Окно зарешечено. Из интерьера - кровать, привинченная к полу, тумба, табурет, стол, параша - все эмалированное, стальное. Камера-одиночка. Чистота идеальнейшая. В верхнем углу притаился глазок наблюдательной камеры. Ага, подумал он, следят. Ручкой бы помахать. Захотелось есть.
Через час пришла первая делегация из двух посетителей в лице медсестры и врача. Что-то в одеянии сестры напоминало обмундирование старшины тренировочного полевого лагеря. Наверно, строгий покрой и большое количество карманов. Ничто в ней не выдавало женщину, ни одежда, ни манеры, ни даже внешность. Тем не менее сестра являлась женщиной, хотя он готов был поспорить, что имеет место божественное недоразумение. Ошибка, не иначе. Зато повадки врача сразу же вызвали сомнение в его наклонностях. Прежде всего ужимка, с которой он произнес "Доброе утро".
- Ну-с, голубчик, как себя чувствуете? - с фальшивой доброжелательностью улыбнулся мужик, подмигивая сквозь золоченую оправу очков. Лысенький, круглолицый, сплошные морщинки, угловато сложенный, он осторожно присел на краю кровати, что заставило поджать ноги и отодвинуться ближе к окну.
В руках у врача была папочка. Сестра лениво поигрывала резиновой дубинкой, блуждая потухшим взглядом по поверхностям. Пауза затягивалась, отчего улыбка очкарика таяла. Пронзительные глазки пришпилили его к подушке. Чтобы не раздражать круглолицего, он сказал, что все хорошо - не узнав в очередной раз свой голос.
Очкарик кивнул.
- Замечательно. У нас утренний обход. Жалобы какие-нибудь имеются? - спросил доктор, разглядывая ногти на руках.
- Нет, - поспешил ответить он. - Хочу есть.
Доктор равнодушно кивнул:
- Скоро принесут, - и смолк, поглощенный выдергиванием заусенцев.
Текли минуты, сестра переминалась с ноги на ногу и пыталась усмирить зевоту. Впрочем, это ей плохо удавалось.
- Значит, жалоб нет. Это входит в систему, - вздохнул врач, - Но, что поделать, пациент всегда ведет себя тихо после ха-а-арошего дебоша, - он сделал ударение на последнем слове. - Вы, естественно, не помните, что произошло вчера? Что вы вчера натворили?
- Н-нет…. А что?…
- Он не помнит! - засмеялся врач торжествующе, как будто выиграл спор, и показал на него пальцем сестре; та криво ухмыльнулась, - Конечно, еще бы такое помнить. Ну ладно. Пусть будет так. Может, к обеду вспомните и мы сядем все вместе и подумаем, что с вами делать. Хороший человек, порядочный, симпатичный, красивый….эх!
Мужик поднялся и затопал к выходу. Надзирательница учтиво маячила у двери.
Завтрак - баланду из овса и компот, - просунули через окошко в двери. Рядом с тарелкой на подносе лежали две пилюли - одна желтая круглая, другая зеленая, приплюснутая. Так, чтобы было незаметно и не засекла камера, он затолкал лекарство в пустое пространство внутри металлического изголовья кровати. Часы в палате отсутствовали, но, судя по движению солнца, он решил, что близится полдень. В коридоре за дверью стало шумно - слышались шарканье, лязг открываемых запоров и голоса. Вскоре лязгнуло и у его двери, в проеме появилась низенькая женщина со стеклянными глазами, квадратной челюстью и жвачкой во рту - челюсть равномерно двигалась.
- Привет, детка! Выходи, пора проветриться.
В руках санитарки мелькнула дубинка.
- Мне в колодках ковылять? Так я далеко не уйду, - раздраженно отозвался он.
- Ха-ха, - санитарка оскалилась, - ишь ты, остряк. Вечно с вами, с придурками, одна и та же история, - и потом резко, - Встать на середину круга!
По центру комнаты чернела окружность - он только сейчас заметил ее. С метр в диаметре, на ней были пунктиром отмечены контуры человеческих ступней. Рисковать он не стал и послушался. Затем что-то внизу сильно притянуло его к земле, так, что нельзя было и ногой двинуть. Санитарка медленно сняла оковы и захват тут же ослаб. Его вывели по темному неосвещенному коридору в холл, вниз по широкой лестнице к внутреннему двору, втиснули в общий поток пациентов; те бодро вышагивали по гравиевой дорожке к саду. С обоих сторон стоял конвой из женщин-санитарок, похожих друг на друга, как две капли воды. В саду имелось множество беседок, скамеечек и лавок с грубо срубленными, деревянными столами. Больные с выражением умиротворения на лице бродили по дорожкам взад-вперед, болтали, сидя на скамеечках, кто-то играл в домино или шашки. Классический санаторий, если забыть, что площадка огорожена четырехметровым забором с проволокой, вышками для наблюдения по периметру и вездесущими камерами. Из навесного динамика гремели жизнеутверждающие марши. Стояла ранняя осень.
Сентябрьский солнечный денек, безоблачный и теплый, прямо как летом. Только молодые деревья пожелтели, но еще не осыпались, а трава выцвела. Превосходный день и сиеста в самом разгаре. Он выбрал свободную лавку возле стены, подальше от основной массы людей, публика не нужна ему сейчас, когда надо собраться с мыслями и навести порядок в памяти.
Я ничего не помню. Совершенно ничего, что касалось бы вчерашнего дня. Этот кошмар никогда не кончится, думал он, вдыхая свежий воздух и наблюдая, как плывут в разогретых потоках воздуха тонкие нити… паутины. Все похолодело внутри и кровь сильнее застучала в висках. Совсем близко над ухом жужжала толстенная муха, натуральный вертолет. Через секунду насекомое пошло на второй вираж, покружило вокруг него и село на правую руку. Он оторопело наблюдал, как муха вальяжно прошествовала вниз, к запястью и принялась чистить лапки. Естественно, она его не интересовала. Воспоминания, одно за другим, возвращались к нему - как волны бьют о берег. Равнина миражей, хижина старика, осада крепости, блондинка и сосед снизу….
- Вот, возьми, - к нему подошел один из пациентов, парень в зеленых очках, и протянул кусочек сложенной бумаги.
- Что это?
- Я не знаю. Ты сам сказал мне вчера, чтобы я передал это тебе на прогулке, - отозвался парень в очках и сел рядом с ним, - Ничего, что я здесь?
- Ничего, - рассеяно ответил он и развернул бумажку. Черным фломастером крупными печатными буквами на ней было написано слово.
- Ты не в курсе, что со мной происходит? - беспомощно спросил он парня, но, адресовав вопрос себе, он тут же задал новый: - Как тебя зовут?
- Вадик, - сказал парень и пожал ему руку, - Хм, мне кажется, у тебя накрепко отшибло память. Такое бывает. Память потом восстанавливается, ты не переживай. Случается, иногда вспоминаешь вещи, которые и в жизни-то с тобой не происходили. Но потом они сбываются. Я называю это "прыжком". Еще вроде кличут "де жавю". Одно дело, когда тебе снится вещий сон. Но совсем другое, если воспоминание приходит к тебе в период бодрствования. Это о многом говорит.
- Сколько я здесь торчу?
- Месяц, - терпеливо ответил Вадик с таким видом, словно говорил то же самое не один раз, и ничего с этим не поделаешь, надо же человека как-то вытягивать.
- Ты…. Ага. Мы с тобой друзья, - догадался он.
Вадик кивнул.
- Это хорошо. Так…. Стой. Месяц?
- Ну да. Тебя уже выписывать хотели, - зевнул парень. Достал мятную конфету, - Будешь?
Он протянул ладонь, но конфету в рот не засунул. У него и своих было полно, но откуда они взялись, непонятно.
- Ну вот. Я о воспоминаниях. Это же научно установленный факт: человек знает не только то, что произошло с ним в прошлом, он может предчувствовать и будущие события. Все просто. Потому, что все связано - прошлое, настоящее и будущее, одной нитью. Рано или поздно ты вспомнишь. Прямо как у Дика, правда?
- Правда.
- Не совсем. У нас сложнее. Мы почему здесь? Потому что тоже забыли, в той или иной степени, вещи о которых ДОЛЖНЫ помнить там, - он махнул за ограду рукой, - Вообще, конечно странно. Мы не такие, как все, и мы это прекрасно понимаем. И не хотим быть, я не хочу быть таким, как они.
- Женщины здесь какие-то…. - сказал он, - Что-то с ними….
- Да, да, именно. Тебе кажется это необычным, там подобные штуки в порядке вещей. И мужики в туфлях на шпильках ходят.
Вадик авторитетно кивнул: мол, проверено, знаем.
- Куда же я попал! - он схватился за голову, - Господи, за что? Я не хочу.
- Ты думаешь, ты один такой? Нет, братец. Наша проблема заключается в том, что мы живем будущим. И не чахнем над прошлым.
- Слушай, мне эта твоя философия вот сейчас где, - и он показал, где, - Мне бы с собой разобраться, а там посмотрим. О-хо-хо…. Так. Все это бред. Я это все выдумал. И тебя выдумал, понятно? Ты - плод моей больной фантазии. На самом-то деле я не здесь нахожусь, а в совсем другом месте. Это очередная иллюзия.
Вадик горестно покачал головой.
- Друг. Советую тебе, не паникуй. А то сестры сбегутся. Ты хочешь погреться на солнышке и ты ведь совсем не хочешь торчать в палате, исколотым седативными препаратами? Вот и успокойся. Насчет бреда…перестань считать это бредом, и тебя выпустят. Прими правила игры и тебя примут в эту игру. Ты понял меня?
- Не хочу я играть в эти идиотские игры! - огрызнулся он.
- Ну-ну. И пробудешь здесь оставшуюся жизнь.
- Нет! Это невозможно! Что-нибудь произойдет и иллюзия кончится, ей на смену придет другая, третья, пятая, десятая!!
Он с отчаянием смотрел, как парень спокойно снимает очки и становится как-то сразу бледнее без них, протирает окуляры краешком халата и цепляет их обратно на место. Засовывает руки в карманы и насвистывает песенку.
- Ты в принципе не отрицаешь, что это бред. Значит, ты допускаешь такую возможность, - он не смог молчать и стратегическое преимущество оказалось в руках Вадика, который бесстрастно отрезал:
- Я могу допускать какую угодно возможность. Что бы я ни сказал, ты расценишь это как порождение своей фантазии. Верно? Я же ненастоящий, по-твоему, так? И ты не разговариваешь с другим человеком сейчас, получается, ты разговариваешь сам с собой и раз находишься в другом месте, ставишь себя в неудобное положение. Так что заканчивай. Прекращай балаган, ну же давай, я жду.
- Ох, если бы я мог… - вздохнул он.
Вадик что-то пробормотал себе под нос и усмехнулся.
- Иллюзии могут длиться сколь угодно долго и необязательно что-то должно произойти. Иллюзия может быть длиною в жизнь, ты не задумывался над этим? Привычный мир может быть таким же ненастоящим, ну и что, что ты родился в нем и прожил полжизни? Это ни о чем не говорит. Ты к нему привык, он для тебя в порядке вещей, и все. Как ты докажешь мне его реальность? Достаточно выехать из родного города в столицу, или другую страну, и прежний мир перестанет существовать для тебя, об этом же все знают! Ну хорошо, - примирительно вскинул руки Вадик, увидев, что он готов наброситься на него с контраргументами, - А что написано в записке? Или это тайна?
- Никакая не тайна, - обиженно сказал он. - Раз тебе интересно, на, читай, - и он протянул ему листок. Парень взглянул вниз и, не меняя выражения лица, спросил, - Что это обозначает?
- Это мое прозвище. Было, когда-то.
И он рассказал парню о предыдущих иллюзиях, стараясь по возможности, с мелкими подробностями. Вадик со скучающим видом слушал его излияния, изредка почесываясь или меняя положение тела. Паук не мог остановиться, все говорил и говорил. А потом Вадик глубокомысленно изрек "М-да" и надолго задумался. Взор его затуманился.
- Ну прямо Первый круг какой-то, - выдал он наконец.
- Ты о чем? Что за круг? Это очередная твоя аллегория?
- В общем, нет. У меня было то же самое. Поэтому мы с тобой и в психушке.
Паук вскочил от неожиданности и заметался вокруг лавки, совеем как давешняя муха. Он хотел что-то сказать, но слова нужные не подбирались; внезапно он понял все, он понял, отчего ему отшибло память и примерно догадался, что устроил вчера, такое случается - все ясно, все стало на свои места, а ты не в состоянии подвести итоговую черту, стоишь и глупо хлопаешь глазами. Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на лед. А Вадик сидел и печально улыбался.
- Значит, это по-настоящему….
- Ну, - Вадик развел руками, - кому как.
- И что же теперь делать?
Парень пожал плечами, встал, распрощался и собрался было уходить, но Паук потянул его за рукав:
- Подожди. Давно со мной такое? Ну, с памятью, я, наверно, раньше все помнил про себя, настоящего.
- Где-то с неделю.
- Получается, каждый день я вынужден вспоминать….
- Грубо говоря - да. И каждый день выслушиваю твою историю. Это даже забавно. Скоро начну сезонные графики чертить.
- Но почему?
- Жалко. Мне кажется, ты залетел сюда по ошибке. Не то, что большинство из здешних, эти-то хроники, они всю сознательную жизнь галлюцинируют. Я тебе помогу выбраться, ты главное, не дергайся. Поразмысли, пока время есть, может найдешь ответ. Не найдешь, ну не беда, есть завтра.
- И послезавтра и так далее, до бесконечности. Судя по словам врача, вчера я нашел ответ, но я его не помню, - глухо сказал Паук. Он ожидал услышать нечто другое, потому что наделил свой вопрос другим смыслом.
- Может, ты успел записать его, как и это, - Вадик кинул взгляд на бумажку. Паук тут же отдал ему клочок бумаги.
- На всякий случай.
- Бывай. В столовке увидимся. И еще вечером, когда телик сядем смотреть.
На том они и распрощались.
Вскоре больных загнали в палаты, провели дневной осмотр и процедуры. Близился час обеда. Благодаря вадиковому внушению Паук стал воспринимать это место не как дурдом, а как своеобразное чистилище душ. Лихая сыграла с ним злую шутку, и он все сильнее осознавал безысходность создавшегося положения. Вадик говорил что-то про письма. Обшарив палату, Паук нашел в ящике стола кипу помятой бумаги и несколько фломастеров. Исписанные листочки были выдраны из тетради. Нашлись и рисунки. Под бумагой лежала потертая книжка с крестом на обложке - обтянутая черным бархатом и вся утыканная закладками. Рядом с книгой находилось еще несколько предметов: стеклянный шар с человеческим глазом внутри, ластик, карманные часы, высохший яблочный огрызок. Предметы не говорили Пауку абсолютно ни о чем, зато рисунки заставили призадуматься. Пять штук, и они отличались не только сюжетом, но и техникой исполнения.
Первый. Человечек с бородой. Вместо рук и ног палочки. Детская аляповатость.
Второй. Холм, а на его вершине распятие и облака. Солнце вот-вот упадет за горизонт. Небрежный набросок.
Третий. Рыбина с птичьими крыльями парит в небе. Четко прорисовано.
Четвертый. Древнегреческая колонна и тень от нее. Резкие тени, много грифеля и кое-где смазано пальцем.
Пятый. Равнина со множеством мелких деталей. Сюрреалистический пейзаж. Похоже на подмалевок к будущей картине.
Он решил почитать записи. Начал с самой верхней - последней.
"Вот уже шестой день со мной такая карусель и когда это кончится, я не знаю. Вадик говорит, что шестой. Я сомневаюсь. Я уже никому не доверяю, даже себе. Наверно, мне здесь самое место.
Где-то есть другой мир. Мой мир. Я - потерялся и не могу найти выход.
Мне кажется, что амнезия и мои галлюцинации как-то между собой связаны. Я думаю, что это иллюзия, но это настоящее и, каждый день, в ожидании новой иллюзии, я вижу это, и оно вызывает амнезию. Разум отрицает эту действительность, но не может найти другую. Замкнутый круг.
Надо поговорить об этом с Вадиком. За мной следят. Мои каракули наверняка перечитывают и используют против меня. Точно! Забавно. Как я догадался записывать с первого дня? Если ты (т. е. я) прочитаешь это в седьмой раз, не пиши ничего. Будь осторожен.
Шестой день. Шестой. Мир был создан за семь дней. На шестой день Бог создал человека. Господи".
Дальше почерк сбивался, а потом стал ломаным. Через несколько строчек было торопливо выведено поперек линии листа:
Освобод правда на седьмой это кон они идут надо
Оторвавшись от записей, Паук посмотрел в окно. Солнечный свет словно померк. Сердце гулко стучало в груди. Во рту у него пересохло. Если бы записки несли опасность, ему бы просто не дали это читать. Следовательно, врачи ждут от него каких-то шагов. Сегодня. Он вернулся к самой первой записи, остальные не стал читать:
"Совершенно не помню, кто я и что я. Не знаю, чем это вызвано, но на всякий случай буду делать записи. Чтобы они помогли мне потом вспомнить. Такое ощущение, что я нахожусь здесь не меньше двух-трех лет. Моя голова - как проходная парадная. Нужная мысль приходит через одну дверь, потопчется немного и уходит через другую дверь. Что предпринять, ума не приложу. Этот малый, вроде Вадимом звать, говорит, что мы с ним приятели".
Паук вертел в руках предметы, перекладывал их так и сяк, пытаясь сообразить, что произошло. Ничего путного пока не выходило, только прибавилось вопросов.
Тут отворилась дверь, и в комнату вошел знакомый круглолицый врач, одобрительно посмотрел на рисунки и на Паука, пытавшегося затолкать листы в ящик. Про себя Паук прозвал его Колобком. Не успел тот и рта открыть, он заявил:
- Я хочу ознакомиться с историей своей болезни.
- Ну! - засмеялся Колобок, - Однако, лихое начало. С места в карьер! Как все до боли знакомо….
- Я понимаю, о чем вы говорите, - кивнул Паук, - Мне сложно вести себя адекватно. Не надо успокаивать и обещать мне с три короба.
Колобок взял в руки планшетку, что-то черкнул в ней и сел, выпятив зад, на краю койки, как утром. Проход загородила сестра.
- И не собираюсь, - вдруг серьезно сказал он, - Мы обеспокоены происходящим с вами. Ошибочно полагали, что пик болезни прошел, но, похоже, что налицо обострение. Анализы ничего не дают, разве что энцефаллограмма… в медицинской практике есть ряд случаев, способных вызвать амнезию. Но мы не можем понять, откуда у вас это. Раньше такого не наблюдалось. Такое чувство, будто оно возникло из ниоткуда, просто появилось и все….
Паук вздохнул.
- Я не хочу знать.
- Но мне придется…
- Слушайте, мне честно говоря наплевать, что там. Меня волнует другой вопрос. Скажите…я, что я вчера натворил?
Колобок пожевал губами, почему-то оглянулся на сестру и, чуть наклонившись вперед, доверительным шепотом произнес:
- Вы пытались бежать. Самым варварским способом.
- Я же псих. Все психи, полагающие себя нормальными людьми, хотят убежать из дурдома. И это все? - разочарованно спросил Паук.
Колобок поморщился, словно на язык ему попал горький огурец.
- "Псих", "дурдом", ну что вы говорите? Можете хоть сегодня забрать вещи и уйти, но учтите, - он наставительно помахал перстом, - учтите, что вас сдаст в СИЗО первый же милицейский отряд. За нарушение общественного порядка и аморальное поведение. А потом к нам отправят.
Колобок вещал что-то еще о моральном долге, но Паук думал о другом. На организм почему-то навалилась дикая слабость.
- И потом - не все. В конце концов, извращенная ориентация - личное дело каждого, - при этих словах Колобка перекосило, - У вас же, голубчик, явное раздвоение личности. Шизофрения. То вы ребенок малый, то вас воевать с кем-то тянет. Временами вы говорите такие вещи, о которых…. Нет-нет. Я порядочный гражданин и не буду их озвучивать.