Посещали дом Эмира Бухаровича и другие гости. Они не производили на Олега Романовича такого тяжелого впечатления, как вооруженные бородачи. Это были обычные люди, местные жители, живущие здесь в одиночку или семьями в своих домах, разбросанных в разных местах в горах.
Раз в неделю в доме появлялся невысокий жилистый мужчина неопределенного возраста и приносил большую стопку кукурузных лепешек, составлявших, пожалуй, основу питания Эмира Бухаровича, а теперь, заодно, и его гостя. Другой мужчина изредка приносил сыр. Взамен они получали мед. Натуральное хозяйство, естественно, влечет за собой товарообмен. Появлялись и другие люди. Некоторые из них заходили просто для того, чтобы поговорить, сообщить или узнать новости.
Однажды, выйдя морозным утром из дома, Олег Романович увидел сидящего на крыльце мужчину. Закутанный в бурку, в надвинутой на самые брови папахе он дремал, не обращая внимания на еще не рассеявшуюся ночную стужу. Деликатность, очевидно, не позволила ему будить хозяев в ночи, и он терпеливо ждал их пробуждения. Деликатно вел себя и его конь. Лишь изредка позвякивая сбруей, он смирно стоял у коновязи.
Эмир Бухарович с почтением ввел гостя в дом и долго-долго говорил с ним. Теперь деликатность проявлял Олег Романович. Во все время разговора он в дом не входил.
Обычно хозяин не считал нужным посвящать Олега Романовича в содержание своих разговоров с посетителями. Но этот визит, видимо, был особым событием. Когда ночной гость покидал дом, Эмир Бухарович помог ему сесть в седло и долго стоял, глядя на удаляющуюся фигуру.
Продолжая смотреть в сторону, где уже скрылся за поворотом дороги утренний гость, он сказал Олегу Романовичу:
– Прощаться приезжал наш старейшина. Помирать собрался. Замечательный старик. У нас на Кавказе к таким особое почтение.
– Сколько же ему лет? И откуда он знает, что смерть близка? – удивился Олег Романович.
– Раз говорит, что скоро помрет, значит, знает. А лет ему много, сто три весной исполнилось. Большую жизнь человек прожил. Не многим такое дается, – ответил Эмир Бухарович.
– Берег себя, видно, сильно, – предположил Олег Романович, – не пил, не курил, нервы понапрасну на пустяки не тратил. Вот и прожил столько лет.
– Да, нет, здесь другое, совсем другое, – не согласился Эмир Бухарович, – это особая категория людей. Живут они полной жизнью, себя берегут не более, чем все остальные. Но им на роду написано обеспечить связь поколений. Если по-научному говорить, то не исключаю, что ген у них какой-то особый есть. Потому как известно, что способность к долгожительству наследуется. Это теперь у нас средняя продолжительность жизни за пятьдесят перевалила, а век-другой назад и до тридцати не дотягивала. Нужны, очень нужны люди, которые помнят, своими глазами видели прошлое. Без них заглохла бы память племени, память нации.
Исчезал иногда и Эмир Бухарович. Его отлучки обычно не были продолжительны, но однажды он не был дома около двух суток, и Олег Романович, не зная, что делать, невольно забеспокоился. Вокруг него шла какая-то непривычная ему жизнь. Она не имела ничего общего не только с городской жизнью, которую хорошо знал Олег Романович, но и с жизнью в российской глубинке. И все же она была логичной и понятной. Тропы людей, посещавших друг друга на склонах этих гор, наверное, можно было проследить, нанести на карту и, наконец, понять смысл их перемещений. Сложны и запутаны людские пути-дороги, но никак не более и не менее, чем муравьиные.
В этих своих мыслях Олег Романович нашел некоторое успокоение. С философской точки зрения все было в порядке. И у муравьев, и у людей. Материя едина, так что и беспокоиться не о чем.
Причин не было, а беспокойство у Олега Романовича было и постепенно нарастало. Любопытство, подтолкнувшее его в эту поездку, было удовлетворено, и как бы ни был хорош Эмир Бухарович в роли собеседника, ученого и просто товарища, но пора было отправляться домой. Сказано – сделано. Собрать рюкзак, положить в него баночку меда и пузырек с образцом местного муравьиного мумие было делом минутным.
Но отъезд неожиданно затянулся. В канун отъезда с вечера зарядил снег, да такой сильный, что утром еле-еле удалось открыть входную дверь. О том, чтобы отправиться в путь, не могло быть и речи. Снег частично сошел только на третьи сутки.
– Самому тебе по такой погоде и в это время года до города не добраться, – заявил Эмир Бухарович, – придется позвать помощников. Он надел лыжи и вышел со двора. Спустя часа три вернулся один:
– Завтра придут два молодых парня с альпинистским снаряжением и проводят тебя.
Наутро двинулись в путь. Одетые в камуфляж парни едва говорили по-русски. Они пришли без оружия, но оно очень гармонично вписалось бы в их облик. Впрочем, Олегу Романовичу грех было бы обижаться на них. Они ловко обвязали его веревкой, поставив в середину связки, и повели вдоль крутого склона по рыхлому, скользкому снегу. Очень скоро ему довелось испытать и прочность веревки, и крепость рук этих парней. Он оступился, и чуть было не увлек за собой ребят. Однако они удержали его, а вновь поставив на тропу, забрали у него рюкзак. Идти Олегу Романовичу стало много легче, но все же он оступился еще не один раз.
Часа через четыре путники достигли края долины, где снега уже не было. Тут ребята развязали веревки, вернули Олегу Романовичу рюкзак и, не прощаясь, быстро зашагали назад. Только к вечеру Олег Романович добрался, наконец, до аэропорта Минеральные Воды.
Вот возвращаясь из этой поездки к себе домой через Москву, и повстречал Олег Романович на вокзале Арама Сергеевича. С ним он так же горько делился событиями собственной жизни, как недавно это делал его кавказский товарищ.
Глава 20
В которой говорится о надеждах, сомнениях и метаниях бывшей советской профессуры
Профессор Арам Сергеевич действительно был человеком думающим, а главное, увлекающимся, знал за собой эту слабость, а потому и не удивился, что идея, преподнесенная ему молодыми людьми, с которыми он познакомился в круизе, захватила и его. Диапазон увлечений Арама Сергеевича всегда был весьма широк. Прежде всего, конечно, это была работа, которая, по совместительству выполняла для него еще и роль постоянного хобби. Но в жизни случаются выходные или, например, отпуска, когда о работе можно только думать. Но думать о работе можно и, делая что-то совсем другое. Этим другим могло стать что угодно. От дачного строительства, нумизматики, изучения жесткокрылых насекомых до политики. Да, политика тоже на время стала его увлечением. Было это в середине восьмидесятых, когда началась горбачевская перестройка. Новый лидер страны показался ему после трех старцев вполне симпатичным. За него не было стыдно. Он говорил правильные слова без бумажки и казался искренне настроенным и способным изменить страну к лучшему. Хотелось помочь ему в этом. Правда, чуть позже, когда Арам Сергеевич ознакомился с послужным списком нового лидера, желание это у него поубавилось и чуть было не рассосалось полностью. Оказалось, что жизненные пути великого человека и скромного труженика науки однажды уже пересекались и не в столь далеком прошлом. Нет, лично они никогда не встречались, а вот взаимодействие было. Точнее противодействие.
В семидесятые годы одержимый желанием осчастливить свою страну молодой Арам Сергеевич активно развивал новое в то время направление исследований Земли дистанционными методами. Самолеты и спутники должны были помочь людям глубже понять среду собственного обитания, поддержать их в нелегкой борьбе за экологию, которую они сами же и разрушали, а заодно, по ходу дела, наладить разваливающееся сельское хозяйство. Вот это, последнее, и привело его в 1974 году в Ставропольский край, где секретарем краевого комитета партии был в то время никто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев.
Прибыл Арам Сергеевич туда во главе небольшой экспедиции на новеньком аэросъемочном самолете АН-30, напичканном самой современной аппаратурой. Она позволяла определять всхожесть посевов, запасы влаги в почве, стадии вегетации растительности, строить карты землепользования и многое другое. Самолет начал регулярные полеты над бескрайними полями Ставрополья, радуя своими результатами членов экспедиции и ее начальника. Сидеть бы тихонько Араму Сергеевичу в своем самолете, да писать бы отчеты о проделанной работе. Но вместо этого он стремился рассказать всем и каждому о пользе своего начинания. Сначала рассказывал аэродромному начальству, любопытствующему по поводу нового самолета и его начинки. Но это еще вроде бы и ничего. Им сельское хозяйство вовсе не интересно.
Потом у него в гостях побывали разные люди со станции защиты растений, из сельскохозяйственного института, главного научного центра Ставрополя. С ними уже были и партийные начальники. Рассматривали карты, цокали языками, удивлялись, что с неба видны такие детали, что и с земли не разглядишь. А потом нагрянули люди из краевого комитета партии. Солидность не позволяла им задавать слишком много вопросов. Они чинно выслушали доклад Арама Сергеевича, мельком взглянули на аппаратуру а вот картами занялись всерьез. Они, видимо, хорошо знали где, у кого, что и сколько посеяно. Потом, забрав с собой несколько карт, расселись по машинам и уехали.
Арам Сергеевич радостно потирал руки. Идея явно овладевала массами. Но следующее утро оказалось совсем не радостным. Когда техники начали готовить самолет к очередному полету, вдруг выяснилось, что заправить его нечем. Про нефтяной кризис в то время еще никто ничего не слышал. Так что члены экспедиции решили: завтра бензин будет. Подвезут. Но бензин не появился ни завтра, ни послезавтра, ни три дня спустя.
Чувствуя неладное, Арам Сергеевич бросился в областной комитет партии. Высокое начальство разговаривать с ним не пожелало, а невысокое в разговоре наедине дало дельный совет: летели бы вы куда-нибудь в другое место. Хоть в Краснодарский край, да и не говорите никому, чем вы занимаетесь. Как только соберетесь улетать, бензин найдется. А у нас мы сами знаем, что растет, где и сколько. Нам ваши подсказки ни к чему.
Еще неделю экспедиция чего-то ждала, на что-то надеялась, но тут пришла команда из Москвы: сменить направление научного поиска. Сельское хозяйство подождет. Есть еще лесное хозяйство, водное, да мало ли, что еще можно поисследовать, имея такой самолет и такое оборудование.
На этом сельскохозяйственная эпопея для Арама Сергеевича завершилась, оставив после себя некоторый осадок. И немудрено. К моменту отлета из Ставрополя он уже крепко сдружился с начальником станции защиты растений по имени Эмир. Тот и объяснил ему, что к чему. Оказалось, что руководство края совсем не рвется к большим урожаям. Много зерна – много проблем. Вывозить нечем, хранить негде. Позволительно лишь из года в год чуть, чуть увеличивать сбор зерна. Для этого достаточно слегка увеличивать посевные площади. Урожайность тоже никого особо не волнует. Ее определяют не на полях, а в высоких кабинетах с помощью простых арифметических действий. Надо, чтобы то или иное хозяйство стало победителем в социалистическом соревновании? Нет проблем. Отнять понемножку от урожая одних хозяйств, и приписать другому. Вот тебе и победитель. Таким же способом можно любого сделать знатным хлеборобом. Навесить ему медаль героя социалистического труда. Зачем же им ваши самолеты, карты, объективный контроль и учет? Вред один.
Год спустя, будучи в Москве по каким-то своим делам, Эмир навестил Арама Сергеевича на его даче. Сидя в саду за шашлыком и распивая привезенное гостем домашнее вино, они коснулись сельскохозяйственных проблем Ставрополья. Эмир рассказал, что поля, над которыми в прошлом году летал самолет Арама Сергеевича, дали, как ни странно, большой урожай. Странно потому, что полученная с помощью самолета информация никак не была использована. Но не странно, если учесть психологию тех, кто в то время работал в поле и видел регулярно пролетавший над ними необычный самолет.
– Кто его знает, что он оттуда видит, – наверное, думали они и, на всякий случай, в точности выполняли указания агронома. Пахали на нужную глубину, вносили столько удобрений, сколько требовалось, правильно регулировали сеялки, чтобы зерно распределялось по полю, а не ложилось кучами на радость мышам и птицам. То есть делали все, как положено, чтобы не получить нагоняй от начальства.
Все же на что-то надеясь, Арам Сергеевич начал выступать на партийных собраниях и даже на митингах. Оказывается, он тоже умел произносить правильные слова без бумажки. Его слушали, энергично хлопали в ладоши, будто поощряя к действию. А вот с действием как-то не очень и получалось. Впрочем, у Горбачева тоже. Кроме разговоров требовались вещи посерьезнее: экономическая программа, новая военная доктрина, новая идеологическая платформа. В конце концов, надо было понять, что делать с атрибутами прошлого, той же коммунистической идеологией. Просто так ее в помойку не выбросишь. Подходить ко всему этому следовало с научных позиций, и Арам Сергеевич засел за книги.
На изучение мировой исторической литературы у Арама Сергеевича ушло около года, что само по себе говорило: политика из него не получится. Для этого нужен совсем другой менталитет. От политиков того периода требовалось умение быстро принимать популистские и совсем не продуманные решения. Сожаления о потерянном времени, однако, у него тоже не возникло. Его радовало то, что, как ему казалось, он ощутил пульс истории, выявил, разумеется, для самого себя, какие-то ее закономерности. В его воображении сложилась некая картина развития мира, которую вкратце он представлял себе примерно так.
Колыбель европейской цивилизации – Средиземноморье, к началу нашей эры полностью поглотила Римская империя. Она постепенно подчиняла себе племена, народы и целые государства, действуя к всеобщему благу. Действительно, завоеватели, отнимая у покоренных народов их богатства, несли с собой более высокий уровень культуры, который со временем становился достоянием покоренных народов, тех, разумеется, кто остался в живых, и их потомков.
Развивая свою экспансию на север и на восток, Римская империя фактически разделилась на две почти равные части, западную со столицей в Риме, и восточную со столицей в Константинополе. Непрерывные войны на множество фронтов требовали все больше и больше людских и материальных ресурсов. Наступил момент, когда расширение империи прекратилось. Темп возобновления ресурсов для ведения войн начал отставать от потребностей. А со временем перестало хватать сил даже для того, чтобы удерживать уже захваченные территории.
С прекращением расширения территории начался закат Римской империи. Армия уже не могла сдерживать напор варваров вестготов, наступающих с севера, откуда-то с территории современной Польши. В этих непростых условиях Рим делает политический ход. Нанимает вестготов для охраны своих северных границ. Таким образом создается буферная зона, занятая целым народом, препятствующая проникновению новых врагов в пределы империи. На протяжении почти двух столетий вестготы исправно служат своим хозяевам до тех пор, пока у тех хватает средств на оплату. Когда же деньги кончаются, вестготы решают вопрос вознаграждения очень просто. Берут Рим штурмом. Но они уже не те варвары, от которых когда-то защищался Рим. Об этом говорит даже тот факт, что, победив римлян, вестготы не берут себе в качестве трофея захваченные ими регалии римских императоров, а отправляют их в Константинополь.
Что же происходило в более поздние времена? Осколки прежней империи пошли по пути самостоятельного развития. Периодически воюя между собой, они далеко не всегда находили в себе силы объединиться даже перед лицом общего врага, например, арабов или турок, которых европейцы продолжали считать варварами.
Россия обозначилась на политической карте Восточной Европы спустя пять веков после фактического падения Римской империи. Именно фактического, поскольку ее корона просуществовала до начала девятнадцатого века. Упразднил ее Наполеон. Но развивалась Россия почти по тому же пути, что и Римская империя. В отличие от варваров, так досаждавших Европе на протяжении многих веков, Россия с самого начала не была страной кочевников. Она сама страдала от их набегов, став на столетия живым щитом, буферной зоной между Европой и татаро-монгольскими ордами, идущими с востока.
Так же, как Римская империя, Россия, набрав силу, стала развивать экспансию во всех направлениях, присоединяя к себе земли и государства и насаждая там свою власть и свои порядки. Так же, как Римская империя, Россия создавала свои буферные зоны на опасных направлениях. Они заселялись казаками, распространившимися вдоль Дона, по Днепру, на Кубани, по юго-восточной границе с Азией. Со временем буферная зона России и Западной Европы стала для них общей и прошла с севера на юг, начиная с Польши и кончая Румынией. При этом понятие "варвары" в сознании жителей Западной Европы стало ассоциироваться с Россией. И с этим ничего нельзя поделать, тем более, что начавший создаваться во второй половине двадцатого века Евросоюз, по мнению Арама Сергеевича, должен был стать ничем иным, как реставрируемой в новом качестве Римской империей.
Такой поворот в рассуждениях подсказывал Араму Сергеевичу, что у России есть всего два выхода. Либо смириться со своей участью, отказаться от собственной индивидуальности и постепенно, а скорее всего, по частям, влиться в Евросоюз. Либо отстаивать свою самостоятельность со всеми вытекающими отсюда последствиями. Третьего не дано.
Подтверждения этим мыслям в бурные девяностые годы шли буквально со всех сторон. То, что страны народной демократии, составлявшие буферную зону между Востоком и Западом, завоеванные Советским Союзом во Второй мировой войне, сразу после его распада сменят обличье, войдут в Евросоюз и в НАТО, было очевидным. Но за ними могли потянуться и те, кто входил в состав России многие столетия. Станут ли они основой новой, сдвинувшейся на Восток буферной зоны или отойдут к Евросоюзу, оставалось под вопросом и зависело от авторитета новой России. Или, точнее, от того, признает ли Евросоюз Россию в ее новом качестве достаточно сильной, чтобы иметь право на зоны собственных геополитических интересов, или нет.
В отдаленной же перспективе, Арам Сергеевич в этом не сомневался, та или иная форма интеграции России в Евросоюз неизбежна. Вопрос лишь в том, войдет ли она в него на равных правах или станет его сырьевым придатком. Последнее, к сожалению, было более вероятно. В семидесятые и восьмидесятые годы страна все более и более скатывалась на экстенсивный путь развития во всех областях экономики, пренебрегая инновационными тенденциями, господствующими в развитых странах. Если девяностые годы не принесут существенных изменений, то растущее отставание наверстать уже не удастся никогда. Разве что какой-нибудь глобальный катаклизм отбросит Евросоюз вспять, но не затронет при этом Россию. Но это уже что-то из области фантастики. Впрочем, кто знает.