В течение двух часов прошла целая вереница людей, представляющих различные учреждения, гражданские и военные. Большая палатка была поставлена у дороги в Оннли, и в ней на 16.30 была назначена конференция. Полковник Датчер открыл ее изложением ситуации. Когда он заканчивал, вошел со злобным видом капитан и положил на стол перед полковником большую фотографию.
- Вот, господа, - сказал он угрюмо. - Это стоило жизни двум хорошим людям на хорошем самолете, к счастью, мы не потеряли другой. Я думаю, это стоит того.
Мы столпились вокруг, чтобы изучить фотографию и сравнить ее с картой.
- А что это такое? - спросил майор разведки, указывая на некий предмет.
Предмет был бледным, овальным, судя по теням, похожим на перевернутую тарелку. Шеф полиции склонился, рассматривая его как можно ближе.
- Не могу себе представить, - заметил он, - Выглядит, как необычное здание, но этого не может быть. Я с неделю назад был на развалинах аббатства и ничего подобного там не было. И кроме того, это собственность Британской ассоциации старины… Они не строят, они разбирают все по камешкам.
Один из присутствующих смотрел то на фотографию, то на карту.
- Что бы там ни было, оно находится в математическом центре окружности. Этого не было несколько дней назад. Должно быть, оно приземлилось здесь.
- Если только это не скирда, накрытая чем-то белым, - сказал кто-то.
Шеф фыркнул;
- Посмотрите на масштаб и очертания. Оно размером с дюжину скирд, по крайней мере.
- Что же это, черт побери? - спросил майор.
Один за другим мы рассматривали это в лупу.
- Вы не можете сделать более четкую фотографию?
Капитан пожал плечами.
- Вы могли бы выяснить это, слетав туда, - сказал он, - это снято с высоты 10 000 метров. Никакого эффекта там не обнаруживается.
Полковник Датчер прокашлялся.
- Двое из моих офицеров предполагают, что зона может быть сферической формы.
- Возможно, - согласился капитан, - или ромбовидной, или двенадцатигранной.
- Я знаю - сказал полковник мягко, - что они засекали птиц, влетавших в зону, и наблюдали, когда они попадают под влияние. Они утверждают, что гребень зоны не поднимается вертикально, как стена, то есть это не цилиндр. Стороны слегка сходятся. Они только спорят, коническая она или куполообразная. Их наблюдения говорят о сферической форме.
- Ну вот, это первая помощь, которую мы получили, - признал капитан - Если они правы, и это сфера, то она должна иметь потолок около пяти тысяч миль над центром. Думаю, что у них нет никаких соображений, как это установить, не теряя еще один самолет.
- Собственно говоря. - сказал полковник Датчер, - один самолет уже погиб. Возможно, вертолет с канарейкой на шесте длиной в несколько сотен футов будет выходом из положения.
- Да, - прервал его капитан. - это мысль. Та же, что и у парня, который чертил окружность.
- Да-да, - кивнул полковник Датчер. - Думаю, мы сможем поимпровизироватъ, но за мысль спасибо. Правда, сегодня уже поздно. Оставим это на раннее утро. Попробуем сделать снимок с меньшей высоты, если будет хорошее освещение.
Майор разведки прервал затянувшееся молчание:
- Может, попробовать бомбами? - сказал он в задумчивости - Разрывными, осколочными, например.
- Бомбами? - переспросил капитан, подняв брови.
- Не вредно бы сделать их послушными. Никогда не знаешь, что замышляют эти Иваны. Было бы хорошо пробраться туда. Не дать этой штуке уйти, накрыть ее так, чтоб ничего не осталось.
- Не слишком ли круто? - возразил шеф полиции, - Я имею в виду - не лучше ли ее оставить неповрежденной, если возможно.
- Возможно, - согласился майор, - но в данном случае мы разрешаем держать нас на расстоянии с помощью этой штуки.
- Не уверен, что такое можно сделать в Мидвиче, - сказал другой офицер. - Поэтому считаю, что они совершили вынужденную посадку и используют этот экран, чтобы предотвратить какое-либо вмешательство, пока они исправят поломку.
- Но здесь находится Ферма… - сказал кто-то робко.
- В любом случае, чем скорее мы получим разрешение властей вывести эту штуку из строя, тем лучше, - заключил майор. - Ей все равно нечего делать на нашей земле. Основное - не дать ей уйти. Слишком интересная штука… Не говоря уже о ней самой, этот эффект экрана мог бы быть очень полезным. Необходимо сделать все возможное, чтобы овладеть ею в неповрежденной форме и только при необходимости разрушить.
Дальше последовало обсуждение, но длилось оно недолго, так как почти у всех присутствующих были краткие доклады о наблюдениях. Было принято только два определенных решения: о необходимости ежечасного спуска на парашютах осветительных ракет, чтобы иметь возможность осматривать местность, и о новой попытке сделать более точные фотографии с вертолета на следующий день, утром.
Я совершенно не понимал, зачем Бернарду пришло в голову пригласить меня на эту конференцию и зачем он сам на ней присутствовал, так как за все время не сказал ни слова.
На обратном пути я спросил:
- Мне нельзя поинтересоваться, почему ты занимаешься этим делом?
- Ну, у меня профессиональный интерес.
- Ферма? - предположил я.
- Да, Ферма входит в мою сферу, и, естественно, все необычное в ее окрестностях интересует нас. А ведь это необычно?
Под "нами" подразумевалось, как я понял, либо военная разведка, либо один из ее отделов.
- Я думаю, - сказал я, - что такими вещами занимается специальный отдел.
- Есть разные отделы, - туманно ответил он и перевел разговор на другую тему.
Нам удалось устроить его в "Орле", и мы вместе пообедали. Я надеялся, что после обеда он объяснит свой профессиональный интерес, но он явно пресекал все разговоры о Мидвиче. И все же это был прекрасно проведенный вечер.
Дважды за вечер я звонил в трейнскую полицию, справляясь, не изменилось ли что-либо в Мидвиче, и оба раза мне ответили, что ничего нового нет. Допив последний бокал, мы разошлись.
- Приятный мужчина, - сказала Джанет, когда дверь за ним закрылась. - Я боялась, что будет одна из встреч старых бойцов, которая так утомительна для жен, но он вел себя совсем по-иному. Зачем он брал тебя с собой днем?
- Сам удивляюсь, - признался я. - Вероятно, у него были какие-то свои планы, но он стал еще более скрытен.
- Все эта действительно, очень странно, - сказала она, словно ее поразило все происходящее. - Ему действительно нечего сказать обо всем этом?
- Ни ему, ни другим, - заверил я ее. - Об этой штуке они знают только то, что сказали им мы: а мы не знаем, когда это поражает и действительно ли после этого нет никаких следов.
- Ну, это, по крайней мере, обнадеживает. Надо надеяться, что никому в деревне не причинен большой вред.
Мы еще спали, когда утром 28 сентября офицер-метеоролог сообщил, что над Мидвичем туман рассеивается, и экипаж из двух человек взлетел на вертолете. Проволочная клетка с парой живых, но несколько встревоженных хомяков была с ними.
- Они думают, - заметил пилот, - что 6.000 будет вполне безопасно, так что попробуем с 7.000 для спокойствия. Если будет все нормально, будем осторожно спускаться.
Наблюдатель установил свои приспособления и занялся игрой с клеткой, пока пилот не сказал ему:
- Готово, теперь спускай их, и мы попробуем на 7.000.
Клетку опустили через дверь - на 5.000. Вертолет сделал круг, и пилот сообщил на землю, что собирается сделать подобный круг над Мидвичем.
Наблюдатель лег на пол, вглядываясь в хомяков через бинокль.
Они не переставали копошиться в клетке. Наблюдатель отвел от них взгляд на мгновение и навел бинокль на деревню.
- Эй, за рулем, - позвал он.
- Что?
- Та штука, которую мы должны были сфотографировать у аббатства…
- Ну, что с ней?
- Хм, или это мираж, или она улетучилась, - сказал наблюдатель.
Почти в тот же момент, когда наблюдатель на вертолете сделал свое открытие, пикет на дороге Стоуч - Мидвич проводил свою обычную пробу. Сержант из наряда бросил кусок сахару за белую линию, что была проведена через дорогу, и стал наблюдать за собакой. Она бросилась вперед, пересекла линию, схватила сахар и стала его грызть. Сержант бесстрастно обозревал собаку несколько секунд и сам пошел к линии. Он поколебался, но затем перешагнул через нее. Ничего не произошло. С растущей уверенностью он сделал еще пару шагов. Несколько грачей прокаркали, пролетая над ним. Он проводил их глазами. Грачи направились к Мидвичу.
- Эй, на рации, - позвал сержант. - Сообщите в штаб Оннли. Пораженная зона, кажется, очистилась. Подтверждение дадим после следующих осмотров.
Несколькими минутами раньше в поместье Киль Гордон Зеллаби с трудом шевельнулся и издал стон. Затем он понял, что лежит на полу, что в комнате, в которой еще мгновение назад было светло и тепло, даже слишком тепло, теперь темно и холодно.
Он поежился, ему показалось, что никогда он еще так не замерзал. Он промерз насквозь, и каждая его клеточка болела.
В темноте послышался еще какой-то звук. Дрожащий голос Ферелин произнес:
- Что случилось?.. Папа? Анжела? Где вы?..
Зеллаби пошевелил ноющей и непослушной рукой и сказал:
- Я здесь… Почти замерз. Анжела, дорогая моя…
- Рядом с тобой, Гордон, - ее голос был совсем близко.
Он протянул руку и наткнулся на что-то, но его руки так окоченели, что он не мог понять, что это. На другом конце комнаты раздался голос.
- Я вся окоченела! О, господи, - жаловалась Ферелин. - Я не верю, что это мои ноги. - Она остановилась на мгновение. - Что это за крысиный шорох?
- Я думаю, что это мои зубы, - сказал Зеллаби с усилием.
Послышался еще звук, затем стук колец на оконных шторах, и комната наполнилась серым светом.
Зеллаби посмотрел на камин и не поверил своим глазам. Мгновение назад он положил новое полено в камин, а сейчас там не было ничего, кроме кучи золы. Анжела, сидящая рядом с ним, и Ферелин у окна тоже смотрели на камин.
- Да что же это такое, в самом деле?.. - начала Ферелин.
- Шампанского? - предложил Зеллаби.
- Что ты, папа!
Несмотря на протесты жены и дочери, Зеллаби попытался встать. Оказалось, что это слишком болезненно, и он решил немного собраться с силами. Ферелин, пошатываясь, подошла к камину. Она протянула к нему руку и стояла так, дрожа.
- По-моему, он потух, - сказала она.
Ферелин хотела взять газету, но окоченевшие пальцы не слушались. Она посмотрела на газету озадаченно, затем достала несколько щепок из корзины и бросила их на газету, но никак не могла зажечь спичку.
- Мои пальцы не хотят слушаться, - чуть не плача, сказала она.
С усилием она прижала спички к камину. Кое-как ей удалось зажечь одну. Ферелин поднесла ее к газете, и пламя вспыхнуло.
Анжела встала и, шатаясь, подошла к камину. Зеллаби подполз к ним на четвереньках. Щепки начали потрескивать. Все трое стали жадно греть руки. Онемевшие пальцы понемногу отходили.
- Странно, - сказал Зеллаби сквозь зубы, - что я дожил до своих лет и только сейчас осознал, почему люди поклоняются дождю и огню.
Два потока санитарных машин, пожарных, полицейских, джипы и армейские грузовики съезжались в Мидвич. Они встретились в центре, на площади. Гражданский транспорт подъехал тоже, и его пассажиры вышли. Армейские грузовики окружили аббатство. Исключением был маленький красный автомобиль, который развернулся, въехал в поместье Киль и остановился у дверей дома.
Алан Хьюг ворвался в кабинет Зеллаби, схватил Ферелин, сидевшую на ковре у камина, и прижал ее к себе.
- Господи! Любимая моя, с тобой все в порядке? - воскликнул он, все еще тяжело дыша.
- Милый мой… - сказала она, словно в этом заключался ответ.
После паузы Гордон Зеллаби заметил:
- С нами тоже, мне кажется, все в порядке, хотя мы в растерянности. И очень замерзли. А вы?
Алан, кажется, только что заметил их.
- О! - начал он и запнулся. - Боже! Что-нибудь согревающего, и мигом! - и Алан выбежал из комнаты, потянув Ферелин за собой.
- Что-нибудь согревающего, и мигом, - пробормотал Зеллаби. - Сколько прелести в простой фразе.
Итак, когда мы с Джанет спустились к завтраку в восьми милях от Мидвича, нас ждали новости. Подполковник Уосткот уехал пару часов назад, а наша деревенька просыпалась, как и всегда раньше.
На дороге Мидвич-Стоуч все еще стоял полицейский пикет, но, будучи жителями Мидвича, мы миновали его быстро и, проехав через такие знакомые и совершенно обыденные окрестности Мидвича, добрались до нашего коттеджа без всяких помех. Мы не раз думали, в каком виде найдем наш дом, но причин для беспокойства не было. Коттедж стоял нетронутым. Мы вошли, расположились, как обычно, и начали заниматься намеченными делами, не замечая никаких неприятных изменений, за исключением того, что молоко в холодильнике прокисло, так как электричество было отключено.
Час спустя после возвращения, события предыдущего дня стали казаться мне нереальными. Когда мы вышли поговорить с соседями, то оказалось, что чувство нереальности случившегося у них более выражено. Ничего удивительного в этом не было, так как, заметил мистер Халабен, они знали о положении дел только то, что не смогли лечь в постель ранним вечером и пришли в себя утром ужасно замерзшими, остальное были только слухи. Нельзя было не поверить, что во время этой паузы прошел целый день, так как весь остальной мир не мог ошибиться, но сам Халабен считал это неинтересным событием, так как интересным может быть только осознанное. Поэтому он предложил не обращать внимания на происшедшее и сделать все возможное, чтобы забыть, что один день из его жизни был выброшен, словно его и не было.
Такой выход оказался несколько легким, так как сомнительно, чтобы что-то смогло в то время вызвать какую-то сенсацию. Было в этом деле несколько интересных, многообещающих фактов, но они не оправдали себя. Среди них одиннадцать несчастных случаев, и что-то можно было из этого извлечь, но даже здесь недостаток деталей и подробностей не давал возможности возбудить читательский интерес. Рассказы тех, кто это пережил, были однообразны и лишены всякого драматизма и напряжения, так как им нечего было рассказать, кроме воспоминаний о холодном пробуждении.
Теперь мы могли залечить наши раны, определить наши потери и в целом прийти в себя после событий, которые стали известны, как "Потерянный день".
Нашими одиннадцатью жертвами были: мистер Уильям Грант, фермер, его жена и маленький сын, погибшие во время пожара в коттедже, еще одна пара сгорела также в своем доме, другой фермер Герберт Фел был обнаружен мертвым рядом с коттеджем миссис Хариман, что было трудно объяснить. Муж последней был в то время на работе в пекарне. Гарри Крайнхарт, один из двоих мужчин, которых наблюдатели видели лежащими у кабачка "Коса и камень", также погиб от удара при падении. Четверо других были все людьми старыми, переохлаждение вызвало у них пневмонию и лечение не могло их спасти.
Еще с неделю военные приезжали в Мидвич и офицерские машины сновали туда-сюда, но центром внимания была не сама деревня, и потому жители не очень беспокоились. Внимание было приковано к развалинам аббатства, где был поставлен постоянный патруль для охраны огромной впадины, которая, очевидно, была оставлена каким-то предметом, приземлившимся здесь. Инженеры изучали этот феномен, проверяя опытами и делая фотографии. Техники обшарили это место с миноискателями, счетчиками Гейгера и другой аппаратурой. Затем внезапно военные потеряли интерес к этому делу и удалились.
Исследования на Ферме продолжались немного дольше, и среди работающих там был Бернард Уосткот. Он несколько раз заезжал к нам, но ничего нового не сообщил, а мы не спрашивали о деталях. Мы знали не больше, чем остальные в деревне: что секретные работы продолжаются. До того, как объявить о своем отъезде в Лондон, Бернард не заговаривал о том злополучном Потерянном Дне. Но в этот раз, когда разговор стих, он сказал:
- У меня к вам есть предложение. Если оно вам подойдет…
- Послушаем и решим, - сказал я.
- Основное вот в чем: нам очень важно, чтобы кто-то наблюдал за деревней и знал, что здесь происходит. Мы, конечно, можем оставить здесь одного из наших людей, но против этого есть некоторые возражения. Во-первых, ему надо быть своим человеком в деревне, а во-вторых, сомнительно, чтобы мы могли обеспечить его работой на это время, а если он не будет здесь постоянно, то какая с него будет польза? Если же, с другой стороны, мы сможем найти надежного человека, который уже знает место и людей и будет нам письменно сообщать о новостях, это будет выгодно со всех сторон. Как вы думаете?
Я размышлял минуту.
- Вообще-то, это нам не очень нравиться. Все будет зависеть от того, в чем будут заключаться наши обязанности, - я посмотрел на Джанет, сидящую рядом.
- Это выглядит так, словно нас пригласили шпионить за нашими друзьями и соседями, - заметила она холодно. - Думаю, что нам это не подойдет.
- Да, - поддержал ее я. - Это же наш дом.
Бернард кивнул, словно ожидал именно такой реакции.
- Вы считаете себя частью этого общества? - спросил он.
- Мы стремимся к этому, - ответил я.
Он снова кивнул.
- Хорошо, что вы, по крайней мере, начали чувствовать обязательства по отношению к нему. Это основное, что нужно человеку, который возьмется за наше дело.
- Не совсем понимаю, зачем вообще нужна слежка. Сотни лет Мидвич обходился без этого. По крайней мере, внимания самих жителей вполне достаточно.
- Ты прав, - заметил он. - До сегодняшнего дня. А теперь, однако, Мидвич нуждается во внешней помощи, и он ее получит. А вот своевременно ли он ее получит, будет зависеть от правильной информации о том, как идут здесь дела.
- Какого вида помощь? Против чего?
- В основном, в настоящий момент против всех, кто любит лезть не в свое дело, - сказал Бернард. - Мой друг, неужели ты думаешь, что только по чистой случайности события в Мидвиче не попали в газеты в тот же день? И случайно ли толпы журналистов не докучали всем жителям Мидвича, когда деревня открылась?
- Конечно, нет, - ответил я. - Естественно, я знаю, что это дело безопасности, ты сам мне говорил - и я не был удивлен. Я не знаю, что делается на Ферме, но знаю, что там все в тайне.
- Но усыплена была не только Ферма - заметил он, - а все на милю вокруг.
- Но Ферма входит в эту зону. Наверное, это была основная цель. Вполне возможно, что влияние не могло быть сконцентрировано на меньшей площади или эти люди, кто бы они ни были, посчитали, что так будет надежнее.
- Именно так думают в деревне? - спросил он.
- Большинство так, с некоторыми вариантами.
- Значит, все сваливают на Ферму?
- Естественно. Что еще могло быть интересного в Мидвиче?
- Ну, тогда, предположим, я скажу, что имею основание считать, что Ферма не имеет ничего общего с этим, что наше тщательное расследование и подтверждает.
- Но тогда все становится сущей бессмыслицей, - возразил я.
- Естественно, не в том смысле, конечно, что любую катастрофу или аварию можно считать в какой-то мере бессмыслицей.
- Катастрофу? Ты имеешь в виду вынужденную посадку?
Бернард пожал плечами.