– Для такого пассажира сколько угодно, – расплылся в улыбке водитель и протянул Васнецову мобильный, но и на экране его аппарата была та же картина. Их явно кто-то глушил. Кто-то влиятельный пытался отсечь Петра от внешнего мира, пока что просто блокируя мобильную связь.
– Не работает, – разведчик вернул телефон владельцу и посмотрел в заднее окно. "Мерседес" с шашечками на борту уверенно продвигался вперед, лихо, почти на грани фола лавируя между легковушками и тяжело груженым транспортом. Вычленить в десятках машин, несущихся вслед за ними по автобану, ту, что, возможно, села им на хвост, Васнецову так и не удалось. Наконец водитель перестроился в правый ряд и принялся съезжать с виадука на городские улицы.
– Вам куда? – поинтересовался он у своего пассажира. – Опять в Сколково-2?
– Что ты! – Петр в притворном ужасе замахал руками. – Хватит с меня на сегодня приключений. Мне бы позвонить. Останови у здания почты или таксофона.
– Сделаем! – кивнул веселый таксист и, подрезав несущуюся мимо иномарку, взвизгнул тормозами около телефонной будки.
– Я быстро, – пообещал Петр и, выскочив из салона автомобиля, направился к заветному аппарату.
Трубку сняли почти мгновенно, и суровый голос спросил, с кем имеет дело.
– Альберт Вениаминович, это я, Васнецов, – проговорил Петр, озираясь.
– Где ты был, волчья сыть? – взорвался Литвинов на том конце провода. – Парни с ног сбились, тебя разыскивая. Мобильник отключен, из Сколково ты уехал, так, по крайней мере, этот костолом Трапезников говорит. Ты где находишься?
– В Москве, – быстро начал излагать суть дела разведчик. – Командир, меня хотели взять внутряки, внаглую, прямо в аэропорту. Сигнал мобильных глушат, сейчас говорю с вами по открытому каналу из таксофона на шоссе Энтузиастов. Мой водитель, таксист, дал солидный крюк. Вроде не увязались за мной, или просто потеряли в трафике. Что происходит, командир?
– Пирог делят, – объяснил руководитель внешней разведки. – Ты что, не в курсе последних распоряжений Хозяина? Вся эта хронополиция и прочая галиматья, она же денег великих стоит. Но понять, какое ведомство этим будет заниматься, сказать сложно. Внутряки, судя по всему, хотели хапнуть единственного специалиста в этой области, то есть тебя, а ты не растерялся и надавал им по шее.
Довольного хохота шефа Васнецов не поддержал, а только еще плотнее прижал трубку к уху.
– Ладно, – отсмеявшись, наконец, начал инструктировать опального подчиненного Литвинов. – Слушай сюда. Сейчас садишься в свое такси… номер, кстати, какой?
Петр быстро продиктовал номер и сообщил цвет автомобиля.
– Значит, садишься в такси и кружишь по району. Сейчас к тебе на всех парах летит зеленая волга, государственный номер "АА" ноль тридцать четыре. За рулем будет мужик с седой шевелюрой. Сядешь к нему в машину, и он отвезет тебя на центральную явку. Как понял?
– Все понял, Альберт Вениаминович.
– Исполняй.
Петр повесил трубку и попытался успокоиться. Сердце Васнецова бухало в груди, будто паровой молот, гулким звоном отдаваясь в висках. Телефон в кармане наконец подал признаки жизни и дернулся вибровызовом, говоря о том, что пришло сообщение.
Вытащив его из кармана, Петр с недоумение уставился на оживший аппарат. Сигнал был уверенный, шкала приема показывала полных шесть палочек из шести возможных.
– Господин Васнецов, – знакомый голос водителя заставил обернуться, и в ту же секунду в шею Петру воткнулась тонкая, почти невидимая игла шприца. – Что же вы так долго? Счетчик же капает.
"Как же все по-дурацки вышло", – пронеслось в голове у разведчика, и он медленно осел на асфальт. В глазах у него потемнело, и он провалился в липкие объятия искусственного сна.
Васнецов с трудом раскрыл глаза и уставился в белый потолок больничной палаты. Прежде всего, требовалось установить, гость он или пленник. Ни решеток на окнах, ни наручников на руках не было. На деревянной тумбочке у изголовья стояла ваза с полевыми цветами, рядом – авоська с апельсинами, что никоим образом не могло свидетельствовать, о его заточении.
Вскоре в палате появилась приветливая медсестра. Поздоровавшись и убедившись, что у Петра нет температуры или жалоб на самочувствие, она тут же снабдила его горсткой таблеток и заставила проглотить все до единой.
– Запейте водой, господин Васнецов, – говорила она, наблюдая, как одна за другой таблетки исчезают во рту Петра. – Данные медикаменты позволят в кратчайший срок вывести все токсины и уберечь вас от последствий инъекции.
Петр устало кивнул и, наконец, поинтересовался, где он находится.
– В ведомственной клинике, – сверкнула идеальной улыбкой женщина в белом халате. – Да вы не беспокойтесь. Альберт Вениаминович вам все объяснит.
– Литвинов здесь? – встрепенулся Петр и попытался встать с кровати, но сильные руки внешне хрупкой медсестры пригвоздили его к матрасу.
– Господин Васнецов, вам предписан строгий постельный режим. Вертикальное положение вы сможете принять только по приказу моего непосредственного начальства.
– Но Литвинов…
– Господина Литвинова в клинике нет, – пожала плечами медсестра, – но он просил тут же ему сообщить, когда вы придете в сознание.
– А как же мне в туалет ходить, – огорчился Петр, – если вертикально только из центра…
– В туалет можно, – секунду подумав, разрешила медсестра, – но только туда и обратно, и только в сопровождении персонала. Доктора вывели большую часть препарата из вашей крови, но он явно экспериментальный. Обо всех последствиях можно только догадываться.
– Ладно, – сдался Петр. – Бегать не буду. Сколько я был без сознания?
– Ровно трое суток.
– Ничего себе, – Васнецов даже присвистнул. Ну, ничего, таксистская морда, я тебя запомнил. В следующий раз встретимся, посмотрим, кто кого на три дня в музей мадам Тюссо отправит. – Да, кстати, цветы, апельсины – это от кого?
– Цветы – это так, чтобы было, – улыбнулась медсестра, поправляя выбившуюся из-под белой шапочки кудрявую челку, – а апельсины принес какой-то в сером костюме. Допуск у него имелся, просил передать большой привет от Ивана Ивановича и его сожаления по поводу инцидента.
Вильнув бедрами, медсестра вышла из палаты.
"Жизнь вроде бы налаживается", размышлял Петр. На счету – солидная сумма, он снова в деле, и сам глава службы, Литвинов, интересовался его здоровьем. Апельсины, удобная постель и очаровательная медработница неподалеку, – в таких условиях можно и побюллетенить. Вот только надолго ли?
Откинувшись на подушку, Васнецов заложил руки за голову и, уставившись в потолок, вновь, на этот раз мягко и безболезненно, провалился в объятия Орфея.
– Просыпайся, давай!
Петр с неудовольствием открыл глаза и увидел сидевшего перед ним Ивана Ивановича и стоявшего в углу и изучавшего лампу дневного освещения Литвинова.
– Не притворяйся, – продолжил "раб лампы". – Твой лечащий врач говорит, что ты здоров как бык. Наркотик, гиметропин, который тебе вкололи дружественные спецслужбы, полностью выведен и на тебе можно воду возить.
– Нашли ишака, – поморщился Петр.
– И не простую воду, а государственную, – с хитрой улыбкой подтвердил начальник внешней разведки.
Усевшись на кровати, Петр свесил вниз босые ноги и, схватив с тумбочки бутылку с минералкой, жадно припал к горлышку.
– Значит, пей себе да вникай, – удовлетворенный реакцией подчиненного, начал излагать суть дела Альберт Вениаминович. – Все, что происходило с тобой до сего момента, было не более чем клоунада. Почувствовав вкусное, несколько служб решили сыграть на опережение. Показать, так сказать, оскал и прибрать к рукам одного из немногих полевых агентов, имеющего опыт хроноопераций. Но ты не обольщайся на собственный счет, – резко посуровел он, видя, как лицо Петра расплывается в улыбке. – Лимон, вон, я тебе принес, на, слопай, чтобы эту рожу довольную соскоблить.
– За что, командир? – сделал вид, что обиделся Петр, но лимон из рук шефа принял и даже попытался надкусить. – Я же за службу радея, а вы сразу так круто.
– Круто, не круто, – подал голос Иван Иванович, – но под эгидой президента создается новое подразделение, название которого уже упоминалось. Финансирования на это выделено тьма тьмущая, и господину Литвинову и моему нанимателю хочется, чтобы руководил этой службой не кто иной, как действующий агент СВР.
– Серьезно? – удивился Петр, посасывая лимонную корку. – И этот агент не иначе как я?
– Ну, если иронизируешь, значит, здоров, – уверенно заключил Литвинов и, сев на подоконник, распахнул форточку.
– Теперь о главном, – сказал Иван Иванович. – В основные задачи подразделения войдут такие обязанности, как расследование террористических актов, преступлений на почве расовой ненависти, а также покушений на частную жизнь высокопоставленных персон.
– Ну и давние преступления, типа твоего музейного дела тоже придется поворошить, – улыбнулся Альберт Вениаминович.
– По поводу финансирования даже не сомневайся. На раскрутку и популяризацию нового исполнительного органа отведут отдельную статью в бюджете и целый эфирный канал, который будет день и ночь пиарить отдел. Престиж, друг мой, – это наше все. Если мировая общественность поймет, что банки России самые неприступные, галереи самые безопасные, а убийцы и террористы, чьи действия привели к множеству жертв, неизбежно сядут на скамью подсудимых, кредитный рейтинг страны поднимется, будто на дрожжах. Возрастет авторитет, деньги польются рекой, да и нашему ведомству отколется. Сечешь, о чем я?
– Ну, а какая же мне во всем этом отведена роль? – резонно поинтересовался Васнецов, глядя в глаза главе службы внешней разведки.
– Ведущий специалист подразделения, – кивнул тот, – с возможностью формирования отдела по собственному усмотрению. Уже неплохо, не находишь?
– А как же дороговизна путешествий во времени? Как вспомню их прайс, меня до сих пор колотит.
– С этим тоже решать будем, – заверил Иван Иванович и, встав со стула, скрестил руки на груди. – Ты пока мозгуй, подбирай кандидатуры. Нужные дела Литвинов тебе по первому требованию предоставит. Сиди, в общем, и не отсвечивай. Приказ о твоем назначении Хозяин еще не подписал, а без бумажки ты – пустое место. Вот войдешь в силу, тогда гуляй от рубля и выше.
– Ясно, – Петр, набросив на плечи халат, подошел к окну. – Значит, я снова в деле. Я уж думал, что бывший разведчик…
– Бывших разведчиков не бывает, – возразил начальник внешней разведки. – Вся эта игра была затеяна, чтобы навести Хозяина на эти мысли и, главное, внушить ему, что идея хронополиции – его собственная. Кто, как не один из лучших моих агентов, временно пребывающий в отставке, смог справиться с этой задачей?
– Так, выходит, картина Вермеера?.. – Петр с удивлением уставился на довольного Ивана Ивановича, расхаживающего по комнате.
– Это правда, заказ был, и действительно, два баловня судьбы, два удачливых сукиных сына мерились силами, используя для этого наемников. – Иван Иванович подошел и, наклонившись к Васнецову, прошептал на ухо. – Так уж получилось, мой друг, так уж получилось. Редкий случай, но интересы госструктур и частных лиц вдруг совпали, принеся обоюдную пользу. Ну ладно, нам пора.
Иван Иванович вышел из палаты. Литвинов же тряхнул гривой седых волос и по-молодецки подмигнул Васнецову.
– Послужи отечеству, парень. Все, что было ранее, это лишь средство. Еще немного, и мы снова сможем свысока поглядывать на импортных партнеров, а те в припадке ужаса будут жаться по углам и шипеть от бессилия. Сколково-2 – первый шаг к успеху. Хронополиция – второй. Сколько таких шагов еще будет на нашем пути, мне не известно. Одно я знаю точно: если мы пройдем этот путь вместе, без оглядки на разную мразь, это зачтется нам на небесах.
Петр прикрыл глаза. Было сказано много пафосных слов, обещаны золотые горы, но пока это только обещания. Оставалось уповать на удачу и везение, эту сладкую парочку, которая иногда все же ссорилась, но не покидала разведчика в самый ответственный момент.
Двое санитаров везли на каталке длинный черный мешок с молнией. Каталка, весело попискивая колесиками, ехала по кафельному полу нижнего яруса первого корпуса "Сколково. Хронотуризм". Лампы дневного света освещали коридор мягким, призрачным светом, и поэтому все происходящее тоже казалось чем-то нереальным. Миновав череду стальных дверей с зарешеченными окнами, санитары, наконец, достигли последней, и старший из команды, сняв с пояса связку ключей, отпер тяжелый засов.
– Завози, – кивнул он помощнику, молодому парню лет двадцати, дергавшему головой в такт дикой африканской музыке, доносившейся из наушников.
– Еще один олигарх, свихнувшийся от денег и власти, – усмехнулся молодой, вталкивая каталку в помещение морга. – Чего им спокойно не живется? Вроде бы судьба не обидела, есть и финансы, и девки клевые. Так ведь нет, острых ощущений им подавай. Слышал, неделю назад по телевизору все уши прожужжали про одного "золотого" придурка, который, обожравшись героина, сиганул с крыши Моспромцентра? Приятель его, не иначе.
– Ну, даже не знаю, – покачал головой старший. – А ну-ка помоги. – Взяв мешок за оба конца, санитары синхронно крякнули и перетащили тяжелое одеревеневшее тело на стол. – Этот вроде не из таких. Я, вот, помню, нам первое мясо доставили, так до сих пор икается с трудом.
– И что за мясо? – любитель африканских ритмов потер руки в предвкушении подробностей.
– Так мужик, представляешь, пошел к древним скандинавам прогуляться, а они его возьми да казни по местному обычаю. Вспороли живот, вытащили кишки, вокруг столба обвязали да заставили бегать, так вот в хронозал он и переместился, с кишками наружу.
– А с этим что не так? – Молодой взял в руки пластиковый прямоугольник, привязанный бечевой к краю пакета. – Так, сейчас посмотрим. Европа, вторая половина двадцатого столетия. Предполагаемая причина смерти автомобильная авария. Офигеть, мужику повезло!
Расстегнув пластиковую молнию, он с невозмутимым спокойствием принялся обшаривать карманы трупа.
– Ты что? – зашипел на него старший. – Совсем спятил? Вот Медведь узнает, что ты мертвяков грабишь, будешь вместе с ними в холодильнике лежать.
– А кто меня сдаст? – младший санитар с довольным видом извлек на свет туго свернутую пачку гульденов. – Ты, что ли? Да не бойся, старшой, поделим по-братски. Мертвым деньги без надобности, а нам с тобой еще пригодятся. Вон, парни верно, базарят, в прошлой смене прилетел один такой из Карфагена. Его заживо в масле сварили за какие-то провинности. Это же надо, двенадцать часов всего был, а так умереть. Так что ты думаешь, начали его осматривать и нашли в кармане вот такой алмаз. – Парень поправил дреды и попытался показать напарнику размеры камня. – Погорел, видать, на воровстве храма. Вот это понимаю – повезло, а мы – так, крохи со стола подбираем.
Старший сунул в карман часть выручки и застегнул молнию:
– Зря мы его так положили. Сегодня вскрытия не будет, да и завтра, наверное, тоже. Завоняет еще. А ну, давай его в холодильник.
– Вечно ты, Веня, так, – покачал головой санитар с дредами, но делать было нечего. Подхватив мешок с обеих сторон, они, пыхтя, поволокли труп к нижнему холодильнику и с размаху шлепнули выдвижную полку камеры.
Щелкнула дверца. Старший по памяти списал данные мертвеца в приходную книгу, а затем куском мела вывел порядковый номер.
– Это какой за месяц?
– Да пятый, пожалуй. И главное: такие все крепкие мужики… Их так просто не прожуешь.
– Этот тоже крепкий был, – вспомнил молодой. – Плечи шире моих вдвое и запястья как у меня ноги. Вот теперь лежит себе и охлаждается, будто вырезка.
– Ладно, – отмахнулся старший. – Посмотрел бы я на тебя, коли бы этот амбал сейчас напротив тебя стоял, как бы ты заговорил?
– А я что? Я ничего, – отмахнулся молодой, надевая наушники. – Только вот что я тебе скажу: не затащишь меня в хронокамеру и калачами, если можно вот так, в упаковке очутиться.
– Твоя правда, – старший санитар в последний раз оглядел помещение и, подойдя к выходу, щелкнул выключателем. – Двинули отсюда, смену сдавать пора.
ИСТОРИЯ 3.0
Сталинский сокол
* * *
– Вынужден поздравить вас, Марина Валентиновна, после совещания выбор пал на вашу кандидатуру. Конкурс проводился честно, за его ходом наблюдала независимая комиссия нашего… спонсора, и среди ряда кандидатур выбрали именно вас. Ваши несомненные достоинства как специалиста, методы проведения исследований и постоянное стремление к повышению квалификации помогли нам сделать правильный выбор. Не скрою, что решение принималось коллегиально, численный перевес оказался незначительным, всего в один голос. И этот голос – мой. Поздравляю, – еще раз повторил ректор и умолк.
Он сцепил на круглом, обтянутом коричневым пуловером пузе толстые волосатые пальцы, опустил голову. Его очки в тонкой оправе сползли на нос, Марина перехватила острый, чуть насмешливый начальственный взгляд и встрепенулась. От холода у нее давно окоченели руки и ноги. Пальто осталось в приемной, а вместе с ним – теплый шарф и перчатки в карманах. Знала бы, что разговор затянется так надолго, оделась бы потеплее, так и простудиться недолго. Верный себе, ректор к сути разговора подошел издалека, подбирался к ней минут двадцать, говорил, говорил – монотонно, тихо, так, словно доклад на конференции перед спящими слушателями зачитывал. И вот разродился, наконец, сделал милость.
– В самом деле? Я очень рада, – дежурная фраза вышла неубедительно, голос подвел. Ей пришлось откашляться и повторить еще раз.
– Еще бы, я бы на вашем месте тоже радовался, – ректор откинулся на спинку кресла, застучал пальцами по темным подлокотникам.
"Что я такого сказала?" За одиннадцать лет работы в университете Марина успела изучить привычки и реакции руководства на раздражители, как школьник – таблицу умножения. Ректор недоволен и одновременно раздосадован – это очевидно, знать бы еще, чем именно. А тот уже отвернулся от собеседницы и уставился в окно, на голые ветки тополя. Короткие, покрытые шерстью пальцы продолжали выстукивать "морзянку", но менее интенсивно, чем полминуты назад.
– Голубушка, когда вы научитесь меня слушать. Грант был выделен нам для изучения отечественной истории конкретного – конец тридцатых годов – периода, с обязанностью провести конкурс на лучшего знатока той эпохи. Вашего периода, – с упором на слово "вашего" повторил ректор, глянул мельком на собеседницу и продолжил – недовольно, словно через силу или делая ей одолжение:
– Я вам в который раз говорю – всю сумму, полученную по гранту, решено передать вам. Не в виде наличных, конечно, и не на тряпки или побрякушки. Решено, что деньги пойдут на оплату… не знаю, как это назвать правильно… турпоездки, что ли. В общем, вот их адрес, вот телефон, вот список контактных лиц…
Стук прервался, ректор выпрямился в кресле, обозрел свой гигантский, из прекрасного темного полированного дерева, стол. Потом хлопнул себя ладонью по сморщенному от натуги лбу и полез в лежащую на дальнем краю стола до отказа набитую бумагами пластиковую папку.
– Вот, потрудитесь изучить и связаться с ними. Желательно сегодня.
Марина взяла протянутый ей буклет.
– Сколково. Хронотуризм. Путешествуй по времени. Полный экстрим, – прочитала она надпись на первом листе и перевела взгляд на ректора.