- Ох, отец, я по сравнению с тобой такой серый человек!.. - обескуражено про-изнесла Анна, покачав головой. Рассказ Рафаила не умещался в ее сознании.
- Дитя мое, я был старше тебя, когда увидел тот сон, а после меня подобные видения не посещали, - глубокомысленно заметил тот.
…Вскоре они уже стояли среди множества людей и, как они, с замиранием сердца смотрели на небольшую лодку, в которой сидел Он, идеал духовной красоты и совершенства, Тот, описать Которого я не берусь.
"З… вот, вышел сеятель сеять;
4 И когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали
то;
5 Иное упало на места каменистые, где не много было земли, и скоро
взошло, потому что земля была неглубока;
6 Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло;
7 Иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его;
8 Иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое
в шестьдесят, иное же в тридцать.
9 Кто имеет уши слышать, да слышит!" *
Анна силилась проникнуть в смысл самых мудрых слов, которые когда-либо слышала в своей жизни. Сердце ее учащенно билось и, хоть она сама и не все поня-ла из притчи, однако девушка интуитивно чувствовала скрытую в символах Вели-кую Истину. И последние слова Учителя {Кто имеет уши слышать, да слышит) были словно наставлением ей. Вернее, таким, как она.
Кто-то тронул ее ладонь, и Анна быстро обернулась. На нее ласково смотре-ли мудрые глаза Рафаила. И, что поразило Анну, он казался здоровым, совсем, как в далекие дни молодости.
- В этом и заключается сила Божества, о которой я уже упоминал, - шепнул Рафаил, заметив изумление Анны. Та растерянно смотрела на него, только сейчас осознав, что совсем ничего не знает об окружающем ее мире.
Взгляд девушки коснулся Учителя. И в этот миг, который стал поворотным моментом ее жизни, в ее сознании мелькнул туманный образ: безграничное про-странство моря, и она стоит рядом с высоким молодым человеком, и все вокруг на-полняет беспредельная тоска…
Анна не поняла, что за видение посетило ее, но сердцем интуитивно ощути-ла. что тем молодым человеком был Рафаил… И если до этого мгновения она очень смутно представляла себе жизнь и смерть, то теперь что-то изменилось в ее мыслях, и в сознании девушки время слилось в Вечность.
* - Евангелие от Матфея
Часть 5
Знатная муза
Торрей устало открыл глаза, услышав тихий звук шагов. Перед ним стояла молодая женщина с печальным выражением на лице, в длинном кружевном платье, с глухим воротом и узкими рукавами. Не смотря на множество рюшей и воланов, платье казалось строгим. Торрей отметил это с молниеносностью художника, и так же быстро он отметил, что у Джеммы не слишком хорошее настроение. Впрочем, выражение ее лица всегда говорило о скрытой печали, но Торрей знал, что судьба не сильно баловала женщину, поэтому никогда не пытался выражать недовольство. Но сейчас Джемма выглядела обеспокоенной по какой-то иной причине.
- Что произошло, Джемма? - немного сухо спросил он, откидывая со лба длин-ную прядь волос.
- Сеньора Мендеску просила передать Вам, что отменяет свой заказ, - ответила Джемма, исподлобья взглянув на художника. Вряд ли кто-нибудь смог бы сказать, какие мысли владели ею, взгляд молодой женщины всегда оставался каким-то на-пряженным.
- Ну, что ж… - протянул художник, тряхнув головой и пытаясь отогнать стран-ную сонливость. - Люди думают в основном о себе, не так ли, Джемма? Не удиви-тельно, что и сеньоре Медеску не пришло в голову, что, раз я начал рисовать ее портрет, то мне надо бы закончить его, иначе это будет потраченным временем.
- А что Вы теперь будете делать с начатой картиной? Вы не нарисовали еще и половины. Только контур тела и интерьер, - Джемма проговорила это с сочувствием в голосе, но распознать его мог только Торрей, который знал ее в течение долгого времени. Для остальных ее тон показался бы холодно-равнодушным.
Торрей улыбнулся своим мыслям и, словно очнувшись, поднял взгляд на Джемму.
- Что я буду делать? - задумчиво повторил художник. - Это довольно легко, и, между прочим, прекрасно, что я не нарисовал еще и половины. Начатое я могу ис-править в другую картину. Скажем, спящая дама.
Джемма не смогла сдержать улыбки.
- Забавное название. Сеньора Медеску наверняка возмутилась бы, узнав о Ва-шем решении, - женщина помолчала, и тут же продолжила, но совсем другим тоном: - Сеньор Торрей, у Вас, кажется, еще одна заказчица. Она просила передать, что хо-чет, чтобы Вы пришли к ней в среду в пять часов, и тогда вы переговорите обо всем подробнее.
- Да?.. - художник, откинув голову, рассмеялся. - Звучит таинственно. Навер-ное, это очередная старая дева, которая почему-то думает, что мне больше делать нечего, как влюбляться в своих муз.
- Не думаю, чтобы эта была из таких женщин, - задумчиво покачала головой Джема. Торрей в некотором раздражении махнул рукой. Уже давно он хотел выго-вориться, и теперь не мог сдержаться.
- Ох, Джемма, и за что мне это? Когда я только-только стал художником и по-лучил первый значительный заказ, знатная дама, которую я рисовал, весьма туманно намекала на то, что не прочь завязать со мною любовную связь. Я тогда не понял ее. Следующая заказчика привела меня в состояние шока. Она попросила нарисовать ее обнаженной. Я был совсем еще мальчиком, и страшно смутился. Тогда она рассмея-лась мне в лицо и сказала, что я очень красивый юноша. С нею у меня был короткий роман, который чуть было не закончился свадьбой, но я во время опомнился. И так всегда! И главное, попадаются какие-то старухи! И за что мне это?
- Вы очень красивы, сеньор Торрей, - заметила Джемма. Это было правдой. Торрей был высок и статен, темные волосы красивой волной обрамляли его привле-кательное лицо, и одевался он с утонченным вкусом. - К тому же, Вы не относитесь к простолюдинам.
- Классовые предрассудки навсегда останутся тайной для меня, - буркнул Тор-рей и с наигранной суровостью взглянул на Джемму. - Я скажу этой заказчице, как обычно, что я женат и влюблен в свою жену до безумия Если что, ты сыграешь роль этой жены.
- Как скажете, - без воодушевления согласилась Джемма.
…Торрей невольно взглянул на картину, висящую на стене. На фоне голубого неба была изображена смеющаяся девушка с яркими голубыми глазами и прекрас-ными светлыми локонами. Она казалась идеалом грациозности и красоты.
Сравнение оказалось не в пользу хозяйки, стоящей тут же, под картиной. На портрете явно была изображена она, хотя и немного приукрашена. Глаза ее на самом деле были не настолько голубыми, а черты лица - не столь совершенными. Не смот-ря на это, она все же могла называться красивой.
- Я понимаю, о чем вы подумали, - кивнула молодая хозяйка, все это время на-блюдавшая за Торреем с легкой улыбкой грусти. - Так бывает всегда. Я никак не мо-гу найти достойного художника. Они все пытаются сделать женщину на портрете идеальной. А мне всегда хотелось взглянуть, какая же я на самом деле.
Торрей, немного смущенный, в изумлении приподнял брови:
- Разве у вас нет зеркал?
Молодая женщина засмеялась.
- Что вы, конечно, есть! Но зеркала не отображают истины. Они показывают, какая ты в данное мгновение, и только. А вот картина… Это другое дело. Хороший художник умеет показать суть самой красоты или непривлекательности кого-либо одним движением кисти.
- Боюсь, я не могу претендовать на звание хорошего художника, - польщено ответил Торрей. Девушка склонила голову набок и несколько секунд задумчиво рас-сматривала собеседника.
- Я видела пару ваших работ, мне они понравились, - заметила она и поспеши-ла перевести разговор на другую тему. - Давайте знакомиться. Меня зовут Нериной, так и называйте меня. А как мне звать вас? - глаза ее лукаво заблестели. "Вот оно, начинается" - подумал Торрей, но привычного раздражения почему-то не ощутил. Выпрямившись, художник с достоинством ответил:
- Если так, то зовите меня просто Торреем.
…Нерина сидела в кресле, сложив руки на коленях. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, и сама ее поза указывала на задумчивую покорность судьбе. Тяжелые белокурые локоны были собраны в сложную прическу, длинное платье кремового цвета обнажало плечи, а вокруг красивой шеи была в несколько раз закручена длин-ная нитка жемчужных бус.
- Ну, как? - раздалось, нарушая звенящую тишину, прекрасное контральто Не-рины. Торрей, склонившийся над мольбертом, недовольно поднял голову и окинул музу сердитым взглядом. Впрочем, его раздражение относилось скорее к себе само-му. Художник не мог не признать, что Нерина нравится ему. И дело было не во внешности - он писал и более прекрасных женщин. Нет, привлекательность была ни при чем, и это больше всего угнетало Торрея, хотя он не сумел бы и самому себе объяснить такое отношение к своему чувству.
- Прошу не разговаривать, - пробурчал он, снова начиная рисовать. Нерина ме-лодично рассмеялась.
- Что вы, Торрей, как раз наоборот. Вы должны рисовать, слушая меня, чтобы я получилась такою, какая я и есть на самом деле, - и, не дожидаясь его реакции, она продолжила: - Скажите, Торрей, зачем вы стали художником? Ведь вы знатны и бо-гаты!
Торрей вздохнул. Именно так начинались все его попытки быть просто слу-гой искусства.
- Мне нравится, - как можно равнодушнее ответил он. Нерина, не поворачивая головы и продолжая смотреть в одну точку, лукаво спросила:
- У вас есть супруга?
- Есть, ее зовут Джеммой. Прекрасная женщина! Я очень люблю ее, - в раздра-жении сказал он и сердито добавил: - Я приступаю к изображению рта… Нерина… - он с трудом заставил себя выговорить ее имя. - Прошу вас пока не разговаривать.
…Виола следила за подругой из-под полуопущенных ресниц. Она была высо-кой статной блондинкой с почти совершенной фигурой и идеальным вкусом.
- Скажи, Нерина, тебе действительно так понравился он? - спросила она, стара-ясь не выдавать невольной зависти. Листия, темноволосая и темноглазая молодая женщина в фиолетовом бархатном платье, бросила на Виолу подозрительный взгляд. Она хорошо знала подругу и предчувствовала, что та начинает свою оче-редную игру.
- Да, - призналась Нерина, отвечая на вопрос Виолы.
- Не советовала бы тебе кокетничать с ним. У вас ничего не получится. Он не такой человек, - стараясь придать своему лицу равнодушие, что хорошо ей удалось, словно невзначай проронила Виола.
- Я лично так не думаю, - раздался голос Листии. Виолы гневно сверкнула гла-зами. Когда, наконец, эта Листия перестанет бесконечно вмешиваться в чужие дела? Изобразив на лице ледяную улыбку, Виола холодно ответила:
- Я и не говорю, что моя точка зрения правильна. Я лишь высказываю мнение.
- Я тоже, - усмехнулась Листия.
Подобную сцену Нерина наблюдала множество раз, и теперь, как и раньше, ей пришлось играть роль буфера.
- Ладно, в конце концов, это не так уж и важно, - поспешно сказала она. Но слова Виолы о том, что Торрей "не такой человек", запали ей в душу.
…Дни текли удивительно медленно, и лишь часы сеансов проходили, как одно мгновение. И Нерина, и Торрей каждый раз мучительно ждали новой встречи, и ка-ждый раз боялись сказать хоть слово о том, что чувствуют.
Торрей сердился на себя за то, что так неосторожно сказал про жену. Как те-перь быть? Как и говорила Джемма, эта заказчица не похожа на предыдущих. Но откуда же ему было знать, что она, как всегда, права? Для художника стало настоя-щим мучением писать Нерину, вглядываться в ее отрешенное лицо, словно для того, чтобы изобразить его черты на холсте. Но на самом деле он искал признаки, что и она испытывает что-то подобное ему, и, не находя их, художник с какой-то стран-ной обидой принимался выводить портрет Нерины.
Нерина проводила дни, считая минуты, оставшиеся до сеанса. Но как только появлялся художник, она надевала маску равнодушной веселости, пряча за нею свои мысли и чувства. Быть может, если бы не слова Виолы, она и решилась бы показать свое истинное отношение к художнику, но при мысли, что он все равно останется равнодушным, ей становилось не по себе. "Пусть лучше и я буду казаться ему та-кой" - убеждала себя она, и все равно чувствовала невольные угрызения совести. И вот картина была готова. Торрей молча смотрел на Нерину, понимая, что расстается с нею навсегда, и не зная, как можно продлить минуты расставания.
- Вот и все, - как-то глухо произнес он. Нерина нахмурилась и, не найдя, что ответить, лишь молча кивнула.
- Прощайте, Нерина, - тихо сказал Торрей.
- Спасибо вам за все, - столь же тихо ответила та.
- Картину я окончу дома, там осталась пара последних штрихов. Ее вам занесет моя прислужница, - кляня себя за сказанные слова, но все же говоря их, произнес Торрей. Нерина почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица, а в глазах вот-вот появятся слезы. Отвернувшись к окну, она с расстановкой повторила:
- Спасибо вам за все.
Торрей вышел из залы, оставив Нерину одну и не зная, что, как только за ним закрылись двери, молодая женщина, уронив голову на грудь, беззвучно запла-кала.
…Торрей сидел в глубоком кресле, закутавшись в теплый плед и глядя в окно на ночное небо. Он сидел неподвижно уже около часа, не в силах подняться - ведь тогда придется что-нибудь делать, а ему хочется поразмышлять, хотя вряд ли при-дет что-либо путное в голову.
- Джемма! - вдруг крикнул он и тут же мысленно обругал себя. Никогда еще Торрей не позволял себе приказывать ей таким тоном. Похоже, любовные тревоги портят его.
Через минуту двери отворились, и на пороге показалась Джемма: в светлом платье, с каштановыми волосами, убранными в простую прическу.
- Сеньор, Вы звали меня? - она чуть удивленно приподняла брови, словно не понимая, что заставило его отступить от собственных привычек и кричать через всю комнату. Впрочем, нет, вряд ли поведение Джеммы можно было бы сравнить с чьим-то еще. Даже Торрей не знал, о чем думает она.
- Да, - нехотя произнес художник, стараясь за усталым безразличием скрыть смущение. - Я прошу тебя, сходи к Нерине (ну, моей заказчице!) и отнеси картину. Или поручи это кому-то другому.
- С удовольствием, - Джемма посмотрела прямо в глаза Торрею и с расстанов-кой проговорила: - Я поручаю это Вам, сеньор.
- Что?! - от неожиданности он подскочил в кресле. Уставившись на Джемму художник сердито нахмурился.
- Извини меня, но ты все-таки моя служанка, - но, не смотря на старания, Тор-рей не смог вложить в свои слова и капли гнева. Джемма умела словно бы нейтрали-зовать дурные побуждения.
- Я знаю, сеньор. И пытаюсь помочь Вам. Вы ведете себя, как маленький ребе-нок, - Джемма чуть склонила голову набок, во взгляде ее появилась легкая насмеш-ка. - Вы, итальянцы, так высокомерны! Но сейчас не об этом. Дело в том, что госпо-жа Нерина ждет Вас.
- Тебе-то откуда знать, кого она ждет? - пробурчал Торрей и откинул покрыва-ло. Под проницательно-ироничным взглядом своей служанки ему было неуютно нежиться в кресле. Действительно, он напоминает маленького мальчика! Джемма же продолжала:
- Дело в том, что я сегодня ходила к ней.
- К кому ты ходила?! - Торрей вскочил на ноги и подбежал к ней. Но резкие слова замерли у него на губах, когда он встретился со спокойным взглядом Джем-мы. Откинув челку ото лба, он чуть дрожащим от все еще не угасшего раздражения голосом произнес: - Честное слово, иногда мне кажется, что ты не человек, а ангел-каратель, спустившийся с Небес;
Джемма ничего не ответила на его замечание, выражение ее лица осталось таким же.
- Я ходила к госпоже. Нерине. Когда я назвала ей свое имя, мне на долю секун-ды показалось, что она кинет в меня подушкой, - при последних словах в глазах Джеммы появились искорки смеха. Торрей сердито посмотрел на нее:
- Почему тебе так показалось? А, знаю… - только сейчас он вспомнил, что он Нерине назвал имя Джеммы как имя своей жены. Да, получилось глупо. Постарав-шись придать своему лицу равнодушное выражение, художник как можно более прохладным тоном поинтересовался: - Ну, и чем все закончилось? - и, не глядя на старания, в голосе Торрея зазвучала невольная надежда.
- Она сказала, что ждет Вас с картиной, - Джемма улыбалась краешками губ.
- Джемма, ты когда-нибудь убьешь меня своим поведением, - вздохнув, пока-чал головой Торрей. Поймав укоризненный взгляд служанки, он снова вздохнул и обреченным голосом приказал принести картину.
…-Госпожа Нерина ждет Вас, сеньор Торрей, - произнес прекрасно вышколен-ный слуга и, слегка поклонившись, неспешно удалился. Художник проводил его растерянным взглядом и, набрав в легкие побольше воздуха, вошел в распахнутые двери. Все вокруг утопало в розовом цвете. Кресла, цветы, и даже стены были обиты розовым шелком. В кресле у противоположной стены сидела Нерина. Локоны водо-падом ниспадали ей на плечи, платье подчеркивало высокую грудь и тонкую талию, а на пальцах блестели кольца. Она поднялась ему навстречу, но не произнесла ни слова. Он приблизился к ней на шаг, и вот они уже стоили напротив друг друга.
Художник прислонил принесенную картину к стене и, подойдя к Нерине, взял ее руки в свои. Спросив разрешение взглядом, он прикоснулся к ним губами.
…В следующее мгновение Нерина очутилась в объятиях художника…
Эпилог
Он вошел в аудиторию, медленно поднялся на трибуну, поставил на длин-ный стол рядом свою сумку и устало поднял взгляд на зал, замерший в ожидании.
Около семидесяти человек, пришедших в химико-технологический универ-ситет познавать точные и гуманитарные науки… Только вот особого стремления к знанию он в их взглядах ни разу не видел. А к предмету, который вел он сам, все от-носились и того хуже. "Да кому нужна эта ваша философия…" - отчетливо читал он в их ленивых взглядах, проводя семинары и лекции.
Откашлявшись, он натренированным спокойным голосом лектора, множест-во раз выступавшего на публике, начал:
- Меня зовут Михаил Иванович Звеньев. Я буду читать у вас лекции по фило-софии, а в некоторых группах - проводить семинары. Философию вы будете изучать в течение одного семестра, а в январе у вас будет экзамен. Итак, приступим к собст-венно философии.
Слово философия происходит от греческого "филио" - любовь и "софия" - мудрость, то есть "любовь к мудрости". Как говорил Аристотель… - тут он на мгно-вение оборвал свою речь, случайно встретившись взглядом с худенькой девушкой с короткими пышными локонами серебристо-соломенного оттенка, сидящей в треть-ем ряду и равнодушно конспектирующей его речь. В принципе, в ней не было ниче-го особенного, но как же объяснить тот факт, что в последних две ночи он видел ее в своих снах, причем не только ее?… Лектор быстрым цепким взглядом окинул зал и обнаружил еще несколько знакомых по этим же снам лиц. Странно, неужели это правда?.. Он тут же откинул эту мысль и, заметив, что студенты посматривают на него с недоумением, продолжил лекцию все тем же равнодушным голосом: - Как говорил Аристотель…
…Михаил Иванович опустился на стул и тяжело вздохнул. Начался очередной рабочий день, не предвещающий ничего хорошего.
- Это какая группа? - равнодушно спросил он, открывая папку.
- 2-Р-35, - раздалось сразу несколько голосов. Преподаватель хмыкнул:
- Р - это, надо понимать, резина… Ага, вот, - он вытащил тоненький лист, от-крыл его и, достав ручку, принялся читать: - Агафьева Оксана.