Сильно все это липой попахивало, но все-таки рассчитанная на целый год демонстрация прошлого Земли - картинки должны быть колоритными. Только какое же там серьезное значение? Будущее (думал я, благоразумно помалкивая в тряпочку) принадлежит космосу. Во всяком случае, личное мое - хотелось бы надеяться - будущее. Ну что мне до каких-то иссохших костей, во что их ни обряжай? Не подумайте только, что я презирал прошлое, не был я таким идиотом, даже в том возрасте. Просто я считал - все, что стоило бы сохранить, и само сумеет сохраниться, а остальное - пусть себе угасает потихоньку. Ну вроде как брюхо - хорошее не лопнет, плохого не жалко.
Вот я и попытался объяснить куратору.
- Конечно же, я слышал про "культурный псевдоморфизм" и всякое в этом роде. Но не кажется ли вам, мастер Снайдер, что проблемой является как раз обратное? Вот, скажем, Адзель, это мой товарищ с Бодана, который занимается здесь планетологией. Так ведь это - наша, земная наука, а его народ - первобытные охотники, совсем недавно нами открытые. Адзель говорит на многих человеческих языках - они у него как-то очень быстро идут - а недавно обратился, ко всему прочему, в буддизм. Ведь это воданитам пора бить тревогу - как бы им не превратиться в этакое подобие землян. - Пример мой малость хромал - четырех-с-половиной-метрового дракона не так-то легко превратить в "этакое подобие землянина". Знал Снайдер это или не знал (кто же упомнит все расы, все миры, найденные уже в нашем крохотном уголке великого и прекрасного космоса?), только впечатления я на него не произвел.
- Многообразие внеземного влияния - даже оно одно нас деморализует, - отрезал он не терпящим возражения тоном. - Так вот, мне хочется, чтобы наш комплекс выступил на празднике достойно. Участвовать будут все организации, предприятия, клубы, церкви нашего мегаполиса, и я хочу, чтобы лидирующая роль принадлежала учебным заведениям.
- Но ведь так оно, кажется, и решено? Я хотел сказать, сэр, разве не идет уже подготовка мероприятий?
- Да, да, конечно, - нетерпеливо отмахнулся он. - В некоторой степени. В степени значительно меньшей, чем я ожидал от нашей молодежи. Слишком уж много среди вас космочокну… - он осекся, снова нацепил свою улыбку и так наклонился вперед, что еще чуть-чуть - и его изображение вывалилось бы из экрана. - Я тут думал, а что бы могли сделать мои собственные студенты. Относительно тебя есть просто первоклассная идея. Ты будешь представлять китайскую общину Сан-Франциско.
- Ч-е-е-го? - удивленно проблеял я. - Н-н… н-н-но…
- Весьма древняя, почти уникальная традиция, - продолжал он, словно не заметив его испуга. - Твой народ живет в этих местах уже пять или шесть сотен лет.
- Мой народ? - Вся комната вокруг меня как-то перекосилась и закачалась. - То есть я хочу сказать… ну да, конечно, моя фамилия Чинь, и я ей горжусь. Ну и, может быть, какие-то комбинации хромосом делают меня немного похожим на предков. Но… ведь это же, сэр, полтысячи лет! Если во мне нет крови каждой человеческой породы, когда-либо существовавшей, то я - чудовищная статистическая флуктуация!
- Верно. Однако случайность, придавшая тебе внешность твоих монголоидных пращуров, очень нам на руку. Весьма немногие мои студенты могут похвастаться хоть сколько-нибудь различимыми расовыми признаками. Я пытаюсь подобрать им роли, исходя из фамилий, но даже это непросто.
"Да, - думал я с горечью, - конечно. По вашей логике любой по имени Марк-Антонио должен завернуться на празднике в тогу, а каждый Смит - выкраситься в синий цвет".
- Специально для этого случая, - продолжал Снайдер, - создан местный комитет американцев китайского происхождения. Я бы рекомендовал тебе связаться с ними, может, там есть какие-нибудь мысли, информация. Не посоветуют ли они, в какой роли выступить тебе от имени нашей образовательной системы? Ну и, конечно же, Центральная библиотека, там столько исторического материала, что и за всю жизнь не прочитать. Тебе совсем не вредно познакомиться хоть с чем-нибудь, выходящим за пределы математики, физики и ксенологии… - По костлявому лицу куратора скользнула гримаса, и я в уме поставил ему "хорошо" за искренность. - Возможно, ты придумаешь передвижную платформу для шествия или еще что в подобном роде, для чего нужны технические знания и изобретательность. Это тоже будет плюсом при подаче заявления в Академию.
"Как же, плюсом, - подумал я, - особенно если я завалю из-за этой дури предварительные экзамены".
- И не забывай, - подытожил Снайдер, - что до начала Фестиваля осталось всего три месяца. О ходе своей работы докладывай прямо мне. И не стесняйся советоваться, просить о помощи - пожалуйста, в любое время. Ведь в этом и состоит моя главная обязанность - помогать вам развиваться целостными, многогранными личностями. Ну и все такое прочее.
Больше писать не буду, а то еще вытошнит.
Я позвонил Бетти Райфеншталь, но только затем, чтобы узнать, можно ли зайти. Головидео - оно, конечно, вещь хорошая, но только с голограммой нельзя держаться за руки, и запаха тоже не чувствуешь - ни запаха духов, ни запаха самой девушки.
Телефон отрапортовал, что Бетти будет только вечером. В результате у меня было более чем достаточно времени, чтобы основательно потрепать себе нервы. Не мог я прямо так вот взять и отказаться от участия в Снайдеровских игрищах. Право-то у меня было, конечно, и самое полное, и он не стал бы иметь на меня за это зуб - сознательно. Но и хвалить меня за энергию и командный дух он станет не так горячо, как мог бы, а ведь это очень важно при обсуждении кандидатур. С другой стороны, ну что я знаю про ориентальные цивилизации? Видел стандартные картинки, читал книгу-другую, когда проходили по литературе китайскую классику, ну, пожалуй, и все. Все мои знакомые и незнакомые имели такую же ориентацию (не каламбурю я, упаси Господь), как и я. А что до этих китайских американцев, американских китайцев…
Припомнив, что вроде бы в Сан-Франциско были когда-то особые этнические округа, я запросил Центральную библиотеку, за что и был вознагражден чертовой уймой материала по Чайнатауну - так именовался в прошлом этот район. Вполне возможно, что современникам это местечко представлялось живописным. (О дороги Цинтии, скользящие над верхушками самых высоких деревьев, освещенные лучами багряно-золотого солнца! Четверорукие барабанщики, громкой дробью возвещающие о совокуплении двух лун Горзуны! Дикие, свободные крылья под небом Ифри!) Тамошние обитатели встречали лунный новый год с фейерверками и шествием. Деталей было не разобрать - к тому времени, как информацию переписали в компьютер, все фотографии успели сильно выцвести, а рыться в сопроводительном тексте не хотелось.
Для меня обед - просто необходимая заправка топливом. Пробормотав нечто неопределенное родителям, которые никак не могут понять, почему это я стараюсь вырваться из такого приятного, безопасного мирка Солнечной системы, я полетел к Райфеншталям.
Полет немного меня успокоил, еще раз напомнив, что для чужаков вроде Адзеля самое настоящее чудо именно здесь, у нас. Куда ни посмотри - и на холмах, и по всему зеленому зеркалу Залива, и дальше, в океанских просторах, - везде искрятся и переливаются миллионы опущенных на землю звезд. Кое-где свет резко взмывает вверх, вырисовывает многорукую башню, в других местах он отступает, давая место влажной тьме парка или экоцентра. В прохладном, чуть затуманенном воздухе стоит несмолкаемый гул машин. Автоматическая система управления движением подвела меня настолько близко к аэробусу, что я смог заглянуть внутрь и увидел, что его пассажиры собрались со всего нашего земного шара и из многих мест за его пределами. Вот этот, пижонистый, наверняка с Луны, а там - приземистый синекожий альфазанец, астронавт, это видно по нашивке Братства. А вот бродячему купцу из Торгово-технической Лиги никаких нашивок не надо, хватает обгоревшей под чужими солнцами кожи и выражения полной независимости на лице. Лицо это словно говорило: "а в гробу я вас всех видал" и преисполняло меня самой черной завистью.
Квартира Райфеншталей выходила на Голден Гейт. Я увидел вспышки и мерцание каких-то огоньков, до ушей донеслось отдаленное звяканье и шипение - шла круглосуточная работа по созданию копии этого древнего, обветшавшего моста. Бетти встретила меня у порога. Сегодня эта тоненькая, белокурая и, как правило, жизнерадостная девочка выглядела устало и озабоченно; пораженный, я даже не уделил подобающего внимания предельной - ну, скажем, минимальности - ее платья.
- Тсс, - предупредила она. - С папой здороваться не надо. Он в кабинете и очень злой.
Я знал, что мамы ее нет дома, она где-то там участвовала в работе над записью какой-то там современной музыки. А отец ее - дирижер Сан-Францискской Оперы.
Бетти провела меня в гостиную, усадила и заказала машине кофе. За прозрачной стеной комнаты бриллиантовой россыпью мерцали и переливались огни города, в небе - узенький серп Луны с крохотными светлячками селений на темном ее боку, несколько самых ярких звезд.
- Хорошо, что ты пришел. - Тоненькая фигурка четко вырисовывалась на этом драгоценном фоне. - Мне нужна жилетка, куда поплакать.
- Вот и мне тоже, - кивнул я. - Начинай уж ты первая.
- Папу очень жалко. Он совсем не в себе. Этот дурацкий Фестиваль…
- А? - Я пошарил в своем мозгу, но не нашел там ничего, кроме самого очевидного. - Он ведь, кажется, ставит для Фестиваля какую-то там Земную пьесу?
- Должен. Он работает каждый день, до не знаю, какого часа, смотреть жалко. Я помогала ему прослушивать старые пленки - не часы, а сотни лет музыки - и делать из них выборку, чтобы представить ее пред светлые уши управляющих. Кончили только вчера, и мне было необходимо хоть немного поспать. Потому-то я и не разрешила тебе прийти раньше.
- Ну а в чем, собственно, проблема? - удивился я. - Ну ладно, вам пришлось попотеть, перебирая эти записи, но теперь-то, когда выбор сделан, остается только склеить все - и можно проигрывать. В крайнем случае - заменить кое-где древний язык на современный, но ведь у вас есть еще и мама, она сможет все перепрограммировать.
- Если бы так, - вздохнула Бетти. - А то ведь они - совет управляющих Оперы, а заодно и чиновники, заведующие Сан-Францискской частью Фестиваля - все они хотят, чтобы была не запись, а живое исполнение.
Краем уха я уже слышал что-то такое, но теперь Бетти объяснила мне подробнее. Мастер Райфеншталь первым возродил настоящие, живые постановки опер. Да, сказал он, у нас есть голографические записи игры величайших артистов, да, с помощью компьютеров мы можем создавать новые произведения и постановки, создавать их с точностью и совершенством, недоступным живому исполнителю. Только ни то ни другое не рождает новых художников с новыми артистическими концепциями, ни тот ни другой подход не оставляет места для индивидуального творчества - и это в наше время, когда Землю захлестывает поток новых идей, порожденных во всех уголках Галактики. Люди одаренные должны творить - иначе они бунтуют.
- Технические трюки хороши на своем месте, например при создании специальных эффектов, - говорил Райфеншталь. - Но не следует забывать, что придать жизнь музыке может только живой исполнитель.
Не считая себя особым эстетом, я, однако, при каждой возможности слушал его постановки. В них было что-то такое, чего нет ни в записях, ни в запрограммированных, смонтированных шоу.
- Папина страсть похожа на твою, - сказала Бетти в самом начале нашего знакомства. - Можно бы посылать в космос одних роботов, но люди летят сами, невзирая на риск. - А ведь до того разговора я считал ее чуть ли не дурочкой.
Сегодня она была как в воду опущенная.
- Слишком уж хорошо все получалось. Папа ставил современные вещи, а вся архаика шла в записях. Теперь им захотелось, чтобы он поставил что-нибудь историческое, это, значит, будет вклад Оперы в Фестиваль, а иначе, говорят, не будет проявлено достаточно уважения к человеческому этносу; а ведь мы - не сами по себе, а представители всего Сан-Франциско.
- А что, разве он не может? - немного удивился я. - Ясно, времени мало, как и у меня, но с учетом современной подготовки его труппа…
- Конечно, конечно, - раздраженно отмахнулась Бетти. - Только неужели ты не понимаешь, что и рутинный спектакль тоже не годится? Люди теперь привыкли к ярким зрелищам, во всяком случае, так говорят управляющие. Кроме того… понимаешь, Джимми, Фестиваль важен не только сам по себе. Если папин спектакль провалится, под угрозой будет его контракт. А не возобновят контракт - пойдут насмарку все его усилия приучить публику к настоящей живой музыке. И ему… - она опустила голову и договорила совсем уже тихо, - …ему будет очень больно.
Бетти глубоко вздохнула и выпрямилась.
- Ну что ж, мы изложили свои предложения, теперь подождем, что скажет совет управляющих. Но ждать еще много дней, так что у тебя есть время поведать мне свои печали, - вымученно улыбнулась она, садясь напротив. - Валяй.
Что я и сделал.
- Смешно, правда? - криво ухмыльнулся я под конец своего повествования. - С одной стороны, твой отец должен поставить какой-нибудь ультраэтнический спектакль - зуб даю, они плясать будут от радости, если спектакль окажется германским, под стать вашей фамилии - но ему почти нельзя пользоваться техникой, разве что по мелочам. А с другой стороны - я, мне тоже нужно состряпать нечто этакое, китайское, и чем аляповатее, тем лучше, только у меня просто нет времени на техническое оформление фейерверков и всего прочего. Может, нам объединить усилия?
- Как?
- Не знаю. - Я нетерпеливо поерзал на стуле. - Пошли-ка мы куда-нибудь, где можно развеяться, забыть про всю эту муть.
Я-то, собственно, думал полетать над океаном либо двинуть к мексиканской Калифорнии, где вода потеплее и можно купаться, а потом, может, зайти в какой-нибудь ресторан с инопланетной кухней, но не тут-то было.
- Да, - охотно согласилась Бетти, - мне тоже хочется побыть в спокойной, серьезной обстановке. Как ты думаешь, Адзель дома?
Стипендия, которую он всеми правдами и неправдами выбил на своей планете, на Земле оказалась более чем скромной - надо учесть, что на стипендию эту приходилось кормить теплокровное тело весом в добрую тонну. Он не мог позволить себе ни специального, для таких, как он, предназначенного помещения, ни вообще какой-либо квартиры в районе Клементского планетологического института. Вместо этого Адзель платил совершенно несуразные деньги за развалюху на окраине района Сан-Хосе. Единственным видом общественного транспорта, в который он мог втиснуться, был старый, дребезжащий монорельсовый поезд, ходивший один раз рано утром и один раз поздно вечером, в результате чего Адзель тратил уйму времени на проезд и еще больше - на пустое ожидание до и после занятий. Кроме того, я сильно подозревал, что он недоедает. Познакомились мы с ним на лекции по микрометрике, и я сразу начал о нем беспокоиться.
Адзель только отмахивался, он не разделял моих страхов.
- Шныряющего по степи охотника, каким я был когда-то, все это, Джимми, пожалуй, и разозлило бы. Но теперь, получив хотя бы самое малое просветление, я вижу, что все плотские невзгоды значат ровно столько, сколько мы сами им позволяем. Можно даже использовать их себе во благо. Лишения очень ценны. А что касается долгих ожиданий, так ведь это - удобнейший случай для углубления знаний или - что еще лучше - для медитации. Я научился даже не обращать внимания на зевак и очень рад, что укрепил в процессе свою внутреннюю дисциплину.
В наши дни пора бы и привыкнуть к инопланетянам, но Адзель был единственным воданитом на всей Земле. Так вот, возьмите такое вот существо: четыре ноги с копытами поддерживают хвостатую тушу, сверху туша эта покрыта зеленой чешуей и увенчана колючим гребнем, а снизу, со стороны брюха, она мягкая и золотистая; двухметровый торс с соответствующего размера руками поднимается к типично крокодильской физиономии, огромные клыки, толстые губы, костистые уши, печальные карие глаза… Возьмите такое существо, усадите его в некое подобие позы лотоса, заставьте сотни раз повторять "Ом-мани-падме-хум" густым, раскатистым басом профундо, и тогда посмотрим, сбежится на этакое зрелище толпа или нет.
При всей серьезности Адзеля в нем не было ни капли ханжества. Он любил хорошо поесть и выпить - когда было что, - особо предпочитая ржаное виски, каковой напиток он употреблял пивными кружками. В шахматы и покер с ним было лучше не садиться. Он очень хорошо пел - все, от родных своих напевов до человеческих народных баллад и самых последних популярных песенок. Адзель наотрез отказывался исполнять кое-что из своего репертуара, например "Эскимоску Нелл", в присутствии Бетти. Усердное изучение истории человечества привило ему до смешного анахроничную скромность. Шутки у него такие тонкие, что я не все их понимаю, а скорее всего не все и замечаю.
За все про все я очень любил Адзеля, страдал от его бедности и так и не сумел придумать никакого способа ему помочь.
Я посадил машину перед его домом. Рассыпающаяся халупа смутно чернела в густом тумане, освещенном лихорадочными отблесками каких-то далеких огней. От неумолчного, ничем не приглушенного шума грузового транспорта закладывало уши. Прежде чем выйти с Бетти из кабины, я прихватил парализующий пистолет.
Звонок у Адзеля давно сломался, но он быстро открыл на наш стук.
- Заходите, пожалуйста, заходите.
В лучах флюоресцентных ламп зеленые чешуйки сверкали, как изумруды. На нас пахнуло благовониями.
- А почему ты с оружием, Джимми? - Он недоуменно уставился на мой пистолет.
- Так ведь ночь, темно, - объяснил я. - В таком хулиганском районе…
- Да? - удивился мой тысячекилограммовый друг. - А меня вот никто еще ни разу не тронул.
Мы вошли. Взмахом руки он указал нам на циновки. Вся мебель комнаты состояла из этих циновок, пары дешевых столов и полок, лично сколоченных им из подобранных в мусоре досок и забитых книгами и кассетами. Старинная японская ширма - копия, конечно же, - закрывала дальний конец комнаты, где находились небольшая плита и хитрое, специально для него предназначенное канализационное устройство. На стенах - два свитка, горный пейзаж и сострадательный Будда.
Адзель засуетился, заваривая для нас чай. Он до сих пор не сумел привыкнуть к тесноте своей комнаты, дважды мне пришлось проявить чудеса ловкости, уворачиваясь от его хвоста (я ничего не сказал, иначе Адзель убил бы добрые полчаса на извинения).
- Я очень рад вас видеть, - прогудел он. - Однако из беседы по телефону я понял, что вы находитесь сейчас не в самых хороших обстоятельствах.
- Мы надеялись, что ты поможешь нам успокоиться, - сказала Бетти. Я лично чувствовал некоторое недовольство. Спору нет, Адзель - прекрасный товарищ, но неужели нам с Бетти не хватило бы для успокоения компании друг друга? Последние недели я и так почти ее не видел.