- Главное - не упустить крупную рыбу. Как говорится, лес рубят - щепки летят… Ну а от ошибок не застрахован никто, в том числе и судьи.
- Ничего подобного! Вы все из кожи вон лезете, только бы вас заметили, выбрали на новый срок. Ради этого вы готовы на что угодно… Стыд и позор!
- Апелляционный суд непременно…
- Апелляционный суд и слушать нас не стал. Нас сразу отфутболили… Семь месяцев Том провел в колонии для несовершеннолетних преступников. И вышел оттуда совершенно другим. Ожесточился, и ему на все было наплевать. Целыми днями сидел у себя в комнате. Спускался только поесть; с нами почти не разговаривал. А когда окончил школу, сразу уехал. Скрылся в "Мусорном поясе". В Нью-Йорке, Лос-Анджелесе… кто знает?
- Когда это случилось?
- Почти шестнадцать лет назад. Но на том дело не закончилось. Дженни бросила работу. Она сидела дома и ждала, что он вернется. Наша дочь не вынесла; ей тяжело было видеть мать в таком состоянии. Она выскочила замуж за первого встречного. Сейчас она живет - если это можно назвать жизнью - в Виргинии. Он настоящий придурок, с пятницы до понедельника пропадает во Втором мире. Боюсь даже представить, что он там вытворяет.
- А как ваша жена? Ей сейчас лучше?
- Не знаю. Говорю тебе, она не выдержала. Никто не научил ее справляться. Всю жизнь она жила в тепличных условиях. После того, что случилось, она обратилась к психиатрам. Те делали вид, что сочувствуют ей и хотят помочь, но их метод заключается в том, что они заставляют пациентов переживать все с самого начала. Они погружают в пучины собственного горя! - Следующие несколько слов он как будто выплюнул: - Тоже мне эскулапы… Сидят в своих кабинетах с девяти до пяти и дают советы, как жить дальше… Они заставляют своих пациентов плакать и еще берут с них деньги! Тогда Дженни чуть не до смерти дорыдалась. Как-то вечером, года четыре назад, она надела киберкостюм и вышла во Второй мир… Теперь она проводит здесь три-четыре ночи в неделю. Понятия не имею, чем она занимается. Во всяком случае, радости ей это не доставляет. Вот почему и я год назад ушел из дому. Оставаться не было смысла. Вот что получилось… все мы теперь мертвецы. Наша семья погибла!
- Мне очень жаль.
- Может, тебе и жаль. А может, и нет.
Голос стукнул пустой пивной бутылкой по столу.
- А знаешь, что потрясло меня больше всего? После всего те самые копы снова заявились ко мне. Я по-прежнему считал, что мой сын пострадал зря. Сказал им, что у них нет доказательств. Особенно меня возмутили слова одного из них. Он заявил: "Все они виновны! Не нужно никаких доказательств. Они виновны уже потому, что они там". Наверное, я потерял самообладание; один из них тоже вышел из себя. Он ехидно поинтересовался, почему я считаю себя лучше его. Неужели потому, что работаю в таком месте и мне не приходится, как ему, каждый день разгребать дерьмо? "Вы такой умный… Но ни хрена не понимаете!" Так он и сказал. "Ни хрена не понимаете!" И он выдал мне, сколько всего им на самом деле обо мне известно. Боже мой, они влезли в мой банковский счет, в данные моего социального страхования, выяснили, как я учился в начальной школе, как служил во флоте, кому я звоню, с кем переписываюсь… Они знали обо мне все! Абсолютно все. Знали такие вещи, которые по идее никогда не должны раскрываться или давно должны были быть уничтожены. Я понял, что кто-то неустанно следит за мной, за всеми нами - почти с самого дня рождения.
- Интересно, как они раздобыли столько информации?
- Копы подозревали, что я замешан в дела сына. Узнав, что я - госслужащий, они поручили одному старшему офицеру раздобыть обо мне все, что только можно. Один из копов потом признался: он сам удивился, сколько всего всплыло.
- Где вы работаете?
- Какая разница? И ведь следят-то не за мной одним. Следят за всей страной. Кто-то где-то следит за всеми и все записывает.
- Нет, - не сдавался Диксон. - Мы приняли законы, которые запрещают подобную деятельность!
- Ты, Тедди, ни хрена не знаешь. Думаешь, они тебе скажут?
Презрительный ответ Голоса ошеломил Диксона.
- Наверное, о тебе просто наводили справки, потому что ты занимаешь важный пост… - осторожно продолжал президент.
- Я тоже навел кое-какие справки. По своим каналам… Я ведь не последний человек. Занимал руководящий пост, возглавлял секцию. И выяснил, что следят за всеми. От тебя, да-да, от долбаного президента и до какого-нибудь распоследнего бродяги из "Мусорного пояса".
- Если бы я узнал, я бы не допустил ничего подобного!
- Вот в том-то и дело. Ты ничего не знаешь. А по моим сведениям, вся эта информация должна где-то храниться.
- Поверь мне. Я правда ничего не знаю!
- Такое место есть!
Диксон заметил, что Голос вдруг задышал с трудом.
- Если такое место и есть…
- Оно… есть! - с трудом выговорил Голос.
- Где?
- Я… не могу… сказать… невозможно.
- Почему?
- Пошел ты! - неожиданно обозлился Голос. - Оставь меня в покое! Больше я ничего не скажу. - Он наклонился вперед и позвонил в колокольчик под столом.
- Пожалуйста, не надо больше, - умолял Диксон. - Пойдемте отсюда. Позвольте мне вам помочь. Обещаю вам защиту.
- Уже поздно. Мою семью уже не вернешь. Для некоторых из нас уже слишком поздно.
К ним вошел официант.
- Вы готовы принять гостей? - спросил он.
- Да, но не здесь. Мы поднимемся прямо в комнату. - Голос встал и жестом приказал Диксону следовать его примеру. Неожиданно он снова овладел собой.
Встав, Диксон почувствовал, что колени у него подгибаются. Он вытянул руку и схватился за подлокотник. Голова кружилась; ему с трудом удалось не упасть. Он не был технофриком, но знал, что аватары редко страдают от потери равновесия или болезни, если их специально не запрограммировали.
- Что ты со мной сделал? - спросил он.
- Мне нужно, чтобы ты раскрылся, - ответил Голос, протягивая руку и поддерживая Диксона. Официант подхватил его под другую руку.
- Ты что-то подмешал в мою колу… - Диксон говорил хрипло, с трудом. Перед глазами все плыло, но голова почему-то была ясная. Все как-то замедлилось, хотя двигался он без труда. Он позволил увести себя из комнаты. Прежде он никогда не испытывал наркотического опьянения. Как и остальные, время от времени он курил марихуану, чтобы успокоиться во время особенного напряжения или просто расслабиться, но сейчас все ощущения обострились и были четкими, ясными.
То, что началось как легкое покалывание, превратилось в настоящий прилив радостного предвкушения и энергии. Цвета стали ярче, люди, которые держали его под руки, стали назойливой помехой. Он стряхнул их, надменный и гордый, и величественно зашагал к двери в конце коридора. Он бы прошел ее насквозь, если бы официант не забежал вперед и не распахнул ее перед ним.
Он чувствовал, как кровь бежит по жилам, ощущал радостный подъем, предвкушение чего-то хорошего. Захотелось плакать. Хотелось кричать, смеяться. Аллилуйя! Рок-н-ролл! Отвал башки! Он еще никогда не чувствовал себя таким живым.
Все красиво.
Все имеет смысл.
Тедди Диксон, президент Соединенных Штатов, испытывал первый в жизни наркотический приход. Он не знал, что примерно то же самое регулярно испытывают все наркоманы в Реале и во Втором мире. Ради таких ощущений они живут… и умирают.
Спальня, в которую он вошел, была обставлена просто. Красивая, с цветастыми обоями. С потолка свисала небольшая позолоченная люстра. И добротная старинная мебель в стиле кантри. Посреди комнаты стояла кровать - широкая, под пологом на четырех столбиках, с зазывно откинутым пуховым одеялом.
Несмотря на пары опиатов, мозг извлек из памяти эту давно забытую комнату.
В изножье кровати стояла Клер.
Милая Клер… Эх, где мои шестнадцать лет?
Золотистые волосы коротко подстрижены, серые глаза, круглое личико, всегда готовое удивляться. Она была высокая, почти на дюйм выше его. И все равно ему нравилось, когда она надевала туфли на высоком каблуке; они подчеркивали ее длинные ноги, которые иногда доставали ей до шеи. И ее великолепную грудь. Твердую, чуть тяжеловатую. Всегда манящую, всегда просящую, чтобы ее потрогали. А иногда ее грудки зазывно выпирали из смелого выреза блузки…
- Я всегда любил твою грудь, - сказал он, пытаясь стащить с себя маску. Маска как будто приросла к голове. Он рванул ее, но безрезультатно.
- Оставь, - велела она. - Я и так знаю, какой ты. - Она улыбнулась своей замечательной улыбкой, которую он тоже помнил. - Тедди, как давно ты уехал!
- Ты не злишься? - Вдруг он вспомнил, как плохо обошелся с ней под конец: взял и бросил ее без предупреждения, уехал в большой город, поселился в университетском городке, в том мире, который хотел завоевать. Он почувствовал, как в глазах скапливаются слезы. Цвет обоев, словно отражая перемену в его настроении, сменился на синий. - Прости меня! - Она не хотела ехать с ним, хотела, чтобы они поженились, а ему бы потом перешла ферма ее отца. Этого ему было явно недостаточно - уже тогда. Тогда они без конца ссорились. У каждого была своя мечта. Однажды он взял и уехал и ни разу потом ей не написал. Объясняться он предоставил родителям. Им пришлось нелегко; ведь они жили в маленьком городке, где все друг друга знали. - Прости меня! - повторил он, и в комнате стало еще темнее, словно свет отражал его настроение.
- Все вышло неплохо, - сказала она. - В конце концов мы оба получили что хотели. - Она широко улыбнулась, и снова выглянуло солнце; комната взорвалась от избытка света. - Я вышла за Гарри Флетчера. Помнишь его?
Он кивнул. Гарри Флетчер считался у них в школе футбольной звездой. Тоже фермерский сын.
- Конечно, помню!
- У нас трое детей. Живем хорошо.
Сзади заговорил Голос - откуда-то издалека:
- Тедди, первую любовь иногда лучше оставить. Ты никогда и никем ее не заменишь, но ее и не возьмешь с собой.
- Он прав, - согласилась Клер. - Как нам было хорошо! Так… ни на что не похоже. Разве не здорово было бы вернуться назад? Почувствовать то же самое. Милый, первая любовь бывает в жизни только раз. Как бы часто ты потом ни влюблялся. - Она подошла к нему и тронула его за руку.
И сразу улетели прошедшие годы и им овладело радостное, юное возбуждение. Ему хотелось трогать ее, прижать ее к себе, мять ее грудь, делать все, чем они в юности так пылко и так неистово занимались.
Клер обвила его руками и прильнула губами к его губам. Он забыл о маске - все было такое настоящее, такое идеальное, такое живое.
Душистые лепестки. Душистые розовые лепестки.
- Я ужасно по тебе скучала, - призналась она, наконец, отрываясь от него. - Долгие годы скучала, Тедди. - Она снова прильнула к нему. - Я так горжусь тобой! Ты высоко взлетел… Я всегда знала: ты не такой, как все. Ты отличаешься от остальных.
Да, я не такой, как все. Он ощутил прилив гордости. Я президент, мать вашу!
- Почему ты на ней женился? - вдруг спросила Клер.
Он не мог ответить: потому что Энни была родом из одной из старейших и богатейших семей на политическом Олимпе Америки, потому что с ее помощью он проник туда, откуда проще было взлететь…
- Мы с ней познакомились через долгое время после нас, - еле слышно ответил он.
- Вряд ли это связано с тем, что ее девичья фамилия - Уокер-Смит, - насмешливо сказала Клер. Она-то прекрасно знала, почему он женился на Энни. Неужели во Втором мире нет совсем никаких секретов?
- Я очень тебя любил, - признался он. - Только не хотел работать на ферме.
Клер улыбнулась:
- А я, наоборот, не хотела уезжать в большой город.
Она снова поцеловала его. Ее язык не спеша обследовал его рот, и оба они постепенно воспламенялись.
Он поцеловал ее в ответ и потащил к кровати. Потом начал раздевать. Сначала на свободу вырвались груди - такие же пышные, полные, словно прошедших лет вовсе не было. Он тыкался в них носом, покусывал ее соски. Она тихо застонала. Диксон поспешно сорвал с себя рубашку. Опустив голову, с некоторым удивлением понял, что его тело уже не тело мужчины среднего возраста; у него такие же стальные мускулы, плоский живот и мощная эрекция, как в семнадцать лет. Он снова притянул ее к себе, крепко обнял, почувствовал прикосновение ее нежной кожи. Они сплелись в жарком объятии, торопясь слиться воедино. Потом оба скинули нижнее белье и вдруг оказались без всего. Они лежали на постели, где впервые много лет назад занимались любовью - о, первая любовь!
И снова все было, как в тот, первый раз.
Он лег сверху; она раздвинула ноги и закинула их ему на спину. Она вся дрожала; он понял, что она испытывает такое же возбуждение, как тогда. Ух ты! То первое проникновение, первый раз, как становишься мужчиной… Но когда он уже собирался войти в нее, кто-то тронул его за плечо.
Вздрогнув, он обернулся.
На кровати позади него стояла на коленях красивая женщина с темными, коротко стриженными волосами. Она была совсем голая, если не считать туфель на высоком каблуке, чулок и пояса. Красотка зазывно улыбалась, словно приглашала: трахни меня. Убрав руку с его плеча, она начала ласкать свою грудь, трогать соски.
- Это моя подруга Джеки, - объяснила Клер.
Диксон почувствовал, что его эмоции раздваиваются.
Прямо внутри него, как будто он превратился в двух людей. Одна его часть хотела сохранить чистоту, которую он вынес из отношений с Клер, вторая стремилась наслаждаться ими обеими. От возбуждения он задрожал; его накрыла вторая волна наркотического кайфа. Он тут же поддался своей слабости. Обернулся, схватил Джеки, уложил ее на постель рядом с Клер.
Клер понимающе улыбнулась. Она сочувствовала его слабости.
- Ты этого хотела? - спросил он.
- Этого хотел ты. - Она притянула его к себе и снова начала целовать.
Джеки, не желая оставаться в стороне, проворно скользнула вниз, взяла его член в рот и принялась массировать его языком. Так продолжалось некоторое время; потом она перевернулась на спину, подползла к нему и раздвинула ноги, предлагая себя.
- Трахни ее первой, - велела Клер.
- Я хочу трахнуть тебя.
- Нет. Я хочу посмотреть, как ты занимаешься этим с другими. Хочу проверить, каким опытным ты стал.
Он слез с нее, сдвинул ей ноги и встал на колени за спиной Джеки. Вошел в нее сзади, и они оба ожили. Ощущение было ошеломляющим. Никогда еще у него не было такого секса! Эмоции, подхлестываемые наркотиком, путались, но вскоре, несмотря на калейдоскоп, проносящийся перед глазами, он почувствовал полную ясность сознания. По его телу словно пустили электрический ток.
- Не кончай, подожди, - услышал он голос Клер. Пока он обхаживал Джеки, она ласкала его сзади. - Не кончай. Не надо, малыш. Мой маленький Тедди.
Он знал, что продержится сколько угодно. Ему поможет наркотик. Он превратился в полового гиганта… И каждая ласка, каждая фрикция оставляла ощущение шаровой молнии.
- А теперь меня! - крикнула Клер, перекатываясь на спину.
- Да, да, трахни ее! - взвизгнула Джеки.
- Я не могу остановиться, - ответил он.
Джеки отпрянула и упала на кровать; он вышел из нее.
- Теперь ее очередь. Трахни ее! - потребовала она.
Он развернулся к Клер и раздвинул ей ноги.
- Я люблю тебя! - закричала она. - Я всегда любила только тебя. Дай мне то, что ты только что дал Джеки. Пожалуйста… Прошу тебя!
Он старался, он очень старался, но никак не мог войти в нее. Он толкался сильнее, но не мог найти той щели, того отверстия… ничего. Он просунул руку ей между ног… и нащупал пенис. Почувствовал мягкость яичек - не своих, ее! Он резко опустил голову.
Клер, по-прежнему красивая и нежная, по-прежнему с грудью, волосами и губами, которые он так любил, в самом важном месте превратилась в мужчину.
- Разве ты больше не любишь меня? - промурлыкала она. Вдруг она расхохоталась - грубо, хрипло - и оттолкнула его.
Сзади пронзительно закричала Джеки.
- Я же велела тебе трахнуть ее! - визжала она. - Трахни ее! Сделай ее!
Он скатился с кровати и упал навзничь на пол. Подруги на кровати обнялись; Джеки встала на колени и взяла в рот новый пенис Клер. Клер со стоном откинулась на спину; Джеки умело обрабатывала ее.
Диксон с трудом поднялся на ноги, не сводя взгляда с двух женщин. То, что он видел, завораживало его. Глядя на них, он неожиданно разрыдался. Утраченная юность! Утраченные мечты! Все пропало в киберпространстве!
Он всхлипнул, обнял себя руками и снова зарыдал. Он плакал и никак не мог остановиться. Наркотик усиливал его досаду, превращал стыд и беспомощность в депрессию, которая все больше сгущалась. Рыдания раздирали душу; он чувствовал, как они вскипают внутри - безудержные, волна за волной, волна за волной… Волны отчаяния. В комнате стемнело; с кровати доносились все более страстные стоны и крики.
Действие наркотика прошло так же быстро, как началось. Снова стало светло. Он по-прежнему находился в комнате, но никакой Джеки на кровати не было, только милая Клер. Она лежала голая на смятой постели; из глаза вытекала тонкая струйка крови и ползла по левой щеке. Постель начала окрашиваться кровью; по простыне расплывалось огромное бурое пятно.
Он встал; лицо распухло от слез, глаза жгло.
- На твоем месте я бы оделся, - холодно и сухо произнес Голос. Оказывается, он все время стоял на пороге.
Диксон потянулся за одеждой, поволок ее к себе по полу и начал торопливо одеваться. Ему стало ужасно стыдно оттого, что его видели в таком состоянии. Когда он, наконец, оделся, то подошел к двери.
- Зачем ты это сделал? - спросил он.
- Я всего лишь отпер твой разум. То есть не я отпер, а наркотик. А ты… надеюсь, теперь ты понимаешь, какой ты извращенец?
- Зачем ей понадобилось умирать?
- Почему бы и нет? Что, Тедди, не очень-то приятно увидеть себя таким, какой ты есть на самом деле?
- Я много лет о ней не вспоминал.
Дверь открылась; вошел официант.
- Других пожеланий не будет? - спросил он у Голоса.
Голос покачал головой.
- Девятьсот шестьдесят два доллара, сэр. - Официант протянул ему счет. Он ясно видел, что произошло в комнате, но делал вид, будто ничего не замечает.
- У тебя есть платежная карточка? - спросил Голос у Диксона. Когда президент кивнул, Голос протянул руку. - Пожалуйста, дай ее официанту. Надо оплатить счет.
Диксон достал свою платежную карточку и отдал Голосу. Зачем? По карте меня выследят. Меня найдут. Неужели он не понимает?
- Сейчас авторизую, сэр. - Официант вышел.
- А неплохо вернуться к своей первой любви, да? Здесь, в "Изумрудном городе", это самое обычное дело. - Дожидаясь официанта, Голос прислонился к дверному косяку.
- Где ты раздобыл ее фото? И как, скажи на милость, ты вообще про нее узнал? И комната… точно такая же… Как?
Голос пожал плечами:
- Говорю тебе, сейчас можно найти любые сведения - обо всех и обо всем. Надо только знать, где искать.
- О нас знала только Клер… то есть… никто больше не знал!
- Напрасно ты так считаешь. Нет ничего святого, как нет ничего закрытого. Я знаю даже о том, что ты занимался сексом с теткой Энни.
У Диксона отвисла челюсть. Об этом не знал никто!