В свою очередь капитан не стал продолжать разговор. Он полагал, что всё это затеяно только для проверки Барьера – реальной проверки, – и был искренне удивлён тем, что катеру удалось проскочить. Однако катер прорвался, и командир сторожевика не стал задаваться вопросом, почему так получилось. За всё отвечает Карающий, рассудил моряк, а моё дело – отвезти его туда-то и туда-то, обеспечить ему то-то и то-то, такой у меня приказ. Командир корвета не любил чёрно-серебряных: зловещие они ребята, и непонятно даже, кто им отдаёт приказы – Адмиралтейство, сам Великий Кракен, жрецы Владыки Глубин или кто-то ещё.
* * *
– Ты только посмотри, как красиво! – балансируя на плоском камне, Натаи подняла руки, как будто желая обнять море, плескавшееся у её ног, и холмы, поросшие живописной зеленью, и далёкие острова, и небо – вогнутое небо, похожее на гигантскую синюю чашу.
– Красиво, – согласился Камао. Он не кривил душой: дикие места есть дикие места, они сохранили свою первозданную прелесть и остались такими же, какими они были сотни и даже тысячи лет назад, когда предки айкров жили здесь в единении с природой, не пытаясь её покорить и переделать. Однако самой красивой деталью пейзажа Камао считал Натаи – лёгкая, стройная, она казалась ему птицей, присевшей передохнуть, чтобы лететь дальше. Он смотрел на неё, стоявшую на камне в купальном костюме – в коротких штанишках и узкой маечке, облегавшей грудь, – и думал, что совсем скоро Натаи Танаодо станет его женой, и он сможет каждую ночь делить с ней ложе и целовать её волосы, вкусно пахнущие солнцем. И пусть говорят, что он, "красавчик Камао", прицепился к ней только из-за того, что её отец – известный учёный, которого высоко ценят и Утончённые, и даже сам Император (ценят, и вознаграждают, и, надо сказать, вознаграждают неплохо). Эти разговоры – они от зависти; они с Натаи любят друг друга, и это самое главное. А всё остальное – так, приложение (пусть даже неплохое, кто ж с этим спорит). Он, Камао, добивался согласия девушки выйти за него замуж вовсе не из желания стать зятем знаменитого Аримаи Танаодо – у него, Камао Таке, и у самого неплохой статус, и неплохой доход, и его семья не будет ни в чём нуждаться и без помощи тестя (хотя если такая помощь будет, зачем от неё отказываться?).
Идея съездить на пару дней в дикие места, на самую окраину Серединных Островов, поначалу не вызвала у Камао особого восторга. Чего они там не видели? Море – оно везде то же самое, и берега такие же, а в обжитых места к твоим услугам все удобства: и гостиницы, и уютные кафе, и развлечения. Однако он уступил Натаи, причём не только потому, что хотел сделать ей приятное: в глубине души Камао лелеял сладкую мысль, что когда они останутся одни – одни, совсем одни, одни на десятки километров окрест, словно первые люди на земле, – девушка наконец-то ему уступит и станет его женой до брачной церемонии, до которой ещё целых две недели. Камао подозревал, что Натаи сама этого хочет, поэтому и стремиться подальше от людских глаз: сплетни – страшная вещь, они могут замарать самое доброе имя. Невеста – ещё не жена, а завистники не преминут позлословить о "распутном поведении" любимой дочери самого Аримаи Танаодо: вот, мол, она какая, для неё нравственные законы не писаны! Серединники вообще помешаны на законах – и нравственных, и любых других, – недаром их называют законопослушными.
– Хорошо… – Натаи закинула руки за голову, подняла лицо к небу и зажмурилась. – Надоел мне этот наш уют, где всё расписано от и до, и где шагу нельзя ступить, чтобы не нарушить какое-нибудь неписанное правило. Не люблю расчерченного и упорядоченного – человек рождается свободным, зачем загонять его в тесные рамки, и кому это надо?
– Смотри не свались, – предупредил её Камао. – Стоит закрыть глаза, как начинаешь терять равновесие (А если терять, так уж лучше девственность, добавил он про себя).
– Не свалюсь, – девушка засмеялась и перепрыгнула на соседний камень. – А если и свалюсь, ты ведь меня поймаешь, правда?
– Обязательно поймаю, – пообещал Камао. – Поймаю, обниму – крепко-крепко, – и буду целовать – долго-долго, – а потом…
– Размечтался, – Натаи озорно тряхнула волосами, ещё не высохшими после купания. – Тогда уж я лучше постараюсь не упасть!
Она перепрыгивала с камня на камень, омывая ноги в шипящей пене волн, лизавших береговые валуны, а он шёл за ней по кромке прибоя, любуясь гибкостью её движений и её красотой. Добравшись до песчаной полосы, разрывавшей нагромождение камней, обросших бахромой водорослей, Натаи соскочила на песок и заявила требовательно:
– Время обеда! Что принёс мужчина-добытчик женщине своего племени? Удачна ли была его охота?
– Мужчина принёс хранительнице огня сытной еды и вкусного питья. Его охота была удачной.
С этими словами он сбросил с плеча сумку, порылся в сложенной в ней одежде и вытащил упаковку с копчёной рыбой и бутыль с лёгким вином. Бросив на песок полотенце, Камао разложил на нём снедь.
– Прошу к столу!
Они сидели на полотенце, ели, пили и смотрели друг на друга – они были одни, как первые люди на земле. Они целовались долго и жадно, но когда Камао попробовал сократить площадь тела девушки, прикрытую тканью купальника, она воспротивилась.
– Не надо… пожалуйста… Я тоже хочу тебя, да… но… Невеста – это от слова "не ведать", не ведать страсти. Как я надену белое свадебное платье? Мне будет стыдно…
– Перед кем, Натаи? Что за глупости…
– Перед собой. Прежде всего надо быть честным перед самим собой, и только потом уже можно требовать честности от других. Так говорит мой отец, и я с ним согласна. Ты не сердись, а? Я люблю тебя, очень, и хочу быть твоей женой, но сейчас – не надо. Пожалуйста.
Сдерживаясь, Камао встал и скрестил руки на груди, сжав пальцами плечи. В висках гулко стучала кровь, ослепляя сознание и заглушая разум. Откуда-то из тёмных закоулков вылезла обжигающая мысль "Сейчас я повалю её на песок и возьму её силой!", но Камао её задавил: разве можно так обращаться с любимой?
Девушка подошла к нему и тихонько коснулась его плеча.
– Не сердись, любимый, постарайся меня понять, – сказала она и добавила, желая его отвлечь: – Ты знаешь, что это за острова?
– Какие?
– Вон те, – она дёрнула подбородком, показывая, и он различил в туманной дымке смутные бледные очертания далёкой земли. – Это Внешние Острова.
– Те самые?
– Те самые. А вон там вот – видишь? – Барьер. Цепь энергоэмиттеров, граница между нашим добродушным миром и злобным миром гниловатых.
Внешние Острова, думал Камао, так вот вы какие… С виду – острова как острова, в Архипелаге таких тысячи, но если знать, кто там обитает… Клоака, выгребная яма, куда стекает гной со всей Империи. Хранилище человеческих отбросов, вонючая помойка. Зря мы сюда приехали, не хочу я на них даже смотреть…
– Гниловатые, – услышал он голос Натаи, – это грубая кожа нашей империи, колючая жёсткая кожа, защищающая нежный организм. Так нас учили в школе, помнишь? Они наш щит, принимающий на себя удары извне, и они же наш меч, наносящий ответные удары. Они необходимое зло, как говорят жрецы, но разве зло может быть необходимым? Отец говорит, что все люди равны от рождения, и что безжалостно вышвыривать кого-то во Внешний Круг – это неправильно. Необходимое зло копится, а когда оно накопится, оно станет неизбежным злом. И когда я об этом думаю, – она зябко повела плечами, – мне становится не по себе.
– А ты об этом не думай, – Камао ласково провёл ладонью по её волосам. – У нас есть свой мир, и свой порядок вещей, среди которого нам тепло и уютно, – зачем думать о том, чего ты всё равно не можешь изменить? И в конце концов, страх попасть во Внешний Круг удерживает многих неустойчивых трудованов от плохих поступков. Разве было бы лучше, если преступники оставались бы среди нас, а не изгонялись на Внешние Острова, и если бы дети с порочными наклонностями росли бы вместе с нашими детьми – с нашими с тобой будущими детьми?
– Наверно, ты прав, но… Смотри, что это?
Со стороны Барьера к берегу, на котором они стояли, что-то двигалось – двигалось быстро, с каждой минутой увеличиваясь в размерах.
– Что бы это могло быть? – пробормотал Камао. – Похоже на стандартный моторный катер, да… Морская полиция? Но что им здесь делать?
Катер приближался, и уже можно было различить, что в нём сидели люди, трое или четверо. И люди эти были странными – Камао почувствовал исходившую от них опасность, неуловимую, но явственную. Похоже, на катере заметили парочку, стоявшую у самой воды: лёгкое судёнышко подвернуло и понеслось прямиком к песчаному пляжу, вздымая высокий белый бурун.
– Это не полиция… Это… Это гниловатые! – с ужасом проговорила Натаи. – Бежим!
Они бежали по камням, оскальзываясь и ежесекундно рискуя упасть и сломать ногу. Какая глупость, какая глупость, повторял про себя Камао. Зачем, зачем мы забрались в эти места, откуда рукой подать до Внешних Островов? Здесь же никого нет, и никто не придёт к нам на помощь! А у меня нет оружия, трудованы оружия не носят, оно им не нужно, потому что в Среднем Круге и мир, и покой, и порядок. А наша машина на той стороне скалистого холма, и до тропинки, по которой мы спустились к морю, километр, не меньше. Моя сумка осталась там, на песке, но ключи от машины при мне, я с ними не расстаюсь, вот они, тут, в кармашке брюк. Но эти камни, когда же они кончатся… Наверх можно подняться только по тропе, здесь сплошная каменная стена, гладкая, без трещин и выступов. Только бы добежать до тропы… Тропа узкая, по ней может пройти только один человек, и она крутая. Я встану на тропе и буду швырять в гниловатых камни, больше тяжёлые камни, дробящие кости, – их удобно швырять сверху вниз. Я буду швырять эти камни точно так же, как это делали мои далёкие предки, защищавшие свои жилища от диких зверей. Только бы успеть добежать до тропы, только бы успеть…
Но они не успевали. Гниловатые, выскочившие на берег, бежали за ними как дикие псы, взявшие след, и сокращали расстояние – дети жестокого мира, выросшие на пустынных Внешних Островах, прошли суровую школу выживания и двигались с быстротой голодных хищников. Оглянувшись, Камао понял, что их догонят задолго до того, как они доберутся до спасительной тропы. Какая глупость, подумал он обречённо, какая глупость…
Берег делал крутой поворот, переламываясь почти под прямым углом. Они обогнули каменный бок утёса, и Камао увидел расщелину. Когда они шли туда, он её не заметил, и неудивительно: вход в расщелину закрывал густой полог побегов горного вьюнка, закрывал так, что её не было видно. Он и сейчас не заметил бы эту расщелину, если бы не порыв ветра, отдёрнувший зелёную завесу и чуть приоткрывший чёрный зев пещеры.
– Туда! – выдохнул Камао, схватив Натаи за руку. – Прячемся!
Они еле втиснулись в расщелину – она была очень узкой, – и замерли, прижавшись к друг другу и боясь даже дышать. В пещерке было темно, под ногами плескалась вода – море забралось и сюда. Камао ничего не видел, зато он слышал – вернее, ощущал, – как отчаянно бьётся сердце Натаи.
– Ш-ш-ш… – прошептал он ей на ухо. – Здесь нас не найдут. Наверно, они сбежали со своих островов, их наверняка ищут, и они не смогут долго тут задерживаться, им же надо бежать дальше…
Снаружи раздались грубые голоса. Гниловатые добежали до поворота и остановились, не понимая, куда же девались те, за кем они гнались. "Не видно…". "Никого…". "На скалу тут не залезешь". "Может, они прыгнули в море? Смотрите в оба, под водой они долго не усидят!". Голоса постепенно удалялись и становились глуше – гниловатые потеряли след. Камао глубоко вздохнул, и в это время Натаи пронзительно взвизгнула.
Маленький зелёный краб, заползший в расщелину, наткнулся на босую ступню Натаи и решил попробовать её на вкус. Щипок его крохотной клешни почти не причинил ей боли, но этот щипок был неожиданным, и напряжённые нервы девушки не выдержали.
Зелёная завеса разлетелась под натиском четырёх пар сильных рук. Молодых людей рывком выдернули из их убежища, и теперь Камао оставалось только драться. Серединник Камао Таке был крепким парнем, мускулистым и спортивным, он мог бы с успехом выстоять в честной драке с парой противников, но против четверых гниловатых с ножами, одичалых убийц, которых можно было назвать людьми только с большой натяжкой, шансов у него не было. Он услышал жалобный крик Натаи, успел нанести несколько ударов, кроша кулаками носы и челюсти, а потом его сбили с ног. Бок обожгло болью – нож полоснул по рёбрам, – на голову рухнуло что-то тяжёлое, и свет померк. Камао лежал между камней, и гниловатые не стали его добивать – в их руках билась и заходилась криком чистенькая девушка Среднего Круга, такая добыча не часто перепадает отверженным обитателям Внешних Островов, и они спешили попробовать её на вкус.
Натаи повалили на плоский камень – на тот самый, на котором она стояла два часа назад, – и растянули, распластали как рыбу, из которой надлежит приготовить изысканное блюдо для гурманов. Гниловатые не были гурманами, но они изголодались по женщинам, тем более что таких женщин никто из них раньше даже не видел. И ещё они помнили слова Карающего "если вы случайно кого-то встретите – неважно кого, мужчину или женщину, – вы можете поступить с ним так, как вам заблагорассудится. Это будет вашей наградой".
– А-а-а-а!!!
От крика Натаи Камао пришёл в себя. Болело избитое тело, огнем жгла рана на боку и ещё одна, на спине; кровь заливала глаза, но он видел, что делают с его любимой. И Камао нашёл в себе силы броситься и вцепиться в горло гниловатому, навалившемуся на девушку всем своим вонючим телом. Он очень хотел его задушить, и задушил бы, если бы другой гниловатый не схватил Камао за подбородок и не вогнал ему в глаз лезвие ножа…
Последний из гниловатых встал с измятого тела девушки и натянул штаны. Натаи лежала неподвижно. Глаза её были полны слёз, но плакать она уже не могла – не было сил.
– Её нельзя так оставлять, – буркнул одни из насильников, облизнув разбитую губу. – Если нас будут искать, она сможет нас узнать, и тогда…
И тогда другой гниловатый, чуть помедлив, наклонился и воткнул нож под левую грудь Натаи Танаодо, единственной и любимой дочери учёного трудована Аримаи Танаодо.
– Смотри, не разбей камеру, – сказал он гниловатому с царапиной на щеке, пряча нож. – Обидно будет, если из-за такого пустяка нас расстреляют с вертолётов. Пошли, время возвращаться.
…Ещё не остывшие от крови и насилия (и гордые тем, что они почти уже, можно сказать, морские воины Островной Империи), они спихнули в воду катер и взяли курс на тот же эмиттер, который они однажды успешно миновали. А где один раз, там и другой – волны не улеглись, и нужно только хорошенько разогнаться.
…Они не знали, что человек в чёрно-серебряном, видевший всё происходившее на берегу на экране телевизора, чуть усмехнулся, достал пульт дистанционного управления и лёгким движением пальца вновь активировал отключенное звено непроницаемого защитного Барьера, надёжно отсекавшего Внешние Острова от Островов Серединных. И они не успели даже удивиться, когда в их катер ударила молния миллионовольтного разряда, мгновенно расплавившая его алюминиевый корпус и превратившая в пепел всех четверых.
…Вернувшись в столицу, Карающий доложил о выполнении задания и получил деньги, благодарность, а также трёхдневный отпуск. А вечером, когда он сидел на открытой террасе своего дома, ему показалось, что в щеку его укусил москит – эти кусачие насекомые залетали иногда в дома. Человек хлопнул себя по щеке, и успел ещё удивиться, почему это под пальцами ничего нет, ведь реакция у него была отменной, он мог поймать муху на лету.
А потом он упал на пол и умер. Вскрытие не выявило причин насильственной смерти – жрецы Владыки Глубин владели тайными рецептами древних ядов, и крохотная стрелка, выпущенная из духовой трубки, бесследно растворялась в крови жертвы.
…Через неделю после его смерти патрульный корвет охраны Барьера, на котором он ходил к Внешним Островам, случайно оказался в зоне учений группы флотов "А" и был случайно потоплен – морские воины стреляют боевыми даже в учебном бою. Корвет погиб со всем экипажем – спасённых не было.