Она что-то такое говорила мне про Соловки, припомнил он; вроде бы у нее были какие-то проблемы, и я их даже предлагал решить… значит, решила сама, вот и замечательно. Банановые бабы прекрасны тем, что всё всегда решают и делают сами. Да, и еще я, кажется, обещал помочь ей с ее великим документальным проектом: как ни странно, все, связанное с Юлькой, Ливанов прекрасно помнил, ну в общих чертах. Не требовалось никакого искусственного интеллекта. "Глобальное потепление", как же.
- Как там твой фильм? - спросил он в Юлькин склоненный затылок. - Дали тебе бабло?
Юлька выпрямилась пружинкой, обернулась, хлопнула ресницами: ага, удалось удивить! Но быстро помрачнела, Ливанов даже заволновался, что-то у нее в этом направлении было не так.
- Дали, - телеграфно сказала она. - Спасибо.
- И когда запускаешься?
- Как вернусь.
Тема ее явно напрягала, и Ливанов не стал развивать. Еще поговорим с ней про глобальное потепление, в прозе и в стихах, и много о чем поговорим, - а может, и не только, но не важно, она хорошая и смешная, здорово, что она оказалась здесь. Никого из своих соловецких знакомых он и вполовину не был настолько рад видеть. Хотя казалось бы.
Вдали на парапете увлеченно болтали две девочки, похоже, они удачно нашли друг дружку, несмотря на разницу в возрасте: будем, таки-да, дружить семьями. Юлька заплела себе точно такие же, как у ее дочери, две косички, они весело торчали из-под шляпки и делали ее совсем уж невероятно юной. Какие там, к черту, мужья.
- Ты чудо, Юлька, - наклонившись, шепнул ей уже прицельно в ушко, возле пушистой косы. - За это я тебя и люблю.
* * *
Он вел себя так, словно ничего и не случилось. Как будто так и надо. И она должна прийти в неописуемый восторг от одного лишь факта встречи с ним снова. Ну и от малой толики эротического внимания, куда ж без того. Что осталось на сдачу от этой его длинноногой лагерной пассии - все мое, аттракцион невиданной щедрости, блин.
С ней, лагерной, Юлька, кстати, пообщалась с огромным удовольствием: с одной стороны, и вправду полезное знакомство, и в моменте, и на будущее, а уж как смешно Ливанов злился!.. обхохоталась, ощущая всей спиной его досаду и беспомощность. А вот так. У меня своя счастливая и захватывающая жизнь, в которой я все могу сама. Привезти детей на Соловки безо всяких звонков неизвестно кому, подружиться с тамошней вожатой буквально у него за спиной, то есть, наоборот, ну вы поняли. И мне совершенно все равно, что там у него с ней, да и с кем бы то ни было. Фиолетово, как последние переливы заката над соловецкими волнами.
Впрочем, ему-то было фиолетово тоже, и это досаждало Юльке куда больше. И вся ее блестящая соловецкая авантюра, совершенная без его участия, и не обошедшееся без оного увольнение из новостей, да какая ему разница, с чего ты взяла, будто он должен чувствовать себя виноватым или уязвленным, испытывать хотя бы минимальный дискомфорт? Ливанов пил и смеялся, приставал умеренно, ел много, вел разговоры сразу по нескольким пересекающимся направлениям, его запросто хватало на всех, а по женщине под каждую руку - так это для него, похоже, норма, давно привык, зараза. Впервые за все время Юлька пожалела об отсутствии рядом мужей, причем обоих сразу, чтобы тоже вот так, покровительственно, за плечи!.. бедный Густав, затерявшийся по ту сторону стола, на альтернативу Ливанову уж точно не тянул.
Все здесь были его друзья, все вращались на его орбите, и наличие-отсутствие лично ее, Юльки, ничего для него не меняло, несмотря на артистично разыгранную бурную радость встречи. Странно, что он вообще вспомнил, кто она такая. В контексте многоплановой, стереоскопической, фееричной ливановской жизни мелкая житейская возня какой-то отдельно взятой Юльки Чопик не имела ровно никакого значения.
Но он спросил про фильм. Не забыл, оказывается. И это сбивало с толку, задавало крен в пускай не самой приятной для самолюбия, но четкой и логичной системе координат.
Тем более что о фильме Юлька сама предпочла бы временно забыть. Ведь если кто-то перед кем-то и виноват, то это она перед Кешкой и ребятами, готовыми работать и не готовыми разруливать вполне возможный конфликт с кондишенным магнатом, - да и перед всей, блин, нашей страной, интересам которой запросто, без лишних терзаний, предпочла своих четверых оболтусов (ладно, троих, Марьянчик у нас маленькая принцесса). Совесть и без того догрызала Юльку методично, как моль старую шубу, зачем-то пережившую глобальное потепление, но Ливанов и тут внес дополнительное смятение, смущение, досаду и стыд.
Как ни крути, выходило - если он тогда не сболтнул на голубом глазу, а вполне сознательно согласился поддержать ее проект, - что и она сама, и дети (ну кроме Костика, краткие овации первому мужу) находятся здесь если и не за ливановский счет, то вроде того, по его милости. Такое в любом случае трудно простить: Юлька физиологически не терпела чувствовать себя обязанной кому-то, а тем более сейчас, когда все в ней держалось на тонкой струне осознания своей независимости, самодостаточности, решимости. Да и он вполне мог догадаться, вычислить, отследить в любой момент; и тогда всё, абзац, кранты. Если сейчас выдернуть из нее эту хрупкую несущую ось, порвать струну, сместить нафиг акценты и координаты… короче.
Если он узнает, я его, наверное, убью, решила Юлька. Стало полегче.
- Эта страна, - говорил между тем о чем-то Ливанов, - рано или поздно аккумулирует в себе все лучшие творческие силы со всего мира. Механизм простейший: здесь хорошо. Все, кто побывал тут, на Соловках, стремятся приехать еще раз, потом начинают бывать регулярно и в конце концов допирают, что хотели бы здесь жить. Правда, Массен?
- Я об этом не думал, - корректно отозвался зажатый где-то, видимый фрагментарно Густав.
- Это потому, что вы еще на второй стадии. Задумаетесь вот-вот, я вам гарантирую, - Ливанов подмигнул Юльке, и зря, между прочим. - Разумеется, эта страна не резиновая, всех желающих никто сюда не пустит. Пускают лучших: что-что, а человеческая селекция в этой стране всегда была поставлена на уровне. Понятно, поначалу их тут крепко перемалывает, не без того. Не затем даже, чтобы подогнать под стандарты, а просто у нас так принято, таков ритуал освоения свежей крови.
Юлька сказала бы; но ничего, сдержалась, предпочла помолчать. Поискала глазами Марьянку: та вернулась к своей старшей подружке и что-то с ней взахлеб обсуждала - старшие девочки были ее давней любовью как класс, противостоящий на эволюционной лестнице старшим мальчишкам. На парапете сидела, поджав лапки на липучках, незаслуженно забытая розовая чайка.
- Поначалу эта страна всем показывает зубки и жернова, не без того, - продолжал Ливанов, - потому может показаться, будто она вообще закрыта, мол, посторонним вэ. Но это опять же этап селекции, самый жесткий, финальный, и тем, кто его проходит, она открывает все возможности. Сейчас по-настоящему добиться чего-то в любой культурной, гуманитарной сфере, о других не говорю единственно потому, что меньше знаю, реально только здесь. К нам скоро все переедут, вот увидите. Собственно, половина перебралась уже, другая половина мечтает, но пока не может себе позволить материально. Слушайте, у меня родилась отличная идея, тянет на нацпроект! Нужно их стимулировать. Отслеживать перспективных с помощью внешней разведки, опять же ребяткам полезное дело, и давать финансовый толчок. На первых порах, дальше сами. Когда-то была утечка мозгов, а мы организуем приток, и не просто организуем, а направим его в правильное русло. Здорово я придумал? За это надо выпить.
- Заманчиво, - не выдержала Юлька. - Для лузеров.
- Солнце мое, - Ливанов развернулся, переориентируя энергетический посыл, как лазерную пушку, на нее лично, - с тебя мы и начнем. Я сам вложусь, честное слово. Решайся, дорогая, ты же видишь, как тут хорошо.
- Мне и дома хорошо.
В подробности она вдаваться не стала. Но Ливанов, зараза, что-то такое тут же заметил, отследил с молниеносной скоростью:
- Ой, только не ври, ладно? Хорошо ей. Я же был у вас буквально только что. Ваши все как один стремятся сюда, и это нормально, потому что там жить нельзя. И ведь у нас с вами полно общего. Даже язык тот же самый, на банановом-то до сих пор говорят только где-нибудь в диких горах, да еще в парламенте вашем дивном, уродуя певучее наречие до неузнаваемости, даже мне жалко. Все, все хотят, только не у всех есть бабло. Ну и мы не каждого пускаем, это да.
И Юлька завелась, хоть и не стоило, конечно:
- В том-то и фишка, что за твой нацпроект ухватятся только полные неудачники! Да, у нас таких дофига, полстраны, особенно в депрессивных регионах на востоке. Но не в регионах, блин, дело. Когда человек ничего из себя не представляет, работать не хочет и не может, с фантазией так себе, он начинает кричать, что живет в неправильной стране. Кричит громко, ему нравится! - она и сама входила во вкус. - И не уезжает он не потому, что нет бабла, хотя бабла, конечно, тоже нет. Но если он и вправду переберется к вам, от него тут останется очень мелкая мука, и он об этом, видишь ли, подозревает.
- Мы его и не возьмем, Юлька, - Ливанов загреб ее за плечи, и, кажется, опять симметрично с лагерной Олей; пришлось двинуть локтем. - Мы возьмем тебя.
- Спасибо за доверие. Меня вы как раз и не дождетесь.
- Почему? - он прищурил глаз. - Потому что патриотка?
- Ничего не потому! - четко формулировать у Юльки категорически не получалось. - Патриотизм, по-моему, по определению вещь маразматическая, идеологический креатив под возможную войну. У нас его, слава богу, как следует воспитывать не умеют, не то что у вас, а лично я в такое и не играю ни разу. Просто мне есть чем заняться в нашей стране. И вообще… у меня там много чего есть.
- Не зарекайся, дорогая, - Ливанов довольно деликатно (и гораздо обиднее) похлопал ее по плечу. - Я все понимаю, у тебя прекрасная семья… пардон, семьи, у тебя горячо любимые мужья. Ничего, это все решаемо и поправимо. Кстати, как они без тебя там? Не боишься оставлять одних?
- Не боюсь!..
Сказала с вызовом; конечно, стоило добавить что-нибудь еще, убийственное, наповал - однако ее бритвенное остроумие, с легкостью нарезавшее тонкими ломтиками густавов-массенов иже с ними, в присутствии Ливанова безнадежно затуплялось, она еще у дайверов заметила. С позорным опозданием до Юльки дошло: информацию об отсутствии на Соловках мужей она только что выболтала под самую простейшую наживку, самому-то ему неоткуда было об этом знать. Ну и пофиг. Пускай будет в курсе, ничего оно ему не даст.
Между тем за столом уже почти всё допили и практически всё доели. Назревало расползание, которому никто не давал пока сигнала: ждали понятно кого. А я сейчас встану и уйду, мстительно решила Юлька. Сама, первая. Вот так.
- Димка, - Оля-вожатая передернула Ливанова на себя, резко и точно, словно автомобильную передачу. - Насчет встреч неплохо бы прямо сейчас договориться. Ты как, не сильно занят, сбегаем в Сандормох?
- Сбегаем, - щедро кивнул Ливанов. - Юлька, ты с нами?
Посмотрел искоса и хулигански, наглая соловецкая морда. И в принципе, логично было бы согласиться: проведать мальчишек, разведать территорию, засветившись заодно перед лагерным начальством как знакомая самого Дмитрия Ливанова, в этой стране везде не помешает проходить в качестве чьей-то знакомой. А потом эта Оля затащит его к себе, а меня они предварительно спровадят подальше под каким-нибудь более-менее благовидным, хотя и необязательно, предлогом. Они там будут заниматься бурным сексом, а я - топать назад по побережью, делая вид, будто меня это ни капельки не волнует.
Меня и не волнует, блин. Ни капельки.
- Нет, - она озабоченно мотнула головой. - У нас в это время как раз сиеста, Марьянку пора спать укладывать. Мы уже идем. Марьянчик!..
- Лилька! - позвал и Ливанов.
Две подружки на парапете одинаково вскинули головы, и до Юльки только сейчас дошло, что та, старшая, - ливановская дочка; а ведь не скажешь, непохожа совсем. Ну и прекрасно. Ну и никуда он не денется. Давайте-давайте, бегите в свой Сандормох.
…Густав Массен следил безнадежным взглядом, как, держась за руки, Юлька с дочкой спускаются по ступенькам, прорубленным в боку валуна, и вприпрыжку удаляются по белой дорожке между изумрудными лужайками, сбрызнутыми рубиновыми каплями развесистой клюквы. На полдороге спохватились, развернулись, и Марьянка с ускорением маленького снаряда взбежала назад на валун за позабытой на парапете чайкой, а Юлька ждала, рассматривая и направляя по песку носком сандалии жука или другое насекомое, отсюда не разглядеть. Девочка вернулась, и они зашагали дальше в направлении моря, взявшись за руки и оживленно болтая - возможно, обсуждали его, смешного неудачника, лузера, неизвестно что потерявшего в этой стране.
(-И будем долго-долго купаться, да? - взахлеб говорила Марьянчик, на каждом шагу немножко взлетая и взмахивая косичками; сиесту она, кстати, с двух с половиной лет уважала не больше, чем сама Юлька. - А потом купим мороженое!
- Мороженое не обещаю.
- Обещаешь, обещаешь!
- Марьянчик, так сразу нельзя.
- Это Лиле нельзя, а мне зя! А знаешь, где Лиля живет?
- Где?
- Дай мне ушко!)
Они уже должны были скрыться за поворотом, когда слегка притормозили под сосной, Юлька наклонилась к дочке, и - прощальный подарок для командировочного Массена, - подол ее коротенького сарафанчика подскочил сантиметров на пятнадцать выше, чем надо.
Рубрика: Опровержение
ВСЕ НЕ ТАК
Бывшие работодатели Юлии ЧОПИК выступают против "Тележизни"
Как любой честный журналист, я вынужден время от времени опровергать мною написанное, что и проделываю с умеренным удовольствием. В прошлом номере "Тележизнь" писала (это я пытаюсь дистанцироваться) о чистках в отечественном медиапространстве, а именно об увольнении известной телеведущей Юлии Чопик как из прикрытого по странным причинам ток-шоу "Супер-Мост", так и из информационной программы "Вести отовсюду". Ну что ж, приступим.
Руководство Третьего канала, производившего ток-шоу "Супер-Мост", утверждает, что закрытие проекта вызвано исключительно его низким рейтингом (ха-ха, радуюсь я как ведущий по-настоящему рейтингового продукта Пятого канала "Бодренький вечер"), а вовсе не социально-политическими причинами, озвученными в "Тележизни" Юлей Чопик, и тем более не личностью последней. Пойдем дальше. Шеф-редактор новостей Пятого канала "Вести отовсюду" И. Громыко также нас опровергает: по его словам, Ю. Чопик уволена единственно и только по дисциплинарным мотивам (прогулы), и ему самому жаль. Ну-ну.
"Тележизнь" провела дальнейшее расследование. Мы связались с известным телеоператором Иннокентием Брылем, которого Юля заявила в комментарии нашему изданию как оператора-постановщика ее нового документального проекта "Глобальное потепление". И. Брыль сообщил, что съемки фильма до сих пор не начались и вряд ли начнутся в текущем месяце, причины же такой задержки озвучить отказался.
Ну что ж, я, как водится, кое-что напутал, в нашей стране этого избежать практически невозможно. Все совершенно не так, вы же видите.
И надо что-то с этим делать.
Всеволод ПАЛИЙ, специально для интернет-издания "Тележизнъ"
"ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ"
еще один фрагмент из новой эпической трилогии Дмитрия ЛИВАНОВА!!!
впервые опубликовано в комьюнити livanov_dm
запостил Виталий Мальцев aka vital
Мы точно знали, что так и будет: и гром небесный, и кони-люди, и хаос, и беспощадность судий, и не спасется никто. Мы знали точно, так было легче щипать лучину, читать под вечер, клепать плоты для детей и женщин и версии на потом. С веселой логикой обреченных порой ухитрялись забыть, о чем мы; терпели серых, полюбим черных - не в первый, не в сотый раз. А солнце жарило все острее, и мы мечтали, чтоб поскорее!..
Потом, конечно, перегорели. И зря ты пришла сейчас.
Сейчас, когда вроде бы меньше солнца, и каждый над чем-то своим трясется, и кажется, все еще обойдется, и можно рожать детей. Никто не знает, что будет дальше, и лучше все-таки был бы мальчик, и этот мир не такой пропащий, и есть запас сухарей. И мы скрипим, потихоньку дышим, еще не вечер, жужжит кондишен, и голос Бога почти не слышен, и как-то можно терпеть. Подумай, может, оно не хуже - спокойно так, раз в неделю с мужем? Страна, где никто никому не нужен, имеет шанс уцелеть.
Пока затишье, пока зависло, могли бы жить, не страдая смыслом, за нас простор и большие числа: отыщем где-нибудь щель. Возможно выжить поодиночке, родится каждый в своей сорочке, а что не складываются строчки - так то в порядке вещей. С такими ласковыми дождями, глядишь, мы долго еще протянем, глядишь, мы лучше, мудрее станем в уютном этом аду…
А как рванет и нахлынет пеной, и все мы рухнем к чертям в геенну - я там найду тебя непременно.
Не веришь?
Правда, найду.
12. Соловки-2
Проснувшись, Юлька не сразу сообразила, что это за тихий, непрерывный, шелестящий звук за окном. Глянула на часы: восемь утра, наши семь, все равно как-то неправильно темно. Встала, потянулась, вышла, не одеваясь, на балкон и только тут поняла. Дождь.
Дождь висел над серым крапчатым морем, вертикально, в полном безветрии, сеялся над парком, вплетался тонкими струйками в побеги плюща на балконе, обсиживал микроскопическими капельками стекло. Бесконечный вечный дождь. В его сплошной завесе и прохладном непобедимом шелесте было странно помыслить, что где-то в мире бывает солнце, жара, глобальное потепление.
- Что ж тебе не спится нигде, а, Юлька?
Она вздрогнула и метнулась прикрыться; на полдороги сообразила, что решетка между балконами достаточно густо заткана плющом, чтобы фигура по ту сторону была если и видна, то очень фрагментарно. Она сама вообще не могла его разглядеть, так, общие контуры, силуэт. Пожалуй, оно даже прикольно, подумала Юлька, вернувшись в исходную позицию и хитро хихикнув:
- А тебе?
- Я думал поработать, - сказал невидимый Ливанов. - Кофе хочешь?
- У тебя есть лишний?
- Запасной. Держи, - листья плюща шевельнулись, роняя капли, и между прихотливым узором решетки протиснулась дымящаяся чашка с ливановскими пальцами на ручке. Юлька перехватила, придерживая за ободок: вот и в расчете. Хотя он-то не помнит, конечно.
- Хорошо здесь, скажи? - эту мантру он, кажется, мог повторять бесконечно. - Даже в дождь хорошо. Еще немного - и счастье… ну, ты, конечно, о подобных вещах не думаешь.
- Почему это?
- Потому что ты и так счастлива. С мужьями твоими, с детьми… Девчонка у тебя чудеснейшая, правда. Лилька от нее в восторге, причем общаются же на равных совершенно, хотя четыре года разницы! Она у меня вообще редко бывает в восторге от кого-то, - было слышно, как он улыбнулся. - Ты, наверное, такая же в детстве была, правда? Да ты и сейчас такая. В своей идиотской стране, на дурацкой работе, в постоянной текучке, гонках на выживание… Как тебе сюда-то вырваться удалось?
- Обыкновенно, - знать все нюансы ему было совершенно необязательно. - Захотела и приехала.