Том 5. Жизель. Ступай к муравью - Уиндем Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис 16 стр.


Скоро Ральфу стало ясно, что любой халтурщик сможет делать фотопортреты ищущих счастья невест и ему не удастся спокойно почивать на лаврах. Сама идея скоро станет затасканной, пришло время найти что-нибудь ей на смену.

Однажды вечером в первый же месяц существования студии ответ пришел сам собой.

Объект съемок лежала на диване. Лицо девушки вписывалось в проем ширмы из белого бархата, а ее волосы ассистент укладывал на белый материал. Ральф устроился на металлическом помосте и сверху давал руководящие указания.

- Лицо должно излучать свет. Волосы обязаны привлекать внимание к центру фотографии. Все правильно. только ровнее и аккуратнее - веером… Нет-нет, эти пряди мы прячем, потом заводим их под подбородок, откуда они свободно спадают вниз. Я хочу добиться эффекта солнечного сияния, в центре которого будет лицо - безмятежное и красивое… Внимание, свет! Да нет же, черт возьми, не так! Свет должен падать мягко… Хорошо, используем красный светофильтр, это усилит драматический эффект. Знаете ли, у нас нет возможности так возиться с каждым клиентом, и, кроме того, есть волосы, с которыми просто ничего нельзя сделать. Надо держать в запасе несколько ширм, к которым бы крепились парики с различными типами и оттенками волос.

Так появился знаменитый стиль "Солнечный медальон", который украсил собой стены многих фешенебельных салонов. Когда и это направление пришло в упадок, ему на смену родилась концепция "Водяной лилии", согласно которой модель сидела, подперев ладонями лицо, а ее голова в проеме ширмы в виде чашечки цветка отражалась в мутной зеркальной поверхности, напоминая лилию, плывущую по течению. Изящество и необычность фотографии заставляли тут же забыть о колкостях коллег Ральфа, окрестивших его новую методику "Женщина за бортом".

- Это Господь Бог создает женщину как произведение искусства, - скромно замечал мистер Плэттин, - я лишь пытаюсь сохранить ее для потомков, подарить ей вечную молодость на радость людям.

В менее официальном кругу он брал поучительную ноту:

- Первым делом вам надлежит выяснить, какой видит себя ваша модель, затем - какой бы ей хотелось себя видеть, на следующем этапе вы сочетаете эти два подхода с вашим собственным видением модели. Это непросто, зачастую почти невозможно, но если вам удалось это сделать, то результат обычно говорит сам за себя - она почувствует, что вы выразили, по крайней мере, одну из сторон ее личности. И потом, нельзя забывать о моде, о вкусах и атмосфере, которые царят в обществе. Порой они суровы, порой весьма фривольны. Таким образом, вы помогаете модели выразить себя, задавая ей лишь стиль, так как это делают ее парикмахер и модистка. Когда вкусы в обществе меняются, вы создаете новый стиль. Для творческой личности здесь заложены неограниченные возможности…

Последующие годы подтвердили его правоту, и уже не имело значения, была ли это стройная теория или просто некоторые соображения по данному вопросу; главное - фирма приобрела статус самостоятельного института. Отныне визит к Плэттину считался неотъемлемым этапом профессионального роста любого начинающего фотографа.

Очень скоро, как показалось Ральфу, появились девушки, говорящие:

- Наверное, это покажется вам сентиментальным, но вы сделали такую красивую фотографию моей матери, когда она была невестой, и мне бы очень хотелось…

А еще через некоторое время появились юные создания, смотревшие на него с благоговением. Для них было просто невероятно, что еще жив кто-то, кто фотографировал их бабушек, когда те были невестами, и, таким образом, продлил им молодость. Затем, совершенно неожиданно, пришел момент, когда Ральф стал подумывать об уходе на пенсию.

Однако на шестидесятом году жизни он продолжал лично руководить всеми работами, внося бесконечные поправки перед тем, как одобрить экспозицию. "Охотница за счастьем", "Озаренная солнцем" и другие мотивы несколько раз поднимались и опускались в общественном мнении. Пришел день, когда Ральф ощутил необходимость создания нового цикла. Так появился на свет стиль под названием "Цветочные произведения", где гирлянды цветов обрамляли хорошенькое личико. Этот стиль стал его любимым детищем, потому проблему гармонии между лицом и цветами каждый раз приходилось решать заново, и это доставляло ему огромное удовольствие.

Тем не менее по звуку шагов мужа в тот вечер Летти могла с уверенностью сказать, что он пришел домой в плохом настроении.

- Тяжелый день, дорогой, много работы? - заботливо поинтересовалась она, когда они сели за ужин.

- Дело не в работе, - раздраженно сказал Ральф, - а в клиентах. Ты знаешь, я всегда стараюсь быть тактичным, но иногда бывает такое!..

От волнения голос его прервался.

- Не обращай внимания, дорогой. Ты проработал столько лет, и у тебя такая репутация…

- Да знаю! Как правило, я и не слушаю их дурацкие выпады. Но сегодня у меня был один парень… Пришел со своей невестой, придирчиво осмотрелся по сторонам, а потом разразился градом вопросов. Представь себе, он спрашивал меня, почему я не снимаю людей так, как они выглядят в реальной жизни, - это, мол, то, чего люди действительно хотят. Говорил, что сейчас существует большая потребность в реалистических портретах вместо моих художественных трюков. Какая наглость! Мне пришлось позабыть о такте: "Вот уже тридцать лет я занимаюсь этим делом, неужели вы считаете, что можете разбираться в нем лучше, чем я? Между прочим, мои фотографии получали высокие награды, когда вас еще и на свете не было!" Но даже после такой отповеди он продолжал нести чушь о реалистических портретах. Глупый щенок!

Летти поискала глазами полочку, на которой стояла фотография симпатичной молодой пары. Легкая улыбка тронула ее губы.

- А ты не помнишь?… - начала было она, потом замолчала. Прошло уже больше тридцати лет, но по-прежнему каждый день совместной жизни можно считать экзаменом на аттестат жены. Она начала снова: - Что за странный молодой человек! Как он только мог вообразить, что понимает в фотоискусстве больше тебя. И это при твоем-то опыте, дорогой!

УСНУТЬ И ВИДЕТЬ СНЫ

Perforce to Dream

- Дорогая мисс Кэрси! - воскликнул редактор. - Мы вовсе не изменили свое отношение к вашей книге. Мы продолжаем, как и прежде, считать ее очаровательной романтической повестью. Просто издательство оказалось в крайне затруднительном положении - ведь не можем же мы опубликовать одновременно две почти идентичные книжки! Да и одну-то из них мы тоже не можем выпустить, поскольку существуют две. Это бы неизбежно вызвало протест со стороны одного из авторов, а нашей фирме такие скандальные ситуации совершенно ни к чему.

- Но ведь я первая предоставила вам рукопись, - сказала Джейн с упреком.

- Всего на три дня раньше, - возразил редактор.

Джейн опустила глаза и начала молча вертеть серебряный браслет на руке.

Редактору стало не по себе. Он вообще не любил отказывать приятным молодым женщинам-авторам, а тут еще он почувствовал, что дело может кончиться слезами.

- Мне очень, очень жаль, - произнес он искренним голосом.

Джейн вздохнула.

- Наверно, это было слишком хорошо, чтобы осуществиться, следовало предвидеть какое-нибудь препятствие, - сказала она. - А кто, кстати, написал второй вариант?

Редактор заколебался:

- Я не уверен, что вправе…

- Но вы должны, вы просто обязаны мне сказать! Иначе это было бы несправедливо - ведь нам необходимо встретиться и разобраться в этом недоразумении.

Внутренний голос подсказал редактору, что ему лучше не впутываться в эту историю, но, с другой стороны, он не сомневался в правдивости слов мисс Кэрси. В конце концов чувство справедливости восторжествовало, и он сказал:

- Ее зовут Лейла Мортридж.

- Это ее подлинное имя?

- Думаю, да.

- Как странно - я его никогда не слыхала… Но ведь никто не видел мою рукопись, даже не знал, что я пишу книгу. Все это как-то загадочно и непонятно…

Редактор не нашелся что ответить. Конечно, совпадения бывают - иногда, казалось, какая-то идея просто носилась в воздухе, пока одновременно не оседала в мозгу двух совершенно разных людей. Но здесь было что-то большее. За исключением двух последних глав, "Амариллис в Аркадии", написанная мисс Кэрси, не только совпадала по фабуле с "Возьми мое сердце" миссис Мортридж, но еще имела те же описания природы и диалоги. Здесь не могло быть и речи о какой-то случайности.

- А откуда вы взяли замысел вашего произведения? - поинтересовался редактор.

Джейн посмотрела на него неуверенно, чувствуя, что еще минута и она разревется.

- Мне… мне это приснилось… Во всяком случае, мне кажется, что я все это видела во сне.

Она не смогла заметить изумление, появившееся на его лице, так как слезы, вызванные чем-то более глубоким, нежели разочарование по поводу книги, застлали ей глаза, и она с всхлипыванием выскочила из редакции.

Очутившись на улице, Джейн почувствовала себя, немного лучше и направилась в ближайшее кафе, чтобы окончательно прийти в себя за чашкой крепкого кофе. Ей было ужасно стыдно за свое поведение в редакции, так как она вообще была против всякого проявления чувств на людях и еще год назад не представляла, что нечто подобное может случиться с ней.

Но, по правде говоря, она уже не была такой женщиной, как год назад. Хотя внешне она оставалась все той же Джейн Кэрси, выполнявшей те же задания журнала, где она вела страничку для женщин, работа эта теперь казалась ей весьма однообразной и скучной. Ну какой можно найти интерес в бесконечных описаниях новых моделей платьев и кулинарных рецептах, в то время как, обладая некоторым литературным даром, она жаждала излить душу на бумагу и рассказать о том, какая у нее тонкая натура и чувства, столь нежные и возвышенные, что ей порой хотелось парить в облаках подобно жаворонку.

Вполне понятно поэтому, что письмо, пришедшее от редактора издательства, куда она послала свою повесть, вызвало у нее сладостное головокружение и сердцебиение. Оно не только открывало перед ней новые перспективы в сфере, которую безуспешно пытались освоить многие ее собратья по перу, но и глубоко удовлетворяло ее авторское самолюбие. Редактор особенно отметил ее литературные данные и этим как бы провел черту между ней и теми, кто лишь стремился получить право на публикацию своих поделок.

Он честно признал, что находит ее повесть просто очаровательной. По его мнению, эта идиллистическая романтическая история несомненно должна вызвать восторг у широкого круга читателей. Правда, там было несколько слишком откровенных мест в духе елизаветинской эпохи, но их можно было легко сгладить, не нарушая общего впечатления.

Единственное, что несколько омрачало радость Джейн, было подозрение, что, возможно, она не вполне заслужила эти похвалы, так как все-таки не сама придумала сюжет, а лишь видела его во сне. Но, в конце концов, кому какое дело, как работает твой мозг? Ведь он мог быть активным и во сне… Никто же никогда не упрекнул известного английского поэта Колриджа за то, что он впервые увидел идею своей поэмы "Кубла Хан" во сне…

И вот теперь такой неожиданный удар! Неизвестно откуда появилось что-то столь похожее на ее произведение, что редактор даже и не думал больше о его публикации! Джейн не могла представить, как это могло произойти - ведь она не то что никому не показывала свою рукопись, но даже словом не обмолвилась, что пишет книгу.

Она сидела, молча уставившись в чашку остывшего кофе и, только когда наконец поднесла ее ко рту, заметила, что кто-то сел за ее столик. Это была женщина, которая рассматривала Джейн с пристальным вниманием. На вид ей было примерно столько же лет, как и Джейн, она была неброско одета, но меховая шубка и шапочка, которые так шли к ее светлым волосам, несомненно стоили очень дорого. Однако, несмотря на это, незнакомка была чем-то похожа на Джейн - та же фигура и рост, цвет волос, уложенных, правда, совсем по-иному. Когда Джейн опустила глаза, она заметила на руке незнакомки обручальное кольцо. Незнакомка заговорила первая:

- Вы ведь Джейн Кэрси, не так ли? - спросила она.

- Да, - ответила Джейн несколько настороженно.

- Меня зовут Лейла Мортридж, - сказала женщина.

- О! - воскликнула Джейн, не находя что ответить.

Женщина деликатно прихлебывала свой кофе, а Джейн не сводила с нее глаз. Затем Лейла аккуратно поставила чашку на стол и снова посмотрела на Джейн.

- Было совершенно очевидно, что они захотят взглянуть и на вас, - сказала она, - поэтому я решила подождать у входа в издательство и познакомиться с вами. Нам надо кое-что выяснить, не правда ли?

- Конечно, - согласилась Джейн.

Несколько минут они молча взирали друг на друга.

- Никто не знал, что я пишу эту книгу, - заметила Лейла.

- Никто не знал, что я пишу ее, - парировала Джейн. Она глядела на собеседницу с горечью и обидой. Трудно было поверить, что то, что она видела и пережила, было просто сном - она никогда не слыхала о снах, которые "шли" с продолжением каждую ночь и были столь яркими и реалистичными, что казалось, будто ты параллельно живешь две разные жизни. Но даже если и допустить такое, это был ее сон, настолько личный, что она даже не осмелилась описать в своей повести некоторые из его глубоко интимных моментов.

Все, что она написала, могло быть известно исключительно ей одной…

- Я никак не представляю, - начала было Джейн, но остановилась, не смея продолжить.

Ее соперница тоже не очень-то владела собой - уголки ее рта дрожали.

- Знаете, здесь не место говорить о таких вещах, - наконец проговорила Джейн. - Я живу тут поблизости - давайте лучше пойдем ко мне.

Лейла согласилась. Всю недолгую дорогу до квартиры Джейн обе женщины молчали, как будто набрали в рот воды. Только когда они наконец уселись в маленькой гостиной, Лейла заговорила:

- Как ты узнала? - спросила она с явной ненавистью в голосе.

- Что именно? - спросила Джейн не менее враждебно.

- О чем я пишу.

- Нападение иногда является лучшей формой защиты, - процедила Джейн ледяным тоном, - но только не в данном случае. Я впервые узнала о твоем существовании всего лишь час назад в кабинете редактора. Насколько я понимаю, ты услыхала мое имя там же, но несколько раньше. Это ставит нас в равное положение. Я знаю наверняка, что ты не читала мою рукопись, а я не читала твою. Обвинять друг друга в плагиате - лишь пустая трата времени. Важнее выяснить, что же произошло на самом деле. Я… - тут она замялась, не зная, как продолжить.

- Может, у тебя есть второй экземпляр твоей рукописи? - спросила Лейла Мортридж.

Джейн поколебалась, затем подошла к письменному столу, отомкнула нижний ящик и вынула пачку листов, отпечатанных под копирку. Не говоря ни слова, она вручила их Лейле. Та решительно взяла пачку. Она прочитала одну страницу и остановилась, вглядываясь в нее. Затем взялась за вторую, за третью… Джейн не выдержала, ушла в спальню и стала у окна, погруженная в свои мысли. Вернувшись в гостиную, она увидела на полу кипу прочитанных страниц, а рядом в кресле - рыдающую Лейлу Мортридж.

Джейн села на диван с ощущением, будто что-то умерло у нее внутри и она вся одеревенела, но она понимала, что это чувство скоро пройдет и появится боль, боль от того, что ее волшебный сон убивают и что она вряд ли сможет жить без него дальше.

Сон впервые приснился ей около года назад. Место и время его действия были неопределенны, но это как-то не интересовало Джейн. Какая-то вечнозеленая Аркадия, может быть. Она лежала на берегу ручья на траве, мягкой и душистой, как зеленый бархат. Чистый прохладный ручеек журча бежал по белым камушкам, омывая ее спущенные босые ноги. Солнце ласково согревало обнаженные до плеч руки. На ней было простенькое белое в цветочек ситцевое платье.

В траве тоже пестрели цветы - она не знала, как они называются, но могла бы описать их до мельчайших подробностей. Птичка, размером с синицу, присела рядом с ней на бережок и стала пить воду из ручья. Казалось, она совсем не боялась ее. Легкий ветерок шелестел среди высоких стеблей травы и серебристой листвы окружающих деревьев. Все ее существо впитывало солнечный свет, как будто это был волшебный эликсир.

Смутно ей вспомнился другой мир, полный суматохи и труда, но он мало интересовал ее: тот мир был сном, а этот - реальностью. Она живо ощущала прохладу ручья, воспринимала все цвета и звуки, как будто никогда раньше не была такой по-настоящему живой и причастной к природе.

Вдалеке показалась мужская фигура. Сердце ее затрепетало, и радостное возбуждение пробежало по всем жилам. Тем не менее она продолжала лежать, подложив одну руку под голову, и тяжелая шелковистая прядь волос спадала на щеку. Глаза ее прикрылись, но она совершенно отчетливо продолжала слышать все, что происходит вокруг.

Так она услышала его приближающиеся шаги и слабое дрожание земли под его ногами. Затем что-то легкое и прохладное коснулось ее груди, и свежий аромат цветов наполнил ее дыхание. Она открыла глаза: темная кудрявая голова юноши склонилась над ней. Загорелое лицо с карими глазами смотрело ей в лицо, а губы чуть-чуть улыбались. Она подняла обе руки и обвила ими его шею…

Вот так это началось - сентиментальный сон подрастающей школьницы, но тем не менее невероятно сладкий. Джейн помнила, как она проснулась, переполненная счастьем, и как постепенно, под влиянием будничных дел и скучных людей, это счастье улетучилось. Помимо этого, у нее возникло чувство потери, как будто ее лишили того, что должно было принадлежать ей по праву.

На следующую ночь сон снова посетил ее, но это не было повторением прошлого сна, а его продолжением. Она никогда не слыхала, чтобы сны так продолжались, и однако это было так. Джейн окружал тот же пейзаж, те же люди, там был тот юноша и была она. Это был ее настоящий мир, населенный людьми, которых она знала с детства. Там стоял домик, в котором ей было знакомо все до мельчайших подробностей. и где, казалось, она прожила всю жизнь; была ее работа - бархатная подушечка с коклюшками, которыми она плела тончайшие кружева… Соседи, с которыми она переговаривалась, юноши и девушки, с которыми она вместе выросла, были совершенно настоящими и даже более реальными, чем мир ее журнала, моделей мод и редакторов, требующих, чтобы она вовремя сдавала свои статьи.

В мире, который существовал наяву, она начала постепенно чувствовать себя какой-то усталой и скучной, в то время как в снившейся ей деревеньке она жила полной жизнью и была влюблена…

Назад Дальше