* * *
Они почти не встречались, но пользовались услугами Роджерса и знали друг о друге многое. Льюин частенько заезжал к Сточерзу. Чаще всего поздно вечером, когда Маг уже ложилась. Уходил Уолт в час или два ночи, и Сточерзу казалось, что то, ради чего он приезжал, осталось невысказанным.
- Уолт, - спросил он как-то напрямик, - что вас мучит?
- Я боюсь, Джо, - сказал Льюин после долгого молчания. - Я все время боюсь. Это ведь, вы знаете, черта моего характера…
- Обратитесь к психоаналитику, - посоветовал Сточерз.
- Не могу, - усмехнулся Льюин. - Мне пришлось бы рассказать ему о вещах, знать которые ему не нужно. Да и мне после этого не сносить головы, верно?
Он протянул руку к переносному пульту и усилил звук. Сточерз беспокойно посмотрел на дверь в спальню - она была плотно закрыта. Льюин наклонился к генетику.
- Скажите, Джо, что может сделать бомба, которая знает, что неизбежно взорвется, но не хочет этого? Что она может чувствовать? И если она все время будет думать об этом и мучиться, она сойдет с ума. Но тогда она не сможет взорваться в срок, потому что для этого, кроме агрессивности, нужен еще и разум. Это выход, а?
- Вы отождествляете себя с человечеством?
- Я пересказываю новеллу Генри. Он пишет их и уничтожает.
- Не нужно думать об этом, - медленно сказал Сточерз. - От нас зависит, узнает ли бомба о том, что она бомба. Но не от нас зависит - взорвется ли она.
"Нужно обязательно показать Уолта врачам, - подумал он. - К. чему это самокопание?"
- Вы думаете, я схожу с ума? - грустно сказал Льюин. - Нет, уверяю вас. Просто… Трус, если у него есть совесть и цель, может заставить себя раз в жизни совершать нечто. Только раз - на большее его не хватит.
Льюин встал.
- Поздновато, а? - сказал он. - Извините, Джо, я наговорил вам… - У двери он долго прислушивался к чему-то - то ли к звукам на лестнице, то ли к своим мыслям. Сточерз искал точные слова и не находил - он считал, что слова не помогут, Уолт устал, и ему нужен не друг с утешениями, а врач с лекарствами.
- Если не ты, то кто же? - пробормотал Льюин, выходя, и Сточерз не придал его словам значения.
* * *
Формально Льюин еще оставался членом общества "Ученые за мир", но деятельность свою прекратил настолько, что не был, как прежде, избран в инициативную группу. Долгое время Сточерз вовсе не связывал поступков Льюина с памятным ночным разговором. Когда Льюин выступил перед адвокатами столицы и заявил, что человечеству совершенно необходима тотальная ядерная война, Сточерз решил, что Уолт впал в меланхолию из-за личных неурядиц. Он знал от Роджерса, что Льюин расстался с Жаклин Коули, знал и о том, что жизнь с Кларой ему в тягость.
Сточерз позвонил Уолту. Выглядел Льюин неважно, на предложение встретиться ответил отказом. От дальнейших разговоров уклонялся - отключал связь, едва узнавал Сточерза по голосу.
Сточерз решил нарушить решение Комитета и собрал пятерку у себя на вилле. Льюин не явился.
- Уолт свихнулся? - недоуменно спросил Пановски. - Я пытался говорить с ним и получил от ворот поворот.
- Все пытались, - констатировал Прескотт.
- Формально у нас не может быть претензий, - сказал Рейндерс. - В выступлениях Уолта нет и намека на наш сценарий.
- По-моему, - раздумчиво сказал Прескотт, - Уолт проверяет на прочность закон компенсации. Для физика это нормально. Чистый эксперимент.
- Объясните, - потребовал Сточерз.
- Вы прекрасно понимаете, господа, что тотальная война сейчас невозможна. Бомба не взорвется раньше срока, человечество не может погибнуть - пока. Но единственный способ проверить это - целенаправленный эксперимент. Уолт его и проводит.
- Вы так уверены, что закон компенсации устоит? - мрачно спросил Сточерз. - Согласитесь, одно дело предписывать человечеству сценарий развития на сотни лет, а другое - уже сейчас проверять сценарий на прочность.
- Но, господа, вы же видите, что речи Уолта ничего не меняют. Мир стоит. Пусть себе. Рот Уолту не закроешь, а дальше слов, думаю, он не пойдет.
- Что значит "дальше слов"? - спросил Пановски.
- Реальной проверкой закона компенсации, - пояснил Прескотт, - может быть только покупка ядерной бомбы и попытка спровоцировать войну Например, взорвать бомбу над Москвой - если, конечно, получится.
- Вы с ума сошли, - запротестовал Пановски - Это уже фантастика, простите. К тому же, у Льюина и нет таких денег, чтобы..
- Тогда и беспокоиться не о чем, - резюмировал Рейндерс.
Так они решили тогда. Важно было сохранить тайну. А здесь Льюин был чист.
* * *
Когда умерла Клара, Сточерз явился к другу с соболезнованиями. Это была не первая смерть в их кругу и такая же нелепая, как гибель Скроча.
Льюин был бледен, но внешне совершенно спокоен. Сточерз сказал ему что-то банально-ободряющее, Уолт отрешенно кивнул и продолжал, стоя у гроба, думать о своем. Ждали Рея, сына Льюина, который должен был прилететь из Ниццы, где он отдыхал с приятелями. Никто не знал еще, что по дороге в аэропорт автомобиль попал в аварию, погибли трое, в их числе и Рей. Сказал об этом Сточерзу все тот же Роджерс, который первым получил сообщение. У Сточерза подкосились ноги. Сказать Уолту он не мог - это было выше его сил, но не мог и поручить это Роджерсу. Время шло, представитель похоронного бюро посматривал на часы, и Сточерз не придумал отговорки более жалкой, чем сказать Уолту, что Реи опоздал на самолет и прилетит, видимо, завтра. Льюин посмотрел на него удивительно ясным взглядом.
- Значит, завтра похороним обоих, - сказал он.
- Уолт… - начал Сточерз, похолодев.
- Если я не смог спасти их, - тихо сказал Льюин, - если я не могу спасти нас всех, то я должен спасти хотя бы ее.
Смысла этой фразы Сточерз тогда не понял.
* * *
После смерти жены и сына Льюин остался один в огромном доме. Сточерз думал, что Уолт продаст дом и переедет из пригорода, но Льюин не сделал этого. Из общества "Ученые за мир" он вышел. Коллеги потребовали объяснений по поводу его последних речей, и Льюин хлопнул дверью. Сточерз позвонил другу и, попросив не бросать трубку, спросил, что с ним происходит.
- Совесть, - коротко сказал Льюин и отключился.
Сточерз поехал к нему, но Льюин не пожелал открыть А Роджерс доложил, что Льюином интересуется кто-то еще, за физиком ведется наблюдение. Скорее всего, подключились люди из службы безопасности. Сам же Льюин в последнее время ищет контактов с сомнительными личностями. Почему?
Сточерз пригласил к себе на виллу Рейндерса, Пановски и Прескотта. Совещание было коротким, решение радикальным: доставить Льюина силой и выяснить отношения Положение осложнялось тем, что физиком заинтересовалась и пресса. Действовать надо было быстро и точно.
ЧАСТЬ 4. УОЛТЕР ЛЬЮИН
Сточерз рассказывал довольно монотонно, то и дело прерывал сам себя, чтобы показать на дисплее тот или иной документ, проиллюстрировать рассказ схемой или рисунком.
Воронцов не мог поверить, что все это всерьез. Ученые, прозревающие будущее человечества на сотни лет и уверенные, что именно их прогноз непременно, с гарантией, сбудется! О методах прогнозирования Воронцов знал немного, но достаточно, чтобы считать: никакой прогноз не мог быть совершенно надежным. К тому же, зная о неблагоприятном прогнозе, люди непременно внесут исправления в свои планы… Комитет семи рассуждал и действовал так, будто Федерация - единственная страна, которой может принадлежать решающее слово. Но когда лучшие ученые создают прогностический сценарий, в котором нет места ни странам социализма, ни даже собственным союзникам, где лишь вскользь говорится, что русские тоже могут заняться аналогичными разработками…
- Не понимаю, - резко сказал Воронцов. - Вы действительно считаете, что последние договоры, уничтожение ракет не играют никакой роли?
- Нет, это вы не хотите понять, - мягко отозвался Сточерз, - что сценарий развитие человечества мало зависит от политической конъюнктуры. Агрессивность - свойство генетическое, изначальное…
- Да мир изменится гораздо раньше, чем вы научитесь менять мировые постоянные! Есть социальные законы. Они так же фундаментальны, как мертвые законы физики.
- Я не намерен сейчас дискутировать с вами, - сказал Сточерз. - Дело в другом. Вы с Портером шли за Льюином, чтобы поговорить с ним. Мы тоже хотели знать причины его поступков. Нам не удалось. Мы не можем применять методы, которые… Есть еще шанс. Вы, журналисты, умеете допытываться. Попробуйте. Но - два условия. Первое - время. Его мало. Служба безопасности, а может, и не только она, идет по пятам Льюина. И второе. Независимо от того, удастся ли вам разговор с Льюином, вы оба будете молчать обо всем, что узнали здесь, до тех пор, пока Комитет не примет иного решения.
- А что послужит гарантией нашего молчания?
- Ваше слово, господин Воронцов. Что касается господина Портера, то мы позаботимся, чтобы…
- Омерта, - пробормотал Портер и неожиданно крикнул: - Я не дам слова, пока не узнаю, что с Джейн!
- Скорее всего, она у себя дома, - сказал Сточерз. - Как я понимаю, ее взяли по ошибке. Они с Жаклин Коули похожи?
- Разве что волосы… Если издали…
- За Уолтом шли, - сказал Сточерз, - но опоздали, потому что Роджерс привез его сюда. Тогда они явились к Жаклин, но, как я понимаю, опоздали и там…
- Вы… - начал Портер.
- Нет, - отрезал Сточерз. - Она скрылась сама. Возможно, в этом замешан Уолт, но он не желает говорить! Я не знаю, где Жаклин. И служба безопасности не знает. Пока не знает. Естественно, они поставили людей у дома Льюина и у дома Жаклин. И приняли вашу Джейн за Жаклин. Я думаю, это недоразумение давно выяснилось.
- Не понимаю, - вступил Воронцов, - почему эти люди из безопасности не добрались до вашего коттеджа, если им так нужен Льюин?
- Филипс знает, что Уолт не желает иметь с нами дела, - возразил Сточерз. - У меня его будут искать в последнюю очередь. Но будут, конечно… На нас, господин Воронцов, тоже работают профессионалы высокого класса. Так что, едва появится опасность…
Сточерз встал.
- Все, - резко сказал он. - Не будем терять времени. Сейчас наши с вами цели совпадают. Пойдемте. Но прежде дайте слово - оба.
- Даю слово, - быстро сказал Портер.
- Вы, господин Воронцов, - обернулся Сточерз.
Воронцов подумал, что обязательно должен поговорить с Льюином. Кажется, он понял смысл поступков физика. Даже если он ошибается, чтобы убедиться в этом, встреча необходима. А потом - вырваться отсюда. Крымов не сидит сложа руки. Как ни сердит консул, объясниться со своими будет легче, чем с Льюином. В любом случае завтра придется покинуть Федерацию.
- Даю слово, - медленно сказал Воронцов, глядя Сточерзу в глаза.
Взгляд профессора был добрым и участливым. Взгляд человека, для которого совесть - не абстракция.
"Какими же страшными, - подумал Воронцов, - могут быть заблуждения даже честнейших людей. Людей, понимающих свою ответственность перед человечеством, но понимающих ее слишком однозначно".
- Тяжко, профессор, - сказал Воронцов, - ощущать себя запальным шнуром в бомбе?
* * *
Льюина держали в одной из внутренних комнат на втором этаже. Один из людей Роджерса находился при нем, второй - в коридоре у запертой двери.
- Уолт, - сказал Сточерз, - это Портер из Юнайтед Пресс, а это Воронцов из московской газеты "Хроника".
Льюин смотрел сосредоточенно. Он вовсе не был похож на человека трусливого по натуре, как его обрисовал Сточерз. Видимо, Льюин готовил себя к вполне определенной роли и убеждать в чем-то его, переступившего через собственный характер, сжегшего мосты, - безнадежно. Воронцов понял это мгновенным ощущением, и мысль, к которой он пришел, слушая Сточерза, лишь укрепилась.
- Вы сошли с ума, Джо, - сказал Льюин сдержанно. - Пресса здесь? Вы или забыли, или…
- Нет, Уолт, так решил Комитет. Это вынужденный шаг. И виноваты вы сами… Короче говоря, можете и их теперь считать членами Комитета. Они будут молчать.
- Я знаю Портера, - медленно сказал Льюин. - И этого господина тоже видел. Вы звонили мне и просили о встрече. Я отказался. Верно?
- Да, - кивнул Воронцов. - Сожалею, что наша встреча произошла при обстоятельствах, от нас с вами не зависящих.
- Так ли? - Льюин смотрел остро, внимательно. - Что вы хотели спросить у меня… тогда?
- Хотел понять вас. И, кажется, понял.
- Вот как? - искренне удивился Льюин. - А вот они, мои друзья, не поняли. Они решили, что я маньяк, и меня нужно изолировать. Джо, - он обернулся к Сточерзу, - выйдите все. Я буду говорить только с господином Воронцовым. И мистер сыщик пусть выйдет. Ему не будет скучно в коридоре, там у него приятель.
Сточерз повернулся и пошел из комнаты, знаком приказав человеку Роджерса следовать за ним.
- Мистер Льюин, - сказал Портер флегматично, - я потратил много времени, гоняясь за вами…
- Мистер Портер, - отозвался Льюин с иронией, - я не просил гоняться именно за мной. Собеседников выбираю я, верно?
- Один только вопрос. Что с Жаклин? Она… Ее приняли за другую женщину…
- Жаклин далеко, - сказал Льюин, - именно потому, что я не хотел, чтобы за нее взялись. Вы удовлетворены?
Портер кивнул.
- Успеха, граф, - сказал он Воронцову, выходя из комнаты.
"Теперь я должен быть точен, - подумал Воронцов. - Иначе он замкнется, и я ничего не узнаю. Я должен узнать. Не потому, что это материал, и не потому, что должен выполнить поручение Льва… Он вовсе не сумасшедший, этот Льюин, у него умный и страдающий взгляд. И войны он не хочет. Он не может ее хотеть, он ее боится, он знает, что это такое. И он наверняка нашел бы для человечества иной выход, если бы хоть на мгновение подумал, что иной выход возможен. Вот в чем ужас, и вот в чем его трагедия, и он прекрасно это понимает, он вовсе не сошел с ума от той ответственности, которую на себя взвалил, и мучеником себя не считает, и ореол святости ему не нужен. Но не Льюин породил этот мир и людей в нем, которые не только имеют право, но обязаны решать свою судьбу сами".
- Я думаю, - медленно начал Воронцов, - вы не можете допустить, чтобы бомба замедленного действия взорвалась в положенный ей срок. Потому что необходимое для развития Вселенной изменение убьет, разрушит, уничтожит не только человечество, но убьет еще сотни… тысячи… или миллионы разумных миров. И если взрыв неизбежен, если бомба-человечество не может противостоять природе, то пусть тогда эта бомба взорвется как можно раньше, когда она еще не накопила заряда, способного изменить Вселенную. Вы… Вы чувствуете ответственность перед людьми, потому что вы человек. Но, в отличие от других, вы перешли грань и ощутили себя не только частицей человечества, но частицей огромного мира, где человечество - тоже только частица, где разум неизбежно многолик…
- Вот то, чего не может понять Джо, - тихо сказал Льюин. - Сейчас мало быть человеком. Это выглядит абстракцией - частица Вселенной. Она, Вселенная, так далека, где-то там, и мы даже единства ее толком не понимаем, нам бы со своими проблемами справиться. А нужно понять… Не только понять, нужно прочувствовать, принять в себя… Потому что самой природой положено так, что все зависит от всего. А сейчас от нас зависит, будет ли Вселенная развиваться так или иначе. Вы вот сказали - сотни разумных миров, тысячи, миллионы. Но и это для нас абстракция, и вы не понимаете, почему мы должны приносить себя в жертву ради кого-то, о ком ровно ничего не знаем, даже не знаем, существуют ли они на самом деле - другие разумные… Существуют, мистер Воронцов, потому что природа всегда действует с большим запасом. Не может быть, чтобы разумная бомба была создана ею сразу и безошибочно. Она пробовала и ошибалась - это ее, природы, стиль. Значит, наверняка есть разумные миры, которые не стали бомбой - не получилось это у природы…
- И вам, человеку, не жаль…
- Жаль! Вы будете говорить, мистер Воронцов, о плачущих детях, о прекрасных женщинах, о полотнах Рембрандта и Рафаэля, о музыке Бетховена и Визе, о пирамиде Хеопса и наскальных узорах неандертальцев. И что все это конкретно, а все, что там, вне нас, где-то - абстракция, и почему мы, люди, должны ради этой абстракции… Я прошел через это, господин Воронцов. Через безумную жалость к себе, потому что я - это все люди. Но иного выхода нет. Если бы лично вы знали, что запрограммированы самой природой, и что завтра вы непременно взорветесь в густой толпе на площади, и не оставите ничего живого вокруг… Разве вы сегодня же не попытались бы разбить себе голову о стену? Вы диалектик, господин русский. Вот вам противоречие: мир не должен погибнуть, и потому мир должен погибнуть. Закон природы.
- Какой закон, мистер Льюин? Агрессивность как основа разума? Почему вы забываете, что есть на планете люди, для которых это не главное? У которых в жизни иные принципы…
- Запирающий ген есть и у вас, господин коммунист, - усмехнулся Льюин. - Это биологический закон, и он более фундаментален, чем любая социальная надстройка.
- Закон смены социальных формаций - тоже закон природы. Если на планете будет коммунизм, ваша идея о гибели человечества не сработает. Логически рассуждая, вы лично должны были поставить перед собой противоположную задачу. Стремиться к миру. Будет мир, мистер Льюин, тот мир, о котором вы же сами мечтали несколько лет назад.
- Не будет на земле коммунизма, мистер Воронцов. Потому что есть запирающий ген. Да поглядите на себя! Почти сто лет вашей революции - и что? Вы постоянно шарахаетесь из стороны в сторону. Почему после Ленина пришел Сталин? Почему так трудно давалась перестройка? Есть биологические законы…
- Которые предсказывают человечеству гибель?
- Не человечеству - всему разумному во Вселенной. Мы, люди, лишь средство, которым хочет воспользоваться природа. Бомба замедленного действия. И с этим вы ничего не сделаете, это у пас всех глубоко в подсознании. И потому поляризация сил на планете неизбежна. Она и началась, эта поляризация, как только включился запирающий ген. Именно тогда, в первобытном еще обществе, люди впервые обратили копья друг против друга. И дальше. Рабы и рабовладельцы… Феодалы и вассалы… Капиталисты и рабочие… Государство и народ… И те два мира, что существуют сейчас. Это неизбежно. Это как две половинки заряда в атомной бомбе. Когда-нибудь эти половинки соединятся, критическая масса будет достигнута… Этого не должно произойти, говорите вы. И я согласен. Но вывод… Оба мы пытаемся действовать против законов природы. Вы - против закона агрессивности, когда начинаете рассуждать о всеобщем братстве. А я против закона компенсации, когда пытаюсь взорвать бомбу раньше срока… Все идет по сценарию, определенному природой, и ничего не поделаешь. Я буду пытаться и дальше.
- Как самурай, готовый вырезать и детей своих, и себя вместе со всеми, чтобы доказать свою правоту?
- Нет… Жаль, вы тоже не хотите понять. Нет, логически вы поняли, но принять не можете. Подумайте. Если у вас останется время.