* * *
- А мне все-таки интересно, - щурясь на заходящее солнце, сказал Ливанов. - Что ты с ней сделаешь, если… когда найдешь?
Вопрос адресовался Юрке Риберу, и тот уже открыл было рот отвечать, однако встрял Колька Иванченко, что само по себе было невероятно: опередить Рибера по части скорости ответа или вопроса не удавалось никому, Ливанов помнил еще по Пресс-лиге. И вдвойне удивительно было с Юркиной стороны уступить приторможенному банановому дайверу, казалось бы.
- Куплю коттедж на Острове, - мечтательной скороговоркой начал Колька, - в смысле, всем ребятам по коттеджу, и вам с Юлькой тоже. Отправлю своего оболтуса учиться. Брошу заначку в швейцарский банк. А на остальное, как и было задумано, порешаем проблемы в стране.
- В вашей стране? - уточнил Юрка Рибер. - Не свисти, Коля. В вашей стране проблемы нерешаемы по определению. Вы по-другому не умеете жить.
- А вот этого не надо! - обиделся за державу дайвер. - Вам легко рассказывать: сначала сидели на нефти и газе, потом благополучно перебрались на Безледное и Беломорское побережье, на эти ваши Соловки! Я, кстати, не был никогда, и ничего. Разумеется, что за проблемы при таких ресурсах - с вашим климатом и курортной зоной в полстраны?!
- А ты приезжай, - посоветовал Ливанов. - Там хорошо, тебе понравится. Съездишь хоть раз - будешь совсем по-другому говорить.
Здесь тоже было хорошо. Смеркалось, дул теплый ветерок, на море поднялось небольшое волнение, и база едва ощутимо покачивалась под ударами волн. База была другая, дальняя, чуть более обжитая, годная для ночлега. Сидеть на вобравшем в себя дневное солнце ржавом железе было твердо, но тепло и приятно. Для полноты ощущений Ливанов посадил бы на колени Юльку - но она демонстративно разместилась далеко напротив, смотрела исподлобья, молчала и до сих пор обижалась. А ведь он, между прочим, сразу после всплытия извинился, хотя в душе продолжал считать свою подводную выходку смешной и удачной. И снять с Юльки купальник у него почти получилось.
- Кстати, о ресурсах, - заговорил Ливанов. - Вот возьмем ваш культурный шельф. У нас-то давно все расчистили, а здесь… Да я бы на вашем месте организовал тут такое! Дайверский экстремальный туризм, подводное сафари с монстрами, - он подмигнул обиженной Юльке, - да черт знает что можно придумать на этих развалинах! Дать широкую рекламу, и туристы ехали бы отовсюду с баблом. Для вашей, между прочим, страны.
- Для того, чтобы ехали туристы, Дима, - скучно возразил Юрка Рибер, - надо сначала построить инфраструктуру. Дороги, отели, провести водопровод и канализацию. И куда-нибудь деть здешних дайверов. Короче, сразу видно, что ты писатель.
- Да я понимаю, - махнул рукой Диванов. - Я пытаюсь объяснить, как оно было бы в нормальной стране. Без поправки на банановый… на местный, так сказать, менталитет.
- Ты не прав, - сказал Колька Иванченко. И твердо, убедительно аргументировал: - Ты абсолютно не прав. Это у вас менталитет.
- Ага, - отозвался Рибер. - Сейчас ты нам расскажешь, мол, у нас неправильные выборы, мы все под колпаком и не знаем, что такое свобода.
- Еще нас зомбируют наши масс-медиа, - подсказал Ливанов.
- Да ну вас, - отступил Колька. - Давайте лучше выпьем.
И был безоговорочно поддержан.
Они выпили на троих: застенчивые студентики уползли в домик готовиться ко сну, а Юлька пить отказывалась, хотя все по очереди ей предлагали. Сидела в своей любимой, как успел заметить Ливанов, позе - руки замком, подбородок на коленках - минимизированная донельзя и на вид совершеннейшая девчонка. Она была смешная и очень уместная здесь, в контексте этого вечера, культурного шельфа, безумной экспедиции и маловменяемой страны. Он был доволен, что удалось оставить Юльку здесь, без нее определенно чего-то не хватало бы, утратился бы вроде и необязательный, но правильный, завершающий композицию элемент. Стремительно, по-южному, темнело, и ее лица было уже не различить, а тем более его выражения. Скорее всего, еще дуется, и так оно даже интереснее.
Ливанов встал, потянулся и направился к дальнему краю базы. Поверхность моря - ему все равно казалось, что это море, хотя дайверы называли его шельфом и никак иначе - призрачно, серебристо светилась, россыпь блуждающих огоньков мерно покачивалась на волнах. Из-под ливановской ноги с грохотом покатилась банка из-под пива, или что-то вроде того, и звучно плюхнулась в воду, распугав тишину и сияние. Он вернулся к компании, разумеется, на гораздо более выгодную позицию, присев на теплый ящик у Юльки за спиной.
- …я только думаю, как лучше сделать, - говорил Колька Иванченко. - Просветить все, а потом посмотреть - или отсматривать по сегменту?
- Естественно, по сегменту, - сказал Рибер. - Если она в первом или во втором, нафига делать мартышкину работу?
- Оно, конечно, так, но ведь это кататься каждый раз на берег. И не хотелось бы прямо сейчас распаковывать аппаратуру.
- Почему?
Николай замялся, и тут прозвучал внезапный и звучный, как сигнал корабля в ночи, Юлькин голос:
- Сопрут.
Ливанов придвинулся ближе. Под ее затылком серебрились не попавшие в основной узелок волнистые волоски, похожие на свечение ночного моря. Он поцеловал ее в шею, Юлька дернулась, резко двинув назад локтем, но не попала.
- Сопрут, - покаянно подтвердил Колька. - На вашем месте я бы вообще не привозил сразу оргтехнику, ну да ладно. Я сказал ребятам, что в том контейнере всякие соки-воды, наши такого не пьют.
- Не свисти, - отмахнулся Юрка. - Я к дайверам тысячу раз ездил, и никогда ничего не крали. А ты уверен, что просветка ее покажет? Там же могло все занести песком, и даже скорее всего.
- Но сама же капсула полая! Если она разгерметизировалась, то все, кранты. Но не должна была. Знаешь, Юрка, о чем я думаю? - в Колькином голосе прорезались мечтательные, ностальгические нотки. - Если б ее нашли еще тогда, как имелось в виду, мы теперь жили бы совсем по-другому…
- А ты не купил бы коттедж на Острове.
- Это точно. Давай выпьем.
Ливанову налить не предложили, они, кажется, забыли о нем на своей общей, тихой и душевной кладоискательской волне. Удивительно вообще, как это двое немолодых, потрепанных жизнью мужиков безоговорочно поверили в легенду, основанную, насколько он понял, на газетной утке черт-те какого, еще до глобального потепления, года выпуска. Ну допустим, Колька, он дайвер, и этим, по идее, все сказано (Ливанов не до конца разобрался пока, что именно); но ведь Рибер всегда производил впечатление человека адекватного, хваткого и прагматичного. Кризис середины жизни принимает порой причудливые формы. Хотя по сути у всех он соткан по мелочам из незначительных и крупных неудач, нелюбимой работы, усталости и отсутствия счастья, и накрывает обвально и врасплох, причем независимо от страны.
Думать дальше в том же направлении не хотелось. Ливанов наклонился к Юльке, обхватил ее за плечи и жарко прошептал в шею неподалеку от уха:
- Не дуйся. Я больше не буду. Я же знаю, что ты все равно мне не дашь.
Она вывернулась, обернулась. Глаза у нее были черные, с точечками морского свечения, а ответ она вовремя не придумала, только беззвучно шевельнула губами.
- Ты смешная, - сказал Ливанов. - За это я тебя и люблю.
* * *
Утро было неподвижное, светло-сизое, мутноватое и словно слегка искаженное толстой линзой - и небо, и культурный шельф. Над водой еще держалась прохлада. Упускать дивное состояние было жалко, но хотелось полного кайфа, и Юлька вернулась в низкий душный домик, по-быстрому сварила на походной плите кофе, вышла со стаканчиком наружу и села на бочку с краю базы, свесив ноги вниз, поближе к еле слышному плеску. И кайф стал абсолютным, недостижимым, наверное, больше нигде. Оставаться определенно стоило - хотя бы ради этого.
Так называемая экспедиция, разумеется, дрыхла без задних ног. По Юлькиным расчетам, основанным на количестве пустых бутылок в контейнере, проснуться ее участники должны были не раньше полудня. Ну допустим, не считая студиков, но толку с них.
Вообще интересно, - размышляла Юлька, наслаждаясь растворением кофейного аромата в утренней дымке, горячего вкуса в мимолетной прохладе, умных мыслей в мечтательном созерцании, - почему они, северные, с таким всепобеждающим наивом уверены в своем праве на нас, на наши сокровища, на всю нашу страну? Разумеется, никакой капсулы нет и быть не может, но представим на мгновение, что она есть, что и вправду лежит на дне, замурованная в одну из многочисленных лестничных ступеней. Чья это лестница, чей затопленный город, чей культурный шельф?! Капсула принадлежит нашей стране, говорил Серега, и был прав, хоть и дурак.
А им пофиг. Они чувствуют себя здесь как дома, хозяевами, начальством! - посмотреть на того же Рибера, о Ливанове промолчим. Если они ее найдут, то и Кольке Иванченко преспокойно дадут под зад, не говоря уже о прочих дайверах, о ней, Юльке, лично и о стране в целом. А между прочим, те, кто капсулу закладывал, планировали слегка по-другому… Хотя никто ничего не закладывал, конечно.
- Чего подскочила так рано?
- Я всегда так встаю, - не вздрогнув и не оборачиваясь, бросила Юлька.
- Это правильно, - одобрил ливановский голос. - Я сам не сплю помногу.
Ливанов со скрежетом сел рядом, и Юлька превентивно отодвинулась. Выдержала паузу и оглянулась через плечо: глаза у него были, как она и ожидала, нахальные и смеющиеся, в красных прожилках, а физиономия ничего, не очень опухшая.
- Кофе, - сказал он, жадно раздувая ноздри. - Свари мне тоже.
- Сам себе свари.
- Зараза ты. Слушай, Юлька, у нас с тобой вчера что-то было?
Он почти спрятал наглую ухмылку и смотрел вопросительно, озабоченно даже. И надо было ответить что-то бритвенное и парадоксальное, под корень и наотмашь, чтобы знал и прекратил! - но ничего подобного в голову, разумеется, не пришло, и Юлька разозлилась на себя в разы больше, чем на него. Хотя и на него тоже, не без того.
Ливанов кивнул, как если бы получил исчерпывающий ответ:
- Это хорошо. Представляешь, как обидно, если б что-то было, а я не запомнил ни черта? Нет, у нас с тобой все произойдет на уровне, вот увидишь. Сделай кофе, тебе жалко, что ли?
- Не мечтай, - прорезалась Юлька. Вышло малость расплывчато.
- Сделай, сделай.
Юлька допила кофе и захотела еще. Только поэтому встала, прошла в домик и сварила по стаканчику себе и Ливанову. Когда она вернулась, утреннюю дымку уже размело по воде, поднималось солнце, зажигая по шельфу ослепительные искры, воздух стремительно нагревался, и бочка оказалась ощутимо теплой даже сквозь шорты, чтобы не сказать горячей.
Ливанов жадно схватил стаканчик, спасибо, естественно, не сказал, да и пить не торопился, зато заговорил азартно и увлеченно, причем, что удивительно, уже на другую тему:
- Я тут себе прикидываю, Юлька. Вот мы с тобой вчера придумали насчет подводного туризма на культурном шельфе, - придумал, помнится, сам Ливанов, но спорить с ним она не стала. - Здорово же можно закрутить! Экскурсия по затопленному городу, фото возле памятников, и рядом, для сравнения, старые фотки тех же мест с того же ракурса. Можно целыми альбомами шлепать! Театр так вообще песня, я себе представляю подводную оперу, толстых тетенек в бархате, в аквалангах и с пузырьками… Отдельно экстрим-туры, монстров мы с тобой, думаю, обеспечим, - он подмигнул точь-в-точь как вчера, и Юлька опять позорно покраснела. - Ну?
- Что ну? - не поняла она.
- Скучная ты. Подумай, классная же идея! У нас хотели сообразить что-то подобное на основе бывшей северной столицы, но пока спохватились, там уже все илом затянуло, кроме шпилей, ее ж изначально строили черт-те на чем, на болотах… А у вас - только развернись! Юрка говорит, нету инфраструктуры. Инфраструктура фигня! Подгоним какого-нибудь местного кондишенного магната с баблом…
Он произнес подряд несколько чересчур знакомых, причем именно в такой вот связке, слов, - и Юлька напряглась куда сильнее, чем во время проигранной подчистую эротической пикировки. Утро окончательно потеряло очарование, прохладу и легкость. Надо что-то решать. С фильмом, с Кешкой, с его кондишенным спонсором и с Ливановым в титрах. Надо с ним поговорить, и лучшего момента, чем сейчас, уже, наверное, не будет. А как с ним говорить, как сформулировать и расставить акценты, сбалансировать между просьбой о помощи и предложением сотрудничества? - ведь реально-то нам не нужно ни того, ни другого, только его имя. А также дальнейшее невмешательство и отсутствие; вот и попробуй объяснить ему, творческой личности, блин.
И еще Соловки, подсказал тягостный внутренний голос. Нет, Соловки - это уже слишком. Но ведь он сам предлагал. Хотя он всем, наверное, предлагает, от него не убудет. Короче. Блин.
Последние сутки Юльке ничего не приходилось решать самой, вот она и втянулась, расслабилась, потеряла тонус, вошла во вкус. И как теперь?..
Ливанов между тем развивал перед ней грандиозный план организации туристической империи на культурном шельфе. Разумеется, ему и в голову на приходило, что это не его шельф и не его страна, что у него нет ни морального права, ни реальных возможностей распоряжаться здесь, - им, соловецким гостям, такое никогда не приходит в голову. Самовлюбленный, самозабвенный; да если я сейчас начну о чем-то ему говорить, поняла Юлька, он попросту не услышит ничего, разве ж я могу сказать что-то хоть приблизительно столь же интересное и важное, как то, о чем вещает он сам?
Она, кстати, совсем отвлеклась.
- …прикинем маршруты. Как ты на это смотришь?
- Чего?
Ливанов поглядел странно. Будто бы предположил на мгновение, что она его не слушала, однако сразу отмел такую версию как несовместимую с объективной реальностью. Повторять, естественно, не стал, но развил мысль достаточно конкретно, чтобы Юлька восстановила пропущенное по контексту:
- Болтаться битый час у лестницы и смотреть, как Николай будет отснимать ступеньки, меня ни разу не вдохновляет. Ну так что, составляешь мне компанию? Обещаю не приставать.
Юлька засмеялась:
- Разве тебе можно верить?
- Мне?! - он артистично изобразил крайнее возмущение. - Да я самый честный писатель и публицист из всех, кого лично знаю! И потом, фиг у нас с тобой что-то выйдет в этих аквалангах.
Она представила себе данный фокус, по телевизионной привычке, картинкой, и выпала, переломившись от хохота. Конструкция базы задребезжала в унисон; как-то слишком, успела подумать Юлька, приняв на свой счет, - но это выползли наружу студенты. Успели увидеть, как хохочущий Ливанов от полноты чувств загребает ее в охапку, и деликатно попрятались назад. И почти тут же, создав полную иллюзию метаморфозы с объединением двух сущностей в одну, из домика выглянул Юрка Рибер. Свежий, трезвый, деятельный, готовый к труду-обороне.
Через два с половиной часа экспедиция в полном составе (Кольку Иванченко расталкивали всем миром, долго и креативно, особенно отличился, разумеется, Ливанов) поплюхалась аквалангами вперед с трамплина на краю базы, взбурлив газом воды культурного шельфа.
…На подплыве к театру Ливанов взял Юльку под локоток, свободной рукой рисуя перед ней широкие перспективы светлого будущего - в стилистике тех памятников, которые стоят на затопленных площадях в любом городе культурного шельфа, а на материковой части нашей страны несколько десятилетий подряд были торжественно сносимы, видимо, за неимением более насущных проблем. Юлька кивнула и свернула следом за ним.
Ливанов плыл по-дилетантски, длинными сильными гребками, куда мощнее, чем нужно, бултыхая ластами. Однако скорость он развивал неслабую, Юлька и сама начала нерентабельно дергаться, стараясь поспеть за ним; главное не выпускать из виду, не позволить повторить вчерашнюю шуточку с монстром из дайверского фольклора. Обиделась Юлька вовсе не на сексуальный ее подтекст, каковой и отследила-то уже потом, задним числом. Но она и вправду перепугалась, и до сих пор передергивало, стоило вспомнить об этом идиотском страхе, - точь-в-точь как от воспоминаний о некоторых конфузах по работе и по жизни, давних, глупых и выеденного яйца не стоивших, но почему-то все равно годами свеже-острых и стыдных. Со временем, впрочем, сглаживалось, притуплялось. В данном случае, твердо решила Юлька, нам не понадобится много времени. Было бы попросту несправедливо, неравновесно. Ведь им, соловецким, с их неистребимым комплексом превосходства, наверное, вообще никогда не бывает стыдно.
Он обернулся через плечо и, кажется, подмигнул сквозь маску. Юлька поднажала, почти догнала и погребла рядом. Прямая улица уходила в перспективу, из-под песка виднелась кое-где брусчатка, расчерченная бурыми и зелеными водорослями между квадратными камнями. Ливанов преувеличенно жестикулировал, похожий не то на глухонемого, не то на представителя очень южной национальности, что он конкретно имеет в виду, понять было абсолютно невозможно, зато смешно. Юлька смеялась и тоже отвечала каскадами жестов. Серьезная часть состава экспедиции была окончательно потеряна из виду.