Он запросил у компьютера все упоминания о бананах, хранящиеся в досье Рутербика. Результат вспыхнул на полоске почти немедленно. Ознакомившись с ним, Кэрд велел Руиз спросить у Паллагули - знает ли та человека, стащившего у нее банан, и проследил за их диалогом. Темнокожая свидетельница слегка изменилась в лице, но тут же вознегодовала:
- Сроду я этого поганца не видела, а увижу, так засуну ему банан туда, где солнца не бывает.
Руиз перед опросом сняла данные с опознавательного диска Паллагули. Кэрд бегло просмотрел их, дав компьютеру указание увеличить и выделить оранжевым любые упоминания о Рутербике. Через несколько секунд выделился один параграф. Кэрд остановил кадр и прочел его. Паллагули была соседкой Рутербика по четвертому этажу дома на Доминик-стрит три обгода тому назад.
Кэрд обреченно вздохнул. Должна же Паллагули знать, что это содержится в ее досье - знает и все равно врет. Из глупости или из чувства противоречия? Какая разница. Следовало бы ее допросить в участке. Но Кэрд и так мог поспорить на тридцать кредиток, что все ее показания - вранье. Рутербик обратился к ней за помощью, и она помогла. Более того, он подбил еще двоих минни дать ложные показания. Вместо того чтобы повернуть налево, на юг, и войти в тот дом, он повернул направо и скрылся… где? Где-то поблизости, но за пределами полицейского невода.
А вдруг у него хватило ума сообразить, что командир органиков раскусит этот его маневр и он на самом деле зашел в тот дом? Нет, вряд ли. Это уж значило бы перемудрить.
Кэрд отменил бы поквартирный обыск, будь он убежден в своей правоте на сто процентов. Пока что он запросил подкрепление, чтобы расширить невод и послать людей в близлежащие многоэтажные дома. Ему ответили, что могут выделить не больше десяти человек.
Кэрд взглянул на полоску, где мигало "ЗАЯВЛ. В ПАУЗЕ!". Сейчас этим некогда заниматься. Заявление на то, что Озма хочет иметь от него ребенка, придется передать попозже.
Еще одно сообщение: секретарь генерального комиссара спрашивает, не может ли он перенести время ленча на одиннадцать тридцать. Кэрд ответил, что может, и на полоске загорелось: ПРИН. И ДОЛОЖ.
Поступил ответ на его запрос по спутниковому поиску Рутербика. Обычно это занимает десять минут, но сегодня, неизвестно почему, все каналы были забиты. Кэрд изучил снимки и обратился в подстанцию Гудзон-парка за подкреплением. Он просил еще десять пеших органиков, но получил ответ, что ни одного не будет несколько ближайших часов, если не дольше.
- Это почему?
- Виноват, инспектор, - сказал сержант, - но у нас исключительно зверское убийство на Кармин-стрит. Две жертвы - женщина и ребенок.
Кэрд остолбенел.
- Выходит, в Манхэттене за этот субгод произошло уже два убийства, а еще и второй месяц не кончился. Бог ты мой, да за весь прошлый субгод было всего шесть!
Сержант печально кивнул:
- Это превращается в эпидемию. Общество загнивает, сэр, да и эта жуткая жара тоже способствует.
Разговор с сержантом заставил Кэрда нахмуриться. Органические силы могли бы быть гораздо многочисленнее и он не испытывал бы сейчас недостатка в персонале, если бы каждый органик не обязан был защитить докторскую степень по криминологии. Так нет же - каждый кандидат сначала проходит психологический тест (идеологический, следует понимать), после которого пять из десяти отсеиваются. Оставшиеся шесть субъективных лет обучаются в Вест-Пойнте. Тот или та, кто выдерживает суровую дисциплину и получает среднее "В" по всем предметам, становится пешим патрульным нулевого класса.
Ну что ж, приходится работать с тем, что есть. К трем часам дня, судя по полоске прогноза погоды, и на "небесные глаза" уже нельзя будет полагаться. Ожидается сплошная облачность.
Глава 5
К одиннадцати утра Рутербика еще не засекли и не схватили. Кэрд еще несколько минут позанимался другими делами, потом вышел на улицу. Служебный роботокар повез его по бульвару Вуманвэй до Колумбус-серкл, а потом по Западной Сентрал-парк до Западной Семьдесят седьмой улицы. Здание Общества Джона Рида занимало целый квартал под номером сто на Семьдесят шестой и такой же квартал на Семьдесят седьмой улице, охватывая все промежуточное пространство. Чуть к северу от него находился Музей естественной истории. Кэрд вышел из машины на уровне третьего этажа, кар медленно отъехал и сполз вниз по западному пандусу. Кэрд оказался в огромном вестибюле, оформленном в том году в микенском стиле. Золотые маски Агамемнона улыбались ему со стен, с потолка и с пола. В середине зала бил фонтан со статуей Аякса, бросающего вызов богам. Флюоресцирующая молния из желтого пластика как бы падала с потолка на дерзостного и обреченного ахейца. Скульптуру выбирал, не иначе, какой-нибудь бюрократ, посчитавший уместной заключенную в ней ненавязчивую мораль. Если ты настолько глуп, чтобы выступать против правительства, тебя мигом поджарят.
Впрочем, в этом стопроцентно грамотном обществе, где можно при желании всю жизнь бесплатно учиться, девять десятых и не слыхивало об Аяксе, первом человеке-громоотводе, а остальным он был безразличен. Так что мораль пропадала втуне, а исполнение казалось Кэрду чересчур назойливым.
Он поднялся на пневматическом лифте на самый верх и вошел в ресторан "Зенит" в 11.26. Мэтру он сказал, что приглашен комиссаром Хорн. Мэтр нажал три клавиши, и на экране появилось лицо Кэрда, а под ним - несколько строк информации.
- Очень хорошо, инспектор Кэрд. Прошу за мной.
"Зенит" был очень элегантным и изысканным заведением.
Шесть музыкантов на подиуме играли под сурдинку, и все беседы звучали приглушенно - пока Энтони Хорн не поднялась из-за стола, чтобы поздороваться с Кэрдом. Она устремилась к нему с протянутыми руками, в развевающихся оранжево-пурпурных одеждах.
- Джефф, дорогой!
Сидящие за столиками вскидывали глаза и морщились от звуков ее зычного голоса. Потом Кэрд погрузился в облако шелка, духов и пышной плоти. Ее груди, если смотреть сверху, напоминали зрелище пары соседних планет с высоты сорока тысяч футов. Кэрд не оказал сопротивления, когда его прижали к ним лицом, хотя вид у него при этом был не слишком солидный. На один краткий миг он почувствовал себя счастливым и защищенным на груди у Великой Матери.
Энтони отпустила его и улыбнулась, показав крупные белые зубы. И повела его за руку к своему столику в отделении для употребляющих мясо. Она была на шесть дюймов выше его шести футов трех дюймов, хотя четыре дюйма разницы приходились на высокие каблуки. Плечи и бедра у нее были широкие, талия - очень тонкая. Золотистые волосы были уложены в затейливую прическу, изображавшую треуголку восемнадцатого века - последний крик моды. Огромные золотые серьги, каждая с китайской идеограммой слова "рог" ("хорн"), болтались в маленьких, плотно прижатых к голове ушах.
Они сели. Она облокотилась о стол, и ее груди выставились вперед, как две белые волчицы, которые вот-вот вырвутся и кинутся на добычу. Большие синие глаза встретились с глазами Кэрда. Гораздо тише, чем раньше, она сказала:
- У нас большая и скверная проблема, Джефф.
Он, вскинув брови, тихо спросил:
- Правительство узнало о нашем существовании?
- Пока еще нет. Мы…
Она умолкла, поскольку к ним подошел официант - высокий бородатый сикх в чалме. Некоторое время они выбирали напитки и изучали печатное меню. "Зенит" был чересчур элегантен, чтобы показывать меню на стенных полосках. Когда официант отошел, Хорн спросила:
- Помнишь доктора Чена Кастора?
Кэрд кивнул:
- Уж не сбежал ли он?
- Да, сбежал.
Кэрд зарычал, словно от удара в солнечное сплетение, но тут официант как раз принес ему вино, а Хорн - джин, а еще через две минуты подоспел со складным столиком и двумя подносами, уставленными множеством блюд. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы подать заказ. Блюда были приготовлены заранее - некоторые в прошлый вторник, а некоторые и два субгода назад - и каменированы. После раскаменации их нужно было только подогреть и разложить на тарелках.
Они болтали о семейных делах, пока официант не ушел. Кэрд показал большим пальцем ему вслед.
- Информатор?
- Да. Я воспользовалась своими связями и кодом, который мне по идее знать не положено, чтобы выявить здешних информаторов. Однако жучков здесь нет и направленных микрофонов тоже. Слишком много шишек здесь столуется. - Она разрезала свой бифштекс и положила кусочек в рот. - Дело тут… не только в том, что ты органик и можешь быть нам полезен. То, что произошло… затрагивает тебя лично.
Прожевав мясо, она пригубила свой джин. Кэрду стало ясно, что Хорн глубоко потрясена. Иначе она опорожнила бы высокий бокал наполовину еще до того, как подали еду. Она, как видно, боялась притупить свои мыслительные способности.
Чен Кастор был иммером и блестящим ученым - он возглавлял физический сектор в Институте Ретсолла. Он всегда был эксцентричен - но когда он начал проявлять признаки психического заболевания, организация иммеров немедленно приняла меры. Дело представили так, будто он гораздо более нестабилен, чем действительно был в то время. Его поместили в клинику, которая, будучи правительственной, тайно контролировалась иммерами. Там Кастор быстро соскользнул в зыбучие пески глубокого психоза, из которых, похоже, ему не суждено было выбраться до самой смерти. Наука четырнадцатого века Новой Эры, при всей своей мощи, оказалась бессильна вытащить его.
Кэрду вспомнился другой ленч, в другом месте, когда Хорн сказала ему, что Кастор возомнил себя Богом.
- Он же атеист, - сказал тогда Кэрд.
- Был - и в каком-то смысле остается им. Он говорит, что Вселенная сформировалась по чистой случайности. Но структура ее такова, что в конце концов, после многих эпох, она неизбежно рождает Бога. Его, Кастора. Который устроил все так, что понятия "случай" больше не существует. Все, что происходит с момента кристаллизации Божества - хотя это тоже была случайность, последняя во Вселенной - все, что происходит с того момента, управляется Им. Им с большой буквы. Он настаивает, чтобы к нему обращались "Ваша Божественность" или "О Великий Иегова". И говорит, что никакого Бога не было, пока не появился он. Космическое время он делит на две эры - Д. Б., то есть до Бога, и П. Б. - после Бога. Он точно скажет тебе, с какой секунды началась новая хронология, даже если ты его об этом не спросишь.
Эта их беседа происходила три обгода назад.
Теперь Энтони Хорн тихо произнесла:
- Ты ненавистен Богу.
- Что?
- Не будь таким смущенным и виноватым. Под Богом я, конечно, подразумеваю Кастора. Кастор ненавидит тебя и хочет до тебя добраться. Вот почему я должна была тебе об этом сообщить.
- Но почему? Я хочу сказать - почему он меня ненавидит? Из-за того, что я его арестовал?
- Ты попал в точку.
Вся та операция направлялась и контролировалась иммерами. Хорн, тогда генерал-лейтенант, лично отдала ему приказ взять Кастора под стражу. Кэрд отправился к Институту Ретсолла и будто бы случайно оказался на месте в момент осуществления заговора. Двое иммеров разгромили лабораторию, а обвинили в этом Кастора. Последний впал в буйство и набросился на тех двоих, вне себя от того, что его так подставили. Кэрд отвез его в ближайшую больницу, как предписывалось органическими правилами. Но вскоре после этого суд, где выступала экспертом доктор Наоми Атлас, тоже иммер, направил Кастора в Экспериментальную психическую клинику Тамасуки на Западной Сорок девятой улице. С тех пор его никто не видел, кроме Атлас и трех сестер первого класса. Причем одной только Атлас разрешалось разговаривать с ним.
- На твоем месте мог бы оказаться любой другой, - сказала Хорн. - Любой, кто его бы арестовал. Тебе просто не повезло. - Она снова пригубила джин, поставила бокал и спокойно продолжила: - Он в какой-то степени манихеец. Вселенную он делит на добро и зло, так же как и время. Зло - это тенденция космоса вернуться к случайному порядку событий. Однако случаем должен кто-то управлять…
- Как, черт возьми, можно управлять случаем?
- Не спрашивай меня, - пожала плечами Хорн. - Кто я такая, чтобы задавать вопросы Богу? Нельзя же требовать от безумца, чтобы он рассуждал логически. Кастор свои шизофренические противоречия разрешает без труда, и в этом он отнюдь не одинок. Важно то, что думает он сам. Его божественная мудрость и проницательность открыла ему, что ты - Тайный и Злонамеренный Управитель Случая. Он именует тебя Сатаной, Вселенским Зверем, Вельзевулом, Ангра Майнью и не упомню уж, как еще. Он сказал, что разыщет тебя и сокрушит, и ввергнет тебя в бездну, с воем и скрежетом зубовным.
- Почему же мне раньше об этом не говорили?
- Напрасно ты так возмущаешься. Люди могут заметить. Не говорили, потому что в этом не было надобности. Ты же знаешь, мы стараемся свести все взаимные связи до минимума. Атлас рассказывала о Касторе одной только мне, да и то в - немногих словах, и делала это на разных приемах и общественных мероприятиях. - Энтони помолчала немного, потом опять перегнулась через стол и заговорила еще тише: - Приказано его каменировать и спрятать тело, если это возможно. Если невозможно - убить его.
Кэрд слегка вздрогнул, потом вздохнул:
- Я знал, что когда-нибудь до этого дойдет.
- Мне это отвратительно, - сказала Тони. - Но этого требует общее благо.
- Благо иммеров, ты хочешь сказать.
- Не только. Кастор безнадежный маньяк и представляет опасность для всех, кто попадется ему на пути.
- Я никогда еще никого не убивал.
- Но ты способен на это. И я способна.
Кэрд потряс головой:
- Да, так показали наши психотесты, но они ведь не на сто процентов точны. Я узнаю это, только когда должен буду сделать - и, возможно, не смогу.
- Сможешь. Ты поймаешь его и сделаешь то, что должен будешь сделать. Послушай, Джефф…
Она положила ладонь на его руку и посмотрела ему в глаза. Он замер.
- Я… - Она прочистила горло. - Я получила сегодня решение совета… насчет Ариэль. Мне жаль, искренне жаль, Джефф. Но…
- Ей отказано!
Тони кивнула:
- Они говорят, что она слишком нестабильна. Психопроекция показала, что она чересчур обременена социальной ответственностью. Рано или поздно она сломается и выдаст все властям. А если не сделает этого, то ее ждет психический срыв.
- Они не могут знать этого наверняка, не могут, - бормотал Кэрд.
- Вероятность достаточно велика. Они не вправе рисковать.
- И апеллировать сейчас бесполезно, - хрипло заметил он. - Не тот случай. Скажи мне - это решение окончательное или можно снова к ним обратиться через пять лет? В конце концов, Ариэль только двадцать. Может, она еще повзрослеет.
- Можешь тогда попытаться еще раз. Однако психопроекция…
- Довольно, - сказал он. - У тебя все?
- Прошу тебя, Джефф. Не так уж все плохо. Ариэль вполне может быть счастлива, и не будучи иммером.
- Ариэль, но не я - только это, полагаю, значения не имеет. Сначала они отвергли Озму, теперь - Ариэль.
- Ты же знал, становясь иммером, что такое возможно. От тебя ничего не скрыли.
- Ну, теперь-то у тебя все?
- Давай, Джефф - убей гонца, принесшего дурную весть.
Он погладил ее руку:
- Ты права, а я нет. Просто… мне так обидно за нее.
- И за себя тоже.
- Да. Можно мне теперь уйти?
- Да. Ох, Джефф, только не плачь!
Он достал из сумки платок и вытер слезы.
- Наверное, тебе сейчас лучше побыть одному, Джефф.
Она встала из-за стола, он тоже. Он пропустил ее вперед, поскольку она была выше по званию. Когда она остановилась, чтобы кассир мог вложить счет в ее опознавательный диск, он прошел к выходу, сказав тихо:
- До встречи, Тони.
- Не забывай докладывать, - сказала она ему вслед.
По рации, встроенной в часы, он вызвал из участка машину, услышал, что придется подождать двадцать минут, и остановил такси. Несколько кредиток, не велика важность. Однако, сев в машину, он пожалел, что не стал ждать. Он с трудом сдерживал слезы - в роботокаре он мог бы выплакаться вволю.
К участку он подъехал уже с сухими глазами. Прошел к себе в кабинет и доложился Уолленквисту - майора разбирало любопытство по поводу его встречи с Хорн, но он не смел задавать инспектору слишком много вопросов.
Гриль исчез бесследно, словно провалился в древние заброшенные катакомбы метро и канализации. Возможно, именно туда он и ушел. Десять патрульных с сержантом во главе сейчас разыскивали его на самом глубоком известном участке под университетом Йешива. Пока что они обнаружили только пробитый человеческий череп - похоже, давний, - несколько громадных крыс и две почти неразличимые надписи двадцать первого века:
НЕНАВИЖУ ГРАФИТИ Я ТОЖЕ, А ЕГО БРАТ ЛУИДЖИ ХРЕН МОРЖОВЫЙ
И Рутербик скрылся, точно кролик в зарослях вереска.
Сменщица Кэрда, детектив-инспектор Барнуолт, пришла в три часа. Он ввел ее в курс дел, и они немного поговорили о попытках молодежи вновь ввести в моду брюки.
- Мне не нравится, - сказала Барнуолт. - Эти штаны такие тесные, так обтягивают. Я пробовала и почувствовала себя неловко. Не знаю, по-моему, так одеваться аморально.
Кэрд засмеялся:
- Я слышал, что в среду штаны уже носят все - и молодые, и старые.
- Ну, что с этих средовиков возьмешь, - пожала плечами Барнуолт.
Глава 6
Кэрд приехал на велосипеде домой, зашел к Озме в студию - она раскрашивала осу - и пошел в комнаты. Посмотрел выпуск новостей - ничего нового, - потом позанимался на тренажерах в подвале. Принял душ и надел широкую белую блузу с оранжевым поясом, белый воротник-брыжи и изумрудно-зеленый кильт. Пришла Озма и покрасила ему ноги в желтый цвет. Обулся он в высокие, до щиколоток, бордовые башмаки. Когда они с Озмой поели, он немного подкрасил губы и выбрал себе широкополую шляпу с высокой конической тульей и искусственным бордовым пером.
Озма надела белую шапочку с длинным красным козырьком, из клипс в ее ушах свисали синтетические орлиные перья, глаза она подвела зеленым и зеленым же накрасила губы, нарумянила щеки, на ней была широкая прозрачная блуза, блестящая зеленая юбка колоколом до пят, красные чулки с блестками и ярко-зеленые туфли на высоких каблуках. Множество колец на пальцах и алый зонтик завершали ее туалет.
- А твой где? - спросила она.
- Мой что?
- Твой зонтик.
- В прогнозе сказали, что дождя не будет.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. К вечернему костюму обязателен зонтик.
- И ты будешь несчастна, если я его не возьму.
- Не то что несчастна, мне просто будет неловко.
- И это называется не признающая условностей артистическая натура. Что ж, ладно.
В семь часов они вышли из дома, каждый с большой наплечной сумкой, и сели в такси. Когда они приехали, огромный вестибюль музея уже заполняли гости, все с коктейлями или чем-то покрепче в руках, стоящие и болтающие тесными кучками или бродящие от группы к группе. Фатические линии общения, как выразился один антрополог двадцатого века, функционировали исправно. Все говорили, и никто никого не слушал.