Пережившие нападение степной орды синие часчи и часчмены приближались к воротам, ничего не подозревая. Их подводы начали въезжать в Татише. Бойцы из Перы открыли пескометный и лучевой огонь: машины часчей уничтожили, солдаты и офицеры рассеялись - оглушенные неожиданностью, они потеряли способность к сопротивлению. Одни бежали, бросаясь из стороны в сторону и не разбирая пути, по пригородным садам, преследуемые неистово кричащими ополченцами в белых блузах с черными молниями. Другие бестолково толпились вдоль дороги, позволяя себя перебить, как тупое стадо.
Возвращавшимся на боевых воздушных паромах посчастливилось больше. Заметив разгром у ворот, они сразу поднялись высоко в небо. Ополченцы, незнакомые с методами противовоздушной наводки наземных орудий синих часчей, палили в воздух как попало и скорее случайно, нежели намеренно, умудрились сбить четыре аппарата. Пилоты уцелевших паромов, в замешательстве описав круги высоко над городом, направились на юг, туда, где их могли приютить другие колонии синих часчей - Сааба, Дкекме, Ауцш.
Отдельные стычки в городе продолжались всю вторую половину дня - всякий раз, когда ополченцы из Перы находили синих часчей, пытавшихся защищаться. Не сопротивлявшиеся часчи - престарелые, самки, детеныши - были обезглавлены все до одного. Рейту удалось добиться некоторого успеха, вступившись за часчменов и их женщин - простым работникам сохранили жизнь, но охранников из службы безопасности, в серо-лиловых формах, отправили на тот свет вслед за хозяевами.
Оставшиеся в живых часчмены и часчменки, сбросив фальшивые набалдашники, сгрудились мрачной толпой на главной улице.
К заходу солнца ополченцы, насытившись убийствами, отяжелев от награбленного добра и не проявляя желания рыскать по мертвому городу после наступления темноты, собрались у въездных ворот, разожгли костры, приготовили пищу и наелись.
Рейт сжалился над несчастными рабами, все мироздание которых обрушилось за один день, и пошел туда, где часчмены сидели на корточках горестной толпой. Женщины тихо причитали, оплакивая мертвых.
Коренастый часчмен грубо обратился к нему: "Что вы будете с нами делать?"
"Ничего, - ответил Рейт. - Синие часчи напали на нас, мы их уничтожили. Вы - люди. Не причиняйте нам вреда, и мы вас не тронем".
Часчмен крякнул: "Наших много полегло".
"Потому что вы решили воевать с людьми на стороне синих часчей - что противоестественно".
Часчмен нахмурился: "Почему же противоестественно? Мы - часчи на первой стадии развития. После смерти нам уготована новая, лучшая жизнь".
"Бред! - сказал Рейт. - Вы похожи на часчей не больше, чем дирдирмены - на дирдиров. И вы, и дирдирмены - люди. Часчи и дирдиры поработили вас, ограбили, лишили права на человеческое существование. Пора бы уже смотреть правде в лицо!"
Часчменки перестали причитать, часчмены повернули к Рейту тупые, встревоженные лица.
"Живите, как хотите, - продолжал Рейт. - Если синие часчи забудут сюда дорогу, мне все равно, как вы будете жить. Татише - ваш город".
"Как так?" - не понял часчмен.
"Очень просто. Завтра мы возвращаемся в Перу. Татише - ваш город".
"Все это хорошо на словах. Что, если хозяева вернутся - из Саабы, из Дкекме, из Лизизаудра? А они непременно вернутся!"
"Убивайте их, выгоняйте! С этих пор Татише - город людей! Если не верите, что синие часчи издевались над вами, пойдите загляните в "дом мертвых" у городской стены. Вам говорили, что вы - личинки, что детеныши часчей зарождаются в вашем мозгу? Вскройте черепа убитых часчменов. В них нет зародышей часчей - только человеческие мозги. Можете разойтись по домам - мы не намерены вмешиваться в вашу жизнь. Предъявляется только одно требование: на ваших головах больше не будет фальшивых скальпов. Людей с искусственными черепами будут считать не людьми, а синими часчами, и обращаться с ними будут соответственно!"
Рейт вернулся в лагерь ополченцев. Оторопевшие, нисколько не убежденные доводами Рейта часчмены стали мало-помалу растворяться в сумерках, возвращаясь в свои жилища.
Аначо обратился к Рейту: "Я внимательно прислушивался к твоим словам. Ты ничего не знаешь о дирдирах и дирдирменах! Даже если твои теории верны, все равно мы останемся дирдирменами! Мы ценим и признаем истинное совершенство, превосходство. Мы стремимся к невыразимому - недостижимому идеалу, ибо Тень не может затмить Солнце, и людям не дано превзойти дирдиров".
"Ты совсем не глуп, но удивительно упрям и лишен воображения, - резко отозвался Рейт. - Я уверен, что наступит день, когда ты признаешь свою ошибку. До тех пор можешь верить всему, во что тебе хочется верить".
13
Ополченцы начали сниматься с лагеря еще до рассвета. Подводы, нагруженные добычей, выезжали на восток, черные на фоне зари бледно-пивного оттенка.
В Татише часчмены, без фальшивых черепов казавшиеся странными лысыми карликами, собирали трупы, свозили их к большой, заранее выкопанной яме и хоронили в ней. Обнаружили десятка два синих часчей, еще прятавшихся в городе. Защитники Перы уже утолили жажду крови - найденных часчей согнали на огороженную частоколом площадку. Там они стояли в оцепенении, ошеломленно глядя на снующих мимо людей.
Рейта тревожила возможность контратаки со стороны часчей из южных городов. Аначо советовал не слишком беспокоиться: "Синие часчи наслаждаются мелкими стычками, но серьезных столкновений избегают. Дирдирам они угрожают торпедами только для того, чтобы застраховаться. Конечно, они могут выслать отряды часчменов, чтобы те изматывали ополчение и истощали ресурсы Перы, но я почти уверен, что часчи ничего не предпримут, не подвергаясь непосредственной опасности".
"Все может быть", - сказал Рейт. Он освободил заключенных синих часчей и обратился к ним: "Идите в южные города. Дайте знать синим часчам Саабы и Дкекме, что мы их уничтожим, если они попытаются нам вредить".
"Далекий путь, - просипел один из часчей. - Неужели придется идти пешком? Отдайте один из паромов!"
"Ступайте на своих двоих! Мы вам ничего не должны!"
Синие часчи ушли.
Все еще не слишком убежденный в том, что часчи воздержатся от попыток мщения, Рейт приказал установить орудия на девяти аэропаромах, захваченных в Татише, и проследил за тем, чтобы их припрятали и замаскировали в пригородных холмах.
На следующий день Рейт, сопровождаемый Тразом, Аначо и Йилин-Йилан, исследовал Татише, теперь уже не торопясь. В техническом центре он снова осмотрел корпус космического бота, оценивая возможность его ремонта. "Если бы я умел пользоваться всеми машинами этого цеха, - рассуждал он вслух, - и если бы в моем распоряжении были двадцать знающих техников, может быть мы смогли бы изготовить новую приводную систему - может быть... Практичнее было бы, конечно, приспособить к боту двигатель часчей - но тогда возникли бы проблемы с управлением... Нет, лучше найти готовый космический корабль".
Йилин-Йилан хмурилась, разглядывая бот: "Значит, ты твердо намерен покинуть Тшай? Ты еще не побывал в Катте. Там хорошо. Вдруг тебе захочется остаться у нас на всю жизнь?"
"Не исключено, - согласился Рейт. - Но ты никогда не была на Земле. Вполне вероятно, что ты предпочтешь не возвращаться с Земли на Тшай".
"Земля, наверное, очень странный мир, - рассеянно ворковала Роза Катта. - Там много красавиц?"
"Попадаются, - отвечал Рейт, беря ее за руку. - На Тшае тоже встречаются красавицы. Одну из них зовут..." - Рейт наклонился и прошептал имя.
Покраснев, молодая женщина зажала ему рот ладонью: "Нас могут услышать!"
Книга 2. Ванхи
1
В трех тысячах километров к востоку от Перы аэропаром, летевший в глубине Мертвой степи, вздрогнул, какое-то время плавно скользил по воздуху, после чего начал проваливаться и крениться самым угрожающим образом. Адам Рейт в смятении обернулся к бельведеру управления на корме, подбежал туда. Открыв бронзовую крышку спиральной раковины двигателя, он всматривался в хитросплетения ажурных завитков, гравированных цветочных орнаментов и ухмыляющихся бесовских рельефных масок, с почти злонамеренной капризностью скрывавших устройство двигателя. К нему присоединился дирдирмен Анхе-ат-афрам-Аначо.
Рейт спросил: "Что-то не так - ты в этой системе разбираешься?"
Поглаживая бледный нос, Аначо пробормотал что-то о "старомодных драндулетах часчей" и "заведомо безрассудной экспедиции". Рейт привык к маленьким слабостям тщеславного дирдирмена - тот не хотел ни признавать свое невежество, ни заниматься вопросом, с его точки зрения недостойным изучения.
Воздушный паром затрясся мелкой дрожью. Одновременно из установленной в раковине черной деревянной коробки с четырьмя рогами по углам послышались тихие скребущие звуки. Аначо надменно постучал по коробке костяшками пальцев. Вибрация и скрип прекратились. "Коррозия, - поставил диагноз Аначо. - Износ, вызванный побочными электромагнитными эффектами; оборудованию не меньше ста лет. По-моему, это привод Хейзакима Бурса - неудачная система, дирдиры ее не применяют уже лет двести".
"Отремонтировать ее можно?"
"Откуда мне знать? Предпочел бы не иметь дела с такими вещами".
Они стояли, прислушиваясь. Двигатель равномерно журчал. В конце концов Рейт закрыл раковину и вернулся вместе с Аначо на носовую палубу.
Траз, отстоявший ночную вахту, спал, свернувшись клубком на узком диване. Под вычурно разукрашенным носовым фонарем в зеленом кресле с мягкой обивкой сидела Йилин- Йилан. Волосы ее развевались на ветру. Подложив под себя ногу, она оперлась на фальшборт, опустила подбородок на руки и неподвижно смотрела на восток, в сторону Катта. Так, не говоря ни слова, она просиживала часами. Рейт затруднялся объяснить себе ее поведение. В Пере она томилась тоской по Катту - только и говорила, что об удобствах и красотах Синежадентного дворца, о том, как благодарен будет ее отец, когда Рейт привезет ее домой. Она расписывала восхитительные балы, феерии, банкеты на воде, маскарады, игры и танцы, занимавшие воображение яо по мере наступления тех или иных "раундов". ("Что вы называете раундами?" - спросил как-то Рейт. Йилин-Йилан, Роза Катта, засмеялась радостно и возбужденно: "То, как вещи происходят, какими они становятся - не больше и не меньше! Каждый должен знать о переменах, а самые догадливые готовятся заранее - потому-то они и догадливые! Все это ужасно весело".) Теперь, когда они наконец отправились в Катт, Йилин-Йилан изменилась. Замкнутая, отстраненная, она уклонялась от расспросов. Рейт только пожимал плечами и отворачивался. Близости между ними уже не было. "Наверное, так лучше и для нее, и для меня", - уговаривал он себя. Тем не менее, ему не давал покоя вопрос: почему?
Цель полета была двоякой. Во-первых, Рейт выполнял обещание вернуть девушку к отцу; во-вторых, в Катте он надеялся найти технические возможности для постройки космического корабля, пусть даже небольшого и примитивного. Выполнению второй задачи помогло бы содействие господаря Синежадентного дворца, вероятное в случае достижения первой цели. Так или иначе, требовалась поддержка влиятельного лица.
Путь в Катт лежал через Мертвую степь, вдоль южных отрогов Ойзан-Алайских гор, на северо-восток по степи Лок- Лу, через пустыню Жааркен и пролив Аченкина в город Нерв. В Нерве, на северном берегу Чарчана, было налажено регулярное сообщение с Каттом. Поломка воздушного парома на любом этапе до прибытия в Нерв означала бы катастрофу. Как будто для того, чтобы подчеркнуть это обстоятельство, паром время от времени кренился и терял высоту, но всякий раз выправлялся и продолжал лететь плавно.
Шли дни. Под паромом в бледных лучах Карины 4269 стелилась чуть волнистая равнина мышастых серовато-коричневых тонов - Мертвая степь. Перед заходом солнца аэронавты пересекли величественную полноводную реку Ятль, после чего летели всю ночь, озаряемые двумя лунами - розовой и голубой, Азом и Бразом. Поутру с севера показались приземистые холмы, мало-помалу повышавшиеся, чтобы со временем превратиться в крутые вершины Ойзан-Алая.
Ближе к полудню путники приземлились у небольшого озера - требовалось пополнить запасы воды. Траз опасливо озирался: "Зеленые часчи где-то поблизости". Он указал на лес в полутора километрах к югу: "Прячутся, следят".
Баки еще не наполнились, когда из леса ринулась банда зеленых часчей - сорок всадников на двуногих скакунах. Йилин-Йилан возвращалась на палубу с непонятной медлительностью, Рейту пришлось ее подгонять. Аначо дернул рычаг управления подъемниками - пожалуй, слишком резко. Паром стало подкидывать и бросать из стороны в сторону в такт чихающим перебоям двигателя.
Рейт подбежал к раковине на корме, распахнул ее и огрел кулаком черную коробку - раз, другой, третий. Шумы прекратились. Паром неохотно поднялся в воздух, когда передовые бойцы, вращавшие трехметровыми мечами, были уже в двух шагах. Натянув поводья, всадники вскинули арбалеты - взметнулся град длинных железных стрел. Но паром набирал высоту: только две или три стрелы на излете ударились в днище и отскочили.
Лихорадочно содрогающийся летательный аппарат несло на восток. Зеленые часчи бросились в погоню. Двигатель шипел и стучал. Паром, кренясь и рыская, то и дело головокружительно нырял носом. Преследователи постепенно отстали.
Тряска становилась невыносимой. Рейт снова и снова колотил черную коробку, но без заметного эффекта. "Так дальше нельзя, двигатель нужно ремонтировать!" - сказал он дирдирмену.
"Можно попробовать. Сперва мы должны приземлиться".
"В степи? За нами часчи!"
"В полете ничего не починишь".
Траз показал на север, где выветренное плечо предгорий кончалось группой отдельно стоящих утесов: "Лучше всего спуститься на столб с плоской вершиной".
Аначо осторожными толчками повернул паром к северу, чем вызвал пугающую бортовую и килевую качку - нос парома стал совершать прерывистые круговые движения подобно собирающемуся упасть волчку.
"Держись!" - кричал Рейт.
"Боюсь, до первого столба не дотянем", - бормотал Аначо.
"Садись на второй!" - гневно приказал Траз. Действительно, в отличие от крайнего, следующий каменный палец с отвесными склонами послужил бы превосходным убежищем - если паром мог удержаться в воздухе достаточно долго.
Аначо сбавил скорость до минимума. Порхая подобно брошенному перу, дрейфующий паром преодолел в наклонном спуске провал между останцами и приземлился на вершине второго. Отсутствие движения опьяняло, как тишина после оглушительного грохота.
Разминая одеревеневшие руки и ноги, путешественники спустились с палубы. Рейт с отвращением взирал на пустынный горизонт - трудно было представить себе место, более отрезанное от мира, чем вершина стодвадцатиметрового утеса в глубине Мертвой степи. Всякая надежда на быстрое и безопасное прибытие в Катт испарилась.
Подойдя к краю обрыва, Траз смотрел вниз: "Отсюда мы не слезем".
В аварийный комплект, оставшийся у Рейта после крушения разведочного бота, входили пистолет, стрелявший взрывчатыми иглами, аккумулятор, электронный бинокль-телескоп, нож, антисептические средства, зеркало и триста метров крепкого тонкого шнура. "Спуститься-то мы спустимся, - сказал Рейт, - хотя я предпочел бы лететь". Повернувшись к Аначо, укоризненно созерцавшему аэропаром, Рейт спросил: "По-твоему, его можно починить?"
Аначо брезгливо потер ладони длинных белых рук: "Тебе должно быть известно, что меня не готовили к такой работе".
"Покажи, что сломалось, - сказал Рейт. - Я как-нибудь разберусь".
Шутовская физиономия Аначо вытянулась пуще прежнего. Рейт был ходячим опровержением его самых заветных аксиом. Согласно традиционному учению дирдирменов, они и дирдиры вылупились из одного первородного яйца на родной планете дирдиров, Сиболе. Истинными, чистокровными людьми были только дирдирмены. Остальные, малоразвитые недолюди, возникли по прихоти природы. Аначо не мог совместить знания и способности Рейта со своими предрассудками и относился к нему с причудливо противоречивыми чувствами завистливого неодобрения, ревнивого восхищения, неохотной преданности. Теперь, ни за что желая позволить Рейту превзойти его еще на одном поприще, Аначо поспешил на корму аэропарома - его продолговатая голова с бледным лицом паяца скрылась в раковине двигателя.
На выветренной вершине останца полностью отсутствовала растительность. Местами попадались неглубокие промоины, полузасыпанные крупнозернистым песком. Йилин-Йилан бродила по площадке вялыми капризными шагами. На ней были серые шаровары, блуза и черный вельветовый жилет поверх блузы - наряд жителей степей. Рейту пришло в голову, что ее изящные ножки в мягких черных туфлях, скорее всего, были первыми, ступившими на шершавый серый камень утеса... Траз стоял на краю обрыва и пристально смотрел на запад. Рейт подошел туда же, взглянул на далекую безрадостную степь, но ничего не увидел.
"Зеленые твари знают, что мы здесь", - сказал Траз.
Рейт снова внимательно изучил степь, от низких черных холмов на севере до туманной дымки южного горизонта. Не замечая ни мимолетного движения, ни облачка пыли, он вынул сканоскоп - бинокль-фотоумножитель - и стал вглядываться в буровато-серую мглу. Вскоре он различил прыгающие, как блохи, темные точки: "И правда, вот они!"
Траз кивнул без особого интереса. Рейт усмехнулся, забавляясь мрачновато-величественной житейской мудростью подростка. Вернувшись на паром, он спросил дирдирмена: "Как дела?"
Плечи согнувшегося Аначо раздраженно дернулись: "Смотри сам".
Рейт тоже нагнулся, всмотрелся в лабиринт мелких компонентов, заполнявший вскрытую черную коробку. "Отказ вызван коррозией и старением металла", - сказал Аначо, показал пальцем: "Здесь - и вот здесь - я попробую установить новые контакты. Без инструментов и подходящего оборудования это непросто".
"Значит, сегодня мы не улетим?"
"В лучшем случае справлюсь к полудню завтрашнего дня".
Рейт обошел вершину останца по краю - не больше трехсот-четырехсот метров - и слегка приободрился. Со всех сторон спускались отвесные стены, ребристые выступы образовывали расщелины и пещеры только в основании утеса. Он не видел, каким образом зеленые часчи могли бы незаметно или быстро взобраться наверх, и сомневался в том, что они решились бы на столь опасное предприятие ради банального удовольствия прикончить несколько человек.
Старое бурое солнце низко висело на западе - длинные тени Рейта, Траза и Йилин-Йилан растянулись поперек плоской вершины. Девушка, долго стоявшая в молчании лицом к востоку, наконец повернулась к спутникам, понаблюдала за Тразом и Рейтом, медленно, нехотя пересекла разделявшую их полосу песчаника и присоединилась к ним: "На что вы смотрите?"
Рейт показал, протянув руку. Зеленых всадников можно было различить невооруженным глазом - темные пылящие пятнышки, бесшумно дрожащие, подпрыгивающие в далекой бешеной скачке.
Йилин-Йилан вздохнула: "Нас преследуют?"
"Надо полагать".