Чтобы предотвратить гражданскую войну в Англии 16 века, Институт истории похищает Анну Болейн - вторую жену Генриха VIII.
Нэнси Кресс
Дика, своевольна, не обуздать…
Впервые демон явился к ней на галерее, опоясывающей замок Хивер. Она вышла сюда, чтобы проводить Генриха. Вот он там внизу, величественный на своем огромном боевом коне, хотя ног коня и не разглядишь за пылью, поднятой лошадьми свиты. Но сам Генрих виден отчетливо: привстал в стременах, полуобернулся, шарит глазами по окнам замка, хочет убедиться - против света, - что она смотрит ему вслед. Отвергнутый поклонник, уезжая, любуется через плечо эффектом, который сам же и вызвал! Она без труда представляла себе выражение его маленьких голубых глазок, выглядывающих из-под курчавых золотисто-рыжих волос. Мрачные глаза. Пронзительные. Не ведающие пощады.
Анна Болейн не шевельнулась. Пусть себе уезжает. Она ведь и не хотела видеть его здесь, в Хивере, и не звала сюда.
Но едва она отвернулась от окна галереи, в дальнем углу мелькнула яркая вспышка. Демон!
Демон весь состоял из света, что и неудивительно: разве Сатану не называют еще и Люцифер - светоносный? Удивительнее, что демон оказался квадратным, - безупречный квадрат света, какого она никогда не встречала. Анна осенила себя крестным знамением и сделала шаг вперед. Световой квадрат полыхнул еще ярче и тут же погас.
Анна застыла, не шевелясь. Нет, она не испугалась, ее вообще было нелегко испугать. Тем не менее, она вновь перекрестилась и прочла молитву. Нежелательно, если демон вздумает обосноваться в Хивере. Демоны могут оказаться опасными.
Впрочем, как и короли.
Лемберт отвлеклась от своего пульта и обратилась к Калхейну:
- Современники утверждали, что она ведьма…
- Ну и что? - откликнулся Калхейн. - В шестнадцатом веке каждую влиятельную женщину считали ведьмой.
- Нет, тут серьезнее. Ее записали в ведьмы до того, как она стала влиятельной. - Калхейн не ответил. Лемберт, выдержав паузу, добавила тихо: - Уравнения Раволи по-прежнему указывают именно на нее…
Калхейн еще помолчал и наконец выдохнул:
- Дай-ка я посмотрю.
Перейдя небольшую голую комнатку, он приблизился к пульту Лемберт. Та придала устойчивость изображению в центральном квадрате. Пульт моментально как бы вытянулся от пола до потолка колонной квадратов, сцепленных друг с другом: одни из них были вещественными, существующими в реальном времени, другие - лишь голографическими симуляциями, а третьих, по сути не существовало вообще, ни во времени, ни в пространстве, хотя догадаться об этом было нельзя. В квадрате фокусировки значилось:
ОТДЕЛ ПЕРЕБРОСОК ВО ВРЕМЕНИ
ОБЪЕДИНЕННАЯ ФЕДЕРАЦИЯ ВЕРХНЕЙ СЛИБЫ,
ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ
В ФОКУСЕ: АННА БОЛЕЙН
ЗАМОК ХИВЕР, ГРАФСТВО КЕНТ, АНГЛИЯ, ЕВРОПА ГОД 1525, 645:89:3
КРАТКОСРОЧНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ ЦЕРКВИ СВЯТЫХ ЗАЛОЖНИКОВ № 4592
В рамке квадрата временного прыжка виднелось лицо молодой девушки: темные волосы чуть выбиваются из-под чепца, рука замерла возле тонкой длинной шеи - похоже, крестится.
Лемберт заметила для себя и про себя:
- Сама-то она считает себя доброй католичкой…
Калхейн вглядывался в изображение. Голова его, в связи с недавним назначением на пост начальника отдела, была выбрита до блеска. Лемберт отметила, что он принял свое назначение, как ненадежную свеже-пересаженную ткань, которой грозит отторжение, посчитала это по-своему трогательным и уточнила:
- Вероятность, согласно уравнениям Раволи, составляет 0,798. Что определенно указывает на ключевую роль…
Калхейн втянул щеки, на которых еще не высохла должностная окраска, и откликнулся:
- У того, другого, тоже ключевая. Думаю, надо посоветоваться с Бриллом.
Камеристки наконец ушли. Ушли все - священники, врачи, придворные, няньки, - ушли и забрали с собой младенца. Даже Генрих ушел - куда? Играть в карты с Гарри Норрисом? Развлекаться с новой любовницей? Неважно: главное, что ее наконец оставили в покое.
Девочка!
Перекатившись на постели, Анна замолотила кулаками по подушке. Девочка! А не наследник престола, не принц, в котором нуждалась Англия, но еще более она, Анна Болейн. Девочка… И Генрих относится к ней прохладнее с каждым днем, ей ли не чувствовать: он больше не хочет ее, не любит ее. Он бы, конечно, продолжал спать с ней - о, никаких сомнений, - если бы это обещало ему сына, но ее собственная страсть иссякала. Нет, иссякла. Страсть, которую она сама ненавидела, презирая себя за чрезмерный пыл, но и не таила ее от Генриха: раз уж такова натура, то глупо не пользоваться этим, чтобы и в Генрихе страсть полыхала снова и снова… Но ее страсть уходила, нет, ушла. Она все еще королева Англии, но уходит и власть, как Темза в час отлива, и она, Анна, не в силах предотвратить потерю власти, как не в силах остановить отлив. Единственное, что могло бы сохранить ей власть, - рождение сына. А она родила дочь. Здоровенькую, крепенькую, с рыжими кудрявыми волосиками, как у Генриха, - но дочь! Девочку, а не мальчика…
Анна вновь перевернулась на спину, превозмогая боль. Крошке Елизавете уже месяц, однако ноет по-прежнему все тело, каждая клеточка. Ноги распухли, и хотя "белоножка" не так опасна, как родильная горячка, сил отнимает не меньше. Вот уже целый месяц не удается встать с постели. Служанки, придворные дамы, музыканты приходят и уходят, а Анна лежит в лихорадке и пытается составить какой-то план… Генрих до сих пор не предпринял ничего определенного. Он даже ребенка воспринял внешне вполне спокойно: "Она, - сказал он про Елизавету, - кажется, ядреная девка. Молю Бога послать ей братика такого же крепкого здоровья…" Однако Анну не обманешь.
Ее никогда нельзя было обмануть. Она знала точно, когда Генрих впервые положил на нее глаз. Знала до оттенков, как его тянет к ней все сильнее и сильнее - она не поддавалась целых девять лет. И знала с совершенной уверенностью, в какой момент безжалостный мозг, прячущийся за голубыми глазками, принял решение: "Овчинка стоит выделки. Разведусь с Екатериной и сделаю королевой Анну". Но точно так же, - наверное, даже раньше, чем он сам отдал себе в том отчет, - она уловила минуту, когда Генрих пришел к выводу, что совершил ошибку. Цена за коронацию Анны оказалась слишком высока. Она того не стоит. Разве что принесет ему сына.
А уж если нет…
В темноте опочивальни Анна плотно зажмурилась. Это всего лишь приступ послеродовой меланхолии, и переживаниям грош цена. Она никогда ничего не боялась - пусть боится кто угодно, только не она. Когда глаза откроются поутру, ночные страхи улетучатся, потому что так надо. Она должна продолжать борьбу, должна понести снова и родить сына, должна сберечь корону. И сберечь дочь. Никто за нее этого не сделает, и другого выхода нет.
Когда Анна открыла глаза, в углу опочивальни меж занавесями вспыхнул демон - квадрат света.
* * *
При появлении ее святейшества Лемберт почтительно склонила голову.
Первосвященница отличалась высоким ростом и отсутствием дополнительных внешних органов. Глаза, руки, уши, бритая голова, ноги под серо-зеленым церемониальным одеянием - все было натуральным, как и предписано уставом Церкви святых заложников. До Лемберт доходили слухи, что до выборов на высший пост первосвященница носила роскошные лиловые глаза и мощные руки типа гамма, но затем пришлось удалить и то, и другое и восстановить все, как было дано от природы. Что и правильно: она, как верховная надзирательница за всеми заложниками в Солнечной системе, не может разгуливать с органами - продуктами высоких технологий. Сами заложники, конечно, могут, но та, кто отвечает за их духовное и материальное благополучие, обязана представать перед теми, кого навещает, в однозначно человеческом облике. Четырехрукому космопроходцу, которого держат заложником на Марсе в условиях невесомости, она должна показаться человеком не в меньшей мере, чем генетически измененному летуну с планеты Ипсу, ставшему заложником в Новой Трайенской республике. И единственный способ добиться подобной цели - воздержаться от внешних дополнений.
С дополнениями по части внутренних органов дело, разумеется, обстоит иначе.
Рядом с высокой гостьей шествовал директор Института времени Тошио Брилл. На него запрет на внешние дополнения не распространялся, и его бритую черную голову украшали золоченые сенсоры - штука, по мнению Лемберт, несколько вызывающая. И озадачивающая - ведь Брилл по натуре не склонен к вычурности. Возможно, он просто стремился подчеркнуть свое неравенство с ее святейшеством. За Бриллом следовали начальники отделов, включая Калхейна, следовали молча, не рискуя произнести ни слова, пока к ним не обратились. Калхейн явно нервничал - он был честолюбивым, как подметила Лемберт, отчасти недоумевая, отчею ей самой это вовсе не свойственно.
- Впечатляюще, - произнесла первосвященница. - По крайней мере, до сих пор - впечатляюще. С материальной стороны условия содержания заложников у вас безупречные…
- С духовной стороной, естественно, труднее, - пробормотал Брилл. - Три заложника так сильно отличны друг от друга, что даже культурологи и историки не в силах помочь… заложники прибывают сюда в большом смятении…
- Окажись на их месте мы с вами, - заметила первосвященница без улыбки, - чувствовали бы себя не лучше.
- Так точно, ваше святейшество.
- И все же теперь вы хотите добавить к ним еще и заложницу из четвертой эпохи.
- Так точно.
Первосвященница, не торопясь, осмотрела главный пульт. Лемберт не могла не отметить, что гостье никак не удается взглянуть прямо на квадрат временного прыжка, - вероятно, периферическое зрение не натренировано. А вот на квадрат статического равновесия она уставилась неотрывно и надолго. Все заезжие посетители неизменно бывают зачарованы, когда узнают, что исполинское здание подвешено меж временных потоков. Или, быть может, ее святейшество внутренне не согласна с тем, что Институт времени (как, впрочем, и другие, еще более крупные, хотя вряд ли более богатые институты) свободен от всемирного налогообложения, питающего Церковь? Если уж недвижимость выпадает из времени, то и налоговой оценке не подлежит.
- Я не могу, - объявила гостья, - дать разрешение на политическое вмешательство, пока не осмыслю дело полностью - до мельчайших подробностей. Расскажите мне все заново.
Лемберт подавила усмешку. Первосвященница безусловно не нуждалась в напоминаниях. Она давно взвесила "за" и "против", давно обсудила все со своими советниками и, надо думать, давно пришла к положительному решению. Почему бы и нет - ведь это лишь добавит ей власти. И для Брилла ее решение тоже не секрет. А если его просят объяснять снова и снова, то исключительно ради того, чтобы продемонстрировать ему свою власть. Так будет продолжаться до тех пор, пока она - она, а не он, - не сочтет демонстрацию достаточной и не выдаст бессрочное разрешение на удержание в заложниках некоей Анны Болейн из Англии, временной поток Дельта, во имя альтруистической цели предотвратить доказуемую масштабную войну.
Само собой разумеется, Брилл и виду не подал, что чувствует себя униженным.
- Ваше святейшество, эта женщина - опорная фигура. Уравнения Раволи, разработанные в прошлом веке…
- Я осведомлена об уравнениях Раволи, - перебила первосвященница и позволила себе улыбку.
- Тогда вашему святейшеству известно, что любой человек, идентифицируемый как опорная фигура, прямо ответственен за ход истории. Даже если он или она в своем временном потоке казались лишенными реального влияния. Госпожа Болейн была второй женой английского короля Генриха Восьмого. Чтобы жениться на ней, он развелся со своей первой женой, Екатериной Арагонской, а чтобы развестись, вывел всю Англию из подчинения католической церкви. Протестантизм…
- Напомните, что это такое.
Тут даже Калхейн не сдержался, бросил мельком взгляд на Лемберт в очевидном смятении. Ее святейшество изволила играть! С директором института! Зачем? С другой стороны, неужели Калхейн не догадывается, что преувеличенная серьезность чревата сползанием к напыщенности и самомнению? Может, и не догадывается.
- Протестантизм - разновидность христианства, - отвечал директор терпеливо. До сих пор, не поддаваясь на провокации, он только выигрывал. - Разновидность воинственная, как и католицизм. В 1642 году протестанты, расколовшиеся на множество ветвей, стали бороться за политическое главенство в Англии, впрочем, как и католики. К примеру, король Чарльз, спустя столетие после Генриха Восьмого, вернулся к католичеству. Но для нас существенно, что религиозные распри привели к гражданской войне. Тысячи людей умирали в сражениях, погибали от голода, были повешены и замучены в пыточных камерах, как вероотступники…
Лемберт заметила, что ее святейшество поморщилась. Вероятно, первосвященница слышала про эти страсти уже не раз - для чего же иначе нужны советники? Однако гримаса на ее лице выглядела достаточно искренней.
Брилл продолжал наседать:
- Дети, чтобы выжить, были вынуждены ловить и есть крыс. В Корнуолле мятежникам отрубали руки и ноги, на рыночных площадях ставили виселицы и вешали на них людей заживо и…
- Довольно, - прервала первосвященница. - Наша церковь, как известно, существует для поощрения святых заложников, способных предотвращать войны.
- И того же, ваше святейшество, - поспешно откликнулся Брилл, - мы добиваемся в иных временных потоках, коль скоро наш собственный уже наслаждается миром. В потоке Дельта, который едва достиг шестнадцатого столетия - вашему святейшеству известно, что потоки движутся с неравными скоростями… - Первосвященница повела рукой - отчетливый жест нетерпения. Но Брилл продолжал: -…в потоке Дельта эта Анна Болейн является опорной фигурой. Если взять ее заложницей после рождения дочери Елизаветы, которой суждено впоследствии взойти на трон и длительно сохранять мир, и до того, как Генрих издаст закон о верховенстве короны над церковью - закон, послуживший толчком к религиозным раздорам, - мы спасем тысячи жизней. Уравнения Раволи показывают, что историю можно изменить в сторону более прочного мира с вероятностью 79,8 процента, и это изменение будет действовать на протяжении двух последующих веков. Религиозные войны…
- Были и другие религиозные войны, более кровавые, чем гражданская война в Англии.
- Совершенно верно, ваше святейшество, - смиренно согласился Брилл. Для Лемберт его смирение было равнозначно унижению. - Но ведь наша наука так молода! Обследовать иные временные потоки, выбрать один из них и вычленить опорные фигуры - все это так ново и сложно… Мы делаем все, что можем. Во имя мира.
Окружающие хранили благоговейное молчание. Лемберт с трудом подавляла усмешку. Во имя мира - а на деле-то во имя изысканий как таковых, дающих и весомую финансовую поддержку, и еще более весомую академическую репутацию. А Брилл вновь перешел в наступление:
- Да, мы здесь стремимся к миру столь же последовательно, как и возглавляемая вами Церковь. Если мы получим разрешение на бессрочное изъятие Анны Болейн в качестве заложницы, то в том временном потоке будут сохранены тысячи жизней - точно так же, как Церковь сохраняет мир и тем самым жизни в нашем потоке…
Первосвященница долго теребила рукав своего одеяния. Лица ее Лемберт не видела. Но когда высокая гостья подняла глаза, на лице вновь играла улыбка.
- Я порекомендую Всемирному форуму дать вам разрешение на четвертого заложника. Но учтите, директор: через два месяца я вернусь с официальным визитом, чтобы проверить ее состояние.
Лемберт с неудовольствием отметила про себя, что Брилл не сумел остановиться вовремя.
- Через два месяца, ваше святейшество? Но на вашем попечении все заложники Солнечной системы…
- Через два месяца, директор! За неделю до того, как Всемирный форум соберется для рассмотрения доходной части бюджета и нового налогообложения.
- Я…
- Сейчас я желаю посетить трех заложников, которых вы уже держите, исходя из задачи предотвращения войны…
Позже Калхейн в разговоре с Лемберт посетовал, что, по его мнению, Брилл обрисовал ситуацию не слишком ловко:
- Ему бы подчеркнуть, что дело не терпит отлагательств. Да оно же и впрямь неотложно! Эти гниющие трупы в Корнуолле…