Юлька смотрела на него и хохотала, искристо и самозабвенно, без единого звука. Все она знала, а если и не знала о чем-то, то уж точно догадалась, восстановила по фрагментам: и теперь вот обсмеивала, потому что единственно такой реакции оно и стоило, все вместе взятое, начиная от так называемой "творческой встречи" и до всего, что случилось потом. И она была права. Ни вины, ни сожаления, ни тем более ностальгии оно не заслуживало - только смех. Ливанов уже совсем было обнял ее и закружил с хохотом, но тут подбежали девочки.
Лилька повисла у него на шее, коротко, ритуально: у них с подружкой имелись свои, куда более интересные и важные дела, по которым они и умчались тут же, держась за руки, растворясь в светлых соловецких сумерках. Ливанов и Юлька пошли следом по тропинке, извилисто и прихотливо - на самом деле никто не любит прямых путей - спускающейся к морю.
- Что Лилька? - спросил он. - Не довела тебя? А то ведь она может, если хочет, чертенок.
Юлька со смехом замахала руками:
- Да ты что! Какое там довела. Девочка же.
- Это да. Не представляю, как бы я справлялся с тремя мальчишками. Так ты их видела? Расскажи. Как им в Сандормохе, нравится?
Она пожала плечами:
- Хорошую вещь лагерем не назовут, я сразу подозревала. Но ничего. Я тут навела шороху! Мишку с Костиком хотели завтра на экскурсию не брать, представляешь?! За какое-то там нарушение дисциплины.
- Какое? - осторожно поинтересовался Ливанов.
- Пофиг! Я бабло за путевки платила? Ну и вот. А за дисциплину пускай вожатые отвечают с надзирателями. И вообще, я детей привезла отдыхать, а не маршировать строем. Ну допустим, я понимаю, в этой стране иначе как строем никто никуда не марширует. Но мои сыновья…
- Выросли в свободной стране, - скороговоркой закончил Ливанов и, судя по ее удивленному взгляду, угадал, попал в точку.
- Ты издеваешься, - после паузы тихо сказала Юлька. - Вы всегда издеваетесь, потому что иначе вам тут было бы вообще тошно и невыносимо жить. Я не говорю, что вы завидуете. И не считаю, как некоторые, будто в этой стране и сейчас процветает тотальная слежка, доносы, репрессии и прочие исторические Соловки. Но, скажи, если бы не было нас, забавной такой Банановой республики, с нашим бардаком и развалом, которые играют на профанацию самой идеи свободы в целом - то как бы вы тогда?..
- Мы бы что-нибудь придумали, - отозвался Ливанов. - В чем огромнейшая удача этой страны, я даже не знаю, почему и за что ей такое - ее всегда есть кому выдумать. Хотя казалось бы. Но у нас во все времена, включая самые жесткие и неприятные, таки хватало творческих сил. А ты говоришь - свобода. Она же у вас растворяет все живое и творческое, как кислота. Когда все можно, ничего не получается. У вас вон даже литературы нет уже.
- Есть!
- Перестань, сама рассказывала. Ты-то книги читаешь?
- У меня времени нет, а так…
- И ни у кого нет, кроме горстки городских сумасшедших в провинции. Потому что никому оно не надо. У вас вместо литературы свобода, вы ею и развлекаетесь, и удовлетворяете высокие духовные потребности, в общем, весь спектр. Очень удобно. Только совершенно бесплодно на перспективу.
- Неправда, - Юлька мотнула головой, как упрямая лошадка. - И ты сам знаешь, что неправда. Переворачиваешь все с ног на голову. На книги в нашей стране просто у одних нет времени, а у других денег. Такая жизнь, вернее, выживание, полное экстрима. А про нашу свободу, если хочешь знать, мы вообще давно уже забыли, мы про нее не думаем, как и про счастье, ты сам говорил, - тут она слегка покраснела, припомнив, видимо, некоторые обстоятельства того разговора. - Это вам она по-прежнему колет глаза. Потому что… ну ты понимаешь.
- Да, - кивнул Ливанов, - потому что вы вообще живете быстрее и намного поверхностнее. А мы склонны зацикливаться на таких вещах, копаться глубоко и со вкусом. Чужая свобода, чужое счастье и наше родное глобальное потепление. Все это мы придумываем, Юлька. Мы просто не умеем по-другому. Идем, хочу показать тебе одну вещь.
Тропинка опять вильнула, и они вышли к морю. Солнце, еще желтое, но уже пригасшее, словно круглый фонарный плафон, висело невысоко, но и не очень низко, посреди небесного задника с зеленоватым отливом. Отблески на море рассеялись широко и крапчато, не фокусируясь пока в дорожку. Песок был сероватый, влажный, с цепочками заячьих и детских следов. Лилька и Марьяна сидели на корточках вдалеке, почти у самой воды, что-то они там строили из камешков и песка, склонившись и подметая пляж кончиками косичек. Тени от обеих протянулись наискосок, длинные и полупрозрачные.
Ливанов повел Юльку в обход пляжа, к валунам, с этой стороны живописно наползавшим друг на друга перед решеткой, чьи несколько пролетов выступали дальше в море, надежно огораживая лагерь. Валуны были настоящие, природные, они громоздились тут всегда, сколько он помнил это место. Сам же пляж насыпали позже и досыпали регулярно каждый год ранней весной, перед началом сезона, отвоевывая назад территорию, съеденную кратковременными, но жестокими зимними штормами. И не только.
- Куда это? - вопросительно оглянулась Юлька, ступая на валун.
- Лезь, - Ливанов подтолкнул ее в спину. - Увидишь.
Сам он видел уже отсюда. А предполагал, да что там, знал точно еще до того, как пришел сюда, на сандормоховский пляж, на контрольную точку. Уже меньше чем полметра над водой, черт. В шторм, да и при любом мало-мальски волнении захлестывает полностью, смывая песок, пыль и птичьи экскременты: наглядная метафора, ничего не скажешь. Но в этой стране принято придумывать собственные, обычно очень красивые фигуры речи, в упор не замечая очевидного.
Юлька карабкалась вверх ловко и споро: он еще на дайверской базе, куда они взбирались, улепетывая от спрута, заметил за ней эту энергичную точность и смелость движений, полезную, между прочим, в постели. У него самого получалось гораздо медленнее и хуже… не надо, не надо, только лазать по валунам. На их гладких покатых спинах подошвы то и дело соскальзывали, все-таки Соловкам явно недостает настоящих скал. Ну да оно поправимо. Как и все на свете - кроме глобального потепления.
- Ложись.
- Чего?
Юлька обернулась через плечо, очень четкая, словно проявленная на пленке на фоне моря и неба, слитых воедино светлыми сумерками. Теперь, когда она спрыгнула на тот самый, последний валун, кашалотовой спиной выступающий в море, Ливанов смотрел на нее сверху вниз, на такую маленькую, упрямую, смешную. Согнул колени, уперся ладонью, тяжеловато слез и подошел к ней.
- Ложись, кому говорю. На живот. Да не так, ближе к краю. И опусти руку.
- В море?
- В море, в море. Пощупай камень. Чувствуешь?
Ничего она, ясное дело, не чувствовала и не понимала, хотя, заинтригованная по самое не могу, послушно проделала все в точности, следуя его указаниям. Ливанов присел на корточки у самого края, наклонился и тоже опустил руку в воду, стараясь поймать и направить ее ладонь. Не дотянулся, и ничего не оставалось, как лечь условно рядом, а точнее, почти сверху, опираясь для удобства на локоть по ту сторону узкого и теплого Юлькиного тела. Беззвучно усмехнулся: самое забавное, что я ведь и в самом деле не нарочно - хотя стоит, пожалуй, взять на вооружение.
Юлька лежала тихо и смирно.
Но ничего похожего на покорность, остро, физически почувствовал Ливанов; нет, она затаилась, будто террористка в засаде - за секунду перед тем, как бросить бомбу по ей одной известному сигналу. Не дождешься, дорогая, на сегодня с меня достаточно банановых бомб.
- Смотри, - наконец-то он накрыл ее пальцы своими и помог нащупать то, что надо. - Ну?
- Щель.
- Не щель, а насечка. Я сам ее делал в прошлом году. Теперь опусти руку ниже. Нашла?
- Еще одна.
- Ниже.
- Да.
Вот я и услышал от нее "да". Причем в самой подходящей для этого позе.
Ливанов выпрямился, сел, помахал в воздухе рукой, стряхивая капли. Юлька тоже села, подобралась, подтянув к себе колени, она еще там, у дайверов, любила так сидеть. Ее щеки ярко горели, а рука была мокрой по самое плечо, до бретельки цветного сарафанчика.
Смотрела вопросительно, ожидая пояснений, все еще ничего не понимая.
- Мы придумали себе глобальное потепление как свершившийся факт, - сказал он. - Катастрофу, которая осталась в прошлом. Источник вечного блага и процветания этой страны. Навсегда, потому что нам так хочется. Вопреки объективной реальности, логике и здравому смыслу.
Юлька глядела во все глаза. Прикрыла рот мокрыми пальцами; дошло.
- Была вспышка, резкий температурный рывок, это да, - продолжал Ливанов, глядя на море поверх ее головы. - Мы ее пережили. Потом настало затишье. Но процесс-то идет все равно, он и не прекращался никогда. Однако в этой стране география - сакральное знание, доступное немногим, а у вас о подобных вещах никто и не думает вовсе, за отсутствием времени и бабла. Во всем мире, Юлька, так или иначе находят причины не видеть правды! Вот и приходится самому делать насечки и выводы. За этот год уровень поднялся втрое выше, чем за предыдущий. Понимаешь?
Она кивнула. Сглотнула, облизала губы и прошептала чуть слышно:
- И когда-нибудь все оно рухнет в тартарары.
ИЗВЛЕЧЕНИЕ №…
из приказа №…
Аганесян Армен Вартанович, 40 лет, дайвер (с 2027 года, посл, м/р - шашлычная "Море" (ныне культурный шельф), повар). В контакте. В радиусе. Оперативная разработка.
Василенко Сергей Анатольевич, 28 лет, телеоператор (ТК "Пятый канал"). Ситуативно. Из радиуса выпал. Латентная разработка.
Герасимов Антон Иосифович, 19 лет, студент (Национальный институт журналистики и международных отношений, III курс). В организованном контакте. В радиусе (эпицентре?). Оперативная разработка с элементами усиленной.
Дрюк Мирослав Иванович, 50 лет, дайвер (с 2038 года, посл, м/р - КБ "Западное", инженер-конструктор). Ситуативно. Из радиуса выпал. Латентная разработка.
Жучко Игорь Вячеславович, 18 лет, дайвер (с 2040 года, ранее школьник). В контакте. В радиусе. Оперативная разработка.
Иванченко Николай Витальевич, 37 лет, дайвер (с 2040-го, посл, м/р - корпункт ТРК "Национальная-Плюс"). Организатор. В эпицентре. Усиленная разработка.
Кац Лев Яковлевич, 45 лет, дайвер (с 2028 года, посл, м/р - Южнобережный оперный театр (ныне культурный шельф), баритон). В контакте. В радиусе. Оперативная разработка.
Ливанов Дмитрий Ильич, 42 года, литератор, публицист (издательство "Мейнстрим", периодика ("Главные люди страны" и др.)). Ситуативно (?). Из радиуса выпал. Режимная разработка.
Неволенский Андрей Станиславович, 20 лет, студент (Национальная Академия художеств, IV курс). В организованном контакте. В радиусе (эпицентре?). Оперативная разработка с элементами усиленной.
Рибер Юрий Владимирович, 39 лет, журналист (газеты "Молодая правда", "Вечерняя страна", "Жизнь", РК "Радио-Актуалъно" и др.). Организатор. В эпицентре. Усиленная разработка.
Товстуха Александр Сергеевич, 25 лет, дайвер (с 2037 года, ранее безработный). В контакте. В радиусе. Оперативная разработка.
Чопик Юлия Владимировна, 31 год, безработная (посл, м/р - ТК "Пятый канал", ТК "Третий канал", тележурналист). Ситуативно (?!). Из радиуса выпала. Режимная разработка с элементами оперативной.
Яковчук Григорий Опанасович, 65 лет, дайвер (с 2026 года, посл, м/р - частное хозяйство (ныне культурный шельф)). В контакте. В радиусе. Оперативная разработка.
Подписано к разработке 05.07.2043.
Ответственное лицо…
13. Соловки-3
- Юлька, пошли купаться.
- Ммм?
- Купаться идем, говорю. Почему ты в халате, между прочим?
- Отстань, я работаю.
- Брось нафиг. И давай раздевайся.
- Еще пожелания?
- Повторяю в третий раз: ку-пать-ся. С третьего-то до тебя, надеюсь, дойдет? Дура ты, Юлька. Ты не представляешь, как тут здорово на пляже в шесть утра. Снимай эту фигню с ноги, и пошли.
- Ты точно как муж, Ливанов, - вздохнула Юлька, вырубая наколенник. - Зрелище женщины, занятой творческой работой, для вас непереносимо, я привыкла.
- Который из? - уточнил он, нахально подмигивая сквозь плющ.
- Пофиг. Все мужики одинаковые.
Но по большому счету она была рада, что он вот так возник, вклинился, прервал к чертям творческий процесс - на самом-то деле процесс уже не остановить, оно запустилось, набрало ускорение и покатилось вперед само настолько уверенно и непобедимо, что даже заманчиво притормозить, сделать паузу, растянуть удовольствие; черт, удовольствие - неточное слово, но пусть уж будет. Купаться, говоришь?
Ливанов раздвинул листья ладонями и смотрел на Юльку в упор, посмеиваясь и очень нарочито раздевая ее взглядом: не покраснеть не получилось, ну и ладно. Светило свежее, словно промытое дождем солнце, воздух был прозрачный и теплый без обещания жары, море на горизонте - совершенно лазоревое и немножко блестело. Юлька сотворила последний условный реверанс:
- А если девочки проснутся?
- Во-первых, не проснутся, мы с тобой быстро, - естественно, он снова подмигнул ей наглее прежнего. - Во-вторых, они обе вполне самодостаточные и взрослые барышни. В крайнем случае, сходят друг к другу в гости. Давай, давай. Купальник можешь не брать, но если очень уж хочешь, возьми, не будем из этого делать проблему.
Ответить ему что-нибудь адекватное и быстро она, как всегда, не сумела. Разумеется, уже в номере, в процессе переодевания, придумались с десяток вариантов ответа, один бритвеннее другого, но поздно, дорогая. Марьянка спала, раскинувшись морской звездочкой, немыслимо чудесная собою, и никак нельзя было не поцеловать ее в носик - что Юлька и проделала тихонько, стараясь не потревожить, не разбудить.
А если проснется, то никуда мы с ним не пойдем. И, наверное, оно к лучшему. Имеется в виду лучшее как враг хорошего, блин.
Ей было хорошо. Нелогично, парадоксально хорошо - вопреки всему тому, что открылось с неоспоримой очевидностью, как бы внезапное, однако на самом-то деле давно ожидаемое, недостающее звено, завершающее картину мира. Глобальное потепление. Как процесс, как данность, как настоящее и ближайшее будущее, которого не избежать. Она догадывалась, конечно, и раньше, это витало в воздухе всегда: дымкой, размывающей очертания, тенью, искажающей формы, вибрацией, расшатывающей основы. Но не показывалось на глаза - потому я и правила до бесконечности свой бедный сценарий, понимая: в нем не хватает чего-то более чем существенного, самого что ни на есть главного. Теперь я знаю точно. Так всегда легче. Так можно придумать выход, и не надо ля-ля, будто этого некому сделать в нашей стране.
Когда, за две секунды натянув купальник и сарафанчик, Юлька вприпрыжку сбежала вниз, Ливанов уже торчал на крылечке, артистично изображая долгое нетерпеливое ожидание. Шагнул навстречу, без предупреждения схватил ее за руку, дернул и потащил за собой на буксире, зашагав на удивление резво и стремительно. Нечего-нечего; буквально через пару метров Юлька приноровилась, поймала ритм, и дальше они замаршировали в ногу, держась за руки, словно парочка сандормоховских детей в строю.
Серебряный песок дорожки влажно скрипел под ногами, развесистая клюква сверкала капельками росы, будто опрысканная из пульверизатора. Сосны стояли беззвучно и неподвижно, вкрапленные в небо, и почему-то казались очень хрупкими, как бы стеклянными. Утренние Соловки выглядели и вправду первозданным, необитаемым миром, куда не ступала нога человека - хотя на самом-то деле являлись произведением человеческих рук полностью, от серебряных дорожек до сосновых верхушек над головой. Но если что-то сделано по-настоящему хорошо, размышляла Юлька, оно ведь все равно оживает, выходит из-под контроля автора, и уже неважно. Соловки жалко. Очень многое пронзительно жалко теперь, когда знаешь, - и здесь, и в нашей стране, - но все-таки нужно что-нибудь придумать. Приспособиться, измениться, если понадобится, до неузнаваемости, однако научиться с этим жить.
- Юлька, - заговорил Ливанов, - а скажи мне такую вещь.
- Да?
- Как они там без тебя, эти твои, ну, мужья? Ошалели же, наверное, от внезапной свободы.
Она повернула голову, посмотрела недоуменно. Нормально вообще?! - когда все вот-вот рухнет в тартарары, к чертям в геенну, сам же писал, сам же показывал насечки под водой! - и вдруг такие вот вопросики. Наверное, думает, что ничто другое меня по определению интересовать не может, подстраивается, блин, под уровень собеседницы. Ладно-ладно.
- Переживаешь из мужской солидарности?
- Да нет, я за них даже где-то рад. Все-таки не представляю, как можно делить на двоих одну бабу, извини. Это ж самооценка обрушивается на фиг! Что ни говори, мужчина должен доминировать, мы так устроены. У вас потому и страна такая, что вы грамотно и беспощадно опускаете своих мужиков. Но сейчас-то они, надеюсь, оторвутся по-полной, а, Юлька?
При этом он сильнее сжал ей руку, пощекотав запястье. Ладонь уже основательно взмокла, однако Юлька из принципа ее не отнимала: пускай видит, что мне все равно.
- Не надейся, - сообщила прямо в наглющие прищуренные глаза. - Они меня любят. Так бывает.
- Знаю, что бывает, - с готовностью откликнулся он. - И это правильно. Я тоже люблю жену. Но, знаешь, если б она вдруг укатила на три недели неизвестно куда и неизвестно с кем…
- Почему это неизвестно? На Соловки и с детьми.
- Детей ты тут удачно пристроила. Так и было задумано, разве нет?
Они прошли мимо пустого сувенирного лотка, над которым сиротливо, будто снасти покинутого корабля, провисали веревочки для вольных птиц. Завернули за угол, оставили по левую руку закрытую кафешку, где топорщились ножками вверх стулья, сложенные по столикам на спине валуна. И уже вышли к морю - а Юлька так и не придумала достаточно остроумного ответа, ну и не надо, нафиг, не очень-то и хотелось.
Кстати, надо бы набрать мужа-два, что-то он давно не звонил. Да и первый муж последний раз проявлялся позавчера, сообщить, что в гостиной полетел кондишен, и вроде бы еще действует гарантия, но фирма крутит носом и намекает на неправильную эксплуатацию. В проблему Юлька честно въехала, надавала советов и указаний, а вот как он там живет, чем занимается, спросить забыла. Блин, рано еще. Даже здесь, а в нашей стране так вообще пять утра…
- Ты хорошая, Юлька, - сказал Ливанов. - За это я тебя и люблю. Но ты постоянно сочиняешь сценарии и хочешь, чтобы все разыгрывалось четко по ним, а в жизни так получается далеко не всегда. По крайней мере, в этой стране.
Было не совсем понятно, о чем он, однако теперь она ответила:
- В нашей тоже. Но ты же сам говорил: надо, чтобы кто-то придумывал. Иначе ведь вообще ничего не будет.
Ливанов почему-то рассмеялся (что смешного, спрашивается?) и внезапно притянул ее к себе, перехватив поближе к запястью скользкую ладонь, обнял, прижал, пощекотал спину - и тут же отпустил, так что Юлька на пружинистой силе упрямого сопротивления отлетела на добрых метра полтора назад и вообще с трудом удержалась на ногах.
- Все у нас с тобой будет, - подмигнул он, - только не так, как ты себе представляешь. Ладно, перестань дуться, твои банановые мужья безупречно тебе верны, попробовали б они, да? Раздевайся, и поплыли.