От забора, где осталось лежать бездыханное тело Дитера, подошли остальные трое и присоединились к напарникам. Слепец, у которого были сильные руки - остенвальдского бочара, как накануне показалось Цвиглеру, - навалился на нее и сдавил на ее полной шее свои заскорузлые, мозолистые пальцы. Изо рта несчастной вывалился язык, лицо посинело, из горла исторгся предсмертный хрип…
Услышав крики жены, Ганс в первый момент не понял, в чем дело. Он прислушался. Снаружи доносились звуки невнятной возни. Зловещие предчувствия с внезапной силой нахлынули на него, сердце его забилось, на лбу выступил пот. Вспомнилось испуганное лицо помощника кузнеца, его глаза, вытаращенные на нищих слепцов…
Ганс взял лежавшую у очага кочергу и крадучись, замирая от какого-то безотчетного утробного ужаса, подошел к двери.
В этот момент она распахнулась и в проеме, озаренном голубым месячным светом, возникла сутулая фигура слепца в темном дырявом плаще, скрывавшем его изъеденное временем и болезнями тело. Ганс поднял кочергу. Фигура слепца помедлила на пороге, прислушиваясь, затем шагнула в дом. И тут Ганс со всего размаху обрушил кочергу слепцу на голову. Череп раскололся надвое и брызнул мозг - черный и липкий, заливший Гансу ноги. Слепец повалился, но как-то странно, боком, падая в то сторону, где стоял Ганс.
Дальше случилось то, отчего волосы на голове крестьянина поднялись дыбом. Руки безголового мертвеца потянулись к ногам Ганса и цепко схватили их. Ганс, скованный страхом, стоял столбом.
В дом вошло еще несколько слепцов.
- Эй, Зиберт, отзовись! Где хозяин? - слепец, обладавший сильными руками, опустился на четвереньки и принялся ощупывать пол возле себя. - Зиберт, ты чего лежишь?.. Э, да тебе снесли голову… Братцы, у Зиберта головы нет!
Шаря руками, он наткнулся на неподвижно стоявшего Ганса. У того от ужаса окончательно одеревенели мышцы, а к горлу подступил комок.
- Хозяин тут, вот он, - заголосил слепец, - Зиберт его держит!
Слепцы набросились на Ганса и связали его по рукам и ногам. Он не оказал никакого сопротивления, лишь хрипло дышал, поводя выпученными глазами. Его уложили на лавку. Скосив глаза, он увидел слепца, которого только что лишил головы. Тот, опираясь на плечи своих товарищей, нетвердой поступью подошел к скамье у стены и сел. Ганс зажмурился…
Слепцы принялись жадно ощупывать Грудь Ганса, живот и ноги. Голоса их доходили до его сознания как сквозь слой ваты.
Мышцы на руках хороши… - хрипел один из слепцов. - Правая рука должна достаться мне. Я не менял свою уже сто двадцать лет, пощупайте, во что она превратилась! - И он тыкал в своих товарищей изуродованной культей, лишенной кисти.
- Мне тоже! И мне нужна правая рука! - откликнулось несколько голосов. - Ишь, чего захотел: правую руку! Будешь тянуть жребий вместе со всеми.
- Но Зиберту же вы отдаете голову без жребия…
- Ты, Руди, совсем выжил из ума. Как он будет ходить без головы?
- Не хнычь, Руди. Тебе с гнилой рукой больше милостыни подавать будут…
- А, идите вы к черту! - кипятился слепец, которого звали Руди. - Я хочу новую руку!
- Получишь ее, коли удачно бросишь кости.
Сознание Ганса окончательно отключилось, отказываясь вникать в смысл услышанного, хотя голоса продолжали звучать в его голове.
- Значит, так, - Гюнт - слепец с сильными руками, стукнул об пол палкой. - Голову приставим Зиберту, а все остальное будем разыгрывать. Мне правая рука не нужна, так что у тебя, Руди, хорошие шансы получить ее.
- А ноги? Ноги? - чуть ли не хором закричали остальные слепцы.
Ноги, по-видимому, были для них едва ли не самой большой ценностью из того, что называлось телом Ганса Кмоха. Его ноги, мышцы на них, слепцы ощупывали с особенным вожделением.
- Хороши! - причмокивали они губами над самым ухом Ганса. - На них до самого Мюнхена дойдешь, а то и того дальше - до блаженной Италии…
- На каждую ногу будем бросать кости отдельно, - сказал Руди, - так, как мы это делали в Остенвальде. Затем разыграем живот, грудь и по отдельности - руки…
- Я требую отдать мне живот без жребия! - тонким голосом проверещал низенький слепец. - Я не менял живота без малого двести лет, и если бы у вас были глаза, вы бы увидели, что из меня уже вываливаются сгнившие кишки! Пощупайте! Чувствуете, как лопается кожа?..
- Ну уж нет, Шютц, - злобно отрезал Руди. - Ты будешь бросать кости вместе со всеми.
Остальные слепцы согласно закивали головами:
- Правильно! Не давать ему поблажки! Это из-за него мы не видим света, пусть мучается…
Внезапно они смолкли и насторожились. Со стороны тропы донесся приближающийся конский топот. Гюнт сдавил связанному Гансу рот. Слышно было, как лошадь ночного гостя остановилась и всхрапывает у крыльца, как сам гость, громко переводя дыхание, подходит к двери.
Дверь скрипнула и в ее проеме показался бледный, всклокоченный Петер Цвиглер.
- Ганс… - тихо позвал он, вглядываясь в темноту, царящую в доме. - Ты спишь? Я прискакал из Остенвальда… Тот бочар, о котором я говорил, - исчез… А перед тем возле его дома останавливались слепцы…
Сразу несколько темных фигур набросилось на него. Слепцы действовали наощупь, ориентируясь на голос Цвиглера. Помощник кузнеца, ощутив на горле объятия ледяных пальцев, захрипел, попытался вырваться, но слепцы повалили его и принялись душить.
- Шютц, твои шансы получить новое брюхо повысились! - восторженно проревел Гюнт. - Теперь мы имеем два новых живота, четыре ноги и четыре руки. Такого славного улова у нас не бывало много лет!
- Не скажи, Гюнт… - откликнулся слепец по имени Килькель. - В Остенвальде мы тоже неплохо поживились. Помнишь верзилу-бочара?
- Да что бочар: две ноги, две руки, грудь, живот и голова! - возразил другой слепец. - На семерых этого мало!
- Тем более в драке он здорово намял нам бока… - добавил Гюнт и, прислушавшись к возне, крикнул: - Эй, вы не слишком-то лупите его по лицу, оно ведь достанется кому-то из нас!
- Вот и надо его разукрасить синяками, чтоб не узнавали, когда будем проходить по окрестным деревням. Сам понимаешь, если голову узнают, то мы не оберемся хлопот. Так и на виселицу угодить недолго.
В наступившей тишине слышались звуки ударов. Помощник кузнеца сдавленно всхрипывал. Осознав, что он находится в руках тех самых слепцов, которые напугали его в Тюбингене, он оцепенел от ужаса и даже не помышлял о сопротивлении.
Гюнт втянул ноздрями воздух.
- Скоро рассвет, - просипел он. - Давайте поторопимся, а то сюда, того и гляди, нагрянут соседи или еще кто-нибудь…
- Вначале приставим Зиберту новую голову, - сказал Килькель.
Вытащив из-за пазухи большой ржавый нож, он наклонился над Цвиглером и взрезал ему шею. Вскоре, однако, рука его опустилась и из беззубого рта вырвался стон.
- Проклятье, я столько лет не менял рук, что мышцы ссохлись… - пробормотал он. - Мне трудно держать нож… Гюнт, ты получил в Остенвальде две здоровые руки, - займись этим делом, а мы побросаем кости, пока труп не остыл.
- Ладно, - Гюнт наклонился, нашарил нож, другой рукой нащупал полуотрезанную шею и в несколько энергичных взмахов отсек Цвиглеру голову.
Ганс, цепенея от ужаса, наблюдал за его действиями. Синеватый месячный свет сочился из окон, озаряя незваных гостей, похожих в полумраке на оживших покойников. Пятеро слепцов расположились на полу возле распростертого тела помощника кузнеца и по очереди бросали два кубика с насечками. После каждого броска они тянули к кубикам пальцы, ощупывали выпавшие насечки и из глоток вырывались либо вопли отчаяния, либо радостный смех.
- Две шестерки! - выкрикнул Килькель. - Правая рука - моя!
- А левая - моя! - через несколько минут провопил Руди.
Тем временем Гюнт, держа обеими руками отрезанную голову, приблизился к сидевшей на скамье жуткой безголовой фигуре. Гюнт ощупал напарника, нашел рукой шею и приставил к ней голову несчастного Цвиглера.
Ганс не отрывал от него выпученных глаз. Безумный страх ледяными пальцами сдавил ему горло, когда слепец, приставивший голову, начал произносить заклинание. Магические слова не принадлежали ни одному из земных языков. Гюнт издавал звуки, похожие отчасти на козлиное блеянье, а отчасти на кошачье мяуканье, несколько раз сбивался, прокашливался, начинал все сначала, но в конце концов договорил все. И случилось невероятное: голова Цвиглера приросла к туловищу слепца! Тот встал со скамьи, повертел новой головой и проговорил голосом помощника кузнеца:
- Отлично, Гюнт. С новой головой чувствуешь себя словно заново родившимся. Эх, жаль, глаза по-прежнему не видят!
- Это нестарая голова, Зиберт, - откликнулся Гюнт. - Она прослужит тебе лет сто, не меньше!
- Для полного счастья мне надо заполучить левую ногу и грудь. - Зиберт приблизился к слепцам, азартно метавшим кости. - Ах вы, черти, - закричал он, - труп разыграли без меня?
- Прости, Зиберт, но ты получил голову без жребия, так что по нашим правилам ты не можешь участвовать в дальнейшем дележе, - возразил Руди.
- Но у нас есть еще одно тело, - Килькель махнул рукой в сторону связанного Ганса. - Судя по тому, как он треснул по твоей прогнившей башке, Зиберт, это крепкий мужик Может быть, тебе что-нибудь перепадет, когда мы начнем его разыгрывать. А пока садись и жди.
Зиберт, что-то недовольно пробурчав, снова уселся на скамью. Остальные продолжали бросать кости.
Закончив жеребьевку, они окружили обезглавленное тело Цвиглера и те, кому улыбнулось счастье, положили свои руки на предназначенную им часть трупа. Вновь в тишине послышались жуткие, сатанинские звуки, от которых Ганса прошиб ледяной пот. Словно врата ада приоткрылись на мгновение в том углу, где сидели страшные создания. Ужас душил крестьянина, он чувствовал, что начинает задыхаться, в глазах потемнело…
Когда он очнулся, за окнами светало. В бледных лучах рассвета Ганс разглядел на полу какое-то странное, уродливое безголовое тело. Это был явно не Цвиглер. Труп словно состоял из кусков, принадлежавших разным людям. Одна нога у мертвеца была короче и тоньше другой, живот был узок и худ, а грудь несоразмерно животу широка и вся покрыта язвами. Ганс в страхе закричал, заизвивался, тщетно пытаясь избавиться от веревок.
Слепцы не обращали на него внимания. После обретения новых частей тела их охватило буйное веселье. Те счастливчики, которым выпало что-то получить от убитого Петера, приплясывали посреди комнаты, взявшись за руки.
- Моя новая нога превосходна, лучше не надо! - вопил Руди. - Правда, она чуть длиннее другой, но это неважно. Главное - она совсем целехонькая и на ней можно даже скакать!
- На моей новой правой руке нет ни одной язвы, - вторил ему Килькель, - кожа даже не начала сохнуть! Сколько она мне послужит, как ты думаешь, Николаус?
- До следующего раза, до следующего раза, - смеясь, приговаривал Николаус, которому досталась грудь Цвиглера.
Слепцы же, которым от Петера ничего не перепало, прислушивались к веселью с явным неудовольствием.
- Хватит вам беситься! - пропищал наконец Шютц. - Давайте скорее приступим к разделке второго тела. Мне осточертело ходить с драным животом. Надеюсь, сейчас-то я могу получить новый?
И он впился дрожащими от возбуждения пальцами в живот Ганса. Пустые бельмы Шютца, его сморщенное восковое лицо и гнойная грудь, просвечивающая сквозь лохмотья, повергли крестьянина в неописуемый ужас. Он дернулся, едва не свалившись с лавки…
К Шютцу подошел Зиберт и грубо толкнул в спину. Шютц упал.
- Тебе нужен живот? - с нескрываемой яростью проговорил Зиберт, повернувшись в ту сторону, куда упал Шютц. - А нам всем нужны глаза! Да, мы хотим видеть, но обречены на вечную слепоту, и повинен в этом ты, Шютц!
- Но, Зиберт, - заскулил тот, - зачем вспоминать старое? Это было так давно… Лет пятьсот прошло с тех пор, не меньше…
- Да, - распаляясь, ревел слепец голосом Цвиглера, - мы бродим по миру сотни лет, перебиваясь подаянием. И на эту нищенскую жизнь, на вечное попрошайничество обрек нас ты, Шютц!
- В тот день я выпил лишний стаканчик вина… - дрожащим голосом пролепетал Шютц, ползая на коленях. - Я забыл заклинание для заимствования глаз… Забыл… Я повторял, повторял его весь день и всю ночь, но оно такое сложное, такое труднопроизносимое, что… - Шютц заплакал, - что в тот момент, когда надо было взять новые глаза, оказалось, что я забыл его…
- Забыл! - воскликнул Килькель. - А того человека, которому мы отдали свои души в обмен на заклинания, и след простыл… Где нам теперь его искать?
- Но это был не человек! - взвизгнул Шютц. - Это был сатана в человеческом облике!
Слепцы умолкли. Словно ледяной вихрь промчался между ними, они поежились, зубы их дробно стучали.
- Да, это был сатана, не иначе, - шепотом согласился молчаливый Андреас. Он хромал и картавил, один глаз его был закрыт бельмом, а другой глядел так пронзительно, что мороз продирал по коже…
- Ну и что? - возразил Гюнт. - Кем мы были тогда, когда встретились с ним грозовым вечером у развилки дорог? Нищими, больными, убогими бродягами, наши тела разъедала проказа… Были, считай, наполовину мертвецами… Заклинания, которым он нас научил, не только спасли нам жизнь, но и продлили ее на десятки лет…
- Помните самую первую нашу жертву - подвыпившего прохожего, которого мы подстерегли на дороге и задушили? - подхватил Николаус. - Тогда мы впервые испробовали заклинания на деле. И получили от еще тепленького трупа его руки и ноги, голову и живот. А взамен отдали ему наши изъеденные проказой конечности… До сих пор с удовольствием вспоминаю, как мы в первый раз кидали жребий, - он захихикал, потирая руки. - Мне тогда повезло больше всех. Я получил голову, правую ногу и грудь!
- Мы взяли от трупа все, кроме глаз! - рявкнул Зиберт и с силой выбросил кулак в том направлении, где, по его расчетам, должен был находиться Шютц.
Но вместо Шютца ему подвернулся деревянный чурбак. Зибер взвыл от боли.
- Ну, Шютц, попадись ты мне, безмозглая скотина!
- Если бы у нас были глаза, - продолжал Гюнт, повысив голос, - мы бы не нищенствовали. С глазами мы легко завладели бы здоровыми молодыми телами и разбойничали бы на большой дороге…
- Или стали бы ростовщиками, - подхватил Николаус, вспомнив свое давнее прошлое. - Меняли бы деньги или давали их под проценты!
- Или открыли бы харчевню, - поддакнул Руди. Гюнт в негодовании ударил палкой по полу.
- Каждый из нас запомнил одно из заклинаний, которые сообщил нам хромой незнакомец, - воскликнул он. - Мы запомнили заклинания для заимствования ног, рук, живота, головы… Все вместе мы можем взять у трупа все его тело. Тебе,
Шютц, доверили запомнить заклинание для глаз. И ты подвел. Подвел нас всех. С глазами мы жили бы припеваючи, не мерзли бы под снегом, не мокли бы в лохмотьях под дождем…
- Такое не прощается никогда, - злобно зашипели слепцы. Они окружили Шютца и принялись тузить его кулаками и ногами.
- О! о! о! - вопил Шютц. - Бедный мой живот! Только не по животу!.. Ему больше двухсот лет!.. Из него вывалятся кишки… О!.. о!.. о!..
Зиберт вдруг разразился мстительным хохотом.
- Знаете, что? - рявкнул он. - Если ему нужен новый живот, то он его получит… Там, у забора, лежит здоровая, толстая, только что задушенная баба. Совсем свежая…
Слепцы дружно подхватили его смех.
- Ее живот слишком толст для моего тела… - прохныкал Шютц. - Если вы мне его передадите, то он будет выпячивать… К тому же она, все-таки… женщина!
Слепцы, смекнувшие мысль Зиберта, захохотали еще громче.
- Это будет для тебя хорошим наказанием, гнусный пропойца, - сказал Гюнт. - Тащи его к бабе! Дадим ему новый живот, чтоб не ныл!
- Дадим! - заголосили слепцы, подхватили упиравшегося Шютца и толпой вывалили из дома.
Некоторое время со двора доносились их голоса и тонкий, заливистый вопль коротышки Шютца. Наконец дверь открылась и вновь появились слепцы. Они сразу направились к Гансу. Килькель вытащил из кармана игральные кости.
- Разыгрываем голову, - деловито сказал он. - Кому нужна новая голова?
- Мне! Мне! Я не менял свою семьдесят лет, с нее слезает кожа.
- А я свою - все сто пятьдесят! В ней не осталось ни одного зуба и ввалился нос, как у мертвеца!..
- К чему эти вопросы, Килькель? - рявкнул Руди. - Новая голова нужна пятерым из нас. Бросай скорее кости!
Шатаясь и постанывая, в дом вполз Шютц. Его тело в нижней части было уродливо раздуто - все-таки жена Ганса была женщиной весьма дородной. При маленькой голове, узкой впалой груди и тонких ручках, полный живот и бедра делали Шютца похожим на какого-то чудовищного карлика. Его слабые ножки подогнулись, когда он встал на них, и еле удержали пухлый живот.