- Я… Не знаю. Будь осторожнее с ним. Ты можешь рассказывать мне все, что он тебе говорит, прежде, чем будешь принимать свое решение?
- Да, конечно, наставница.
- Вот и прекрасно. А теперь идемте, это плохое место для долгих разговоров. Ступайте след в след. Ксената последний, твои следы самые большие. Старайся покрывать наши.
Она пошла впереди, за нею вдова Траны, потом Нарт, я замыкал.
Наконец-то мне доверили хоть что-то.
За поворотом нас ожидала крутая лестница, уходившая прямо в потолок. Я обернулся. Следы, оставленные нами, казались делом ног одного человека.
Лестница несколько раз меняла направление, угол и наклон, в одном месте даже ненадолго превратилась во вьющуюся. Мы все поднимались и поднимались, но это меня не особенно удивляло, Солнечный город расположен на плоском холме, довольно высоко поднятом над равниной. Несколько лет прожил я в нем, обучаясь в храме Синеокого, однако даже не подозревал, что туда можно попасть подземным путем через пещеры.
Удивительно, пыль пропала практически сразу, как мы миновали первые повороты лестницы. Я спросил бы об этом Армир, но она шла впереди, и кричать, наверное, было бы неразумно, а Нарт могла не знать причины, да и, в самом деле, сколько уже можно проявлять неуместное любопытство, будто я первогодок. Так что решил отложить.
Очередной пролет лестницы привел нас в тупик.
Армир ощупала стену, ступеньки, поискала на потолке. Наконец, похоже, нашла скрытую панель, нажала на нее, но ничего не произошло. Тогда она уперлась спиной в противоположную стену и надавила ногой. Очень неохотно камень, закрывавший выход, откатился в сторону. В лицо пахнуло свежим воздухом. Снаружи было еще не очень жарко, первая треть дня только начиналась. Чуть выше Башни, возвышавшейся над городом, висело сиреневое облачко. В прозрачных камнях городских окон разливалось золото раннего солнца. Плоские крыши громоздились одна над другой. В домах богатых жителей их украшали сады, иногда даже в несколько этажей.
Я попробовал сориентироваться.
Ну, конечно, мы в Хабаре, лесном квартале. Здесь запрещено строить и охотиться, он огорожен и охраняется. Местная и приезжая знать, включая координаторов, имеет привычку приятно проводить время в уютных плетеных хижинах рядом с ручейком, выбивающимся из-под живописных камней. Говорят, это сближает господ с народом, на деле же "народа" здесь нет - обычная прогулка на природе, даже в лесу, под надежной охраной и без всяких там внезапно появляющихся бурки или зауров. Несколько раз, слышал, бурки пробирались-таки в город, но стража отлавливала их и истребляла немедленно, еще во внешних кварталах. Отлавливать бурки… Представляю себе, сколько хлопот с этими крышами… Сам не раз скакал по ним, не желая быть застуканным за каким-нибудь неодобряемым занятием.
Святоши редко появляются в Хабаре, и я заглянул сюда лишь однажды, полюбопытствовать. Статус ученика второй ступени позволял посещать лесной квартал под надзором посвященного жреца, и я воспользовался случаем, пристроившись к добрейшему Вартиксе - тот любезно согласился провести меня с собой для демонстрации излишеств и в назидание, какого образа жизни следует избегать прилежному юноше. Ничего особенного, ранее мне незнакомого, я здесь не лицезрел, но оценил стены и охрану. К защите покоя и удобству посетителей квартал Хабара относился серьезно.
Наше счастье, что острие оружия стражников всегда направлено вовне, а не вовнутрь забора, иначе пришлось бы искать другой путь под землей. А так, мы привели в порядок одежду и дождались, когда начнется солнцепад, вторая треть дня. Закрыть выход из подземелья нам не удалось, плита не хотела подаваться, пришлось заложить щель камнями и закидать ветками. Женщины стравили волосы с голов, воспользовавшись каким-то своим, неизвестным мне средством. Лысыми Армир и Нарт стали еще более похожи, но чужеродность их лиц для здешних мест стала менее бросаться в глаза. Зарбат, на мой взгляд, так и осталась дикаркой, но вид ее теперь соответствовал этикету периметра стен Хампураны, внутренней страны Башен.
С достоинством спустившись с холма и для виду постояв у искусно вырубленного водопадика, мы пристроились к большой шумной группе гостей поместнического дома, где женщины легко могли - на первый взгляд, конечно - сойти за чьих-нибудь слуг, а я - за посвященного. Святоши не следовали единому канону в одежде, придерживаясь лишь общих принципов чистоты и скромности, и мое длинное платье полностью им удовлетворяло.
* * *
Как я и предполагал, стражники Хабары не обратили на нас внимания вовсе, мы без помех выскользнули наружу.
Большая площадь перед входом служила местом ожидания, здесь томились слуги и панцирные скакуны - ксенги, ожидавшие своих хозяев. Отдельно и будто бы с особым достоинством возвышались самодвижки - двенадцатиколесные копии древних машин. Святошам удалось-таки научиться воспроизводить их в храмовых кузнях. Питались они, конечно, топливными стержнями, но съедали на удивление мало - в сравнении, например, со стрельбой из выжигателя. Так что редкость этих машин объяснялась не дороговизной содержания, а ограниченным производством, которое, в свою очередь, определялось сложностью работы и труднодоступностью некоторых компонентов. Я слышал, устройство, переводящее теплоту стержня в движение, нуждалось в каком-то редком металле. Возможно, все это было ложью, и малое число самодвижек связано с тем, что устройство, для которого якобы требовался редкий металл, до сих пор не научились делать вообще, поэтому использовали только обнаруженные на каком-то древнем складе.
Мы прошли площадь насквозь и немного расслабились. И печальная Зарбат ненадолго украсилась бледной улыбкой.
Сколько же я не был здесь? Полгода? Но тогда пробегом… Да, почти два оборота, получается… Город совершенно не изменился: те же крытые трехъярусные главные улицы, треугольником сходящиеся к центру, где высилась Башня. Те же очертания крыш. Наверняка садовники посадили девятку-другую деревьев в навесных садах, однако, за исключением этого, едва ли я обнаружу какие-нибудь бросающиеся в глаза нововведения - жители Солнечного чрезвычайно консервативны.
Ворота прибашенной площади встретили нас распахнутыми настежь, но их скоро закроют, близится тьма. Кстати, нам туда и не надо, Башню лучше обходить стороной. Если можно было бы покинуть район Хабара, вообще не проходя через Старый город, мы бы, конечно, так и поступили - подальше от координаторов, поближе к народу.
Новый город начинался сразу за крепостными стенами. Миновав глубокую арку ворот, мы расслабились еще больше. Пока никаких препятствий нашему плану, каким бы он ни был, не возникало. Любопытно, какой же у нас план? Мое знание пока ограничивалось намерением попасть в Солнечный город.
- Могу ли я спросить? - обратился я к Армир, на всякий случай избегая называть ее по имени.
- Можешь. Но ты правильно избегаешь имен, - ответила она.
Я хотел было предложить взять другие имена, однако вовремя вспомнил, как жрицы относятся ко лжи, и язык застрял в моем рту - к слову, давно уже не вкушавшем ничего съестного… Я запнулся, и произнес совсем другое:
- Было бы неплохо перекусить. Наши силы скоро начнут убывать…
Нарт прыснула, прикрыв рот ладошкой. Армир метнула в нее взгляд, и та сразу посерьезнела. Я тоже постарался сдержать улыбку, слишком уж непривычными казались мне эти лысые женщины, слишком уж я изменился и, пожалуй, даже привязался к их красивым густым волосам. Мои-то не вырастут уже никогда: изменения, выполненные жрецами Звездного огня, необратимы.
- В твоих словах есть смысл. Но сначала найдем Гаруссу. Он накормит нас и устроит на ночлег. Скоро уже падут тени, - Армир указала на небо, - до тьмы не дольше девятины.
Насколько я помнил город, наставница вела нас к храму Рыбака, главной звезды хуаргаев, особо почитаемой также центростанниками. Считалось, она покровительствует обмену и ремеслу, связанному с кожей, панцирями, одеждой - всем, чем закрывают тело. Яркая и красная, эта звезда считалась одной из сильнейших в наших краях и уважалась многими народами.
В Солнечном городе храму Рыбака отводилось не самое лучшее место, ближе к южным воротам. Настоящей крепостной стены здесь не было, поскольку о войнах уже почти забыли. Предместья застраивали, заботясь лишь о защите от диких зверей. Храм напоминал ступенчатый кристалл черного камня, венчаемый треугольной жертвенной чашей, всегда наполненной негасимым темным огнем. Такой огонь давали горючие камни, маслянистые на ощупь, но никто никогда не видел, чтобы служители подбрасывали их в чашу. Считалось чудом, что жертва приносится непрерывно и как бы сама собой, питаемая лишь молитвами жрецов. У каждого храма в Хампуране было свое чудо, а у некоторых - и по два. И все они имели естественное объяснение, если покопаться.
Непривычный вес оттягивал мою одежду справа сзади. Еще задолго до подхода к храму Рыбака, когда улицы превратились в двухъярусные, а некоторые и вовсе потеряли статус, пролегая исключительно по мостовой и даже лишившись навесов, наставница, прикрываясь от любопытных глаз, вкрутила мне в пояс выжигатель. Видя мое недоумение, бросила:
- Не доверяй святошам, - и не стала больше ничего объяснять.
У ворот храма оказалось пустынно. Рыбак - не самая популярная звезда-предок в Солнечном городе, тут вам не Хуарга. Никто не встретил нас и в парадном коридоре. Шуршал красный песок дорожки, затем синий песок дорожки, затем снова красный. Наконец, нам встретился жрец. Он сидел на каменной скамье, покрытой пористым дурсом, деревом, известным своим теплом и прочностью. Тонкий узор на бритой голове означал пожизненный статус смотрителя храма. Выше ему не подняться.
Завидев посетителей, он вопросительно шевельнул ладонью.
- Да пребудет святое пламя в незыблемом горении! - произнесла Армир, приветственно поднимая руку в ответ на его вопрос. Но жрец смотрел на меня.
- Женщина говорит от моего лица, - с максимально надменным видом, на который только был способен, поправил положение я. Так себе поправил, конечно: мужчина должен идти впереди, женщина должна молчать. Армир, видать, никогда не ходила с мужчиной по городам в пределах стен Хампураны, а в диких краях, в тени Башен, правила совсем другие, не говоря об острове Лальм. И я сплоховал, не сообразил вовремя… Первая наша серьезная осечка, уважаемая наставница, и, надеюсь, последняя. Иначе все кончится плохо. Пока меня просто засчитали за… странного. За очень странного. Нормальный святоша постеснялся бы такой компании.
- Рыбак доволен вашими словами, - неожиданным басом произнес смотритель. - Пусть сопутствует вам удача в делах.
Ответное пожелание могло бы быть и побогаче, ну да ладно, спасибо и за такое. Армир, кажется, поняла свою оплошность и теперь молчала. Но я знал, что сказать:
- Я ищу Гаруссу и веду к нему этих женщин.
Тяжелым взглядом смотритель окинул нас всех.
- Гарусса будет оповещен. Рыбак предлагает вам подождать.
Кряхтя, он поднялся, явив немалый рост. Указав жестом на скамьи, подобные той, на которой только что сидел сам, он неспешно удалился по коридору, присыпанному белым песком.
Некоторое время мы стояли в тишине. Садиться никто не стал.
Затем Армир с деланным спокойствием произнесла:
- Гарусса всегда сам принимал гостей, и оповещать его не требовалось.
- Наверняка занят каким-нибудь важным делом, - в тон ей ответила Нарт, и я понял по выражению их лиц, что все очень нехорошо.
- Конечно, именно так нам и следует думать, - с небольшим нажимом согласилась моя наставница, делая рукой разматывающий жест и указывая на свою поясницу. Выжигатель. Там у меня вмотанный в пояс выжигатель. Неужели придется стрелять в храме… Хотя, какая разница, где.
Успокоив заладившее было биться сердце, как учил Дсеба, я спокойно, словно ничего особенного не делаю, вымотал выжигатель из пояса и просунул в широкий рукав. Руки теперь держал вместе перед собой, как положено порядочному святоше. Правая быстро и вслепую набрала код бессрочной разблокировки.
- Женщины, - властным голосом заявил я, - хватит здесь болтать. Идите и подождите меня на ступенях храма, там обтачивайте свои лясы.
- Можно ли мне остаться, господин? - неожиданно кротким голосом произнесла Нарт. В черных глазах плескался неподдельный страх, и я понял, что это страх за мою жизнь.
- Останусь я, если господин не возражает, - сухо отрезала ее мать. - Дело ведь касается меня, мне отсюда не уйти, пока… оно не сделается. А вы, давайте-ка, бегите из храма вон. Зря вообще за нами увязались, безмозглые балаболки, не место вам в святилище.
Заметив, что Нарт не двигается, впившись в меня взглядом, я рыкнул:
- Она сказала за меня! Живо прочь! Бегом!
Нарт словно очнулась. Блеснули слезы. Но она развернулась и побежала. Вдова Траны припустила за ней, они быстро скрылись за поворотом. Мы остались в тишине, можно было слышать дыхание.
- Правильно ли она поняла? - задал я иносказательно волнующий меня вопрос.
- Да, - ответила наставница. Это означало, что ее дочь и Зарбат убегут. Что они поняли и не будут ждать нас ни на выходе, ни в городе. И только глубоко в сердцах своих остается им надеяться на наше возвращение.
В коридоре, по которому удалился смотритель, раздались громкие голоса.
Они должны отвлекать внимание. Атака будет с другой стороны. Так учил Дсеба.
Я притянул к себе Армир и закрутился за угол. Позади раздалось характерное шипение - по стенам, где мы только что стояли, полоснули огнелучи.
- Я могу сражаться, - с негодованием оттолкнула меня Армир. Думаю, негодование ее было, скорее, растерянностью. Думаю, растерянностью от того, что мужчина впервые сжимал ее в объятьях. Этого я не учел. И предположу, хотя теперь уже поздно, что из всех мужчин, встреченных ею на жизненном пути, именно мои объятья она бы предпочла. По крайней мере, как мать.
Огненный бич хлестнул из-за угла и срезал ей голову.
Одномоментно.
Я не успел ни затащить ее обратно, ни даже толкнуть.
Выжигатель выпал из обезволенной руки Армир и плюхнулся в песок.
Я не защитил ее.
Странная мысль для хампуранца. Но я был хампуранцем не всю жизнь.
Потом много думал над этим. Видел снова и снова, как падает на песок ее тело. От головы не осталось почти ничего, огнелучи при полной мощности прожигают камень. Правда, не сразу. Голову - почти мгновенно. Кровь, конечно, не текла - рана запеклась.
Почему они, вообще, начали стрелять? Почему широким лучом, на максимуме затрат? Это же одновременный пуск с девяти стержней… Зачем специально целились в голову?
Я думал об этом потом.
А в то мгновение…
Что же…
Как учил Дсеба.
Взвинтить восприятие. Больше воздуха в легкие. Холодную ярость в кровь. Распустить по телу. Контроль ярости. За это придется платить потом. За все придется платить. Но кое-кто расплатится прямо сейчас.
Я подтянул полы платья и связал их на поясе. Присел и тут же прыгнул низко над полом, цепляя по дороге оружие Армир. Движение кажется замедленным, но я знаю, что это не так. Сейчас я перемещаюсь быстро, очень-очень быстро. Мой невидимый друг назвал бы это словом "наркотик", но я не жевал твердую горошину, это идет изнутри меня.
Они стреляют, но не учитывают скорость. Там, где взметнулся оплавленный песок, меня уже нет. Продолжая переворот, дважды коротко отпускаю пламя. Они кричат, потому что я не целился в головы - я выжег им сердца.
Подпрыгиваю под потолок и успеваю заметить выглядывающую из-за угла лысину. Убраться она не успевает, крикнуть тоже - один выплеск огня в полете. Дсеба не зря учил меня.
В широком коридоре ждут молча. Те, кто недавно громко говорили, отвлекая наше внимание. Они не уверены. Они не понимают, что происходит. Один пытается убежать, трое стоят как вкопанные, двое поднимают руки, собираясь стрелять.
"Ну, не-е-ет…" - назидательно шипят мои выжигатели.
Нет, не уйдет никто из вас.
Вслед убегающему огнелучи посылают улыбку. Он падает, рассеченный пополам.
Страшно воняет паленой плотью. Мне никогда не нравился этот запах.
Возможно, я был плохим жрецом.
Возможно, я чрезмерно любил знания и через чур хотел учиться и учить мудрости.
Возможно, я был слишком непокорным и зря поднял голос на старшего.
Но Дсеба учил меня не этому.
Он учил убивать.
Получилось как-то слишком легко. Я бежал по коридорам, не встречая больше никого. На их счастье. В тот момент я мог убить каждого, кто появится на пути. Мне нужно было убедиться, что Нарт успела.
Выскочил из храма с двумя выжигателями в руках и тут же метнулся обратно. Вовремя - штук девять огнелучей заплясали танец смерти на темной стене святилища Рыбака. От испаряющегося камня во все стороны полетели осколки, я отступил глубже в коридор.
Откуда они взялись, эти стрелки? В храме не было столько жрецов. Не осталось. Получается, мы попали в ловушку? Стража? С девятью выжигателями? Ой ли… Но как же Нарт…
Я остановил порыв немедленно броситься наружу.
Имеет ли смысл вернуться и собрать стержни? Нет. Долго. Нужно найти другой выход. Едва ли они оцепили храм. Рассчитывали же уложить нас внутри. Сейчас оцепляют, надо спешить.
И я побежал снова. Примерно представляя себе, как устроено это сооружение, взобрался на самый верх, перепрыгивая через несколько ступенек. Прожег стену там, где, на мой взгляд, должен находиться лаз на крышу, скрытый от наивных посетителей. Разумеется, там он и обнаружился. Я проник в комнатку, заваленную горючим камнем. Отсюда его подбрасывают в жертвенник. Повезло, не задел огнелучом, когда жег дверь. Ага, вот и люк. Распахнул его и вылез на крышу, невидимый для всех, точно под чашей. Посередине чаши обнаружилась треугольная дырка, горело вокруг нее. Нечто в этом роде я и предполагал. Жарко, но работать можно. Только это не моя работа, кормить Рыбака. Моя работа сейчас - бежать.
Разрядив до конца выжигатель - кажется, свой - я прорезал дыру в крыше и, дав чуть остыть, выполз на поверхность. Закрутил его в пояс - выбрасывать жалко, страшно ценная и редкая вещь, потом будет не достать, а вдруг пригодится? Кроме того… память об Армир. Ведь оба дала мне она, и с одним из них в руке - погибла.
Одежда безнадежно измазана пылью горючего камня, но я подворачивал платье не абы как, а чтобы пачкалась только лицевая сторона. Походные платья шьются таким образом, что можно выворачивать и носить их изнанкой наружу, никто даже не заметит. Изнанка-то чиста. Надо постараться и сохранить ее такой.
Уйти отсюда по крышам, к сожалению, невозможно - храм стоит отдельно, не допрыгнешь. Поэтому я прикинул, где меня меньше всего будут ждать, и, с разбегу сиганув туда, бросился наутек. Один, с почти разряженным выжигателем, против всей городской стражи я - не боец. Дсеба учил не только убийству. Он учил выживать.
Прыжок вслепую, но я представлял себе окрестности. Город Солнца не любит меняться.