- Вот именно - нет, - грустно повторил комендант Перов. - Из-за таких, как ты в России постоянная смута. Вот уж по кому петля плачет!
- Вас еще переживу, ваше благородие! - улыбка на лице Малинина стала еще более лучезарной.
- Что же, господин поручик, вы думаете я не знал, что вы втроем в заговоре? - обращаясь уже к Бурковскому, невозмутимо продолжал Перов. - Не видел ваши обезьяньи ужимки? Все видел. Доносы - вот у меня где! - комендант стукнул себя по затылку. - Кстати, Бурковский, доносы строчил один из твоих товарищей!
- Прекратите, господин комендант! - прервал коменданта Бурковский. - К чему этот пошлый балаган?
- Какой уж тут балаган, господин хороший. Увы, я связан с негодяем данным честным словом… - комендант отпил водки. - Впрочем, чего ж вы стоите? Присаживайтесь. В ногах правды нет. У меня нынче с картишками что-то не везет. Может подмените?
- Это можно, - осклабился Малинин.
- Тебя не приглашают, - бросил комендант презрительно. - Так как же, господин Бурковский?
- Благодарю покорно.
- Дело хозяйское. Ты, Бурковский, однако своим дружкам не верь. Особенно вот ему, - комендант указал на Малинина. - Продаст.
- Зачем же так, Алексей Иваныч, - чуть побледнев, покачал головой Малинин.
- За полкопейки заложит, - продолжал Перов. - Да-с. В хорошую вы компанию попали, бывший поручик! Стыдно! Давали клятву на верность царю и отечеству!
- Мое отечество - Польша!
- Нет такого отечества! И не будет! И это еще раз подтвердил своим походом на Варшаву наш генералиссимус князь Александр Васильевич Суворов-Рымнинский!
- Возможно, ваш Суворов - великий полководец. Но он обагрил свои руки кровью честных поляков! История ему этого не простит! - чеканя каждое слово, проговорил Бурковский. - Что касается моей Польши - и над ней встанет солнце свободы! Проше Панове извинить за столь напыщенный слог!
- Если у Вас, господин комендант, все бунтовщики в таком роде, я с удовольствием бы остался служить на Камчатке, - рассмеялся Некрасов.
В ту же секунду от удара сапога разлетелась дверь. Взвизгнули испуганно барышни. В гостиную ввалились ошалевшие от собственной храбрости люди - безумные глаза, перекошенные лица…
- Ложь оружие, вашбродь! - выкрикнул молоденький солдатик.
- Что! Что за идиотские шутки? - вскочил Вольф.
- Прошу прощения, господа, но нам, видимо, придется прервать партию, - комендант раскрыл карты, бросил на стол. - Печально, конечно, у меня джокер…
- Собственно, что здесь происходит? - изумленно переводя взгляд на присутствующих, повторил капитан Вольф.
- Бунт-с, братец, бунт-с! - комендант Перов взял графин с водкой, налил.
- Ложьте пистоль, Алексей Иваныч, - уже как-то неуверенно повторил молоденький солдат.
Все почувствовали - и солдат, и другие бунтовщики смущены спокойствием господ-офицеров.
- Бред! Чертовщина какая-то! - Некрасов тоже налил себе водки. - Вы что-нибудь понимаете, господин комендант?
- К сожалению, - комендант осушил бокал, встал из-за стола. - С этими тремя все ясно! Но вы-то, братцы, как попались на удочку этой троицы? - Перов указал на Бурковского. - Завтра утром половина из вас отплыла бы в Россию, срок вашей каторги закончился, вас ждала свобода. А теперь - виселица! Кому вы доверились, братцы? - комендант ткнул в звероподобного Рогозина. - Душегубу Рогозину? Малинину? - Перов перевел взгляд на Малинина, который вновь продолжал издевательски ухмыляться. - Кровавому разбойнику с большой дороги?
- Но-но, ты! - вмиг сбросив улыбку, зло цыкнул Малинин.
- Не сметь мне тыкать, хам! - стукнул кулаком по столу комендант.
Как раз в эту секунду в гостиную вбежал заспанный всклокоченный мальчик, протиснулся к столу.
- Папа, что это? Что им надо?
- Спокойно, сынок, - комендант пытался говорить как бы добродушно. - Иди, Петруша милый. Иди спать. Я скоро приду.
- Иди-иди, барин! - огромный цыганистого вида арестант подхватил мальчика, потащил к выходу.
- Как ты смеешь? - кричал, извиваясь, Петя. - Немедленно отпусти!
- Без тебя, барин, разберутся, - лохматый мужик впихнул мальчика в чулан, звякнул засовом.
24 июля. 1 час. 24 мин.
Горели северные звезды. На палубе скучали два вахтенных матроса.
- А вот отчего, скажи мне, - спросил вахтенный Ермолай, - отчего почти во всех судах нашего русского флота - все, как ни есть немцы? Или еще того пуще - голландцы?
- То еще от Петра пошло, - рассудил вахтенный Василий. - А что, тебе от иноземцев плохо, покажи? Возьмем нашего Вольфа. Справедливый мужик, самостоятельный. Грех жаловаться.
- Водочку сейчас поди пьет с Некрасовым за наше здоровье, - вздохнул Ермолай.
- Святое дело… - так же тяжело вздохнул Василий.
24 июля. 1 час. 45 мин.
- Если вы, господин комендант, полагаете, что мы сейчас пустим вам пулю в лоб, то заблуждаетесь, - принимая из рук коменданта пистолет, сказал Бурковский. - Вас будут судить завтра. По закону совести и чести.
- Скот! Шляхта недобитая! - сидящий за столом помощник капитана Егор Васюков вскинул пистолет. Но выстрелить не успел. Рогозин подтолкнул его под руку. Раздавшийся выстрел опалил его бороду, пуля проделала в потолке дырку. Рогозин ударил Васюкова в скулу, тот рухнул, выронив оружие.
Все произошло так быстро и неожиданно, что сидящие за столом оцепенели, потом вскочили. Стол опрокинулся.
Некрасов успел подхватить подсвечник и метнуть его в Малинина. Тот увернулся и ударил Некрасова сапогом в живот. Некрасов опустился на колени, изо рта потекла струйка крови.
Комендант отскочил к камину, за ним - Бурковский. Перов выхватил из камина полено - оно было наполовину схвачено пламенем. Полено горело, металось в дрожащих руках. Комендант орудовал факелом, как шпагой.
- Образумьтесь, Алексей Иваныч! - подняв пистолет, отступил Бурковский. - Не хочу брать грех на душу! Вы проиграли!
- Врешь, подлец! Русские офицеры не проигрывают!
Комендант неожиданно с подлинным фехтовальным умением ткнул горящее полено в лицо Бурковскому. Тот отпрянул и выстрелил.
Перов пошатнулся, факел выпал из его рук Он сделал шаг навстречу Бурковскому.
- Будь ты проклят, шляхтич! - и упал навзничь с выражением печали в открытых глазах. Из раны на голове торчала раздробленная кость.
- Гадина! - к Бурковскому подскочил унтер офицер Архип Андронов и ударил, целя в челюсть. Это был искусный удар! И все грациозное, сухощавое тело нападающего в стремительном развороте молниеносно устремилось за его рукой. Бурковский не то чтобы полностью уклонился от удара, он только быстро повернул голову влево и чуть отшатнулся. Кулак Андронова скользнул почти вхолостую по подбородку. И когда кулак пронесся мимо лица, Бурковский поймал, руку, сжал запястье и резко дернул на себя, а правой рукой толкнул противника в локоть. И услышал, как сухо и резко хрустнул сустав.
Раздался оглушительный крик!
Бурковский продолжал нажимать на локоть врага, следуя за его телом, изогнувшимся под прямым углом к полу.
- Ладно, чего там! - подоспел Рогозин. - Лежачих не бьют!
24 июля. 3 час. 15 мин.
И прибывшие на полуостров, и местные господа офицеры лежали, связанные в дальнем углу гостиной. Подле них хлопотали барышни - перебинтовывали, поили из уцелевших хрустальных бокалов.
- Так и не привелось нам сплясать с тобой мазурку! - капитан Вольф с перевязанной головой, сидя на полу, изловчившись поцеловал склонившуюся над ним пухленькую Танюшу.
Бывшие узники и солдаты, водрузив стол на место, сгрудившись в тесную кучку, разлили, перекрестились и молча выпили водку.
Бурковский поставил бокал, перешагнул через убитого коменданта, подошел к камину.
Долго смотрел на кивающего китайского болванчика, на губах которого застыла тонкая змеиная улыбка…
24 июля. 3 часа 23 мин.
Осторожно отодвинулась щеколда, и чей-то голос позвал шепотом в темноту:
- Барин… Петр Алексеич… Слышь, барин?.. В проеме показалось бледное лицо Пети.
- Василий?
- Тихо, тихо… - торопливо шепнул заросший мужик в малахае - тот, что запирал Петю. - Бежать надо, барин… Нельзя тут… Прибьют!..
- Где отец?
- Нету батюшки… Царствие небесное…
- Кто?! - Петя схватил мужика за плечи.
- Да энтот… главный у них…
- Бурковский?
- Он… изверг… Дул сильный ветер.
Волны глухо бились о берег. Удар - затем недолгая пауза.
На короткий миг море, уходя с шуршанием, тащило за собой гальку, мертвые водоросли…
Но вот из сумрака - новый вал. Опять удар - водяная глыба вновь обрушивается на берег.
И так - бесконечно. Удар… Пауза… Удар… Беспрестанное единоборство водной стихии и земной тверди.
Петя брел по берегу, по окаменевшему лицу текли слезы. За ним бесшумно следовал мужик в малахае. Неожиданно Петя остановился.
- Мне нужно на корабль. Немедленно!
- Господь с вами, барин! Эти супостаты завтра и туда доберутся!
- Дай нож.
- Петр Алексеич, голубчик! Христа ради прошу! Не надо! Я за Вас батюшке Вашему слово давал!
- Ты ж меня знаешь, Василий! Нож! Это приказ! Василий вытащил из сапога нож.
- Прощай! Даст Бог - свидимся, - Петя прижал к себе старика. - Отца положи… знаешь… где мама, - повернулся и побрел во тьму.
24 июля. 4 час. 00 мин.
Поднимался предутренний ветер. Мерно ухали волны. Вдали над горизонтом сверкнула зарница.
Петя шел по ночному берегу. "Надо действовать, действовать немедля! Утром бунтовщики захватят корабль и уйдут в море. И никто им не сможет помешать. Бурковский, конечно же, будет в вожаках… Убийца!.. А теперь спокойно!.."
Петя снял, аккуратно свернул одежду, стянул ее ремнем, сжал зубами нож - и быстро вошел в прибой.
Он прекрасно плавал и преодолеть расстояние до барка, стоявшего в полутора кабельтовых от берега, было для него плевым делом. Вода была теплой и спокойной.
Труднее было незаметно пробраться на корабль. Но ему сильно повезло. Когда он, сжимая стиснутыми коленями якорную цепь и, подтягиваясь руками, ловко взобрался и ступил на палубу "Святой Анны", поблизости никого не оказалось. Лишь доносились приглушенные голоса вахтенных, смолящих трубку на полубаке. Петя тенью неслышно проскользнул мимо нагромождения бочек, открыл люк и шмыгнул в канатный трюм.
Теперь оставалось ждать. Он был готов ждать столько, сколько понадобится. Он перенес все - одиночество, голод, жажду, но дождется своего часа. "Этот презренный шляхтич от возмездия не уйдет. Негодяй свое получит! Сполна! Он отомстит за смерть отца, а там… Пусть делают с ним все, что захотят…"
Томительно ползли первые часы. Было душно. Затхлый кислый воздух, казалось, все более сгущался. В углу пищали крысы, и когда становилось совсем невмоготу сидеть в смрадной кромешной темени, Петя представлял мысленно надменное красивое лицо Бурковского, и все вновь вскипало в нем - свежая горячая сила ненависти смывала усталость и сомнения.
И Петя становился все более уверенным - он все выдержит, он - отомстит.
24 июля, 12 часов.
Было тепло и солнечно.
К этому часу на корабль прибыли и бывшие узники, и их бывшая охрана - солдаты острога, и господа офицеры под конвоем.
Моряки встретили весть о бунте в остроге вначале встревожено, но потом успокоились: "значит так тому и быть. Каторжане - тоже люди, не век же им здесь прозябать!"
На переполненной палубе шума не было. Все внимательно слушали Бурковского.
- Вот что, братцы, теперь мы все свободны! Все! - Бурковский обвел руками собравшихся.
- И куда ж мы теперь? - спросил молоденький каторжанин.
- Решайте! Мы вот с ними… я и мои товарищи, - Бурковский обернулся к стоящим рядом Рогозину и Малинину. - Поплывем искать свободную землю. А как найдем, создадим там коммуну - свободное общество свободных людей. Будем трудиться совместно, а плоды трудов наших - меж всеми поровну. И не будет меж нами ни господ, ни холопов.
- Складно брешешь, барин! - усмехнулся пожилой солдат.
- Какой я тебе барин? Спроси у них! - Бурковский указал на друзей. - Я такой же бывший каторжник… Да ты и сам, Федотыч, про это знаешь…
- Так-то оно так. А все - не ровня мы с тобой. Разная кровь у нас… - пожилой солдат, зажав ноздрю, высморкался на палубу.
- Убрать! - побледнев, приказал Бурковский.
- Во-во! - солдат сапогом растер след. - А ты, барин, про свободу поешь… Вранье все это. Сказки! Не по пути нам с Вами, Ваше благородие!
- Послушайте, братцы!.. - Бурковский уже взял себя в руки. - Что за блажь - гадить на корабле? Это наш с вами дом! Не дикари же мы в конце концов! Свобода и грязь - вещи несовместимые!
- Позвольте усомниться в искренности вашей тирады, - вышел вперед Николай Николаевич Вольф. - Вчера вы убили моего друга. Сегодня уговариваете, - кивнул на толпу, - ведете на смерть тех, кто вам по невежеству своему может поверить. Покойный комендант не успел сообщить узникам острога, быть может, самое важное! Его Величество Государь Александр Первый объявил всероссийскую амнистию. И все с сегодняшнего дня были бы на свободе! За вами и был послан корабль под русским флагом. Теперь же, сотворив бунт и убийство, вы обрекли себя на царский гнев. Одумайтесь, пока не поздно! И отдайтесь на милость Государя нашего! В толпе возникло замешательство:
- Как так амнистия?
- Чего ж нам сразу не сказали?
- Не верь ему, братцы! Брешет!
- Пусть какой документ покажет!
- Стройся! - прервал гвалт Бурковский.
Бывшие узники, солдаты, команда корабля, нехотя, кое-как выстроились в две шеренги.
- Была ли амнистия, не было ли ее, сейчас не об том речь, - продолжал Бурковский. - Я сообщил вам о нашем плане. Мы никого не держим. Кто не желает плыть с нами - шаг вперед!
Двое солдат и трое матросов вышли из строя. Шагнул было и четвертый, но его остановил боцман:
- А ты куда, Ваня? Ты что - с этой рванью? Опять беду на голову кличешь?
- Ты припомни, чума! - говорил боцман тусклым голосом, - как они тебя напоили в индийском городе Калькутте. А тебе нельзя. У тебя головка слабая.
- Так ить… - засмущался здоровяк. - Друзья-товарищи. Завсегда вместе были, в кучке.
- Пущай эта пьянь остается. Их камчадалы очень даже ждут. А ты знаешь, Ваня, кто есть камчадалы?
- Кто?
- Людоеды, Ваня, - вздохнул боцман. - Они, Ваня, людей едят.
- Дурак ты, боцман. И шутки твои дурацкие, - сплюнул за борт проходящий мимо небритый низкорослый узник.
- Вот когда из тебя суп сварят, узнаешь, кто дурак, - почти не обиделся боцман. - А ты, Ваня, их не слушай. Ступай себе в строй, ступай. Ну их к бесу.
- Вы, господа, насколько я понимаю, остаетесь? - подошел к связанным офицерам Бурковский.
Все ответили ему молчанием. Вольф брезгливо смотрел в сторону; мичманы, опустив головы, смотрели под ноги, унтер-офицеры Андронов и Неродных, будто не замечая подошедшего, непринужденно перешептывались; Васюков с ненавистью уперся взглядом в глаза руководителя бунта.
- Что ж, воля ваша, - усмехнулся Бурковский. - Оставайтесь.
- Я, пожалуй, с Вами, господин поручик, - неожиданно сказал Некрасов.
- Что?! - вскинулся Вольф, лицо его налилось, стало почти багровым от прилившейся крови. - Как… как вы посмели?! Вы, дворянин, русский морской офицер!
- Я, знаете ли, люблю авантюристов, - обращаясь к Бурковскому, невозмутимо продолжал Некрасов. - Вся эта Ваша затея, господин… мм… поручик, конечно же закончится крахом. Хотел бы быть свидетелем этого.
- Мне свидетели не нужны, - сухо заметил Бурковский. - Мне нужен толковый моряк! Если Вы соглашаетесь присоединиться к нам, я назначаю Вас капитаном корабля.
- Да, я согласен! - кивнул Некрасов.
- Подлец! - Вольф рванулся, но его удержали, повалили на палубу двое караульных.
Третий солдат по молчаливому приказу Бурковского подошел к Некрасову, развязал и размотал тугую веревку.
Остальные офицеры в изумлении глядели друг на друга, смущенные и потрясенные происходящим.
- Господа, не будем из всякой ерунды устраивать древнегреческое трагическое действо, - Некрасов растирал на руках красные рубцы, оставленные веревками. - Меня, например, вот вы, Андронов, удивляете. Несколько часов назад жаловались на удачу, которая, якобы, обошла Вас стороной. Что ж Вы? Дерзайте! Может быть это - единственный выпавший шанс! Перед Вами - весь мир!
- Да! Я готов на любое предприятие! - унтер-офицер Архип Андронов чувствовал себя в этот миг героем, кем-то вроде неизвестного и загадочного Буонапарте. - Я готов на все, но не на предательство!
- Не будем, господа, бесплодно сотрясать воздух, - прервал Андронова Бурковский. - Здесь собрались не мальчики. И каждый из нас - кузнец своего счастья. Или несчастья…
26 июля. 11 час.
Грело солнце, ослепительно сверкал Тихий океан. Белые паруса растворялись в далекой синей дымке.
Оставшиеся на полуострове люди, стоя на высоком берегу, смотрели вслед уходящему кораблю.
- Жаль ребят. Поверили этой сволочи, - зло сказал Васюков.
- Хоть бы живы остались, - утирая белым платком слезы, прошептала красавица Таня.
- Благослови их Господь, - сказал сизый испитой священник острога и перекрестил уходящих.
- А я им завидую, - тихо, будто про себя сказал Николай Николаевич Вольф.
Никто его не услышал…
26 июля. 17 час. 55 мин.
Начало пути, тем более дальнего, всегда веселее, чем его конец…
На палубе, уходящего в неизвестность корабля, все шло вкривь и вкось. Наши люди везде гулять умеют - даже посреди океана! Тут тебе и песня, тут тебе и пляска, тут и соленое русское слово:
- Стоит поп на люду, подпер шишкой бороду!
- Трах, трах, трах - любит монах старуху на осиновых дровах!
- Был я добрый молодец! Пошел я к синю морю дубище-коренище рубить! Как отрубил я коренец, он ударил меня посреди яец! Так вот - у меня рубец!
- Стали мы дядюшку женити! Послали за свахами - четыре свахи дубовые, пята сваха вязовая. С той радости наш дядюшка уделался, кругом обделался! Домой побежал - никому не сказал!