Пришла ночь. Крейсер шел в четверти мили от "Хваэльгольда", держа блодландский корабль в конусе света носового прожектора. Капитан отказался от бесполезных маневров, продолжая вести судно на полном ходу. До тех пор пока ихвани не пальнут из пушки поверх мачт и не потребуют сдаться, он больше ничего не мог сделать. А случиться это должно было на заре.
К полуночи с запада, как занавес, упала пелена дождя. С ней пришла и буря. Через две секунды после того как на корабль обрушились потоки воды, капитан приказал круто сворачивать на юг. Огни крейсера быстро исчезли во мгле. Когда взошло солнце, океан был чист. Капитан снизил скорость, так как машины слишком долго работали с полной нагрузкой.
ГЛАВА 17
В течение следующих пяти дней горизонт был чист. На утро шестого капитан измерил местоположение судна и сказал, что корабль находится в ста милях восточнее Куалоно. Вскоре на горизонте должен был показаться маленький островок Микиао. И действительно, минут через сорок из морской глади на западном горизонте появился пятисотфутовый вулканический конус острова. Но довольная улыбка вдруг исчезла с лица капитана, когда, обернувшись, он увидел на горизонте ниточку дыма. Оба корабля шли на полном ходу. Через два часа стало ясно, что быстро приближающийся ихванский крейсер отрежет "Хваэльгольду" путь к безопасной гавани Куалоно.
Капитан посоветовался с Гильбертом и приказал повернуть корабль на полтора румба к северу.
- Перед гаванью идет полоса опасных рифов, - сказал капитан. - Я хорошо знаю их. Мы пройдем через пояс рифов, а ихвани, если нам повезет, на них и останутся. Если нет - я выброшу судно на берег, если на этом гористом берегу найдется подходящее место. Во всяком случае арабы не наложат свои грязные лапы на мой корабль.
- Мы держим курс на гору Лапу, где находится Пещера Пришлых Богов, - добавил Гильберт. - Если мы бросим там якорь, у нас будет хороший предлог для вторжения в запретную зону. Кроме того, мы прибудем туда поздно вечером и, может быть, хивикане не заметят нас...
- Пойдем напролом? - Два Сокола ухмыльнулся. - А если ихвани проникнутся уважением к закону в территориальных водах Хивики и откажутся нас преследовать? Чем будем извиняться?
- Если бы они уважали закон, то давно бы отстали, - отозвался капитан. - Хивиканские воды начинаются в полусотне миль от берега. Нет, остановить их может только корабль береговой охраны. И то вряд ли. Ихвани давно ищут предлога повоевать, а на Хивику они точат большой зуб. От завоеваний их удерживала только угроза нападения со стороны Блодландии и Перкуниши. А тем сейчас не до соседей.
"Хваэльгольд" на всех парах мчался на северо-запад. Преследователь тоже изменил курс и уверенно приближался. Когда по левому борту появился черный крутой берег, крейсер ихвани приблизился на половину морской мили. Из дула носовой восьмидюймовки вылетел клуб черного дыма, и в двадцати ярдах от борта "Хваэльгольда" поднялся белый фонтан. Через полминуты такой же фонтан взлетел в пятнадцати метрах за кормой судна.
Тем временем капитан вел корабль зигзагами через узкий проход между рифами. Некоторые из них можно было различить только по изменению цвета воды; другие были так близко от поверхности воды, что море над ними, казалось, кипело.
С крейсера больше не стреляли. Похоже, арабы хотели не столько потопить свою жертву, сколько запугать и принудить сдаться. А поскольку "Хваэльгольд" попытался ускользнуть, то ихвани оставалось только пуститься в погоню. Они последовали за торговым судном, но осторожно и неторопливо, прощупывая дно. Два Сокола удивлялся, что арабы вообще пошли на такой риск. Почему они так настойчиво преследуют их? Что значит для них какое-то грузовое судно? Может быть, их шпионы в Блодландии узнали, кто плывет в Хивику на борту "Хваэльгольда"? Тогда крейсер мог получить это сообщение по радио и выйти на охоту.
Это объясняло и то, почему корабль еще не потоплен. Им - как и перкунишанам, и блодландцам - нужен был Два Сокола, и живой, чтобы использовать его знания. Ради этого они рисковали, проходя рифами и нарушая границы хивиканских вод.
Гора Лапу стояла у самого берега.
С севера и юга ее склоны были круты и неприступны, но восточный плавно спускался к широкому пляжу черного песка. К нему и направил капитан свой корабль, выйдя из полосы рифов. Раздался тихий шорох киля об один из рифов - и корабль вышел на чистую воду. Капитан Вильфрик облегченно вздохнул:
- Тут крейсер не пройдет, не пропоров себе днища. Очень надеюсь, что он попытается.
Он приказал лечь в дрейф, бросить якорь и спустить две шлюпки. Крейсер не отважился пройти между рифами. Он осторожно развернулся на месте и наконец остановился, повернув нос в открытое море. Его моторы все время работали, чтобы судно не снесло на рифы, пока на воду спускали два катера. Два Сокола наблюдал за ними в бинокль. Он обратил внимание, что шлюпки вооружены двухдюймовыми пушками и мортирами. Кроме команды, в каждой находилось примерно по три десятка морских пехотинцев. В шлемах, обмотанных тюрбанами, стальных кирасах, алых шароварах и носатых башмаках, с ятаганами в ножнах они были похожи на средневековых сарацин. У каждого на поясе была большая синяя сумка, а в руках - винтовка.
Капитан Вильфрик предложил подойти поближе и расстрелять катера, пока те нащупывают проход между рифами. Гильберт возражал.
- Крейсер тебя просто потопит, а потом пошлет еще пару катеров с морской пехотой за нами. Пропусти их, и пусть они нас преследуют. Если твои матросы смогут, пусть расстреляют их из засады, но жертвовать собой я их не прошу. Пусть нападают с позиции, которую ихвани не взять - если такая найдется.
В двух шлюпках разместились Два Сокола, Гильберт, Квазинд, Ильмика и часть экипажа судна. Добравшись до берега, они вылезли из шлюпок, быстро пересекли пляж и начали подъем. Солнце к тому времени скрылось за горой, и на склон опустились сумерки. Над ними было чистое синее небо; зеленое море с белой линией прибоя лежало у их ног. Когда шлюпка с крейсера достигла берега и морские пехотинцы в ало-белом выпрыгнули на мелководье, у преследуемых было двадцать минут форы, которыми они воспользовались в полной мере. Сумерки сгущались, и карабкаться становилось все труднее. Потом солнце село, и продвижение вверх замедлилось еще больше. Путники лезли по склону, цепляясь за кусты и поминутно оскальзываясь.
Тут и там путникам встречались огромные дубы, посаженные, как сообщил Гильберт, двести лет назад королем Маимаи.
- За охранной стеной, - сказал он, - дубовый лес. Там нас будет не найти - если мы сумеем проскользнуть мимо охранников-хивикан.
- Странно, почему нас еще не заметили? - полюбопытствовал Два Сокола. - Я понимаю, что уже темно, но уж кораблей-то они не могли не заметить.
- Понятия не имею, - ответил Гильберт. - Может, хотят устроить нам засаду, как мы - ихвани.
Толстяк Гильберт дышал громко и тяжело. Только его вздохи и нарушали тишину на горе, да еще шорох сухой листвы и звуки шагов - треск веточек, шорохи, редкие приглушенные проклятия. Когда они наконец остановились и Гильберт перевел дух, тишина стала такой полной, словно они оказались в соборе в ту минуту, когда все склонили головы, ожидая начала молитвы. Но Два Сокола чувствовал, что это место не создано для молитв. Казалось, даже брошенное слово может грянуть молнией, а брань - расколоть гору напополам.
При свете звезд они двинулись дальше. Часа через два на небе появилась луна в третьей четверти, залила гору ртутным светом, и ползти вверх стало легче. Но когда они достигнут стены, яркий свет станет уже не преимуществом, а недостатком. Два Сокола про себя надеялся, что между стеной и лесом нет вырубки. Пройти при таком свете по открытому месту - значит показать себя всем заинтересованным лидам.
Через двадцать минут они достигли опушки. Как и опасался пилот, до стены оставалось еще сорок ярдов по крутому открытому склону. Двадцатифутовая стена была сложена из серых с черными прожилками каменных блоков без следов цемента. Через каждые тридцать ярдов из стены выступала стройная башенка, увенчанная каменным конусом.
- А где же стража? - прошептал Гильберт.
Лунный свет сверкал на зубцах стены, отливавших металлом, точно готовых зазвенеть от удара. Но кроме шелеста ветра в листве, не было слышно ни звука.
Два Сокола вгляделся в темные узкие сводчатые входы в башни.
- Если охрана там, то она хорошо прячется. Что ж, придется идти. Оставайтесь здесь, пока я не доберусь до места.
С мотком веревки в левой руке и трезубым якорьком в правой он выбежал из тени огромного дуба. Он ожидал оклика из черного нутра башни и последующей за ним вспышки ружейного выстрела, но на стене, залитой металлическим блеском, все было тихо. Добравшись до подножия, Два Сокола прикинул высоту и, подпрыгнув, забросил якорек. Сверху послышался звонкий лязг, заставивший его вздрогнуть. До этой минуты он и не подозревал, какое ощущение святости вызывает у него это место.
Он потянул за веревку, и якорек зацепился. Перехватывая веревку руками и упираясь ногами в стену, он полез вверх. Поднявшись, Два Сокола перевалился через парапет и нырнул в его тень, ожидая окрика. Прошла минута, но все было тихо; пилот встал. Он находился на широкой дорожке, шедшей по верхнему краю стены, за высоким, в человеческий рост, парапетом.
Он вытащил револьвер и взбежал по лестнице в узкую дверь ближайшей башенки. Сквозь узкое отверстие в потолке пробивался лунный луч, рассеивая немного темноту. Внутри никого не было. Приставная лестница вела наверх, на деревянную платформу, откуда стражник мог осматривать - и обстреливать - окрестности через шесть амбразур.
Два Сокола покинул башенку, прихватив с собой лестницу, спустил ее с внешней стороны стены и подал сигнал остальным. Скоро весь отряд собрался на стене. Гильберт приказал морякам рассеяться по стене на протяжении ярдов ста. Если ихвани захотят штурмовать стену в этом месте, блодландцы ответят огнем, если решат обойти - наблюдатель с башни заметит их маневр.
Гильберт, Квазинд, Ильмика и Два Сокола отправились дальше. Они прошли по стене до того места, где с ее внутренней стороны имелась лестница. Сразу за ней начиналась тропа, которая, петляя, уходила в гору. Они решили пойти по ней. Шанс наткнуться на засаду был невелик. Уже стало ясно, что хивикане бежали, хотя причина тому была пока неясна.
Пускай склон оставался крутым, по тропе идти было легче. Когда засерел рассвет, до вершины оставалось всего насколько сот ярдов. И здесь они наткнулись на первого хивиканина. Человек лежал лицом вниз у тропы. На нем была накидка из ярких разноцветных перьев, высокий гребень; лицо скрывала деревянная маска, украшенная гранатами, бирюзой и изумрудами. Два Сокола перевернул труп на спину и снял маску. Лицо жреца было темно-серым. Два Сокола снял с тела плащ, нагрудник из костей и перьев, хлопчатобумажную юбочку и осмотрел тело. Ран не было.
У Двух Соколов мороз пробежал по коже, на темя словно лег ледяной шлем. Другие, казалось, были ошеломлены не меньше - все, кроме невозмутимого Квазинда. Но и он, видимо, дрожал - великан был больше других подвластен страху перед неизвестным.
Два Сокола шагнул вперед и вновь остановился. Серый свет зари, казалось, сбивался кое-где комьями. Подойдя поближе, путники поняли, что комья эти не что иное, как гигантские статуи из серого гранита, черного базальта или серого ноздреватого туфа, приземистые, жабообразные, ухмыльчивые. У большинства из них были лица - искаженные лица людей или богов, у некоторых - звериные морды, ушастые, носатые, клыкастые. Сотни их стояли на склоне горы. Сотни глаз смотрели в сторону моря, и лишь некоторые устремляли взгляд вверх, на вершину.
Квазинд едва не наступал Двум Соколам на пятки, так что тот вынужден был приказать товарищу держаться чуть дальше, сказав:
- Это же только камни. Мертвые скалы.
- Скалы-то мертвые, - пробормотал великан. - А то, что в них живет?
Два Сокола пожал плечами и снова направился вверх по тропинке. Чем выше он поднимался, тем отчетливее ощущал мрачные, почти осязаемо тяжелые взгляды идолов. Он говорил себе, что это лишь его собственные страхи: он ждет опасности и смерти, а фигуры олицетворяют их как нельзя лучше. Но грудь давило, дыхание спирало, а сердце колотилось в груди куда сильнее, чем можно было объяснить горной болезнью. Пилоту оставалось только посочувствовать своим товарищам. Несмотря на груз суеверий, они упорно шли вперед.
Далеко внизу защелкали выстрелы. Все вздрогнули. Но на лицах отразилось скорее облегчение, чем беспокойство. Этот звук был таким человеческим, таким бытовым, что разрядил напряжение страшной, давящей тишины.
- Еще ярдов сто, и мы окажемся около пещеры, - заметил Два Сокола, глянув вперед.
Утоптанная темно-коричневая почва тропы под ногами внезапно кончилась. Склон впереди покрывала тусклосерая масса. Два Сокола ощутил тепло сквозь подошвы сапог и приказал остановиться.
- Лава. Еще теплая.
Лавовый поток излился из отверстия пещеры и, уплотняясь, растекся по склону треугольным фартуком. Вход в пещеру был до половины забит Застывшей каменной массой.
- Теперь понятно, почему нет людей, - сказал Два Сокола.- Хивикане, наверное, решили, что вулкан сейчас взорвется. Или что боги разгневались на них. Или и то и другое вместе. Наверное, жрец, которого мы нашли, умер от разрыва сердца - запаха вулканических газов нет.
По мере приближения к пещере жара становилась все сильнее. Вскоре путники взмокли от пота, а подошвы их сапог нестерпимо нагрелись. Добравшись до входа, они поняли, что долго здесь не продержатся.
Да в том и не было нужды. Карманный фонарик пилота осветил нагромождения застывшей лавы. Уже в двадцати футах от входа пещера оказалась закупорена полностью. Дальше дороги не было. Два Сокола по описаниям Гильберта знал, что пещера тянется внутрь горы по меньшей мере ярдов на сто. А Врата находятся - находились - в самом ее конце. Если вообще существовали.
Ничего не оставалось, как только забыть о Вратах и постараться ускользнуть от ихвани. Путники повернули и пошли вниз по тропинке. Не успели они одолеть полпути до стены, как шум перестрелки затих. Два Сокола дал знак остановиться.
- Если ихвани прорвались, они пойдут наверх, за нами. Если их еще удерживают за стеной, мы можем позволить себе немного подождать.
Они спрятались за огромным идолом в пятидесяти шагах от тропинки, поели немного вяленого мяса с хлебом, прислонившись к холодному каменному боку и негромко беседуя. Утреннее солнце прогнало ночную прохладу. Время от времени Два Сокола высовывался и оглядывал дорожку внизу. Примерно через полчаса в его поле зрения появились маленькие фигурки в белом, алом и черном, гуськом поднимающиеся в гору. Солнце отблескивало на стволах винтовок.
- Ваши люди или убиты, или взяты в плен, - сообщил он Гильберту.
Гильберт взял бинокль и принялся наблюдать за арабами.
- Там, внизу, - заявил он через некоторое время, крепко выругавшись, - человек в ихванском мундире, но с перкунишанскими медалями! Тюрбана на нем нет, и я вижу светлые волосы! Судя по вашему описанию... нет, лучше гляньте сами.
Два Сокола взял бинокль. Ему не надо было долго вглядываться.
- Это Раске, - проговорил он, опуская бинокль.
- Откуда он здесь? - поразилась Ильмика.
- Очевидно, он установил связь с ихванским посольством в Ирландии. Он узнал, куда мы плывем, и предложил ихвани послать за нами крейсер. Я им нужен для того же, для чего был нужен Перкунише и Блодландии. И если они не смогут взять меня живым - убьют во что бы то ни стало!
Он снова взял бинокль. Ему удалось насчитать тридцать два врага. Шестеро из них остались далеко позади основного строя, нагруженные двумя тяжелыми переносными гранатометами. "Хваэльгольд" все еще стоял на якоре в бухте, около рифов его караулил крейсер, похожий на голодного волка за оградой.
Два Сокола осмотрел горизонт. Далеко в море виднелись две ниточки дыма. Он молил, чтобы это был дым из труб военных кораблей Хивики, которые спешили сюда, чтобы остановить не имеющих права высаживаться здесь чужаков... Если бы только...
Он отложил бинокль. Теперь каждая минута была на вес золота. Два Сокола повел своих товарищей снова вверх, на гору, до лавового поля, потом свернул на север, обходя горящие камни, а за ними снова наискось вверх.
Обогнув вершину, они остановились. Гору здесь словно срезало - отвесный обрыв уходил к водам глубокого залива. Когда они, наискось поднимаясь вверх, уже наполовину обошли вершину, дорогу преградило ущелье. Чтобы попасть на другую сторону горы, им пришлось бы перелезать через вершину.
Тем временем ихвани заметили их и устремились вперед из последних сил. От беглецов их отделяло всего лишь три сотни ярдов.
- Что ж, - заметил Два Сокола, - вряд ли в Южной Африке мне будет хуже, чем где-то еще. Тошно только подумать, что придется учить арабский - это уже четвертый язык, который я пытаюсь здесь освоить, и ни на одном не могу разговаривать свободно. Думаю, - добавил он, - вас отпустят, если я сдамся.
- А как же я, Роджер? - спросила Ильмика. - Ты оставишь меня?
- Ты поедешь со мной в Ихван?
- С тобой, - прошептала она, обнимая его, - куда угодно. И с радостью.
- Грустно тебе будет жить, - усмехнулся он. - Ихвани строго охраняют гаремы.
Он отпустил ее и снова взял бинокль. "Хваэльгольд" горел, с него спускали шлюпки. С борта крейсера поднимались черные облачка дыма, вода вокруг блодландского судна вздымалась фонтанами. От крейсера отделилась белая щепочка и поплыла к проходу в рифах, оставляя за собой длинные седые усы, - новое пополнение ихванской морской пехоты. Но арабам придется еще отбивать позиции у блодландских матросов, окопавшихся на берегу.
Далекие нити дыма на горизонте, казалось, нисколько не приблизились. С такого расстояния и за такое короткое время было сложно определить, как быстро и в какую сторону движутся эти неизвестные суда.
Два Сокола опустил бинокль и выругался:
- К дьяволу этих ихвани! Надоело, что меня передают из рук в руки, как безделушку какую-то. Я - за попытку бегства, а если не удастся - за последний бой. Раньше или позже хивикане придут посмотреть, что тут творится. Тогда и сдадимся на их милость.
- Мы покажем ихвани, - подхватил Гильберт, - как иметь дело с блодландцами!
Два Сокола рассмеялся: в их группе было только два блодландца, и один из них - женщина. Впрочем, Ильмику не следовало списывать со счетов - стреляла она получше любого мужчины.
Они вернулись к тому месту, где гора обрывалась отвесно. Там природа создала уступ размером примерно сорок на двадцать ярдов. За ним громоздилась трехсотфутовая каменная стена. Крутой склон под уступом хорошо просматривался: для нападающих не было никакого укрытия, кроме нескольких больших валунов, ближайший из которых находился от уступа в сотне ярдов. С правого фланга к обороняющимся можно было подойти без риска быть застреленным только на пятьдесят ярдов. А обходить их слева пришлось бы только через вершину. А на это ушло бы слишком много времени.