Затем склон превратился в широкий с высокими потолками коридор, глубоко уходящий в чрево горы. Он закончился золотой дверью в двенадцать футов высоты. Она была искусно гравирована и инкрустирована символами, о которых Сиран слышал только в легендах: Хан-Йаяхам-Михины - Змея, Круг и Крест, сияющие огнем драгоценных камней.
А вверху, тяжело нависая над обеими створками двери, темнел КРЕСТ АНСАТА, символ вечной жизни, вырезанный из матового черного камня.
Сиран вздрогнул и задохнулся. На долю секунды им овладел давно забытый человеческий страх, и все же он положил обе руки на дверь и распахнул ее.
Он попал в маленькую комнату, увешанную гобеленами и тускло освещенную тем же матовым светом, что и коридор. На гобеленах можно было рассмотреть едва различимые изображения людей, животных, сцены каких-то неведомых сражений. Что-то до боли знакомое чудилось Сирану в этих картинах, знакомое и в то же время пугающе-чуждое.
На полу лежал ковер из шкуры существа, о котором Сиран никогда не слышал, - что-то вроде гигантского темно-желтого кота с темной гривой и большими сверкающими клыками.
Сиран осторожно прошел по этому ковру и отдернул тяжелый занавес, скрывающий половину комнаты.
Сначала он увидел только тьму. Тьма эта не казалась ему безграничной: впереди угадывалась стена, и каким-то шестым чувством Сиран ощутил объем этой темной комнаты. Он очень осторожно шагнул внутрь, и вскоре глаза его различили бледное пятнышко света, похожее на маленькую жемчужину, играющую в чьих-то пальцах.
Цыган и вор, Сиран производил не больше шума, чем тонкая струйка дыма, поднимающаяся над костром. По неразличимым во тьме широким плоским ступеням он поднялся наверх, и жемчужный свет стал сильнее. Перед ним стояла мягко фосфоресцирующая изогнутая стена.
Коснувшись этой стены, он резко остановился и застыл, пытаясь разглядеть, что за этой плотной молочной завесой.
На ложе, укрытом мехами и пестрыми шелковыми шалями, спал мальчик. Свет окутывал его со всех сторон. Он лежал нагой, небрежно раскинувшись. Кожа его была белой, как молоко, чуть окрашенной палевой теплотой света.
Он крепко спал. Можно было подумать, что он мертв, но при дыхании грудь его чуть заметно вздымалась. Голова мальчика была повернута к Сирану, рука подложена под щеку.
Густые кудрявые волосы, черные до синевы, падали ниже плеч на белый мех постели. Ногти на руках были в дюйм длиной.
Лицо казалось совсем мальчишеским, хорошее лицо, пожалуй даже красивое, с мягкими девичьими щеками и длинными темными ресницами.
Он выглядел спокойным, даже счастливым.
Чуть заметная улыбка озаряла его лицо. Мальчик улыбался своим счастливым видениям. И портило эту безмятежную картину что-то, чему Сиран не находил названия.
Тень. Нечто невидимое, неосязаемое, хрупкое, как протяжная нота пастушеского рожка, принесенная бродягой-ветром. Нечто неотвратимое, как смерть, готовая рухнуть скала. Сиран чувствовал это, и его нервы трепетали, как струны арфы.
И тут он увидел, что ложе, на котором спал мальчик, представляет собой КРЕСТ АНСАТА, вырезанный из черного камня.
Его перекладины тянулись из-под плеч спавшего, а виток окружал мальчишескую голову, как громадный нимб.
В ушах Сирана зазвучали отзвуки древних песен, шепот заклинателей, бормотание колдунов.
Бас Бессмертный всегда считался гигантом, под стать той горе, в которой он жил, и старым, поскольку бёссмертие подразумевает долгие века жизни. Благоговение и страх проходили через эти легенды. В них чувствовалось детское желание сочинить сказку.
Но была и другая легенда - самая древняя, много древнее этих наивных рассказов.
Сиран, цыган и вор, носивший в себе музыку, как пьяница - вино, слышал ее в черных чащах Гипербореи, куда даже цыгане заходили редко. В этой легенде говорилось о Сияющем Юноше, пришедшем из Неведомого мира, который идет в красоте и силе, никогда не старится и несет в своем сердце такой мрак, какой человек и понять не может.
Сияющий Юноша из Неведомого мира. Спящий мальчик, окруженный живым светом.
Сиран завороженно смотрел на маленькую детскую фигурку. Он мог бы простоять здесь целую вечность, им овладело странное оцепенение, сердце его замерло, грудь тяжело вздымалась.
Наконец ему удалось стряхнуть с себя этот мрак, и он шагнул вперед, в свет.
Прозрачная опаловая стена не пропустила его. Думая о Маус, он сделал новую попытку, потом еще и еще, пока не убедился в тщетности своих усилий. Тогда он закричал.
Крик его разбился о светлую преграду и вернулся к нему гулким эхом, но спящий не шевельнулся, даже дыхание его осталось таким же ровным.
Сиран вновь вспомнил о Маус и в бессильном плаче упал на пол.
Вдруг стена исчезла.
Он не поверил своим глазам, он еще раз протянул руку, и рука его не встретила преграды. Тогда он бросился вперед, в темноту, и с размаху ударился о каменную перекладину креста. Вокруг него снова вспыхнул свет.
Только теперь свет изменился: он тускнел, мигал и переливался, как будто боролся за свою жизнь.
Как солнечные шары. Как небесный свет, несущий жизнь этому миру. Больное и бессильное сердце старика, последний взмах крыльев умирающей птицы..
Ужас охватил Сирана, колючим комком подкатил к его горлу, сдавил грудь, сковал тело мертвенным холодом. Сиран оглянулся..
Свет загорался, пульсировал и из последних сил пытался задушить его в своих объятиях, но время было упущено.
Сиран вновь почувствовал себя орудием судьбы, для которого настал назначенный час. Ему вспомнились слова андроидов: "Если мы закончим вовремя. Если не закончим, ничто не будет иметь значения".
Тень через весь мир, мрак и смерть.
Порабощенная Маус с пустыми глазами строит сияющее чудовище, которое по воле нечеловеческого разума станет уздой для мира.
Это не вязалось со здравым смыслом, однако было реальнее самой реальности. И ключ к этому запутанному лабиринту загадок был здесь - черноволосый мальчик, спящий на каменном кресте.
Сиран подошел ближе. Мальчик чуть заметно шевельнулся, и слегка нахмурился, словно уменьшение силы светлой стены обеспокоило его. Однако вскоре мальчик вздохнул, опять улыбнулся и глубже уткнул голову в сгиб руки.
- Бас, - сказал Сиран и не узнал своего голоса. - Лорд Бас!
Мальчик не слышал. Сиран окликнул его громче, затем положил руку на гладкое белое плечо и встряхнул - сначала осторожно, потом сильнее. Бас даже не моргнул.
Сиран потряс кулаками в воздухе и беззвучно выругался, затем почти инстинктивно присел на каменную платформу и взял в руки арфу.
Он ни на что не надеялся, просто игра на арфе была для Сирана так же естественна, как дыхание, и то, что скопилось у него на душе, изливалось наружу вместе с этими прекрасными звуками. Сейчас он даже не думал о музыке, он думал о Маус, но это было одно и то же.
Первые случайные аккорды зажурчали по стенам молочного света. Затем скорбь Сирана пробежала от его дрожавших пальцев к струнам, и он послал ее кружиться в неподвижном воздухе. Струпы пели неистово и дико, но этот хаос звуков заставлял Сирана на время забыть свою боль.
Время исчезло, и сам он исчез вместе с ним. Остались только арфа, поющая погребальную песнь черноволосой Маус и миру, в котором она жила. Все остальное утратило смысл. Важно было только это.
Наконец не осталось ничего, чего бы арфа еще не оплакала. Последний аккорд канул в пустоту, и в зале остался только маленький человек в желтых лохмотьях, молча скорчившийся у каменного креста, закрыв лицо руками.
Затем слабо и отдаленно, словно эхо другого - неведомого - мира, послышалось:
- Не опускай завесу, Марсали! Не..
Сиран насторожился. Губы мальчика шевелились. Лицо с закрытыми глазами исказилось в мольбе. Руки тянулись, пытаясь удержать что-то, ускользавшее как туман.
Темный туман. Туман снов. Он укрывал глаза мальчика даже в тот момент, когда они открылись.
Серые глаза, затуманенные сном. Затем туман сгустился в слезы…
Бас вскрикнул "Марсали!" так, словно сердце его должно было вот-вот разорваться. Он лежал неподвижно, устремив невидящие глаза на молочный свет. По щекам его бежали слезы.
- Лорд Бас, - тихо позвал Сиран.
- Проснулся, - прошептал мальчик. - Я опять проснулся. Музыка., арфа звучала. Я не хотел просыпаться! Боже, как..
Внезапно он сел. Ярость, слепая злоба на этом юношеском лице ошеломили Справа, как грубый удар кулаком.
- Кто разбудил меня? Кто посмел разбудить меня?
Бежать было некуда. Стена света и память о Маус не давали ему двинуться с места. Сиран сказал:
- Это сделал я, лорд Бас. Это было необходимо.
Серые глаза мальчика медленно повернулись к пришельцу. Сердце Сирана дрогнуло и перестало биться. Откуда-то из-за пределов мира на него дохнул великий холод и обволок его крепче, чем молочный свет, тяжело и плотно, как могильная земля.
Лицо мальчика было круглым и гладким. Никаких теней, даже под щеками. Розовые девичьи губы, длинные темные ресницы, а под ними серые глаза, постаревшие от страданий, боли и возраста, превосходящего человеческое понимание, глаза, видевшие бесконечную вереницу рождений и смертей, сплошным потоком следующих друг за другом, глаза, выглядывавшие из-за решетки личного ада, подобного которому никогда не создавалось для человека.
Сильная юношеская рука скользнула по меху и шелкам и что-то схватила. Сиран понял, что это смерть.
Вдруг он разозлился. Думая о Маус, он взял грубый рокочущий аккорд. Он изливал свою злобу в горьких, едких словах жаргона цыганских кварталов, а в это время Бас неумело вертел в руках оружие.
Его длинные ногти спасли жизнь Сирану: они мешали сжать пальцы, а тем временем яростная музыка сделала свое дело.
Бас прошептал:
- Ты любишь женщину.
Сиран утвердительно промычал что-то.
- Я тоже. Я сотворил женщину и поселил ее в свои сны. Ты же разбудил меня. Знаешь ли ты, что это значит?
- Может быть, я спас мир. Если легенда верна, то ты создал его и не имеешь права спать, когда он гибнет.
- Я построил и другой мир, человек, мир Марсали. Я не хочу оставлять его.
Он наклонился к Сирану.
- Я счастлив в том мире. Я там свой. И знаешь почему? Потому что он создан моими мечтами. Именно таким я хотел видеть его, и людей, и Марсали, и самого себя Меня выгнали из одного мира, я построил другой, но он оказался таким же, как первый. Я не человек, я не принадлежу ни людям, ни миру, в котором они живут. И вот я научился спать и видеть сны.
Он снова лег. Он выглядел таким трогательно юным, когда длинные ресницы скрывали его глаза.
- Уходи. Пусть трещит твой маленький мир. Рано или поздно, он должен погибнуть. Что значат несколько витков жизни перед вечностью? Оставь меня.
Сиран снова тронул струны.
- Нет! Слушай…
Он рассказал Басу об отрядах рабов, об андроидах, о сверкающем чудовище в шахте, о тьме, взмахнувшей крылом над миром. Последнее привлекло внимание мальчика.
Он медленно сел.
- Тьма? Что ты говоришь? Как же ты добрался до меня без света?
Сиран рассказал.
- Камень Судьбы, - прошептал Бас Бессмертный.
Вдруг он засмеялся. Его смех звонко прокатился по темному залу, странный смех, полный ненависти и злого торжества.
Он прекратил смеяться так же неожиданно, как и начал, и вытянул руки на пестрых шелках. Длинные ногти сверкали, как ножи, глаза широко раскрылись - окна в глубокий ад, а голос стал тихим, как дыхание.
- Значит ли это, что я тоже умру?
Сиран скривил рот.
- Камень Судьбы.
Мальчик спрыгнул с ложа. Рука его взметнулась над какой-то потайной кнопкой, скрытой в плече каменного креста, и опаловая стена исчезла. В то же время все помещение залил яркий свет.
Бас Бессмертный сбежал по ступенькам.
Грациозный нагой черноволосый мальчик, бегущий в опаловом сиянии.
Сиран пошел следом.
Они вошли в полое сердце Бет Виты - широкое пирамидальное пространство, вырубленное в желтом камне. Бас остановился, и Сиран встал позади него.
Все пространство сверкало хрусталем: хрустальные стержни, экраны, сети. Сияющая спираль поднималась вверх, к шпилю, который, похоже, вонзался прямо в небо.
В кристалле пульсировал свет, переливаясь, как кровь в человеческих жилах.
Такого света Сиран еще не видел. Он сверкал всеми цветами радуги и в то же время был бесцветным, как родниковая вода. Он опалял глаза жаром, однако сам оставался холодным и чистым. Он бился и пульсировал. Он был живым.
Сиран спускался по хрустальному лабиринту все ниже и ниже, к его основанию.
Там, в самом центре, в средоточии сияющей паутины лежало нечто.
Тьма рассеялась так быстро, что Сирану показалось, будто с глаз его сорвали черную повязку. На мгновение Сиран ослеп, и только тогда услышал доносящийся отовсюду шепот движения.
Затем свет появился опять: яркая бесформенная заплата на черном бархате.
Свет загорался, тускнел и вспыхивал снова. Оранжевый луч скользнул по мальчишеской фигурке, отразился от хрустальной паутины и ударил в глаза Баса, так что они засверкали, словно глаза зверя в темной пещере.
Искры адского огня на лице мальчика, замершего перед Камнем Судьбы.
Камень был не больше человеческого сердца. Он тихо пульсировал от переполнявшей его энергии. Даже умирая, он не лишился этой силы. Власть построить мир или уничтожить его. Эта энергия родилась не на планете Сирана, она не могла появиться на планете, это было перворожденное Яйцо, созревшее в чреве самого Космоса.
Лежа в своей хрустальной паутине, Камень боролся за жизнь. Он был подобен вынутому из человеческого тела сердцу - еще живому, еще трепещущему. Пламя мерцало и разгоралось в нем, и лучи его плясали в гранях хрустального лабиринта.
Сиран знал, что солнечные диски, освещающие его мир, пульсируют и мерцают в такт этому затухающему биению Камня.
- Он кончается, - прошептал Бас.
Не зная почему, Сиран коснулся струн арфы, и они задрожали.
- Значит, легенды правы? Камень Судьбы хранит жизнь мира?
- Да. Он дал ему свет я тепло, а до этого дал энергию Кораблю, который через бездны космоса доставил меня сюда, с третьей планеты нашего Солнца на десятую. Он закрыл бреши в коре планеты и пустил в ход машины, наполнившие воздухом полую сердцевину внутри нее. Это была моя сила. Она построила мой мир, где меня должны были любить и почитать, где должны были поклоняться мне!
Он горько засмеялся.
- Я был ребенком. После стольких веков жизни я все еще ребенок, увлеченный своими игрушками.
Голос его - чистый и нежный голос мальчика - зазвучал громче и уверенней. Бас обращался не к Сирану и даже не к самому себе. Он разговаривал с Судьбой, он проклинал ее.
- Однажды утром я пошел погулять. Больше мне нечего было делать. Я был сыном рыбака, бродил по зеленым холмам Атлантиды над океаном. И я был доволен: я сын рыбака, со временем сам стану рыбаком и у меня будут свои сыновья. И вот надо же было тому случиться, с неба упал метеорит. Был страшный удар грома, ослепительная молния, а затем наступила тьма. Когда я очнулся, я стал богом. Я вынул Камень Судьбы из его разбитой раковины. Свет его горел во мне, и я почувствовал себя богом, и я был счастлив. Я ничего не знал тогда. Я был слишком молод, чтобы быть богом по-настоящему. Мальчик, который никогда не вырастет. Мальчик, который хочет играть со сверстниками, но не может. Мальчик, мечтавший стать взрослым, отрастить бороду, иметь мужской голос, найти любовь женщины. Первое возбуждение миновало, и наступил ад. И что всего хуже, мозг и сердце выросли, а тело - нет. И стали говорить, что я не бог, а урод. Жрецы Дагона во всех храмах Атлантиды выступили против меня, и я бежал. В ту пору воды Потопа еще не скрыли Землю, и я скитался по ней, неся с собой свой Камень. Иногда я правил несколько столетий, меня почитали как бога и как царя, но всегда дело кончалось тем, что уставший от моей власти народ восставал. Люди ненавидели меня за то, что я жил вечно и не старел. Мужчину они приняли бы, но не мальчишку. Говорить с ними я не мог - мой отточенный многими веками разум намного превосходил их жалкий человеческий умишко, я был слишком стар для них. Но не мог я и развлекаться, так, как это делают мужчины, - тут я оказывался слишком молодым.
Чем больше он говорил, тем шире раскрывалась перед Сираном картина того ада, в котором оказался этот мальчик-бог.
- Итак, я стал их ненавидеть, и, когда они выгоняли меня, я, пользуясь силой Камня, уничтожал их Я знаю, что случилось в городах Гоби, Ангиора и в храмах Майарана! Чем больше народ боялся меня, тем сильнее ненавидел, и я остался совсем один. Никто никогда не был более одиноким, чем я. И тогда в сердце мертвой планеты я построил свой собственный мир. Но в конце концов и он не оправдал моих надежд, потому что его населяли люди, а я не был человеком. Я сотворил андроидов, уродов, подобных мне, и поставил их между собой и моим народом. Им можно было доверять: я сделал их своими руками. А в мире моих грез я основал свое третье царство. Но теперь сила Камня Судьбы подходит к концу. Огонь, горящий в нем, пожирает его изнутри. Мир, которым он правил, умрет. А что будет со мной? Буду ли я жить, когда мое тело замерзнет в холодном мраке?
Наступила тишина. Пульсирующее биение света в хрустальных стержнях Сердце мира на смертном ложе.
С хрустальным звоном арфа Сирана упала на пол.
Сиран сказал:
- Бас, теперь я понимаю, что за чудовище строят андроиды в шахте! Они знают, что камень умрет, и хотят иметь собственную энергию, чтобы захватить мир. Не позволяй им этого, Бас! Ты привез нас сюда. Мы - твой народ. Ты не можешь позволить андроидам захватить нас.
Мальчик засмеялся - тихо и горько.
- Какое мне дело до твоего мира? Я хочу только одного - спать.
Он вздохнул и обернулся, ожидая увидеть за своей спиной привычное ложе каменного креста.
Глава 6
- Подожди…
Сиран ударил по струнам.
В музыке арфы слышался крик всего человечества. Маленькие люди, потерянные, испуганные, умоляющие о помощи. Голос не мог сказать того, что говорила арфа. Она была душою Сирана, душою, стонущей от нестерпимой боли.
- Ты когда-то был человеком, ты был молод, ты смеялся и ссорился, ел и спал, и ты был свободен. Мы просим только этого, именно этого. Вспомни Баса, сына рыбака, и помоги нам!
Серые глаза настороженно взглянули на него.
- Но разве смогу я помочь вам?
- В Камне еще осталась какая-то сила. А андроиды - твои создания. Ты сделал их, ты можешь и разрушить их. Сделай это раньше, чем они закончат свою постройку. Судя по их словам, с ее помощью они собираются уничтожить тебя.
Бас засмеялся и горько вздохнул:
- Они возьмут энергию из гравитационной силы планеты и передадут ее тем же способом. И это не остановится до тех пор, пока планета не перестанет вращаться Если они кончат свое строительство вовремя, мир будет жить. Если нет… - Он пожал плечами. - Какая разница?
- Итак, - прошептал Сиран, - у нас есть выбор: быстрая смерть или медленная, рабами нам умереть или свободными..
Его голос поднялся до крика: