Откуда-то из темноты, позади нападавших, вынырнули кулаки. И на затылки сразу двоих бандюков, почти одновременно, обрушились мощные удары. Их сила ощущалась по громкому костяному стуку, которым откликнулись на удары бритые бандитские затылки. Впрочем, удары были хороши еще и потому что наносились не пустыми кулаками, а твердыми предметами. В одном из этих предметов мне даже привиделась рукоять деревянного толкиенистского меча.
"Неужто наши?" – мелькнула идиотская мысль. Идиотская не потому что я вдруг стала толкиенистов-ролевиков считать "нашими", а потому, что глупее и придумать было трудно: ну откуда тут, в отдаленном темном парке, взяться пресловутым ролевикам? Небось, уже по домам сидят, по телефону друг дружке названивают, смакуют сегодняшнюю клубную тренировку…
Пустотелый грохот бритых черепов не прошел незамеченным для третьего бандюгана. Он рывком повернулся к товарищам, опадающим на тропинку, подобно жухлой осенней листве, но сделать ничего не сумел. Вновь из темноты вылетела рука с деревянным мечом (значит, не почудилось все-таки!) и наотмашь, плашмя, хрястнула его по темечку – да так ловко, что он свалился нам под ноги почти одновременно со своими дружками. Отстал совсем немного.
Силы вернулись ко мне.
– На помощь! – неожиданно для самой себя выкрикнула я (ну, не то чтобы выкрикнула, но пробормотала достаточно внятно) и побежала, переступая через поверженные бандитские тела, навстречу к нашим избавителям. По-моему, я даже растопырила ручонки, будто собираясь их тут же всех обнять.
Однако темнота встретила меня теплой удивленной тишиной. Звезды не высветили никаких дополнительных силуэтов, а мои ручонки не соприкоснулись ни с одним из спасителей.
Замерев в легком смущении, я негромко окликнула темноту:
– Эй… Вы где?
И не получила ответа. Неведомые спасители исчезли так же незаметно, как и появились.
Легкий шорох заставил меня обернуться.
Олежка склонялся на Андреем.
– Надо бы его поднять. И до дома довести. Поможешь? А то вдруг эти, – малыш мотнул головой в сторону живописно разбросанных тел, – вдруг они сейчас очнутся?
Предложение мальца показалось мне дельным. Ждать, когда бандюки придут в себя, вовсе не хотелось.
Но кто же нас все-таки выручил?…
– Ты не заметил, куда они делись?
– Кто?
– Те ребята, которые вырубили бандитов? По-моему, они тоже были из ваших, из толкиенистов.
– Не было ребят.
– Но кто-то же нам помог?!
– Я.
– Ты? – насмешливо спросила я. – Это когда? Когда за мою спину прятался?
– Да, – подтвердил Олег.
В темноте его лица было не разглядеть. Я видела только бледный овал пацанячьего личика, выжидательно поднятый ко мне. Хотела еще съехидничать, проехаться по поводу его безудержной храбрости, но воздержалась. Кажется, у мальца совсем крыша поехала. От стресса, наверно. Не стоит усугублять.
– Ладно, потом разберемся, – философски вздохнула я. – Давай нашего Кромсайта поднимать.
И мы взялись за Андрея. За его безвольно висящие, как плети, руки. За безвременно поверженное тело.
Но тело не поддалось нашим усилиям. Оно оказалось на редкость тяжелым и даже не подумало сдвигаться с уютно належенного места. Впрочем, оно совсем ни о чем не подумало.
– Андрюша… – в отчаянии позвала я и потрогала его высокий сократовский лоб. – Андрюшенька… Ну приди же в себя…
В ответ наш герой простонал что-то нечленораздельное. Чем очень порадовал.
– Андрюшенька… – затормошила я его с удвоенной силой. – Открой глаза! Надо идти! Нельзя здесь лежать.
– Куда?… Что?… – равнодушно промямлил тот, все же делая попытку сесть.
Мы с Олежкой энергично способствовали тому, чтобы эта попытка увенчалась успехом.
– Мы где?… – пробормотал Андрей, усевшись. – Ой, голова как болит… И губа… Я, что, выпил лишнего?…
– Мы возвращаемся с вашей клубной тренировки, – поторопилась объяснить я. – На нас напали бандиты. Трое. Вот. Теперь пора идти домой.
– А бандиты? – недоуменно спросил Андрей. – Они уже ушли?
– В том-то и дело, что не ушли! Вот они лежат. Видишь? Один, второй, третий. Все тут. Все на месте, никто никуда не делся. Так что за них ты можешь быть совершенно спокоен. А вот нам надо идти!
– А почему они лежат? – не унимался Андрей, недоуменно таращась в темноту.
– Ты их побил, – вдруг подал голос Олежка.
– Я? – удивился Андрей (для друзей – Кромсайт Великий). – Я, что, с ними дрался?
– Ты дрался совершенно героически! – заверила я.
– Да? – он слабо улыбнулся. – Надо же – ничего не помню…
– Пойдем, пойдем, – заторопила я. – Давай, мы поможем тебе встать.
***
Когда мы сдали окровавленного и избитого Андрея с рук на руки его перепуганной родне (мама, папа, и две младшие сестренки), то наконец почувствовали облегчение.
Он, правда, вдруг начал порываться проводить все-таки нас до самых наших дверей – но объединенными усилиями его от этого удержали и уложили в постель. Мотивируя тем, что тут уже осталось идти всего ничего, да и не через запущенный парк, а по освещенным людным улицам.
– У тебя на платье кровь, – сообщил Олег, когда мы выходили из ярко освещенного подъезда андрюшкиного дома.
– Где? – всполошилась я.
– Да вот, на рукаве. Пятнышко. Наверно испачкалась, когда мы его поднять пытались.
Я внимательно оглядела рукав и опечалилась. Платья было жалко, ведь кровь так трудно отстирывается.
– Не жалей, – сказал Олежка, будто прочитав мои мысли. – Хочешь, я другое куплю?
Его наивность восхитила меня.
– А ты знаешь, сколько оно стоит? Купит он… Распокупался.
– Завтра.
– Что – "завтра"?
– Куплю завтра. Сегодня магазины уже закрыты.
– Ну почему же? – скривила я губы язвительно. – Бутики какие-нибудь сверхдорогие наверно открыты круглосуточно!
– Если хочешь – пойдем сейчас, – пожал плечами малыш. – Это даже лучше. Сразу поменяешь платье, чтоб бабушка случайно не заметила крови, когда мы придем. И не пугалась зря. Но тебе придется показать – я не знаю, где они, эти бутики.
– Тебе сначала надо научиться считать, – устало констатировала я. – А потом научиться деньги зарабатывать. И только после всего этого обещать ценные подарки. Ты в каком классе?
– Я на домашнем обучении. А деньги у меня есть. Вот.
Он полез во внутренний карман своей камуфляжной рубашки, что-то там расстегнул, вытащил и показал мне несколько тысячерублевых бумажек.
В полном обалдении я взяла с его ладони одну, поглядела сначала так, потом на свет – водяные знаки были.
– Откуда они у тебя? – спросила я охрипшим от изумления голосом.
– Это мои деньги. Карманные. На всякий случай. Если понадобится срочно – как сейчас. У меня с собой и доллары есть. Но более мелкие бумажки – сотенные.
Я молчала, потрясенно глядя на него. Вот так номер! Хороша была бы пожива парковым грабителям, доберись они до этих олежкиных долларов.
– Ха-ха, – сообщил он без тени улыбки. – Я пошутил.
– Насчет чего? Насчет долларов? Их все-таки нет?
– Доллары есть. Но я разбираюсь в их стоимости. И понимаю, что даже сотенная долларовая бумажка дороже тысячной рублевой.
– Извини, но я шутку твою как-то пропустила мимо ушей. Ты лучше скажи – ты, что, всем об этом рассказываешь? Что у тебя куча денег с собой?
– Нет, только тебе.
– Ну, хоть это слава богу… А мне-то за что такая честь?
– Тебе можно рассказывать.
– Это почему? Что во мне такого-этакого, располагающего к откровенности?
– Много чего. В каждом человеке много чего. Но в тебе – особенно много. Ты даже сама еще не знаешь сколько.
– И знать не хочу! – отрезала я. И то правда. Еще что-то узнавать о себе у меня никакого желания не было. Я и так месяц назад узнала достаточно. Более чем. Хватит! – Нет, ни в какой бутик мы не поедем, деньги свои забери, – я вернула ему тысячерублевую бумажку. – А перед бабушкой твоей я постараюсь стать так, чтобы она этого пятнышка даже не заметила.
– Как хочешь, – пожал плечами мальчуган. – Но ведь у тебя же нет денег, чтобы купить себе новое платье?
– Ну и что, если нет? – внезапно озлобилась я. Мне почему-то вдруг стало ужасно неудобно перед Олежкой, что я, действительно, такая – очень стесненная в средствах. А практически – нищая. – Даже если и нету – что с того?
– Ничего, – согласился он. – Просто я завтра к тебе приду, мы пойдем и купим тебе все, что ты захочешь. Во сколько лучше прийти?
Прямо тебе "Принц и нищий"! Вернее – "нищая".
– Ни во сколько, – вздохнула я. – Деньги вам самим с бабушкой пригодятся. И вообще – каждый должен учиться жить по тем средствам, которыми располагает.
– Ты теперь располагаешь всеми моими средствами.
– Это – что? – засмеялась я. – Признание в любви?
– Возможно.
– Тебе еще рано думать об этих глупостях.
– А я слышал, что думать об этих, как ты говоришь, "глупостях", никому не рано и никогда не поздно.
– И где это ты наслушался такого? – прыснула я. – Вот еще чудо в перьях на мою голову!
– В перьях?
– Ладно, проехали. Я тоже умею неудачно шутить.
– Я живу в этом доме, – малыш указал пальцем на панельную многоэтажку, к которой мы подходили. – Но, кажется, уже недолго буду здесь жить. Знаешь, я подумал – не надо скрывать от бабушки пятнышко крови на твоем рукаве.
– Ты же, вроде, говорил, что не хочешь ее пугать?
– Зря.
– Зря говорил?
– Не хотел пугать зря. А теперь понял – пугать придется. Потому что это будет не зря. Она должна понять ситуацию, тогда мы успеем принять меры.
– Парень, ты о чем? Какая ситуация, какие меры?
Мы вошли в подъезд, он вежливо кивнул дедку-вахтеру, пьющему чай за стеклянной перегородкой, вызвал лифт, и пока тот спускался с верхнего этажа, принялся объяснять:
– Нападение это, в парке, не было случайным. Они нас поджидали. Вернее, меня. Я после клубной тренировки всегда хожу этой дорогой, а вы с Андреем оказались там случайно. Потому что бабушка попросила.
– Да брось ты, – неуверенно мотнула я головой. – Обыкновенные бандюги. Ждали любого прохожего, чтобы раздеть и обчистить. Да еще морду набить. Попали на нас. Бывает…
– Хорошо бы если так. Но они слишком целенаправленно действовали. Ни Андрей их особенно не интересовал, ни даже ты. Ведь они вроде удивились, когда еще и ты там оказалась. Похоже все-таки, что они нацеливались именно на меня.
Он замолчал. Подошедший лифт раскрыл двери. Галантно пропустив меня вперед, Олег нажал кнопку нужного этажа.
– Малыш, а у тебя не мания величия? – не выдержала я. – Ну зачем ты им нужен? Они, что, знали о твоих "карманных" долларах?
– Не должны были знать, – сосредоточенно наморщил лоб Олег. – Я о своих деньгах никому не говорю, – он поднял на меня быстрый взгляд. – Только тебе. Но ты им не говорила. И сказать не могла – ведь ты узнала о деньгах позже. Значит?
Я поджала губы в недоумении – он, кажется, допускает предположение, что я шпионка парковых бандюганов? "Ленка-наводчица"? Промышляющая информацией о маленьких богатеньких первоклашках?
– Нет, утечка информации в другом месте, – решительно тряхнул челкой малыш, придя к какой-то определенной мысли.
Лифт остановился и Олежка позвонил в солидную металлическую дверь, обшитую полированным деревом с претензией на шик.
– Кто там? – спросило переговорное устройство над притолокой.
– Бабушка, мы! – отозвался Олежка.
Дверь почти сразу распахнулась с железным лязгом, и счастливая бабушка бросилась обнимать вернувшегося внука, приговаривая:
– Что ж так поздно? Стемнело уже совсем, опасно на улицах!
Тут она заметила и меня:
– А где же паренек, который был с тобой? Который с палкой своей нападал на Олежека? Я же видела, как он тыкал! Хоть Олежек меня и просил не ходить на эти ваши тренировки, хоть и обещал, что с ним там ничего не случится… Так куда паренек делся? Не пошел провожать? А ведь обещал!
– Бабушка, паренька – Андрея – побили. Поэтому он не смог проводить меня до самых дверей, – сообщил внук.
– А, все-таки побили! – укоризненно покачала она головой. – И сильно? Видишь, говорил, что там побить не могут, что там правила, и палки ваши специально сделаны так, чтоб больно не бить…
– Его побили не на тренировке, – спокойно прервал ее внук. – А когда мы шли обратно. Нас встретили три здоровых бугая… Хорошо, что еще легко отделались.
– Ах, – всплеснула руками бабушка. – Ведь говорила же я, что по ночам шлындать туда-сюда по улицам опасно! Ведь предупреждала! А ты еще: "Нет, не опасно!"
– Нет, не опасно, – улыбнулся внук. – Может, мы не будем на пороге стоять, а зайдем?
– И девочка? – удивилась бабуля.
– И она зайдет.
– Но ведь ты… – бабушка выглядела озадаченной. – Сам же запрещал водить посторонних в дом…
– Она – не посторонняя, – твердо сказал внук.
– А-а?… – начала бабушка, но встретив взгляд своего Олежека, тотчас прекратила дискуссии на эту тему и посторонилась, пропуская.
– Проходи, – Олег открыл передо мной следующую дверь – из тамбура в квартиру.
Похоже, пошлый шик полировки входной двери – это были еще цветочки. Ягодки самодовольной кичливости хозяев квартиры ждали меня дальше.
Вычурный напольный светильник в виде медной русалки, поднимающей над головой лампу-лотос, освещал широкую безрадостно-коричневую прихожую, одетую в плюшевые обои с серебряными вставками в виде кленовых листьев. Массивность платяного шкафа а ля "ампир для новых крутых" угнетала еще больше на фоне комплекта модерновой мебели (дорогущей, наверно!), сплошь состоящей из белых витых металлических трубок, кое-где приправленных позолотой. Добил же меня толстый и очень мягкий малиновый ковер на полу прихожей, в котором я сразу утонула по щиколотку.
– Нравится? – спросил Олег, внимательно наблюдая за моей реакцией.
– Ну, как сказать… – замялась я. Не хотелось сразу обижать хозяев неодобрительной оценкой. – Наверно, стоило это все недешево?
– Нам? Нет. Прежний владелец прогорел в своем бизнесе и срочно сбегал от долгов за границу. А мы расплачивались с ним сразу, поэтому получили скидку. И досталось нам все сразу – и квартира, и обстановка. Можно сказать почти по дешевке.
– Проходите, проходите, ребятки, – сказала бабушка, защелкнув входную дверь на последний засов. – Ты в свою комнату пойдешь, Олежек? Или в зале попьем чайку?
– А поужинать? Ты обещала блины с пирогами.
– А как же! – расцвела бабуся. – И блины, и пироги! И соляночка с грибами! А я еще на обратном пути, когда с вашего клуба ехала, буженинки купила с карбонатиком…
***
Блины с красной и черной икрой я ела впервые.
– Олежеку икра полезна, – объяснила бабушка. – Ему расти надо!
Я попыталась с ней согласиться, но с набитым ртом это оказалось не просто.
– Бабушка, а ты последний раз золото сдавала все в том же ломбарде, на Тридцать седьмой линии? – задумчиво спросил Олег, отрезая кусочек ананаса.
– Нет, я ж помню твои наказы! – охотно откликнулась та. – На Пролетарском рынке.
– И кто из приемщиц был? Не Изабелла Арамовна?
– Да тут такое дело… – замялась бабушка. – Я неудачно подгадала – как раз под перерыв попала…
Она примолкла, выжидательно поглядев на внука.
– Так, так, – одобрительно кивнул тот. – И что?
Бабушку не ввел в заблуждение его спокойный тон, и она обернулась за поддержкой ко мне:
– Ну не ждать же мне целый час на солнцепеке?
– И ты продала с рук, – вздохнул Олег. – Вот и утечка…
Когда он сидел за обеденным столом, то не выглядел совсем уж мелким. А может я сама стала относиться к нему по-другому, не совсем как к малышу. По крайней мере олегова взрослая манера разговора теперь не казалась мне такой странной.
– Да зачем же сразу напраслину думать? – забеспокоилась бабушка. – Продала. И цену хорошую взяла. И мужчина солидный. Ни цыган, ни армянин. Наш, русский. Пожилой такой, инвалид – с палочкой.
– Цена… – Олег разгладил ладошкой скатерть. – Цена даже слишком хорошая оказалась. Проследили нас. Не знаю уж что они со мной собирались делать, но с квартиры этой нам нужно уехать. Сегодня же. Сейчас же.
– Да кто проследил? Куда ехать? – всполошилась бабушка.
– Кто-то. Кто Пролетарский рынок контролирует. А я грешил на Изабеллу Арамовну…
– А какая разница? – спросила я.
Олег поднял голову, посмотрел на меня долгим взглядом.
– Действительно – какая?… Она ли стукнула? Или какой-то обаятельный мужчина-инвалид? Все равно теперь в нашем городе золото сдавать нельзя. Засветились. Придется ездить в соседние области.
– Вы с бабушкой клад нашли? – осторожно поинтересовалась я. – Откуда у вас золото?
– Именно этот вопрос и зададут нам те, кто на нас вышел, – вздохнул Олег. – Наше это золото. Наше. Мое и бабушкино. Фамильное.
– И… много его у вас?…
– Теперь уже – не очень. В сравнении с тем, что было. Поэтому я и поеду на МИК, в Щепку.
– Нет! – вскрикнула бабушка.
Я с удивлением обернулась к ней.
Она сидела побледневшая, прижав салфетку к груди, и повторяла уже тише:
– Нет, не надо… Нам хватит… Не уходи…
– Но я все равно должен буду уйти, – мягко произнес Олег. – Иначе – к чему вся моя подготовка, все твои старания?
– Только не сейчас… Ты еще маленький…
– Бабушка, мы же договорились. Я вернусь. Посмотрю как там дела и вернусь к тебе. И буду с тобой еще долго-долго. Пока не вырасту.
– Нет, – горько сообщила она, и на глазах блеснули слезы. – Ты не вернешься, я знаю. Они тоже обещали вернуться, но не вернулся никто. Ни князь Вениамин, твой дедушка, ни Наташенька, твоя мама… Все вы меня бросаете насовсем и уходите неизвестно куда… Я не могу так, я не отпущу тебя, так и знай!…
В полном недоумении я переводила взгляд с бабушки на внука и обратно. Смысл разыгрывающейся драматической семейной сцены был для меня недоступен.
Олег, положив подбородок на кулачки, исподлобья смотрел на бабушку, она отвернулась в другую сторону, разглядывая помпезный белый рояль, поблескивающий так, будто был смазан жиром.
Пауза затягивалась.
– Бабушка… – наконец начал Олег.
– Так и знай!… – прервала она его надтреснутым голосом, в котором чувствовались слезы.
Но их обоих остановила телефонная трель.
Довольно мелодичная. Которая произвела на эту странную семейку неожиданное впечатление. Оба вскочили, уставившись на телефон (нелепо-козлорогий, под старину). Потом внук со всех ног кинулся вон из комнаты, крича на ходу:
– Сейчас я выделенку для компьютера подключу!
Бабушка осторожно, почти на цыпочках, приблизилась к весело названивающему телефону. Медленно сняла трубку и осторожно спросила:
– Алло?
И замолчала, вслушиваясь.
Я со своего места ничего не могла разобрать – до меня доносилось только легкое комариное зудение чьего-то голоса. Ни слов, ни даже того мужской он или женский понять было невозможно.