- Ничего не понимаю, дедушка. Почему они ведут себя так, будто я сделал что-то дурное?
- Ох, Дэви! - укоризненно сказал старик.
- Но я же ни в чем не виноват! Честно!
- Брось! Ты же каждое воскресенье ходишь в церковь и всегда молишься. О чем ты молишься, ну-ка, скажи!
Мальчик начал бормотать слова молитвы. Спустя минуту старик остановил его.
- Вот, последняя фраза. Повтори.
- И оборони нас от Колеса? - повторил удивленно Дэви. - А что такое Колесо, дедушка? Я знаю, что это что-то ужасно скверное, ведь когда я спрашивал, мне говорили, что это грех и о нем надо помалкивать. Но так и не объяснили, что это такое.
Старик, прежде чем ответить, помолчал, а затем сказал:
- Этот ящик, который ты приволок… Кто научил тебя, как его сделать?
- Никто, дедушка. Я просто решил, что так будет легче его тащить. Так оно и вышло.
- Слушай, Дэви. Каждая из этих штук, которые ты приделал по бокам, и есть Колесо.
Прошли долгие минуты, прежде чем из темноты вновь раздался голос мальчика. В нем звучало недоверие.
- Как, эти деревяшки? Да не может того быть, дедушка! Ведь это просто-напросто кругляшки от чурок! А Колесо - что-то ужасное, страшное, чего все боятся.
- И все равно это именно Колесо. - Старик задумался. - Я расскажу тебе о том, что будет завтра, Дэви. Утром сюда придет священник, чтобы осмотреть твой ящик. Ящик все еще будет тут, потому что никто не решится до него дотронуться. Священник побрызгает на него водой, чтобы к ящику можно было приблизиться без вреда. Затем ящик унесут в поле, разожгут под ним огонь, и пока он будет гореть, станут вокруг него и начнут распевать гимны.
Потом они вернутся сюда и отведут тебя на допрос в деревню. Тебя будут выспрашивать, как выглядел дьявол, когда он явился тебе, и что он посулил за то, что ты согласился воспользоваться Колесом.
- Но ведь никакого дьявола не было, дедушка!
- Ну и что! Раз они убеждены, что он был, то рано или поздно ты расскажешь и о нем, и о том, в каком виде он тебе явился. Для этого у них есть свои способы… Слушай, мальчуган, тебе надо прикинуться ни в чем не виноватым. Скажешь, что ты просто нашел ящик таким, каков он есть. Скажешь, что не знал, что это такое, и притащил его, думая наделать лучины. Этого и держись, держись крепко. Если не собьешься, что бы с тобой ни делали, то, быть может, все как-нибудь обойдется.
- Но, дедушка, что плохого в этом Колесе? Не понимаю, хоть убей!
На этот раз молчание было еще более продолжительным.
- Ну ладно… Это длинная история, Дэви, и началась она давным-давно. Говорят, в те времена все люди были добрыми, счастливыми и тому подобное. Но однажды как-то раз пришел дьявол, и встретился ему какой-то человек, и сказал дьявол тому человеку, что может дать ему нечто такое, что сделает человека сильнее сотни людей, позволит двигаться быстрее ветра, летать выше птиц небесных. Ну, человек и ответил, мол, дескать, это недурственно, но какую плату дьявол хочет за это?
А дьявол сказал, что ему ничего не надо. Во всяком случае - сейчас. И дал тому человеку Колесо.
Ну а потом, когда тот человек повозился с Колесом, он многое узнал о его свойствах: и как оно производит другие Колеса - все более сложные, и как делает все, что обещал дьявол, и многое, многое другое…
- А оно летало? И делало все обещанное?
- Конечно. Оно делало все, что посулил дьявол. А потом оно начало убивать людей. Разными способами. Люди сцепляли вместе все больше и больше Колес, как научил их дьявол, и вскоре узнали, что могут делать еще более сложные штуковины, которые убивают еще больше людей.
Но они уже не могли отказаться от Колес, иначе поумирали бы с голоду.
Так вот, это и было то самое, чего добивался дьявол. Он, понимаешь ли, поймал человечество на крючок. Почти все в мире зависело от Колес, но жизнь шла через пень-колоду, а старый дьявол животик надрывал от смеха, глядя, что вытворяют его Колеса.
Дела шли все хуже и хуже. Не знаю уж, как это вышло, а только получилось так, что почти никого не осталось в живых - лишь жалкая горсточка, вроде как после потопа. И те - полумертвые.
- И все это из-за Колеса?
- Гм-м, во всяком случае, без него тут не обошлось. И все-таки люди как-то выжили. Стали опять строить хижины, сеять хлеб… Но потом дьявол вновь встретил человека и снова стал соблазнять его Колесом. На этот раз человек ему попался очень старый, мудрый и богобоязненный, а потому сказал дьяволу: "Нет! Сгинь, нечистый дух!" - и пошел по всей округе, предупреждая людей о дьяволе и Колесе, чем страшно всех и напугал.
Но старый дьявол не сдался так просто. Он ведь тоже очень хитер. Время от времени у кого-нибудь возникает мысль, из которой может выйти что-то вроде Колеса: каток, винт или что другое, но в том еще нет греха до тех пор, пока такие штуки не закреплены на оси. И тогда появляется священник, и Колесо сжигают. И забирают того человека. А чтобы не дать ему делать Колеса и в острастку другим его тоже сжигают.
- Сжиг-г-гают? - прошептал, заикаясь, мальчик.
- Именно. Теперь ты понимаешь, почему нужно сказать, что Колесо ты нашел, и на том стоять?
- А может, если я пообещаю не делать других…
- Бесполезно, Дэви. Они дрожат от страха перед Колесом, а когда люди напуганы, они делаются злыми и жестокими. Нет, поступай, как я тебе говорю.
Мальчик подумал и спросил:
- А мама? Она догадается. Она же видела, как я вчера унес этот ящик. Это ведь важно?
Старик покряхтел и тяжело обронил:
- Очень важно. Женщины часто только притворяются испуганными, но уж если они действительно испугаются, то боятся куда сильнее мужчин. А твоя мать очень напугана.
В темноте сарая наступило долгое молчание. Старик заговорил тихим спокойным голосом.
- Послушай, Дэви, паренек. Я скажу тебе еще кое-что. Но тебе придется держать язык за зубами, может, до тех пор, пока ты не станешь стариком вроде меня.
- Ладно, как скажешь, дедушка.
- Я говорю тебе это потому, что ты придумал Колесо сам. В будущем всегда найдутся мальчики, которые сделают то же самое. Должны найтись. Мысль нельзя убить, как это пытаются сделать сейчас. Приглушить ее можно, но рано или поздно она вырвется на свободу. И ты должен понять, что не в Колесе Зло. Не слушай того, что болтают напуганные люди. Изобретение не бывает само по себе хорошим или дурным; добрым или злым его делают сами люди. Поразмысли об этом, мальчик. Когда-нибудь колеса появятся вновь. Я мечтал, что это случится на моих глазах, но, наверное, это дело твоего поколения. И когда это произойдет, не окажись среди боязливых. Будь среди тех, кто покажет, как использовать их лучше, чем использовали в прошлом. Зло не в Колесе. Зло - в страхе, Дэви. Запомни это.
Старик зашевелился в темноте. Зашаркали ноги по земляному полу.
- Пожалуй, пора идти. Где ты, мальчик? - Его рука нащупала плечо Дэви и на мгновение легла на голову ребенка. - Благослови тебя Бог, Дэви. И ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо. Ты веришь мне?
- Да, дедушка.
- Тогда спи. Там, в углу, есть сено.
Снова на миг увиделось темное небо. Затем шаги старика, пересекающие двор, замерли, и наступила тишина.
Когда священник прибыл, он нашел кучку пораженных ужасом людей, сбившихся во дворе фермы. Они остолбенело смотрели на старика, который с молотком и шпеньками в поте лица трудился над деревянным ящиком. Священник окаменел при виде такого святотатства.
- Остановись! - крикнул он. - Во имя Господа, остановись!
Старик повернулся к нему лицом, на котором блуждала хитрая и довольная ухмылка.
- Вчера, - произнес он, - я поступил как идиот Сделал только четыре колеса. Сегодня я придумал получше - приделал еще два, теперь тащить ящик будет вдвое легче.
Как старик и предвидел, ящик сожгли. Затем увели его самого. В полдень мальчик, о котором все забыли, оторвал взгляд от столба дыма, поднимавшегося в стороне от деревни, и закрыл лицо руками.
- Я запомню, дедушка. Я запомню. Зло - только в страхе! - сказал он, и его голос прервался от рыданий.
БУДЬТЕ ЕСТЕСТВЕННЫ!
Look Natural, Please!
© 1995 С. Курина, перевод
Фотограф сделал шаг вперед. Его напряженная поза напоминала стойку акробата перед захватывающим прыжком. С ловкостью фокусника он поднес руку к крышке объектива.
- Сейчас вылетит птичка! - пробормотал Ральф.
- Тихо! - шикнула на него новобрачная.
Фотограф продолжал оставаться в той же позе, пока не почувствовал, что контролирует ситуацию. Должна же прийти какая-то награда за всю нервозность и нелепость, которые царили в студии. По собственному опыту фотограф знал, что способности шоумена в сочетании с серьезностью владельца похоронного бюро должны в конце концов дать нужный эффект. Он подождал, пока фривольная атмосфера уляжется, затем произнес:
- Улыбнитесь, пожалуйста! - и его пальцы сжали объектив.
- Зачем? - спросил Ральф.
Фотограф холодно посмотрел на него:
- Так принято.
- Знаю, - сказал Ральф, - поэтому я и интересуюсь - зачем?
Если фотограф и вздохнул, то сделал это незаметно. В конце концов фотографироваться приходят все - большие и маленькие, знаменитости и тупицы, гении и сумасшедшие. А это значит, что к каждому из них можно найти свой подход. Как правило, помогает демонстрация профессиональных знаний.
- Вы будете смотреться лучше. Вот так, мадам, замечательно! Держите улыбку. Сэр, замрите, пожалуйста.
Но, к сожалению, Ральф решил вернуться к разговору, пока Летти надевала плащ и поправляла шляпку на голове.
- И вы действительно считаете, что так мы будем выглядеть лучше?
- Конечно, - раздраженно ответил фотограф, - люди не желают видеть угрюмые физиономии на стенах своих жилищ. Думаю, вы бы тоже не захотели.
- Все равно, - упорствовал Ральф, - где вы видели старые семейные портреты, с ухмылкой взирающие сверху вниз на своих потомков? Почему же вкусы так изменились - если они вообще менялись?
Фотограф вынул пластинку из кассеты и разобрал штатив.
- Я даю людям то, чего им хочется, и за это получаю свои деньги, - сухо сказал он.
Намек на то, что следует сменить тему разговора, был достаточно прозрачен, но Ральф не обратил на него внимания.
- Все-таки мне непонятно, почему вы не фотографируете людей такими, какими они выглядят в жизни, - упрямо возразил он. - Гораздо интереснее видеть истинное лицо, чем созерцать безликие портреты со штампованными улыбками.
Мистер и миссис Плэттин были последними посетителями в конце тяжелого рабочего дня. Перед тем как ответить, фотограф осторожно положил кассету в один из маленьких пронумерованных ящичков. Затем произнес:
- Молодой человек, если вы пытаетесь научить меня заниматься моим делом, то позвольте вам заметить, что я изучил его досконально. Я начал работать, когда вас еще и на свете не было, и с тех пор, вот уже более тридцати лет, изучаю секреты фотомастерства. Так что, наверное, я имею представление о том, что и как нужно делать. Я не спрашиваю, какова ваша профессия - поверьте, мне это совсем не интересно, но я был бы очень благодарен, если бы вы предоставили мне право заниматься своей.
И с холодной учтивостью он приоткрыл им дверь.
Выйдя на улицу, Летти взяла под руку мужа, в то время как тот обернулся взглянуть на витрину.
- В один прекрасный день мы от души посмеемся над этим снимком.
Летти подумала, что свадебная фотография может вызвать скорее завистливую улыбку, чем приступ смеха, но замечание мужа не требовало ответа, поэтому она промолчала.
А Ральф все смотрел на витрину, откуда ему вслед улыбались различные лица - суровые и мягкие, глупые и умные, снятые в одиночку, парами, семьями…
- Боже мой! - внезапно сказал он, - видишь, откуда Льюис Кэрролл взял свою идею? Он убрал практически все, кроме усмешки.
- Ну… - начала было Летти, однако Ральф ее не слушал: - А как тебе нравится техника выполнения фотографий?! Уши, нос - все как в тумане. Спасибо, что хоть на глаза не забыли резкость навести. А эти групповые портреты! Вереница одинаковых улыбок! Занимайте места согласно своим номерам!.. Интересно, как они потом разбираются - где чья свадьба?
- Однако некоторые из них выглядят совсем неплохо, - пробормотала Летти.
Ральф сделал шаг назад и обвел взглядом все фотографии.
- Ну и коллекция! Если старик еще чувствует себя в силах зарабатывать на жизнь подобной безвкусицей…
- Дорогой, - осмелилась наконец Летти, - это его ремесло. Он, без сомнения, учитывает желания своих клиентов.
- Как раз наоборот. Приходя сюда, люди должны принимать его правила игры, разве не так?
- Пожалуй, - согласилась Летти, но в ее голосе звучало сомнение.
- Здесь есть простор для деятельности… К тому же это не потребует больших затрат. Черт побери, я бы мог создать куда лучший антураж, чем все это барахло, и люди получили бы свои настоящие портреты.
Летти подняла глаза на супруга.
- Дорогой, а ты не считаешь, что им так хочется выглядеть? Чтобы они в любую минуту могли увидеть себя улыбающимися и счастливыми.
- Нет, - отрезал ее муж, - это всего лишь общепринятая точка зрения, своего рода лицемерие. Здесь представлены не истинные изображения людей. Разве тебе не кажется, что на этих картинках их полностью лишили индивидуальности?
Летти взглянула на безобидные приветливые лица.
- Я, - начала было она, но тут же спохватилась. Экзамены на звание жены начинаются у входа в церковь и не заканчиваются никогда.
- Я думаю, ты прав, дорогой, - сказала она.
В самой фирме "Фотопортреты Ральфа Плэттина" популярность студии было принято считать следствием необыкновенной одаренности ее основателя и хозяина. В то же время повсюду за ее пределами успех студии приписывали случайной удаче одной фотографии.
Правда, как всегда, была где-то посередине.
Дело существовало уже около года, когда появился тот самый снимок. Конечно, Ральфу было приятно, что эта фотография вместе с тремя другими из той дюжины, что он посылал на ежегодную выставку, была вывешена. Тем не менее, кто бы и что бы потом ни говорил, ни он, ни кто другой на том этапе не отметили ее как "шедевр". Право "открыть" ее было предоставлено прессе, которая и привлекла к ней внимание жюри. Впрочем, последнее присудило работе Ральфа всего лишь второй приз.
На этом фотопортрете, снятом из низкого угла, были изображены молодая новобрачная и, некоторым образом, ее супруг. На переднем плане располагалась девушка в белом атласном платье. Немного правее за ее спиной стоял молодой человек, служа великолепным темным фоном для сияющих белизной одежд невесты. Небо над ними тоже было темным, а фата новобрачной трепетала на ветру, который играл с ней, повинуясь какому-то мистическому капризу. Для соблюдения законов композиции в верхнем левом углу картины удачно висела небольшая летняя тучка. Что-то было не совсем в порядке с углом падения света на это облачко, это и оказалось решающим обстоятельством, когда голоса жюри разделились между первым и вторым призом.
Невеста стояла, приподняв подбородок, слегка откинув голову назад, прелестная и непринужденная, так и чувствовалось дуновение свежего ветерка на ее щеках. На губах блуждала едва заметная улыбка, взгляд был устремлен вдаль. На лице лежало выражение безоблачного счастья. Впрочем, это было даже не счастье, а скорее какое-то волшебное внутреннее сияние, что-то такое хрупкое и неуловимое, что заставляло людей не один раз оглядываться на нее - жизнь, мол, как раз и предназначена для того, чтобы дарить нам такие моменты.
Впервые о статусе данной фотографии заговорили на пресс-конференции, где штатный корреспондент "Взгляда" сказал сопровождавшему его фотографу:
- Билл, я никогда не думал дожить до этого дня. Там наверху висит фотография девушки, у которой такие же потрясающие влажные глаза, как у Ледяной Флоренс из романа "Пути женщины". И если ее неоновый свет, проникая в сердца людей, не околдовывает их, то пусть меня уволят.
Под этой оценкой могли подписаться редакторы дюжины иллюстрированных газет, а "Взгляд" отвел данному событию целый разворот и выпустил, таким образом, свой самый потрясающий материал в этом году.
Увеличенная копия в рамке размерами три на четыре фута появилась в тогда еще скромном жилище Ральфа Плэттина. Черные вельветовые занавески закрывали шедевр. На маленькой подушечке слева лежал букет невесты, на той, что справа, - простое золотое колечко.
Под фотографией на позолоченной панели крупными буквами было выведено название: "Охотница за счастьем".
Невольно вспоминались статуи, высекаемые на носу кораблей, отправлявшихся бороздить океаны. В самом деле, поза девушки, легкий ветерок, обдувающий ее фигуру, - все вызывало предчувствие большого и, несомненно, удачного плавания и ассоциировалось с носом судна, смело устремленного в будущее. Мимо этой картины невозможно было пройти, а остановившись возле нее, люди забывали о времени.
В квартире Плэттина стали часто раздаваться телефонные звонки. То и дело предлагали свои услуги агенты по рекламе. Искатели талантов приходили узнать имя и адрес модели. Но самое интересное являли собой девушки, которые незаметно проскальзывали в мастерскую и, опустив глаза, объясняли:
- Понимаете, я скоро выхожу замуж… Я просто хотела спросить… Да, что-нибудь подобное, если бы вы согласились взяться…
А потом задумчиво добавляли:
- По-моему, это самая чудесная фотография, какую мне только доводилось видеть. О, если бы вы только согласились…
Они выходили от него с блестящими глазами, заговорщически улыбаясь. Сам Ральф Плэттин всегда понимал, что очень много теряется в фотографиях, увеличенных до плакатных размеров. В частности, он недоволен был снимком с подписью "Все это вы найдете у Бэйкера", который в свое время определил исход борьбы между ночными ресторанами "Бэйкер" и "Розихелс", находившимися по соседству. Хотя необходимо отметить, что сия скромная работа позволила Ральфу Плэттину переехать с Бонд-стрит в новые, более просторные апартаменты.
- Ну, что я тебе говорил? - обращался он к Летти с оттенком самодовольства. - Наша жизнь меняется к лучшему. А все почему, спрашивается? Да потому, что я сумел нащупать то, что смогло заинтересовать и привлечь людей, стал делать настоящие портреты, по которым они могут узнать о человеке что-то действительно важное, а не только марку его зубной пасты.
Летти взглянула на оригинал фотографии-призера, висящий на почетном месте над камином.
- Эта девушка создала свой стиль, - заметила она.
- Безусловно. А я о чем все время твержу?! Фотография должна выражать индивидуальность, здесь не может быть единых стандартов.
- Э… - в голосе Летти звучало колебание.
- Неужели я еще не доказал этого? - спросил ее супруг.
Летти прогнала с лица тень сомнения:
- Конечно, дорогой. Ты совершенно прав.
Имидж фирмы был создан, ее имя зазвучало. За этим последовал взрыв плагиата, когда с легкой руки Ральфа и тех его соперников, которые смогли ему подражать, почти все невесты выглядели как удачливые охотницы за счастьем и лишь некоторые из них - как робкие новобрачные на пороге новой жизни.