Что удерживало людей от восстания? Рабский образ мыслей? Какое-то оружие, которое делало нешгаев непобедимыми? Или люди попросту жили с нешгаями в симбиозе, который приносил им такие преимущества, что они не имели ничего против рабства?
Улисс разглядывал людей-солдат, сидящих лицом к нему. Они были наполовину лысыми. Как мужчины, так и женщины, которых он видел в деревнях, были полулысыми, хотя у детей волосы росли вполне нормально и были кудрявыми, почти курчавыми. Всех людей отличала красивая темно-коричневая кожа, карие или зеленовато-карие глаза и довольно узкие лица с орлиными носами, выступающим подбородком и высокими скулами.
Нечеловеческим в них было только отсутствие мизинца на ногах. Но это можно было отнести на счет эволюции. К тому же всякие демагоги, провидцы и ученые давно предупреждали, что человек утратит мизинец на ногах. И зубы мудрости.
Улисс наклонился к сидящему напротив солдату и обратился к нему на аирате. Тот поначалу как бы немного опешил и даже встревожился. Улисс повторил свою просьбу медленнее. На сей раз солдат его более или менее понял. Его аирата не вполне походил на то наречие, которым пользовались Глих или Улисс, - это была его родная речь, значительно отклонившаяся от первоначального варианта. Но Глих знал незнакомые им обоим слова и перевел просьбу Улисса.
Вначале солдат, казалось, засомневался. Но Улисс заверил, что не желает ему зла. Солдат обернулся и спросил гиганта на переднем сиденье, стоит ли ему повиноваться. Громадная слоновья голова повернулась, взглянула на Улисса и что-то проговорила. Солдат открыл рот пошире, Улисс заглянул внутрь и пробежал пальцем по зубам. Зубов мудрости не было и в помине.
Улисс поблагодарил. Нешгай вынул блокнот и что-то записал в нем авторучкой размером с электрический фонарик.
Путешествие продолжалось до поздней ночи. Экипажи менялись пять раз. Под конец они миновали гряду холмов и выехали на плоскогорье, расположенное над самым морем. Город был неплохо освещен фонарями и электрическими лампочками - или чем-то похожим на лампочки, подумал Улисс, хотя они могли быть и живыми организмами. Они крепились на твердые коричневые ящички с живыми растительными батареями или топливными элементами.
Город был окружен стеной и больше всего напоминал Багдад из "Тысячи и одной ночи". Автоколонна проехала ворота, которые закрылись за ними, и направилась к центру города. Здесь Улисс со своим отрядом вышел из машины. Их провели в высокое здание, препроводили вверх по лестнице в громадную комнату, где за ними замкнулись тяжелые двери. Зато там путников ожидала пища, и, поев, они отправились спать.
Авина взобралась на верхнюю полку, но посреди ночи Улисс проснулся оттого, что она прильнула к нему, дрожа и тихо всхлипывая. Он слегка перепугался, но быстро взял себя в руки и тихо спросил Авину, что она тут делает.
- Я видела страшный сон, - всхлипнула Авина. - Такой страшный, что проснулась. И теперь боюсь заснуть. И даже оставаться одна в постели. И пришла к тебе набраться храбрости и силы. Я поступила плохо, Повелитель?
Он почесал ей между ушами, а потом нежно погладил само ухо, шелковистое, как у котенка.
- Нет, - прошептал Улисс. Он привык, что эти поклоняющиеся ему кошки то и дело дотрагивались до него, чтобы набраться от него божественных качеств. Безвредное суеверие, а им в психологическом отношении на пользу.
Он огляделся. Лампочки, висевшие гроздьями на стенах, горели не так ярко, как поначалу. Однако их света вполне хватало, чтобы разглядеть лежащих поблизости. Вроде бы все спят. И никто не заметил, что Авина пробралась к Улиссу в постель. Не то чтобы кто-то стал возражать. Он уже усвоил, что может делать с ними все, что заблагорассудится, и никто не станет возражать. Он ведь был их богом, пусть даже и маленьким.
- Что за сон? - спросил он, продолжая гладить Авину. Теперь его пальцы двигались вдоль ее скул вверх, над закругленным влажным носом.
Авина вновь вздрогнула.
- Мне снилось, - прошептала она, - что я сплю здесь, в этой самой комнате. И вдруг входят двое серокожих, выволакивают меня из постели и куда-то тащат. Вниз, вниз, через множество комнат, коридоров и лестниц, в глубокую темницу под городом. Затем они приковывают меня к стене и начинают ужасно мучить. Они вбивают в меня свои бивни, стараются оторвать мне ноги своими хоботами и, наконец, расковывают, бросают на пол и начинают топтать меня ножищами. И тут дверь распахнулась, и я увидела в соседней комнате тебя. Ты стоял там и обнимал человеческую самку. Она тебя целовала. А когда я закричала и позвала тебя на помощь, ты увидел меня и засмеялся. И тут дверь опять закрылась, и нешгаи снова начали меня топтать, а один и говорит: "Этой ночью Повелитель взял себе в жены человеческую самку!". И я сказала: "Тогда позвольте мне умереть". Но на самом деле я не хотела умирать. Только не вдали от тебя, Повелитель.
Улисс задумался над ее сном. Ему самому Авина снилась достаточно часто, чтобы понять, в чем подсознание старается убедить его, хотя в своих сознательных чувствах он не сомневался. Однако истолковать сон Авины не так-то легко. Если следовать теории Фрейда, что сон выражает неосознанное желание, то она хочет, чтобы Улисс нашел себе пару среди людей. А еще она хочет себя наказать. Но за что? Даже если бы Авина и желала его, подобное желание не могло вызвать у нее чувства вины. Вуфеа стыдились многих желаний - так уж в любой культуре водится, будь она человеческой или нет, - но не этих.
Однако правота Фрейда никем не доказана, да и подсознание потомков кошек (если, конечно, то были кошки) может и отличаться от подсознания потомков обезьян.
Как ни растолковывай ее сон, было очевидно, что ее мучает мысль о человеческой самке. Но ведь Улисс ни разу не давал ей ни малейшего повода думать о нем иначе как о боге. Или думать о себе как о чем-то большем, чем верной его помощнице, даже если она и нравится богу.
- А теперь все в порядке? - спросил Улисс - Как по твоему, ты сможешь заснуть?
Она кивнула.
- Тогда ступай-ка лучше в свою постель.
Авина на мгновение притихла. Ее тело напряглось у него под рукой.
- Хорошо, мой Повелитель, - еле слышно произнесла она. - Я не хотела тебя обидеть.
- А ты меня и не обидела, - возразил Улисс. Он решил, что не скажет больше ни слова. Не то, чего доброго, размякнет и попросит ее остаться. Он ведь и сам нуждается в утешении.
Авина слезла с его койки и по приставной лесенке забралась на свою. Долго еще Улисс лежал с открытыми глазами - а вокруг стонали, вскрикивали, бормотали во сне измученные и уставшие вуфеа, вагарондиты и алканквибы. Что ждет их завтра? Или скорее сегодня, ведь оно уже наступило.
Словно само время укачивало его в своей колыбели. Время. Никто не понимает, что такое время, никто не может объяснить. Время загадочнее самого Бога. Бога хоть понять можно, Бога представляют себе в человеческом обличье. Но еще никто не понял Времени, его сути и происхождения - а оно идет себе да идет.
Время укачивало его в своей колыбели. Младенец десяти миллионов лет от роду! Может, даже миллиардов... Десять миллионов лет. Ни одно живое существо столько не продержится - а для времени, чем бы оно ни было, это сущие пустяки. Пустяки. Улисс продержался - не прожил - десять миллионов лет. Скоро он умрет. А если умрет - когда умрет, - он все равно что и не родился никогда. Он бы и не родился, случись у какой-нибудь первобытной самки выкидыш за пару миллионов лет до его рождения. Только и всего. Так зачем ему жить? Ему или кому-то другому...
Улисс попытался вычеркнуть из памяти всю эту череду мыслей. Он жив, а для разумных существ подобные философствования бесполезны - хоть и неизбежны. Даже самые неразвитые из человеческих созданий наверняка задумывались о бренности личной жизни и непостижимости ВРЕМЕНИ. Но зацикливаться на подобных мыслях было неврозом. Жизнь сама по себе уже была ответом, вопросом и ответом, живущими в одной шкуре.
Если бы только заснуть...
Улисс проснулся, когда громадная дверь распахнулась и вошедшие нешгаи затопали ножищами. Он позавтракал, принял душ (его люди от душа воздержались) и соскреб ножом свои реденькие усики. Бриться ему приходилось всего лишь раз в три дня, и отнимала у него эта процедура не более минуты. То ли борода росла плохо из-за индейского происхождения Улисса, то ли по какой-то иной причине.
Улисс не стал надевать свою одежду, слишком грязную и рваную, а отдал ее Авине - выстирать и зашить - и надел принесенный рабом килт, засунул нож в боковой карман, обул новые сандалии и вслед за Гушгозом вышел из комнаты. Остальных не приглашали присоединиться - дверь захлопнулась прямо у них перед носом.
Большое четырехэтажное здание было заполнено барельефами и размалевано не менее ярко, чем снаружи. В просторных переходах было очень много людей-рабов и очень мало солдат. Большинство стражников составляли двенадцатифутовые нешгаи в кожаных шлемах, обернутых ярко-алыми тюрбанами. В руках они держали копья величиной с молодые сосенки и щиты, на которых был изображен "X" внутри разорванного круга. При виде Гушгоза стражники подтянулись и отдали ему честь, громко стукнув тупыми концами копий в мраморный пол.
Гушгоз провел Улисса через множество залов, поднялся с ним вверх на два пролета по винтовой лестнице с перилами, украшенными изысканной резьбой, и пошел дальше по коридорам, которые заканчивались гигантскими залами с массивной мебелью, усыпанной драгоценными камнями, и раскрашенными статуями, также покрытыми драгоценностями. Там Улисс узрел множество нешгайских самок. Рост их достигал восьми-девяти футов, и у них не было даже намека на бивни. На самках были все те же килты и длинные серьги с самоцветами. Кое-кто пристроил колечки себе в хобот или навел по его бокам татуировку. Груди у них свисали до живота. Как у всех известных Улиссу разумных существ, груди у них были полностью развиты независимо от того, выкормила самка детеныша или нет. От них исходил мощный приятный запах, а лица молодых самок были еще и подкрашены.
Наконец они остановились перед резной дверью красного дерева, изукрашенной самыми разными фигурками и символами. Стражники отсалютовали Гушгозу, один из них отпер дверь, и Улисса ввели в комнату величиной с небольшую пещеру, сплошь уставленную книжными полками. Напротив огромного стола с креслом стояли несколько стульев. За столом сидел нешгай в очках без оправы и высоком бумажном коническом колпаке со множеством всяких символов.
Это был Шегниф, Великий Визирь.
Минуту спустя офицер ввел в комнату Глиха. Тот скалил зубы - частично он наслаждался тем, что у него развязаны крылья. Но частично он скалился, предвкушая унижение - и, что хуже всего, для Улисса.
Шегниф задал Улиссу несколько вопросов глубоким и густым даже для громкогласных нешгаев голосом. Улисс отвечал правдиво, не колеблясь. По большей части гостя спрашивали о его имени, откуда он прибыл, где живут такие, как он, и т. п. Но когда он сказал, что прибыл из другого времени, возможно, десяти миллионов лет назад, что его "разморозил" удар молнии и что он прошел через Дерево, то Шегнифа, казалось, самого хватило ударом молнии. Глиху его реакция явно не понравилась; он перестал ухмыляться и начал топтаться на своих огромных костлявых ступнях.
В течение долгого времени тишину нарушало лишь урчание в брюхе троих нешгаев. Наконец Шегниф снял огромные очки и протер их тряпочкой размером с хороший коврик. Потом водрузил их на нос, перегнулся через стол и уставился на сидящего перед ним человека.
- Или ты лжец, - произнес Шегниф, - или шпион Дерева. Или, что тоже не исключено, ты говоришь правду.
Он повернулся к Глиху:
- Скажи-ка мне, крылан, - он говорит правду?
Глих словно усох. Он переводил взгляд с Улисса на Шегнифа и явно пытался решить - объявить Улисса лжецом или сказать, что его рассказ правдив. Бэтмен был бы только рад дискредитировать человека, но если его попытка провалится, он дискредитирует только себя. Может, утрата доверия нешгаев грозит ему смертью - иначе почему он весь покрылся потом в такое прохладное утро?
- Ну? - настаивал Шегниф.
У Глиха имелись все преимущества - ведь он был знаком Шегнифу. С другой стороны, Шегниф мог уже начать подозревать Глиха и его сородичей.
Слова о "шпионе Дерева" означали, что Шегниф считает Дерево разумным существом, да вдобавок враждебным. Если так, он должен иметь представление об истинных движущих мотивах Глиха - ведь он должен знать, что крыланы живут на Дереве! Хотя знает ли это Шегниф? Дхулулихи могли сказать ему, что живут по другую сторону Дерева, и он не смог бы их проверить. Во всяком случае, до появления Улисса.
- Не знаю, лжет он или нет, - заявил Глих. - Он сказал мне, что был Каменным Богом и ожил, - но как он оживал, я не видел.
- А видел ли ты Каменного Бога вуфеа?
- Да.
- А видел ли ты Каменного Бога после появления этого человека?
- Нет, - признал Глих после минутного колебания. - Но я не заглядывал в храм, чтобы проверить, там он или нет. Я поверил ему на слово, хотя не стоило бы.
- Я могу расспросить о нем кошачий народ. Они-то уж знают наверняка, Каменный Бог он или нет, - заметил Шегниф. - А так как они считают его воскресшим Каменным Богом, мне что-то не верится, что они объявят его слова ложью. Будем считать, что он говорит правду.
- Так выходит, он и в самом деле бог? - спросил Глих, не в силах скрыть презрения.
- Есть только один бог, - возгласил Шегниф, не отводя глаз от Глиха. - Единственный. Или ты посмеешь отрицать это? Живущие на дереве говорят, что Дерево - единственный бог. А ты что скажешь?
- О, я согласен, существует только один бог, - торопливо ответил Глих.
- И это - Неш, - сказал Шегниф. - Верно?
- Воистину Неш - единственный бог нешгаев, - произнес Глих.
- Это не то же самое, что сказать, что существует только один истинный бог - бог нешгаев, - произнес Шегниф и рассмеялся, продемонстрировав пасть с белесыми деснами и четырьмя коренными зубами.
Потом он поднял большой стакан воды, в котором торчала стеклянная трубка, и принялся посасывать через нее воду. Улисс удивился: он уже видел, как нешгаи втягивают воду хоботом и потом выпускают ее в рот. Но тут он впервые увидел, как один из нешгаев пьет через соломинку. Впоследствии ему случалось видеть, как они пьют прямо из стакана с узким носиком, приделанным специально, чтобы можно было поднести его к губам, минуя бивни.
- Это неважно, - изрек Шегниф, поставив стакан на место. - Мы не требуем, чтобы кто-то помимо нешгаев поклонялся Нешу: ведь его заботит поклонение только его сыновей и он отказался бы от поклонения посторонних. Я нахожу, Глих, что ты слишком изворотлив. В будущем высказывайся прямее. А выкрутасы оставь нам - неуклюжим тугодумам нешгаям!
Он вновь усмехнулся. Улисс подумал, что Великий Визирь начинает ему нравиться.
Шегниф расспросил Улисса поподробнее. Наконец он разрешил ему и Глиху сесть, и офицеры заботливо усадили их в кресла. Улисс примостился на краешке, ноги его болтались. Но он хотя бы не выглядел таким маленьким и жалким, как Глих, который казался крохотной птичкой, сидящей у входа в громадную пещеру.
Шегниф сложил вместе кончики бананоподобных пальцев и нахмурился, насколько вообще лишенное бровей создание способно это проделать.
- Я изумлен, - возвестил он. - Так ты и есть живой источник тех мифов, которые зародились неисчислимые тысячелетия тому назад. Хотя мне не следовало бы называть их мифами - ведь твоя история кажется правдивой. Вуфеа нашли тебя на дне озера, которое существовало много тысячелетий назад. Нет сомнений, что они нашли каменную статую, похожую на тебя. Даже увертливый крылан признал это. Но знаешь ли ты, что побывал под землей не один раз, пока тебя нашли вуфеа? И множество раз тебя крали, теряли, находили?
Улисс покачал головой.
- Ты был богом, или средоточием, нескольких религий, - сообщил Великий Визирь. - Ты был богом то в одной, то в другой маленькой примитивной деревеньке самых разных племен и сидел, окаменелый, на своем троне, пока деревушка превращалась в метрополию, в столицу высокоразвитой империи. И продолжал сидеть, пока империя разваливалась, цивилизация гибла и в руинах вокруг тебя оставались лишь совы да ящерицы.
- Я Озимандия, великий царь царей, - пробормотал Улисс по-английски. И впервые звучание английских слов показалось ему чуждым.
- Что? - переспросил Шегниф, глядя на него поверх нацепленных на хобот очков.
- Я просто говорил сам с собой на языке, который мертв вот уже миллионы лет, ваше визирство, - ответил Улисс.
- Вот как? - воскликнул Шегниф, и его зеленоватые глазки заблестели. - Наши ученые обязательно должны его записать. Собственно, в ближайшее время ты будешь очень занят. Ученые уже прослышали о тебе и теперь не в силах сдержать любопытства.
- Это интересно, - отмахнулся Улисс. Не оставаться же ему, в самом деле, подопытным кроликом для нешгаев. - Но из меня можно извлечь больше проку, чем рассказы о прошлом. Я определенно могу пригодиться в настоящем и в будущем. Я могу оказаться ключом к выживанию нешгаев.
Глих как-то странно посмотрел на него.
- Нашего выживания? - воздел хобот Шегниф. - Да неужто? Объясни подробнее!
- Я предпочел бы говорить в отсутствие дхулулихов.
- Ваше визирство, - заверещал Глих, - я протестую! Я молчал, как вы и повелели, пока этот человек рассказывал свои байки о вымышленных похождениях на Дереве! Но больше не могу молчать! Это слишком серьезно! Он приписывает нам, дхулулихам, чудовищные замыслы, а ведь мы всего-навсего хотим жить в мире со всеми и выгодно торговать!
- Но приговор еще не огласили, - оборвал его Шегниф. - Мы выслушаем всех, включая твоего дружка Хиукса. Собственно, некоторых допрашивают уже сейчас, и я прочту протоколы допросов сегодня же. Кстати, крылан, тебя, возможно, заинтересует, что в наших архивах хранятся записи, из которых ясно, что Каменный Бог побывал и здесь. И он определенно похож на Каменного Бога. И так же определенно не похож на наших людей. Ты ведь заметил, я полагаю, что у него на голове целая шапка прямых волос, а на ногах по пять пальцев?
- Но я не говорил, что он раб или врумау, ваше визирство, - возразил Глих.
- Тем лучше для тебя, - сказал Шегниф.