* * *
– Рад вас видеть, дорогой профессор Танаодо, – мэтр Сенао Тариа изобразил на своём лице радушную улыбку, – всегда, в любое время. Вы один из немногих серединников, кому дозволено посещать Внутренний Круг – вы заслужили это право.
Учёный выглядел неважно: под глазами залегли чёрные тени, лицо осунулось, руки мелко дрожали – чтобы скрыть эту дрожь, Аримаи сжал пальцами краешек стола.
"Да, старику несладко, – подумал Утончённый, – и неудивительно. Он до безумия любил свою дочь, и пережить такую трагедию… Мне его искренне жаль, но…".
– О чём вы хотели со мной поговорить? – спросил Тариа. – Мне сообщили, что речь пойдёт о чём-то крайне важном.
Аримаи поднял глаза, подёрнутые дымкой душевной боли.
– Я буду краток, – произнёс он надтреснутым голосом. – Я готов работать для вас на ваших условиях. Два года назад вы предлагали мне неограниченное финансирование, если я соглашусь на… Так вот, я согласен.
– Э-э-э… Простите великодушно, но не могли бы вы мне напомнить, о чём именно идёт речь? Конечно, мне известно, что вы крупнейший физик-теоретик страны и, пожалуй, всего мира, что вы являетесь создателем единой теории поля, и что ваша теория, в некотором смысле, переворачивает все наши представления о Мироздании. Не поймите меня превратно, но уточните, пожалуйста, в чём суть вашего проекта? Два года – большой срок, и годы эти у меня были наполнены массой дел, каждое из которых требовало к себе внимания.
Мэтр Сенао Тариа беззастенчиво лгал. Он отлично помнил, о чём они говорили два года назад, и в чём заключается "суть проекта" – замысел был выдвинут никем иным, как им самим. Однако мэтр Сенао Тариа хотел лишний раз подчеркнуть свою значимость, а заодно и отвлечь сломленного горем старика от тягостных мыслей: для истинного учёного, каким был трудован Аримаи Танаодо, любимая работа – это и панацея, и смысл жизни.
– Как вам, надеюсь, известно, – начал Танаодо, – я выдвинул понятие "ментальное поле" и сумел нащупать его следы, переведя таким образом это понятие из умозрительной области в область физических экспериментов. Ментальное поле существует, это не фикция. Свойства его загадочны – например, это поле ничем не экранируется. И это поле неразрывно связано с человеческим разумом, причём неясно даже, что здесь первично, а что вторично. Можно сказать так: ментальное поле – это субстанция разума или, если угодно, средоточие души. А что касается практического применения этого открытия – ментальным полем можно лечить психические расстройства, можно корректировать структуру личности, можно даже продлять срок жизни человека. Но можно и убивать, и вот это-то вас и заинтересовало.
– Это не совсем так, – возразил Тариа. – Да, теперь я вспомнил наш разговор. Меня интересовало не убийство как таковое, а изъятие "жизненной силы" – термин это, конечно, не научный, зато простой и понятный, – и её дальнейшей использование… в определённых целях. А убийство – это побочное явление: неизбежное.
– Изъятие "жизненной силы"? – Танаодо на секунду задумался. – Да, это определение довольно точно отображает суть процесса. Есть ментальное поле мира, и есть поле каждого отдельного человека, и поля эти взаимодействуют, перетекая одно в другое. А техническая сторона вопроса проста. У меня были сведения о разработках континенталов – отрывочные, поскольку всё это глубоко засекречено, – и я кое-что понял. Их гипнотические башни – это генераторы ментального поля, привносящие стороннее воздействие на человеческий разум. Но любое – почти любое – техническое устройство обратимо: генератор может работать в двигательном режиме, эмиттер может стать ресивером, а передающая антенна – приёмной. И если возможно создать генератор поля – а судя по всему, континенталам это удалось, – то можно создать и "насос", и даже комбинированную установку. А дальше – дальше можно лечить людей, ведь все болезни, в конечном счёте, а также старение обусловлены дефицитом этой самой "жизненной силы". Да, "жизненной силы", – должен сказать, что определение ваше весьма удачное. Во всей этой радужной картине есть только один изъян: для того, чтобы кто-то жил, кто-то должен умереть. Такая этическая коллизия для меня неприемлема – была неприемлема, – и только поэтому два года назад я отказался от вашего предложения.
– Вы сказали "была неприемлема"? – вкрадчиво заметил Утончённый. – С тех пор что-то изменилось?
– Изменилось, – глухо ответил учёный и сгорбился, словно на плечи ему опустилась неподъёмная тяжесть. – Моя дочь… Она умерла – погибла, да, а я не смог её спасти…
– Простите меня, – скорбно произнёс Утончённый, – я не знал об этом.
Мэтр Сенао Тариа снова беззастенчиво лгал. Учёный трудован Аримаи Танаодо был для него слишком важен, и поэтому вся жизнь физика и его ближнего окружения находилась под неусыпным надзором – поминутно. Мэтр Сенао Тариа знал, что Натаи Танаодо со своим женихом собирается побывать на Окраинных Островах, и знал точно, где и когда они будут. Мэтр Сенао Тариа знал не только о том, что дочь Аримаи Танаодо погибла: она знал, как она погибла – во всех подробностях, – и ему были известны все обстоятельства её гибели. Но мэтр Сенао Тариа не счёл нужным сообщать об этом безутешному отцу…
– Её убили гниловатые, – голос Аримаи дрогнул, – изнасиловали и убили. И теперь я знаю, кто станет подопытными рыбками для моих экспериментов с "насосом" ментального поля. Я ошибался, считая гниловатых людьми – они не люди. И если миллионы гниловатых умрут ради того, чтобы выздоровел всего лишь один больной ребёнок, это уже будет благом. Гнойная сыпь Внешних Островов – это короста на теле нашей страны, огромное гетто, где гниловатые реализуют все свои дурные наклонности. Эта погань должна быть уничтожена, и это тоже лечение.
Утончённый молча слушал, давая серединнику выговориться.
– Наша концепция "защитного слоя", – продолжал Аримаи, – каковым якобы является Внешний Круг, порочна. Мы выпустили на пустырь за забором нашего благоустроенного дома стаю бездомных собак, полагая, что они защитят наш дом от воров. Да, эти собаки набросятся на любого, кто попытается подойти к забору, но если они найдут в заборе дыру, они точно так же кинутся и на нас. Что, собственно, и произошло… Настоящие сторожевые собаки преданы своему хозяину, они умрут за него, не говоря уже о том, что они никогда не причинят ему вред. И хозяин о них заботится, а не ограничивается тем, что швыряет за забор обглоданную кость – жрите. А бешеные псы – их надо отстреливать, чтобы они не грызли людей. И я буду их отстреливать, чтобы такие трагедии в будущем никогда не повторялись, и буду изымать из их черепов субстанцию разума, которой найдётся лучшее применение.
– Я скорблю вместе с вами, дорогой Аримаи, – с рассчитанной проникновенностью проговорил Утончённый. – И я рад буду обеспечить вас всем необходимым и создать вам все условия для работы. У вас есть какие-то особые пожелания?
– Мне хотелось бы ознакомиться с разработками континенталов – описания, чертежи, а лучше всего – готовое изделие, рабочий образец генератора ментального поля. Я понимаю, что это очень сложно, особенно сейчас, когда мы находимся накануне большой войны, но это сэкономило бы нам время и силы. Лучше воспользоваться результатом – если есть такая возможность, – чем заново повторять кем-то уже сделанное.
– Да, это непросто, – согласился мэтр, – но не невозможно. Что же касается войны – надеюсь, нам удастся её избежать.
* * *
Келья Уединения – каменный мешок, облицованный изнутри мраморными плитами, – врезана в тело храмовой пирамиды. Здесь нет окон – свет рождают лампы, скрытые под потолком, – а тяжёлая дверь так тщательно пригнана, что сливается со стеной и составляет с ней единое целое. С поверхности сюда не долетает ни один звук – служение богам не терпит суеты, и ничто не должно отвлекать неофитов и напоминать им о суетности внешнего мира. В кельях Уединения желающие приобщиться к древней мудрости и принять благосклонность Владыки Глубин встречаются со жрецами и ведут с ними долгие беседы, и содержание этих бесед никогда не становится достоянием чужих ушей: кесарю – кесарево, а богу – богово.
За шестигранным столом, занимавшим большую часть кельи, сидели два человека, айкр и хазз. Они молчали, напоминая этим опытных бойцов, которые в поединке с опасным противником не спешат нанести удар, оценивая друг друга и зная, что любая ошибка может стать роковой.
– Что привело тебя сюда? – нарушил молчание жрец. – Белый Город ищет мудрости?
– Белый Город ищет помощи. Страна наша на краю гибели.
– Поясни свои слова, Утончённый.
– Поясню, Верховный. Мы все – все – не проживём и часа после того, как "морские богини" взлетят из-под воды и понесутся к материку. Войну надо остановить.
– Война и мир в руках Владыки Глубин. Древняя месть священна.
– Война и мир в руках Великого Кракена. Если безумный потомок Владыки Глубин ищет смерти, его предок вправе подарить ему смерть, но только ему – одному. А волю Бога изрекают его жрецы, и если они скажут, что император должен уйти…
– Твои слова пахнут изменой. Знаешь ли ты, что находится на вершине храмовой пирамиды? Я тебе скажу: там алтарь, на который взирает Недремлющее Око, выжигающее сердца. Ты хочешь, чтобы взгляд Ока упал на твою грудь?
– Я знаком с архитектурой храмовой пирамиды. Я не хочу попасть на алтарь, но я не хочу и того, чтобы этот алтарь вместе со всей пирамидой был разрушен взрывом водородной бомбы. Оставим экивоки, Верховный жрец, давай говорить прямо. Империя – это война, в которой не будет победителей, а будут только побеждённые. Это понимаем и мы с тобой, и даже кое-кто из военных аристократов. А я бывал на материке и видел, что осталось на месте нескольких Старых Стран, опрометчиво полагавших, что атомный меч принесёт им победу.
– Ты хочешь власти. Остановить войну – для тебя это всего лишь повод.
– Да, я хочу власти, – согласился хазз без тени смущения. – Я использую эту власть куда рациональнее, чем этот делает Великий Кракен, и предлагаю тебе, Верховный, перейти на нашу сторону. Трудованы пойдут за победителем, гниловатых можно не принимать в расчёт, а вот ты, святейший… Ты мне нужен: часть военачальников мы просто купим, но среди них есть и такие, которые не продадутся – например, первый адмирал флота Нагга Торибучи. Однако он и ему подобные чтят Владыку Глубин: император для них всего лишь сын Бога, а сына они почитают куда меньше, чем отца. И если морские воины услышат слово жрецов…
– И для этого ты хочешь купить меня? И ты думаешь, что сможешь это сделать? Что ты можешь мне предложить, Утончённый? Деньги? – айкр презрительно скривил губы. – Для нас это мусор. Власть? У нас её не меньше, чем у вас. Не всё продаётся, хазз.
– Я предлагаю вам бессмертие, – спокойно и даже равнодушно ответил Утончённый, словно речь шла о мелкой купюре, какие подают храмовым нищим. – Реальное физическое бессмертие. У вас, жрецов, есть всё – богатство, влияние, власть над миллионами людей. Вы владеете многими тайнами древних знаний, но даже эти знания не подарят вам бессмертия, – в голосе хазза промелькнула еле заметная тень иронии. – А я это сделаю.
Первым желанием Верховного жреца было желание одёрнуть зарвавшегося торгаша резкой фразой "Что ты знаешь о наших древних знаниях, ростовщик? Не тебе о них судить, слишком много о себе возомнивший!". Однако он не стал этого делать – Верховный жрец Владыки Глубин знал, что человек, сидевший напротив него, никогда ещё не бросал слов на ветер. Да и кто осмелился бы шутить со святейшим? Только сумасшедший, возжелавший без промедления оказаться на жертвенном алтаре, а Белый Город Внутреннего Круга, насколько было известно Верховному, не был населён безумцами.
– Я это сделаю, – повторил Утончённый. – Для этого нужно немногое – нужно всего лишь изменить неуклюжую структуру нашей архаичной Империи. Великий Кракен больше не нужен, разве что в качестве декоративной фигуры, дани традициям. Фактически власть уже у нас, Верховный, и тебе это известно. Осталось сделать последний шаг – зафиксировать этот факт. А на вашу власть над людскими душами мы не покушаемся – наоборот, она будет нам полезна. Вы ничего не теряете, а приобрести можете многое – очень многое, Верховный.
– Всего лишь немного изменить структуру Империи… – медленно произнёс айкр. – Да, пустяк, сущий пустяк… Но ты прав: мы можем это сделать, и мы это сделаем.
Сенао Тариа облегчённо вздохнул. Вздохнул мысленно – красивое лицо Утончённого осталось бесстрастным: внешне мэтр никак не выказал своего облегчения. Император уйдёт, подумал он, и войны не будет. А мне – нам – не нужна даже победоносная атомная война с континенталами: ядерные взрывы уничтожают всё, а на материке, в Стране Неизвестных Отцов – в бывшей Стране Неизвестных Отцов, – есть кое-что чрезвычайно ценное, что надо бы заполучить в целости и сохранности.
Однако говорить этого вслух он не стал: мэтр Сенао Тариа отлично знал, что в беседе с таким человеком, как Верховный жрец Владыки Глубин, не стоит выкладывать на стол все козыри.
* * *
Дылда Капустник с трудом оторвал опухшее лицо от груды тряпья, служившего ему постелью. Вчерашний вечер вспоминался с трудом. Поспела брага, и весь посёлок вусмерть перепился – какие ещё у гниловатых могут быть развлечения? Ну да, была ещё драка, дикая и бессмысленная, и он, атаман, кого-то изувечил, а потом гонялся за какой-то девчонкой, которая уже достаточно подросла для того, чтобы ею можно было попользоваться. Не догнал – девчонка оказалась шустрой, как зверёк, а ноги Дылды Капустника не слишком уверенно держали своего пьяного хозяина. Надо будет сегодня найти её и завалить, пока это не сделал кто-нибудь другой, охотники помять первоцвет всегда найдутся.
Нашарив жестяную кружку с водой, атаман осушил её жадными глотками и помотал головой. Сознание прояснилось. Что-то давно в посёлке не появлялись вербовщики, и судно снабжения тоже запаздывает. Островитяне подъели уже все запасы и сидели теперь на одной рыбе и прочих дарах природы, произраставших в джунглях. Голода пока не было (и, хвала Владыке Глубин, не будет), но жрать хотелось уже постоянно. Вести из-за Барьера доходили странные и невнятные: сначала вроде бы дело шло к большой войне – подводный флот Островной Империи готовился атаковать материк, – а потом вдруг поползли слухи о войне гражданской: то ли жрецы восстали против императора, то ли Великий Кракен решил взять жрецов к ногтю, то ли взбунтовались серединники. С жиру бесятся – сюда бы их всех, на Внешние Острова, на голодный паёк да под строгий надзор, тогда бы они по-другому запели.
Капустник выбрался из хижины, почесал волосатую грудь и огляделся. И рука его замерла, перестав скрести грязную шерсть: Дылда увидел корабль, входивший в бухту.
Корабль этот выглядел необычно – длинный и узкий, он совсем не походил своими стремительными очертаниями ни на патрульный корвет охраны Барьера, ни на любой другой военный корабль императорского флота, какие доводилось видеть атаману посёлка. Корабль напоминал прогулочную яхту какого-нибудь богача – на нём было ни орудийных установок, ни ракетных труб, только возвышалась посередине решётчатая башенка, увенчанная круглой нашлёпкой, ощетинившейся длинными иглами. И ещё Капустника удивило то, что корабль входил в бухту молча, словно крадущийся хищник, не подавая никаких звуковых сигналов, – неудивительно, что берег был пуст, все жители деревни дрыхли по своим норам, отсыпаясь после вчерашнего.
Мозги гниловатого ворочались с трудом. Дылда Капустник тупо глядел на странный корабль, пытаясь сообразить, что всё это значит, но так ни до чего и не додумался. Он просто не успел этого сделать: шар на решётчатой башенке корабля окутало голубоватое дрожащее сияние, и береговой песок ушёл из-под ног атамана, вышвыривая его в непроглядную тьму, где нет ни света, ни движения. Из хижин никто больше не вышел: уснувшим вчера жителям посёлка уже не суждено было проснуться…
Сидя в аппаратной крейсера специального назначения, покидавшего обезлюдевший остров, профессор Аримаи Танаодо скрупулёзно снимал показания приборов, подводя итоги эксперимента.
"Четыреста двадцать семь умерщвлённых подопытных, – думал он, – но аккумуляция ментальной энергии по-прежнему ничтожна. Её хватит разве что для того, чтобы излечить от подагры всего одного старика в Белом Городе. Высосанная энергия рассеивается – мне её не собрать. И всё-таки мои теоретические выкладки подтвердились! Улов невелик, но он есть, а увеличение коэффициента полезного действия "насоса" – это вопрос времени. Увеличим, особенно если удастся воспользоваться наработками континенталов. А время – время у меня есть. Атомной войны с материком не будет: похоже, Империя доживает последние дни.