– Я понимаю, что этого мало, – сказал он с оттенком виноватости. – Я дал бы тебе и тысячу воинов – дело твоё очень важное, – но на материке есть и другие угрозы, за которыми нам надо следить. Живущие в личине зверя – вы называете их большеголовыми подземными псами, но они не собаки, они разумные существа, – всё чаще выходят на поверхность, и они уже появлялись в наших предгорьях. Мы не знаем, что ими движет, и чего они хотят, но они могут быть опасными: это мы уже поняли. И есть ещё мутанты-варвары, живущие в мёртвых пустынях выжженного Юга. Их женщины рожают много детей, и за последние двадцать лет число варваров увеличилось в несколько раз. Скоро им станет тесно, и тогда орды варваров перейдут Голубую Змею и двинутся на север. Это страшный противник, ты уж мне поверь. Я могу послать с тобой не больше сотни воинов гор, но это немало: мы, Птицеловы, устойчивы к излучению – иммунны, говоря языком ваших учёных. У тебя будет сто бойцов, неуязвимых для Ночной Смерти, – согласись, это не так плохо. Кроме того, среди них будет несколько хороших Чтецов – пригодится, если тебе надо будет проникнуть в мысли врага.
– Спасибо… – проговорил ошеломлённый Гай.
– Твой отец сказал мне: "Через два поколения спускайтесь с гор и идите в пандейские леса". Прошло только одно поколение, но пришла Ночная Смерть, и поэтому мы спустимся с гор раньше. Мы – это ты, сын Святого Мака, и мои воины. Это ещё не война, это разведка боем, как говорили военачальники Империи, но люди гибнут не только в крупных битвах, но и в малых стычках. Ты можешь быть уверен, что никто из моих людей не дрогнет в бою и умрёт бестрепетно, если это потребуется, но постарайся, чтобы горцы Зартака не гибли зря.
– Я постараюсь, Хранящий Память.
– И сам не спеши упасть в объятья Мирового Света: умереть – несложно, победить – это гораздо трудней.
– Я постараюсь, Хранящий Память.
* * *
Вернувшись в свою гостевую пещеру, Гай лёг, но заснуть не смог: слишком много он узнал, и слишком многое должен был обдумать. Он лежал на спине, закинув руки за голову, смотрел в каменный потолок, чуть подсвеченный пламенем костра, горящего у входа, и даже мимолётно удивился, почему на потолке не висит вниз головой летучая мышь – наверно, подумал Гай, она полетела на охоту, ловить ночных мошек. А потом он вдруг почувствовал, что в пещере, кроме него самого, есть и ещё кто-то.
– Кто здесь? – негромко спросил он, приподнявшись на локте. Спросил без страха – что может угрожать ему здесь, среди друзей?
– Я, – тихо ответила темнота, и Гай узнал её голос – голос Чиинни, внучки старого вождя. Он не мог не узнать этот голос, он слышал его, выбираясь из беспамятства и борясь за жизнь. Чиинни не отходила ни на шаг от полумёртвого беглеца, и только благодаря ей Гай остался в мире живых, а не ушёл в мир умерших.
Из темноты проступили очертания тонкой женской фигуры, закутанной в плащ. Лицо девушки различалось смутно – светлое пятно, обрамлённое тьмой, – видны были только её глаза, светившиеся золотистым огнём. Пещерная хищница, невольно подумал Гай.
– Я не укушу, – отозвалась горянка с коротким смешком, и Гай понял, что она, как и её дед, умеет читать мысли. Только этого мне и не хватало, подумал он в смятении.
Девушка никак не отреагировала на его замешательство. Лёгкой тенью он скользнула к Заару и присела на край его ложа – так близко, что Гай слышал её тихое дыхание.
– Завтра ты уйдёшь, – напрямик сказала Чиинни. – Я знаю. И я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Я люблю тебя – я поняла это, когда вытаскивала тебя из когтей смерти, Владычицы Всего Сущего. И я сказала себе: если он выживет – а я сделаю всё, чтобы он выжил, – он станет моим мужем. И вот я пришла. Я никогда не сказала бы тебе этих слов – женщины народа Зартака не навязываются мужчинам, – но завтра ты уходишь, и можешь не вернуться: я знаю.
Она сидела неподвижно, опустив голову, и ждала его слов. Еле слышно потрескивал костёр у входа в пещеру, потом донёсся пронзительный вскрик ночной птицы, охотившейся в тёмном небе.
– Чиинни, я… – Гай запнулся, борясь с сухостью в горле. – Ты красива, да…
– Я знаю, – ответила она спокойно и без тени кокетства.
– Ты спасла меня, и я тебе благодарен…
– Я знаю.
– Но я… – Гай собрался с духом, чувствуя себя так, словно ему предстояло прыгнуть вниз с высокой скалы. – Я не могу и не хочу тебя обманывать – я тебя не люблю.
Чиинни молчала. Гай не видел её глаз и выражение лица, а читать мысли он не умел.
– Там, за океаном, – торопливо пояснил он, боясь, что внучка Хранящего Память не выслушает его до конца, – есть девушка, которую зовут Айико. Она любит меня, я люблю её, и я не могу…
– Ты сказал правду, – голос Чиинни дрогнул. – Да будет счастлива та, которую ты любишь. Но если случится так, что тебе некуда будет идти, знай, что я… – не договорив, она подняла голову, отвела упавшую на лицо волну густых чёрных волос, обожгла Гая взглядом и исчезла – стремительно, словно подхваченная порывом ветра.
Гай сел на своём ложе, напряжённо вглядываясь в темноту, где никого уже не было. Дурак, ехидно произнёс внутренний голос, упустил такую девчонку. Все твои подружки по "весёлым играм" ногтя её не стоят. Ты мог бы провести с ней упоительную ночь, а там – там можно и под пули. Так ведь нет, тебе зачем-то понадобилось изображать из себя праведника! Дурак ты, Гай Заар, и больше никто – тоже мне, выискался спаситель Республики от Ночной Смерти… Молчи, посоветовал Гай своему незримому оппоненту, и не лезь не в своё дело. Я хочу быть честным перед самим собой, понятно тебе?
Внутренний голос не стал продолжать спор и покорно умолк, а Гай вдруг отчётливо понял, что если бы он попытался прикинуться любящим, Чиинни почувствовала бы его ложь – она же Чтица! – и тогда… Тогда бы ему, Гаю Заару, оставалось бы только сгореть со стыда или провалиться сквозь камень скал до самых корней горного хребта Зартак.
* * *
Очередная пуля врезалась в дерево над головой Гая, сорвала кусок коры, срикошетила и унеслась, жужжа разозлённым жуком. Эхо выстрела поплутало немного среди деревьев и умерло. И в наступившей тишине раздался голос, усиленный акустической аппаратурой и так искажённый, что было не понять, кто говорит, мужчина или женщина.
– Пришельцы, вы на нейтральной полосе. Если вы попытаетесь пройти дальше, мы будем считать вас врагами и откроем огонь на поражение.
В подтверждение слов грохнул выстрел, и прямо перед Гаем упала ветка, срезанная пулей: не приходилось сомневаться в том, что невидимые пандейские стрелки сами хорошо видели горцев в редколесье, и что "огонь на поражение" обернулся бы для отряда Гая очень чувствительными потерями.
Массаракш, прошипел Заар, разглядывая кочку, за которой он укрывался. Кочка была невысокой, на ней вкривь и вкось торчали ломкие рыжие травинки, – сомнительное укрытие от меткого свинца. Кто бы мог подумать, что в этом глухом углу отряд встретят пандейские пограничники? С республиканской стороны здесь никого – горцы несколько часов брели по кочкарнику, продираясь сквозь заросли колючих кустов и хлюпая сапогами по лужам, и ни разу никто их даже не окликнул, – но стоило им только пересечь границу бывшей Страны Неизвестных Отцов, как с пандейской территории загремели выстрелы. Окриками "Стой!" пандейцы себя не утруждали: они сначала стреляли, а потом уже разбирались, кто к ним пожаловал.
Гай знал, что в Пандее "имперцев" не слишком жалуют. Лесная страна соблюдала условия мирного договора, заключенного ещё до Беспорядков, в первые годы существования Республики, однако особых симпатий к бывшей метрополии пандейцы явно не испытывали. Они торговали с Республикой, принимали у себя её туристов, но отнюдь не спешили слиться с ней в Единении. "Мы сами по себе, – говорили лесовики, – и не лезьте к нам с вашим укладом. Обнимайтесь с айкрами и с восточными хонтийцами, а нас оставьте в покое". Гай не видел в этом ничего предосудительного – насильно мил не будешь, – однако кое-кому в Республике обособленность Пандеи очень не нравилось. В газетах периодически появлялись гневные статьи под броскими заголовками "Кёниг Кам Энгу – последний диктатор Саракша" или "Пандейское многожёнство – оскорбление права женщины на свободную любовь", и градус недовольства подогревался жаркими теледебатами на те же темы. Но это был только внешний слой: приятель Гая с экономического факультета доходчиво объяснил ему, что суть проблемы – в нежелании пандейцев полностью встраивать свою экономику в систему, где господствуют капиталы островитян, и в неприятии лесными жителями "общесаракшианских ценностей", давно уже ставших привычными для республиканцев или для тех же хонтийцев.
Впрочем, подумал Гай, предаваться отвлечённым размышлениям о тайных пружинах конфликта между Пандеей и Республикой, лёжа в болоте под прицелом лесных снайперов, занятие не только бесполезное, но и вредное. Республиканская граница здесь не охраняется, но она патрулируется вертолётами, которые время от времени появляются на всех участках этой границы. Вступать в бой с аэромобильным отрядом стражей пограничья Гаю Заару не хотелось ни под каким видом, и поэтому с нейтральной полосы, насквозь просматриваемой с любого направления, надо убираться, и чем скорей, тем лучше. Возвращаться назад (с тем, чтобы попробовать проникнуть на территорию Пандеи в другой точке) было бессмысленно: пандейская граница наверняка прикрыта на всём её протяжении, в этом Гай не сомневался, а на другом участке запросто можно столкнуться и с республиканскими пограничниками – не везде же они столь же беспечны, как здесь, в этом заболоченном редколесье, где на двести километров нет ни единой живой души (за исключением, конечно, стрелков, затаившихся в зарослях на пандейской стороне). Значит, надо идти вперёд (в конце концов, им непременно надо попасть в Пандею – зачем шли?), вопрос только в том, как это сделать. Искать в Пандее союзников и начинать с взаимного кровопролития – это не лучший вариант.
Гай приподнял голову, всматриваясь в зеленую стену деревьев там, на пандейской стороне. Ни звука, ни шевеления, лишь еле слышно журчит ручей, петляющий среди кочек. Однако Заар знал: в густой чаще сидят люди, они внимательно и недружелюбно следят за ним поверх винтовочных стволов, угнездившихся в развилках ветвей и готовых выплюнуть пули. И неважно, что людей этих не так много (их наверняка меньше, чем горцев): если дело дойдёт до драки, то на помощь пандейцев в разгадке тайны Ночной Смерти рассчитывать уже не придётся. И тогда Гай встал во весь рост и развёл руки в стороны, показывая, что в них нет оружия, и ощущая всем телом, какая у него тонкая кожа, и как легко она может быть пробита летящим свинцом.
– Мы не враги! – выкрикнул он. – Мы не имперцы!
– А кто же вы? – загремело в ответ. – Айкры или, может, мутанты? Не отягощай себя ложью – мы видим тебя, и видим, кто ты есть!
– Да, я гражданин Республики! – заорал Гай, надсаживаясь. – Но я беглый каторжник, а мои товарищи – горцы Зартака!
На той стороне озадаченно промолчали, и Заар, пользуясь минутой, нашёл глазами одного из Чтецов и кивнул ему. Птицелов понял его без слов: он поднялся и спокойно встал рядом с Гаем, плечом к плечу.
– Мы видим, – донеслось из-за деревьев. – Горцы – сами по себе, мы – сами по себе. Если вы хотели встречи, о ней надо было договориться заранее, а не красться по-воровски. Уходите – вам здесь нет пути.
– Мы не могли вас предупредить! – отчаянно закричал Гай. – Мы владеем слишком опасной тайной, и если пограничные вертолёты застигнут нас на нейтральной полосе, нам останется только умереть, сражаясь. Но вы, пандейцы, ещё пожалеете, что не приняли нас – вы пожалеете об этом, когда к вам придёт Ночная Смерть!
Невидимый собеседник молчал – похоже, он колебался. И тогда Заар выложил свой главный козырь.
– Передайте вашим правителям, – крикнул он безмолвной зелёной стене, – что я, Гай Заар, принёс слово Святого Мака! Передайте это вашему кёнигу Энгу и кёнигин-регентше Итане! Передайте, и позвольте нам дождаться их ответа на вашей земле. Мы разобьём наш лагерь на открытом месте – там, где вы укажете, – и будем ждать под прицелом ваших ружей, не сходя с места, даю слово приёмного сына народа Зартака!
* * *
Превосходное шоссе петляло среди лесистых гор, выписывая плавные повороты. Ну надо же, думал Гай, глядя по сторонам через затемнённые стёкла авто правительственного класса. У них тут, оказывается, самая настоящая цивилизация с дорогами, мостами, домами и даже, похоже, с летательными аппаратами – вон там, вдалеке, над холмами промелькнули неясные силуэты, похожие на громадных птиц. А нам говорили, что пандейцы обитают в убогих хижинах из ветвей, крытых листьями, одеваются в звериные шкуры и в накидки из птичьих перьев, живут впроголодь, и что телефон для них – чудо неслыханное. Злобный тиран выпивает из них все соки, и лучшие красавицы страны вынуждены делить с ним ложе, потому что иначе их родным грозит жестокая кара. Правда, туристы, побывавшие в Пандее, говорили несколько иное, однако это объяснялось двуличием пандейских правителей: они-де пускают туристов лишь в специальные резервации, в которых воссоздана лубочная картинка "счастливой страны" с песнями, танцами и древними экзотическими обрядами, а столица Пандеи более-менее похожа на современный город только потому, что на неё работает вся страна, отдавая ей всё самое лучшее. Хороши хижины, и на впроголодь совсем не похоже, думал Заар, рассматривая чистенькие улочки городков и посёлков, разноцветные весёлые коттеджи, сады, прорезанные паутиной аккуратных дорожек, и возделанные поля. И люди, провожавшие любопытными взглядами колонну машин, мчавшихся по шоссе, не выглядели забитыми и заморенными, и одеты они были отнюдь не в лохмотья: одежда как одежда – такая же, какую носят в Республике или в Хонти.
– Нам ещё далеко? – спросил Гай у пандейского офицера, сидевшего на соседнем сидении.
– Час с небольшим, – ответил тот, бросив взгляд на ручные часы. – Вас ждут, горец.
…Последний козырь сработал. Отряд Гая пропустили на пандейскую территорию на несколько километров и дозволили ему разбить лагерь на берегу речушки, выбегавшей из леса и вновь в нём исчезавшей. Затем к палаткам лагеря подошли четверо пограничников – двое мужчин и две женщины, – кратко объяснили горцам, что можно, что нельзя, и каков их теперешний статус ("пришельцы без ярко выраженных враждебных намерений, явившиеся на пандейские земли с неясными целями и получившие соизволение ждать решения кёнига" – так это звучало), оставили мешок с армейскими сухими пайками и удалились, скрывшись в зарослях. Густой лес, окружавший лагерь Птицеловов со всех сторон, казался безлюдным, но Гай знал – чувствовал, – что из-за ветвей за каждым шагом пришельцев пристально следят очень внимательные и не очень доверчивые глаза. Находится под прицелом этих глаз (а также, наверняка, и винтовочных стволов) было не слишком уютно, но главное – горцев всё-таки приняли, а не выгнали восвояси.
К счастью, ожидание оказалось недолгим – похоже, связь в "дикой стране" работала отменно, и упоминание имени Святого Мака (спасибо Хранящему Память – надоумил) явно заинтриговало правителей Пандеи (и в первую очередь, как предполагал вождь Птицеловов, кёнигин-регентшу Итану Энгу, полновластную властительницу страны). Как бы то ни было, но уже на следующее утро, на рассвете, лагерь был разбужен шумом моторов – из чащи леса (как вскоре выяснилось, там проходила наезженная грунтовая дорога) выкатились пятнистые десантные вездеходы, в которых хватило места всем горцам, и раритетный пассажирский автомобиль (вероятно, сохранившийся ещё с имперских времён), куда вежливо пригласили самого Гая. Оружие пришлось сдать – воинам гор эта процедура пришлась не по вкусу, но Заар на корню пресёк ропот среди своих бойцов: явившись в гости, следует соблюдать обычаи хозяев (да и то сказать, до полного доверия было пока ещё далековато). Впрочем, пандейские десантники были настроены дружелюбно (об этом Гаю вполголоса доложили Чтецы): они получили строгий приказ, и к тому же их разбирало любопытство – в отличие от Республики, в Пандее, судя по всему, помнили Святого Мака, и неплохо знали, кто он такой. Для сборов много времени не потребовалось, и уже через час колонна машин втянулась под зелёный полог леса, а ещё через два часа достигла широкой автомагистрали, пересекавшей всю Пандею и ведущей к столице. На шоссе бронемашины прибавили ходу – по заверениям сопровождающих, кортеж должен был прибыть в столицу "ближе к вечеру". Гай не возражал – ему очень хотелось посмотреть на эту загадочную страну, что он и делал всю дорогу, вертя головой и ни мало не заботясь о том, что его неуёмное любопытство может быть расценено как неуместное.
…Столица Пандеи встретила их многолюдьем: по вечернему времени на улицах, ярко освещённых, было множество народу. Но многолюдье это, как показалось Гаю, было каким-то спокойным, в отличие от лихорадочного многолюдья столицы Республики, нервного и суматошного, словно там, в его родной стране, люди куда-то очень спешили и очень боялись опоздать. А здесь – здесь было по-другому. Может быть, это оттого, подумал Гай Заар, что в Пандее не знают Ночной Смерти? А почему, кстати говоря? Что это за эпидемия, которая не в состоянии пересечь государственную границу – например, с теми же туристами? После всего, что он узнал, Гай почти не сомневался в том, что Ночная Смерть – это не болезнь, а нечто куда более жуткое, хотя подсознательно (как патриот и законопослушный гражданин Республики) всё ещё не хотел окончательно принять страшную правду об этой "эпидемии".
Комплекс правительственных зданий – "дворец великих кёнигов пандейских", как пояснил Гаю офицер эскорта, – производил впечатление своеобразием своей архитектуры. Основными строительными материалами для подобных сооружений здесь, как и в бывшей Стране Неизвестных Отцов, были стекло и бетон, но в геометрически выверенные очертания модерна органично вплетались фронтоны с барельефами и колонны, выполненные в виде могучих деревьев, кроны которых плавно превращались в крышу главного здания комплекса. Пандейцы бережно хранили обычаи предков: техногенная цивилизация не лишила их памяти о прошлом.