* * *
- Три тысячи лет, - произнес мой голос ошеломленно. - Три тысячи лет люди Валлона жили в дикости, когда вся слава его истории заперта в архивах?
- Я один, - сказал Оммодурад, - нес проклятый груз этого знания. Давным-давно, еще в дни Ртра, я забрал свой оригинал из архивов в предвкушении того момента, когда ему суждено будет пасть. Но этот долгожданный час принес мне мало радости.
- И теперь, - произнес мой голос, - ты надеешься заставить этот мозг - который даже нельзя назвать разумным мозгом - открыть архивы?
- Я знаю, что это безнадежно, - согласился Оммодурад. - Сначала мне показалось, что если он говорит на староваллонском, то просто деградировал. Но нет, он действительно ничего не знает. Он всего лишь скорлупа от прежнего Ртра, и меня тошнит от его вида. Я бы с удовольствием прикончил его прямо сейчас и навсегда положил бы конец этому долгому фарсу.
- Нет! - резанул мой голос. - Я уже приговорил его к изгнанию, так тому и быть.
Лицо Оммодурада перекосилось от ярости.
- Твоя болтовня мне надоела.
- Стой! - рявкнул мой голос. - Ты откажешься от ключа.
Наступила тишина. В поле зрения глаза попала моя рука, держащая матрицу памяти Фостера.
- Двумирье лежит в моей руке, - проговорил мой голос. - Ты видишь черно-золотой код императорской матрицы памяти? Могуч тот, у кого в руках этот ключ. А что касается телесной скорлупы, то пусть она будет уничтожена.
Оммодурад скрестил свой взгляд с моим.
- Быть по сему, - согласился он.
Рыжеголовый с улыбкой вампира вытащил узкий стилет. Медлить было нельзя…
Сквозь слабину, которую поддерживал в барьере чужого мозга, я швырнул последние запасы энергии и ощутил, как враг отпрянул, а потом отозвался превосходящей силой. Но я уже успел миновать барьер.
Пока чужак окружал меня, я растворился на мириады нервных импульсов, обтекающих нападение противника. Я находил все новые и новые источники силы.
Щитом к щиту я наконец схватился с самим Аммерлином, и он оказался сильнее. Медленно, медленно я стал поддаваться, отступать, краем сознания улавливая смутное восприятие тела, застывшего неподвижно, с незрячими глазами, и ощутил отголосок слов издалека:
- Быстрей! Самозванец!
Шанс?! Я взял контроль над правым глазом и перекрыл дорогу зрительному импульсу. Чужак забился, словно одержимый, когда вокруг него сомкнулась темнота. Я услышал свой собственный вопль, и передо мной мелькнуло угрожающее видение: рыжеголовый бросается ко мне, сверкает стилет…
И в этот момент давление чужака внезапно исчезло, распалось на части и пропало совсем.
Я был в одиночестве. Пещеры мозга маячили угрюмой опустошенностью. Я стал двигаться по главным нервным путям, занял подкорку…
На меня разом обрушилась нестерпимая боль. Я скорчился, грудь жгло, боль перекрывала нахлынувшее возвращенное ощущение рук, ног…
И вот, валяясь на полу, я наконец понял, что рыжеголовый действительно нанес мне удар стилетом, и тот, другой, чужак в моем сознании, в непосредственной связи с болевыми центрами не устоял и отступил, оставив меня одного.
Сквозь багровый туман я увидел, как надо мной появилась фигура Оммодурада. Нагнулась и снова выпрямилась с императорской матрицей памяти в руке. А где-то поодаль, за ним, изворачивался Фостер, душа цепью наручников рыжеголового лакея. Оммодурад повернулся, шагнул, вырвал своего слугу из рук Фостера и оттолкнул в сторону.
Оммодурад выхватил свой кинжал. Фостер, словно пума, прыгнул вперед, ударил цепью, и оружие отлетело в сторону. Доменьер с проклятиями отступил. В этот момент рыжеголовый подхватил стилет и бросился на Фостера.
А я сражался со своим непослушным телом, пытаясь дотянуться до бедра и расстегнуть кобуру. Аммерлин сумел вырвать из моего сознания память об императорской матрице, но о револьвере он так ничего и не смог узнать. Преодолевая боль, я вытащил пистолет, медленно, неуклюже поднял его, нацелился на всклокоченный рыжий затылок и выстрелил. По залу прокатилось гулкое эхо. Оммодурад поднял свой клинок, и теперь Фостер отступал от него, весь забрызганный кровью рыжеголового. Он уперся спиной в стену, символ Двумирья оказался прямо над его бледным лицом. От потери крови у меня все плыло перед глазами, покрываясь багровым туманом.
Но меня еще мучила ускользающая мысль, найденная в сознании Аммерлина. В центре виднелась розетка с выступом, словно рукоять меча…
Ну конечно, меч Ртра, использованный однажды на рассвете мира, но затем забытый, вложенный в ножны из камня, закодированный памятью Ртра, чтобы никто другой не мог им воспользоваться…
Преодолевая невыносимую боль, я глубоко вдохнул, смаргивая подступающую темноту.
- Фостер, - прохрипел я. - Меч!
Фостер метнул на меня взгляд. Я говорил по-английски. Чуждый язык в этом окружении. Оммодурад не обратил на меня никакого внимания.
- Вытащи… меч… из камня! Ты же Кулклан…
Он потянулся и ухватил изукрашенную рукоять. Оммодурад с криком бросился вперед.
Меч - четыре фута сверкающей стали - выскользнул из стены. Оммодурад резко остановился и уставился на сияющее лезвие в руках Фостера, скованных наручниками. Затем он медленно опустился на колени и склонил голову.
- Я сдаюсь, Кулклан, - сказал он. - Я взываю к милости Ртра.
Я смутно слышал топот бегущих ног. Я провалился куда-то снова выплыл. Словно в тумане я ощущал, как Торбу приподнимает мою голову, видел склонившегося надо мной Фостера. Они о чем-то говорили, но я ничего не понимал. Мои ноги были холодны, и холод поднимался все выше и выше.
Меня касались руки, холодная гладь металла у моих висков, я хотел сказать что-нибудь, сказать Фостеру, что нашел ответ, который ускользал от меня всю жизнь. Мне хотелось сказать ему, что все жизни кажутся одной длины, если взирать на них с перспективы смерти, и что жизни, как и музыке, не нужен смысл, а необходима только симметрия.
Но это было мне не по силам. Я пытался удержать мысль и унести ее с собой в ледяную пустоту, куда уплывал. Но она ускользала, ускользала прочь, и только я один оставался в пустоте; ветер, дующий сквозь вечность, уносил прочь остатки моего "я". И я остался один на один с темнотой…
Эпилог
Я проснулся от утреннего света, такого яркого и насыщенного, каким он бывает, когда мир кажется молодым и прекрасным. На высоких окнах колыхались паутинки занавесей, сквозь которые я видел, как по небу плывут белые облака.
Я повернул голову. Рядом стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.
- Что за идиотская одежонка, Фостер? Однако на тебе она неплохо смотрится. Хм, а ты, я гляжу, постарел, тебе никак не дашь меньше двадцати пяти.
Фостер улыбнулся.
- Добро пожаловать на Валлон, мой друг, - сказал он по-английски.
Я обратил внимание, что он запнулся, произнося слова, словно давно уже не пользовался этим языком.
- Валлон, - повторил я. - Выходит, это все не сон?
- Пусть все остается сном, Легион. Твоя жизнь начинается сегодня.
- Что-то мне надо было сделать, - задумчиво произнес я. - Не помню. Да и не важно. Я ощущаю себя как новорожденный.
Возле кровати появился еще один.
- Гоп, - сказал я, но потом заколебался. - Ты ведь Гоп, верно? - спросил я уже по-валлонски.
Тот засмеялся:
- Да, меня так звали, но мое настоящее имя - Гвенн.
Я осмотрел свое тело и увидел, что на мне такая же туника, как на Фостере, только голубая.
- Кто меня так одел? - спросил я. - Где мои джинсы?
- Это одеяние тебе больше подходит, - ответил Гоп. - Вставай, поглядись-ка в зеркало.
Я поднялся и шагнул к высокому зеркалу.
- Да это же не я, ребята. - И замолк.
На меня из зеркала смотрело отражение могучего черноволосого атлета. Я двинул рукой, и тот последовал моему примеру. Я резко обернулся.
- Что… как… кто?
- Смертное тело, бывшее Легионом, погибло от ран. Но память твою мы записали. Нам пришлось ждать много лет, прежде чем смогли вернуть тебе жизнь.
Я снова посмотрел на отражение. Молодой гигант в свою очередь ошеломленно взирал на меня.
- Я помню, я помню… нож, рыжеголового, доменьера доменьеров…
- За свои преступления, - вставил Гоп-Гвенн, - он был отправлен в изгнание, пока не наступило время трансформации. Долго нам пришлось этого ждать.
Я снова глянул в зеркало и теперь только узнал две знакомые физиономии. Одна из них маячила где-то внизу у самых ног и принадлежала кошке, известной мне как Итценка. А вторая - моя, как я теперь видел, принадлежала Оммодураду, молодому и полному энергии.
- На его пустое сознание мы просто нанесли твою матрицу, - пояснил Гоп.
- Он расплатился с тобой за твою гибель.
- Наверное, как маленький капризный ребенок, я должен был бы закатить хорошую истерику и потребовать, чтобы мне вернули мое собственное тело, - произнес я медленно, и так и этак поворачиваясь перед зеркалом. - Но штука в том, что мне нравится походить на господина Вселенной.
- Твое земное тело было заражено вирусами старости, - откликнулся Фостер. - Но теперь-то ты можешь не беспокоиться о ранней смерти.
- Однако пошли, - сказал Гоп-Гвенн. - Валлон ждет. - И он подошел к высокому окну.
- Твое место всегда рядом со мной, - произнес торжественно Фостер. - Все Двумирье открыто для тебя.
Я выглянул в окно и увидел бесконечное покрывало зеленой травы, тянущееся через холмы до самого края леса. По нему двигалась процессия рыцарей в сияющих доспехах. Они гордо восседали на животных, как две капли воды похожих на единорогов.
Я устремил взгляд туда, где яркое солнце отражалось от голубых плит высоких башен. Где-то гремели фанфары.
- Заманчивая перспектива, - согласился я. - Ну что ж, будь по-вашему.
МАШИНА ВРЕМЕНИ ШУТИТ
(перевод В. Кемова, В. Кузьминова)
Посвящается Дженис
Глава 1
По колпаку аэрокара текли струйки дождя, мешая разглядеть, что происходит внизу, на земле. Честер В. Честер Четвертый перевел машину в режим зависания и прижался носом к холодному пластику, вглядываясь в неясное пятно на фоне серо-зеленого луга. Он различил в этом пятне скопление коричневых палаток и желтых автомобилей Межконтинентального ваусеровского аттракциона чудес. Слева блестящий от дождя купол главного шатра колыхался под порывами ветра, а рядом с ним Честер заметил маленькие фигурки людей, облепивших длинную палатку, где размещался зверинец. Вдоль пустынной аллеи безжизненно обвисли мокрые от дождя флаги.
Вздохнув, Честер стал полого снижать кар в направлении открытой площадки, расположенной около бокового павильона. Он посадил его рядом с тяжелой старомодной машиной, выделявшейся цветными занавесками на маленьких квадратных иллюминаторах. Честер спустился на землю и побрел по чавкающей грязи к приспособленному под жилое помещение грузовому вертолету, постучал в дверь. Откуда-то донесся печальный органный звук.
- Эй, - окликнул кто-то.
Честер обернулся. Человек в мокром комбинезоне высунул голову из стоящего неподалеку кара.
- Если вам нужен мистер Малвихилл, то он на главном входе.
Честер небрежно кивнул, поднял воротник своей строгого покроя спортивной куртки цвета лаванды, перевел регулятор температурного режима в среднее положение. Затем, морща нос от тяжелого запаха, доносившегося из зверинца, сгибаясь под порывами ветра, он двинулся через стоянку, миновал павильон из пластика и вышел к главному входу.
Под полосатым навесом, прислонившись к опорному столбу, стоял толстый, высокий человек с огненно-рыжими волосами и огромными усами, в клетчатом костюме и ковырял в зубах. При виде Честера он встрепенулся, стукнул об пол тростью с золотым набалдашником и пророкотал:
- Ты как раз вовремя, друг! Тебя ждет кресло, откуда ты увидишь самое удивительное, изумительное, фантастическое и шокирующее зрелище, которое удовлетворит твои самые изощренные вкусы и…
- Не краснобайствуй, Кейс, - прервал его Честер, подходя ближе, - это всего лишь я.
- Честер! - вскрикнул рыжий. Широко улыбаясь, он сбежал по ступенькам вниз и дружески стал хлопать Честера по спине. - Что тебя сюда принесло? Почему ты, черт побери, не дал мне знать заранее?
- Кейс, я…
- Извини за погоду. Юго-Западная служба управления обещала мне попридержать этот дождь до завтра, до четырех утра…
- Кейс, есть нечто…
- Я им звонил и устроил скандал, они дали слово прекратить его к трем. Между тем, знаешь, как медленно все сейчас делается… Боюсь они обманут, Честер. А ведь зритель сейчас не тот, что раньше: чуть-чуть заморосило, и он уже носа наружу не высунет, привязанный к экрану своего тридивизора.
- Да, не видать, чтобы посетители ломились, - согласился Честер. - Но я не об этом хотел сказать…
- Пригласил бы даже пару девок, ошивающихся сегодня без дела, чтобы только не видеть эту пустоту.
- Эй, Кейс, - раздался грубый голос, - у нас неприятности на кухне. Сметет все подчистую, если мы ее немедленно не выставим вон.
- Ах ты! Скорее, Честер, - прокричал Кейс и бросился бежать.
- Но, Кейс, - попытался было остановить его Честер и последовал за ним под дождь, который лил уже потоками, стуча по брезентовым крышам со звуком, подобным раскатам грома.
Полчаса спустя в теплом жилище Кейса Честер согревал руки, держа в них чашечку горячего кофе, и старался поближе придвинуться к полыхающим искусственным углям в электрическом камине.
- Прошу прощения за суету, Честер, - сказал Кейс, снимая мокрую рубашку и отлепляя фальшивые усы. - Не самый лучший способ встречи хозяина.
Он замолк, следя взглядом за Честером, который рассматривал полосатую накидку из тигровой шкуры на плечах Кейса.
- А, это. - Кейс ощупал ворсистый мех. - Обычно я это не ношу, Честер. Но в последние дни приходится выступать в роли силача.
Честер показал головой на кучу разных вещей, сваленных в углу комнаты.
- Ласты, - начал перечислять он, - одежда для фокусов с огнем, ботинки канатоходца, балансир. - Затем сунул пальцы в банку с густым кремом. - Клоунский грим, - продолжал он. - Что это, Кейс? Театр одного актера? Создается впечатление, что ты один выступаешь с половиной всех номеров.
- Да, увы, Честер, приходится затыкать дыры там и сям…
- Даже забивать костыли под палатки. Я помню свои ощущения в прошлый раз, когда ты, будучи прорицателем, несколько затянул интервал между своим исчезновением и материализацией.
- Подождем до весны, - сказал Кейс, энергично растирая волосы полотенцем. - Мы снова прочно станем на ноги, Честер, я тебя уверяю.
- Боюсь, что нет, - покачал головой Честер.
Кейс замер.
- Что ты имеешь в виду, Честер? Почему? Ведь Ваусеровский аттракцион чудес по-прежнему самый популярный на планете аттракцион под открытым небом.
- Единственный аттракцион под открытым небом, хочешь ты сказать. И у меня возникают сомнения по поводу самого слова "аттракцион". Но я прилетел поговорить с тобой не об этом, а о завещании прапрадеда.
- Ну почему, Честер, ты же знаешь, что старинное очарование цирка по-прежнему привлекает людей. А как только спадет ажиотаж вокруг тридивизоров…
- Кейс, - мягко прервал его Честер, - помнишь, что по отцу я - Ваусер? Правда, не нужно это афишировать. А что касается цветного трехмерного телевидения, то оно существует уже много-много лет. Но завещание прапрадеда все меняет.
Кейс оживился:
- Старый хрыч оставил тебе что-нибудь?
Честер кивнул:
- Я - единственный наследник.
Кейс задохнулся и присвистнул.
- Честер, старина. Ты почти напугал меня мрачным спектаклем, который разыграл. А ты, оказывается, парень, унаследовавший целое состояние!
Честер вздохнул и зажег ароматическую палочку.
- Наследство состоит из сотни акров плодородной земли вокруг великолепного дворца в неовикторианском стиле, построенного по проекту прапрадеда. У старика были собственные представления о дизайне. Такое вот богатство.
- Твой предок был молодчина. Подозреваю, что сотню лет назад ему принадлежала половина Винчестерского округа. Теперь ты погасишь долговые обязательства по цирку и…
- Прапрадед был сумасбродом худшего пошиба, - прервал его Честер. - Меньше всего он заботился о своих наследниках.
- О своем наследнике, ты хочешь сказать? А именно о Честере Четвертом? Однако, если тебе не нравится имение, ты всегда можешь его продать за сумму, которой хватит на то, чтобы спасти цирк.
Честер отрицательно покачал головой:
- Он был слишком умен по сравнению с нами, и это - единственная причина, по которой имение до сих пор остается у нашей семьи, так или иначе. Дела с землевладением были настолько запутанными, что, с учетом бесконечных судебных разбирательств, потребовалось четыре поколения, чтобы их поправить.
- Однако теперь, когда принято решение, ты - законный наследник…
- Да, если не считать пустячка - налогов. За миллионную стоимость я должен выплатить несколько сотен тысяч. И не вступлю во владение до тех пор, пока не погашу все сполна.
- Ты? Честер, ведь, кроме цирка, у тебя нет ничего, что можно было бы продать на такую сумму.
- Ты прав. - Честер тяжело вздохнул. - Следовательно, поместье пойдет с молотка в руки местных агентов по продажам. Дом отделан натуральным деревом и самой настоящей сталью. Если все это содрать, хватит на то, чтобы оплатить большую часть счета.
- Ну ладно, плохо, что тебе не удастся выбиться в богачи, однако же, по крайней мере, мы не станем беднее, чем были. У нас по-прежнему есть цирк…
Честер покачал головой:
- Я сказал большую часть счета, а не весь счет. Продав цирк со всеми потрохами, можно едва-едва наскрести нужную сумму.
- Честер! Ты шутишь?..
- А что еще я могу сделать? Либо плати, либо иди в долговую яму.
- Но цирк, Честер… Доходов с него тебе хватало на жизнь, до последнего времени, по крайней мере. А что будет с Джо-Джо, и Пэдди, и мадам Шар, и всеми остальными? Что будет с традицией?
- Традиция старого рода Честеров: никогда не садиться в тюрьму, если этого можно избежать. Даже из-за такой пустяковины, как уклонение от уплаты налогов. Мне очень жаль, Кейс, но похоже, что Ваусеровский аттракцион чудес прекращает свое существование.
- Опомнись, Честер. Клянусь, что продажа антиквариата из усадьбы даст нам требуемую сумму. Неовикторианские вещи ведь достаточно редки.
- Видел ли ты когда-нибудь что-нибудь неовикторианское? Такую, например, штуку, как телевизор в виде взлетающего грифа или унитаз в форме черепа с раскрытыми челюстями? Не очень тянет на эстетическую выдержанность, не так ли? И потом, я не вправе что-либо продать, кроме дырки от бублика или штопора для веснушек, до тех пор, пока не уплачу все до последнего пенса по этому счету.
- И это все, что там можно обнаружить? - спросил Кейс, доставая из шкафа пузатую бутылку и два бокала.
- К несчастью, нет. Половину дома и весь подвал занимает изобретение моего досточтимого предка.
Забулькало разливаемое вино, Кейс пододвинул бокал Честеру.
- Что за изобретение?