножки, пора возвращаться в вагон. Ливанов дружески подмигнул напоследок яблочной красавице… и остановился, и опустил корзинку на асфальт.
В синих глазах неподвижно, как озерная вода, стояли слезы. И все ее прекрасное, полное до краев здоровьем и жизнью лицо отражало безнадежную тоску, неизбывное горе, нестерпимую муку.
- Ты чего? - улыбнулся Ливанов.
- Возьми меня с собой, - прошептала девушка еле слышно.
Честное слово, Ливанов взял бы ее с собой. Если б не сосед на другой полке.
* * *
Вокзал в Банановой столице был похож на Беломорское побережье в шторм: человеческие волны то наплеснут на перрон, то схлынут, то снова накатятся, штурмуя новоприбывший поезд. Дмитрий Ливанов, как прибрежная скала, торчал на платформе, крепко придерживая за ручку кофр, чтоб не увели, и поставив у ног корзинку с яблоками и грушами, пусть ее. Пару яблок пробегавшие мимо беспризорные мальчишки уже сперли.
Никто его не встретил. У банановых так всегда: если существует хоть малейшая возможность путаницы, накладки, сбоя (а существует она, понятно, в любом случае), это непременно произойдет. Все равно, сволочь Герштейн мог бы проконтролировать оргкомитет своего конгресса, или как оно там называется. На бананового издателя Ливанов, естественно, не надеялся: это в принципе особая порода людей, живущих в своей версии реальности, согласно которой в их так называемой стране кому-то могут понадобиться книги. Было бы странно ожидать от подобного человека способности запомнить некую последовательность цифр.
- Дима!!!
На звук своего попсового имени Ливанов давно уже не оборачивался, но в данном вопле прозвучало столько страсти и восторга, что оглянулась, кажется, половина платформы, включая дам - вопль был мужской. По перрону, размахивая каким-то прямоугольным предметом, резво несся маленький черноволосый человечек, возможно, и знакомый: Ливанов был знаком со всеми на свете, и в Банановой республике в том числе. Человечек приблизился, и стало видно: машет он книгой, настолько толстой, что Ливанов кое-что заподозрил. И оказался прав.
- Прости, Дима, - зачастил издатель, отдуваясь и пожимая Ливанову руку; перед этим он несколько раз переложил книгу из правой в левую и наоборот. - Перепутал дни, думал, ты завтра приезжаешь. Хорошо, Аля напомнила… Кстати, вот, любуйся!
Он догадался наконец-то сунуть книгу Ливанову. Странно, заглавие "Валентинка. ru" писалось по-банановому точно так же, как и на нормальном языке. В отличие от ливановской фамилии и особенно имени. Кстати, как зовут издателя, он в упор не помнил, а ведь, судя по всему, наверняка бухали вместе. Года три назад, но банановым пофиг. У них все временно, все текуче, а потому время как таковое не имеет значения и цены. Они так живут.
- Красиво? - с гордостью спросил издатель. - На бумагу посмотри, это ж экологичная прессовка! Скажи, у вас так не издают!
- Ты профи, - сказал Ливанов. - За это я тебя и люблю.
Издатель наконец-то совершил осмысленное действие - подхватил с платформы ливановскую корзинку. И рванул с места, набирая скорость, Ливанов едва поспевал за ним, волоча за ручку кофр; через две минуты проклюнулась одышка. Стареем, черт, надо меньше пить, надо больше спать и тщательнее выбирать, с кем… Он хохотнул вслух, и банановый издатель обернулся через плечо:
- Значит, Дим, план такой, - заговорив, он и не подумал сбавить темп. - Сейчас подскочим в один магазин, презентация, автограф-сессия, общение с читателями. Думаю, там нальют. Потом…
- Подожди, - незнание издательского имени напрягало все сильнее, но не лезть же на бегу в искусственный интеллект, - я с дороги вообще-то. Неплохо бы переодеться, душ принять, что ли… Да, и надо ведь в отель поселиться. Где у вас тут пятизвездочный отель?
Издатель замахал руками:
- Какой отель? Мы с Володей и Машей обо всем договорились: ты живешь у нас. Аля вчера борщ сварила. Помнишь мою Алю? Когда ты в тот раз приезжал, она у нас еще секретарем была, а теперь исполнительный директор…
Почему в издательское дело уходят семьями? - отдуваясь, подумал Ливанов. Как в сектанты, честное слово. Что у нас, что у банановых, без разницы… Футболка взмокла насквозь, здесь носили максимум майки и топики, плюс мобильный кондишен, надо срочно купить. Короче, пора позвонить Герштейну.
Он вытаскивал на ходу мобилку, когда они внезапно оказались на автостоянке, запруженной машинами и накрытой куполом невыносимого выхлопного смога. Почему-то в Банановой республике практически нет автомобилей с нормальными двигателями: непонятно, куда они вообще девают купленный у нас по дешевке газ. Обдумать эту вечную загадку Диванов не успел: издатель распахнул дверцу ближайшего бобика и точным движением впихнул приезжего писателя внутрь - будто в раскаленную консервную банку. Правда, он тут же врубил на полную мощность автомобильный кондишен, и жизнь на мгновение стала прекрасной.
Они уже ехали по городу.
- Это быстро, - говорил издатель, и за рулем развивая неслабую скорость. - Народу там много не будет, мертвое же время, сразу после сиесты. Но нальют стопудово, это ж Федин магазин. Помнишь Федю?
Никакого Федю Ливанов не помнил. А Герштейн не отвечал, и вообще не факт, что его мобилка работает здесь, в Банановой. Черт, надо было расспросить его поподробнее про эту их конференцию или конгресс. Оно, конечно, домашний борщ Ливанов уважал тоже, но срубить с издателя бабло для экспедициии Юрки Рибера уж точно не представлялось возможным. Банановый издатель в принципе не знает, что такое бабло. А если и знает, то тщательно скрывает от авторов, даже самых что ни на есть имиджевых.
Машина черт-те сколько плутала по отнюдь не центральным улицам города, пока не вырулила к стандартной спальной высотке, цокольный этаж которой занимали, теснясь друг к другу, офисы банков, салоны красоты и магазинчики. Вычленить среди них на глаз книжный было бы проблематично - если б не громадная, во всю витрину, афиша: "ДМИТРИЙ ЛИВАНОВ. Знаменитый писатель, поэт и публицист из соседнего государства. Презентация нового романа "Валентинка. ru". Автограф-сессия, общение с читателями. Только один день!" и так далее.
Афиша Ливанова позабавила, особенно в части про "новый роман". Но, по крайней мере, она была большая и броская: какая-никакая публика, несомненно, соберется и в этой глуши. Нет, но чтобы ради автографов на паре-тройке сотен (а то и десятков) книжек не дать человеку возможности сменить футболку?! На такое способны только банановые. Они вообще черт знает на что способны.
Внутри магазинчик выглядел на удивление родным, ничем практически не отличаясь от аналогичных точек на ливановской родине: по крайней мере, ассортимент совпадал один в один. На дальней верхней полке (что-то чересчур дальней и верхней, Ливанову это не понравилось) выстроились толстыми корешками и его книги: "Пища смертных", "Дом", "Резонер", все три тома "Зеленых звезд" в неправильном порядке и, разумеется, "Валентинка", куда ж без нее. Все издания были знакомые, Володины, а "Пища…" так вообще из старого синего тиража, который давным-давно разошелся - где угодно, только не здесь. Никаких покупателей в магазинчике не было, и Ливанов обернулся: забыл посмотреть, на который час назначена его презентация. Но афиша висела снаружи и насквозь не просвечивала.
- Паша! - ринулась к ним из-за стеллажей высокая девушка в мини, и Ливанов отметил две вещи: длину ее ног и "Паша". - Ну где тебя носит?! А вдруг журналисты? Пятый канал, между прочим, звонил, интересовался…
Она перевела дыхание и спохватилась:
- Здравствуйте, Дмитрий Ильич.
- Да ладно, - миролюбиво сказал издатель Паша, - ну, опоздали на десять минут. Показывай, где.
- Идемте, - заторопилась девушка. - Вы извините, Дмитрий Ильич, мы планировали, как лучше, чтобы вам было удобнее с поезда… Проходите.
Она нырнула в узкий проем между стеллажами, заманчиво покачивая путеводной задницей; однако в потной футболке Ливанов к женщинам не приставал, и удобная дислокация была бездарно упущена. Они сделали несколько поворотов по книжному лабиринту и вырулили в аппендикс, оканчивающийся пластиковым столиком с бутылкой минералки, стопкой стаканчиков, шариковой ручкой на привязи и табличкой с ливановской фамилией.
Минералка, по крайней мере, была весьма кстати.
- Садись, - радушно предложил Паша.
Ливанов протиснулся мимо книжной девушки, с ее груди пахнуло прохладным ветерком кондишена. Банановые девушки - это вообще отдельный разговор, главное достояние их так называемой страны, неисчерпаемый ресурс оной: собственно, с его зачерпывания и стоило начинать ее дегустацию и познание. Ну допустим, не сегодня, не сейчас; никуда они от него не денутся, в конце концов. С сожалением закончил обходной маневр и опустился за столик, на котором чего-то ощутимо не хватало.
- А где?.. - заикнулся он.
- Сейчас, - с готовностью заверил Паша. - Феди, кажется, нету… Я сбегаю напомню девочкам. Не переживай, нальют.
- Книжки где? - усмехнулся Ливанов. - Что подписывать будем?
Издатель посмотрел непонимающе, как если б ему задали вопрос из области, скажем, физики жидких кристаллов. Ливанов выложил на стол экземпляр банановой "Валентинки", поставил торчком и огляделся по сторонам: не хватало еще кое-чего, а именно восторженных читательских толп, жаждущих автографа. Кстати, если учесть, по какому лабиринту вела его путеводная девичья задница, читателям придется нелегко. Впрочем, банановые не боятся трудностей, более того, с особым упоением сами себе их устраивают. У них так принято, национальный спорт.
- А-а, - догнал, наконец, издатель. - Так ведь тиража еще нет. Одну книжку прислали из типографии, сигналку.
- То есть? Мы же вроде в тур собирались. На Остров, - он решил сразу предельно все конкретизировать, вычленив главное, с банановыми иначе нельзя.
- Поедем, - заверил Паша. Обернулся и крикнул вглубь книжного лабиринта, где скрылась девушка: - Ну скоро там?
Ливанов открыл минералку, и полбутылки мощным взрывом выплеснулось наружу, окатив раритетный (надо сохранить) сигнальный экземпляр на смешном наречии. Черт, мог бы учесть, что они тут особенно трепетно относятся к газу, независимо от контекста.
- По-моему, без книжек ехать как-то странно, - отхлебнул воды, и газ мощно шибанул в носоглотку. - Неудобно, что ли, перед читателями. Кстати, может, кого-нибудь у входа поставить? Не найдут же.
- Кому надо, найдут, - издатель махнул рукой. - Только после сиесты кому оно надо? Мертвое время, я же говорил.
- А фиг было ставить на мертвое время?
- Ну, Димка, тебе не угодишь. Для тебя же старались. О! Смотри, вот это я понимаю. А то ведь позорище, сидим тут, водичку пьем…
Книжная девушка вернулась с подносом, сплошь уставленным гранеными бутылками водки разных сортов, которая у банановых, Ливанов знал не понаслышке и сам с удовольствием рассказывал дома и за границей, хороша почти в той же мере, что и местные женщины. Налили без вступлений и церемоний; девушка, правда, отказалась и снова исчезла в лабиринте, но тосковали по ней секунды две, не больше. Выпили за встречу, за гостя и за хозяев, за отсутствующих дам, за новую книгу, за то, чтобы не последняя, за перспективы бананового книгоиздания, а дальше было уже пофиг, за что.
И тогда пришло чудесное ощущение легкости и необязательности происходящего, такое редкое, почти недостижимое там, в большой стране, где нет и никогда не будет счастья. Здесь же, в стране смешной и несуразной, безалаберной до ужаса, нелогичной до абсурда - наоборот, категорически не было всего остального, необходимого для нормальной жизни. Ведь если разобраться, думал Ливанов, жить здесь по определению нельзя, а они все-таки живут! - и эта иррациональная несообразность кружила голову ничуть не хуже дивной местной водки и дивных же, хоть и оставленных про запас местных женщин.
- Нет, ты скажи, Паша, - настаивал Ливанов. - Почему у вас все делается вот так? Почему?
- Нормально прошло, - солидно возражал издатель. - Ну не было тут никого. Так никто же об этом не знает, потому что не было никого! А релизы мы разослали, пресса будет, по новостям пройдет. Жаль, камера с Пятого не приехала…
- И что бы они тут снимали?
- Как что? Тебя! Презентацию, авто… афто… ну короче.
- Ты великий логик, Паша. За это я тебя и люблю.
Давно прошло время, отведенное на презентацию, автограф-сессию и общение с читателями. Девушка с кондишеном на груди (и неслабой, кстати, груди!) несколько раз приносила закусь: то шоколадные конфеты, то сыр, то мясную нарезку, - и к четвертому ее явлению Ливанова совершенно перестала смущать его несвежая футболка, вот только выбираться из-за столика было трудно, а призыву сесть к великому писателю на колени девушка почему-то не вняла. Вставать не хотелось ни ему, ни издателю, хотя тот и вспоминал периодически про какую-то Алю и сваренный ею борщ. Нет, банановый борщ Ливанов, конечно, уважал тоже…
Но тут позвонил Герштейн.
* * *
Ливанов проснулся и понял, что ему хорошо. Ощущение было удивительное и какое-то не совсем реальное, будто удачная книжная придумка. Потянулся на прохладном шелковом белье. Проморгался и сел, обдуваемый со спинки кровати локальным кондишеном.
Было совсем рано: у банановых, припомнил Ливанов, еще и время отстает от нормального на час. Пятизвездочный отель - как ни странно, действительно пятизвездочный - еще спал, не считая ночной обслуги и круглосуточного ресепшна. Дрых в соседнем номере Герштейн, дрыхли организаторы конференции, с которыми он, кажется, вчера Ливанова знакомил, храпели по этажам многочисленные гости, иностранцы и местные, ошалевшие от роскошной халявы. Бабло, судя по всему, отмывалось нешуточное. У банановых весьма своеобразные взаимоотношения с баблом.
Узкие конверты с логотипом конференции лежали на стеклянном журнальном столике, где он их, видимо, сам же вчера и бросил; тут же валялись брошюрка программы и толстая папка с тем же логотипом, они его налепили на все, включая подарочную майку и мобильный кондишен - последнее пришлось Ливанову весьма кстати. Первым делом он заглянул в конверты, пересчитал купюры смешного дизайна: ну допустим, не фонтан, однако Юрка Рибер должен быть глубоко удовлетворен. Правда, где сейчас Юрка, Ливанов не имел ни малейшего представления. И фиг с ним. Ему надо, пускай сам и проявляется.
Утренний туалет он совершал придирчиво, пробуя на прочность пятизвездочную банановую роскошь. Роскошь с честью держала удар: от сверкающей айсбергами сантехники до понатыканных повсюду бесчисленных угодливых кондишенов. Умеют же, если хотят, черти! Так какого, спрашивается, они почти никогда не хотят, а если и желают в глубине души, то все равно делают через задницу, вопреки здравому смыслу, с погрешностью в девяносто девять процентов?..
В тончайшем гостиничном халате Ливанов покинул ванную, пересек наискосок просторные апартаменты, по дороге прихватив со столика программу, и вышел на балкон.
Двадцать шестой этаж открывал приличную панораму. Казалось, Банановая республика раскинулась внизу вся как есть: серо-бело-лиловая, перекаленная уже с утра, сбрызнутая редкими крапинами темно-зеленых агав и пальм, забитая под завязку плотными скоплениями многоэтажек, тяжело выдыхающая облака смога и кондишенных выхлопов. В отдалении, за городской чертой, желтели жухлые банановые поля, а кое-где воздух миражно колебался над кондишенными куполами дач местных олигархов, мелковатых для Острова.
Кстати, да. Надо выяснить у Паши, на какой день у них по плану намечена поездка на Остров. Все прочие пункты своего так называемого турне Ливанов намеревался с чистой совестью продинамить: если там все равно никого не будет (для банановых книжных презентаций вполне ожидаемо и естественно), то невелика разница, если не окажется в том числе и его. Что же касается конференции, то ее ресурс был, в общем-то, исчерпан предоставленными апартаментами и деньгами в конвертах, однако как честный человек Ливанов, пожалуй, показался бы на одном-двух мероприятиях, включая банкет.
Опираясь на парапет, он пролистнул программу, отпечатанную на двух языках: английском и банановом. Английский Ливанов знал прилично, однако не стал искать легких путей и следующие несколько минут веселился от души, пробиваясь сквозь дебри в целом понятного, но забавного до невозможности бананового наречия. Надо будет попробовать, как читается на нем "Валентинка"; это экстремальное удовольствие он решил оставить на потом. Кстати, завтрак по программе начинался с половины десятого. Какого, спрашивается, они здесь так долго дрыхнут?!
Возмущение проявилось в неловком жесте, вследствие которого брошюра соскользнула с парапета и полетела вниз и вбок, беспорядочно взмахивая страницами, словно подбитая тропическая птица. Ливанов даже перегнулся следом. Внезапно исчезнувший из поля зрения печатный текст - при всей своей бессодержательности и кретинизме - оставил по себе странную, сосущую пустоту. А вернее, перестал ее маскировать.
Какого было подскакивать так рано?! - раздраженно думал Ливанов, возвращаясь в комнату, навстречу с готовностью зашелестевшему над головой кондишену. Идиотская привычка, приросшая к жизни еще тогда, когда из нее приходилось с трудом выкраивать час-другой для настоящей работы. Но теперь времена изменились, ты живешь в стране, где у человека твоего таланта и масштаба по определению полно всего, в том числе и времени. Ты можешь позволить себе распоряжаться им как угодно. Мог бы выспаться, черт побери!..