"Мы можем отбиться? У нас есть оружие?"
"На пароме стоят пескометы. Если часчи заберутся на утес в темноте, это может плохо кончиться. Днем беспокоиться не о чем".
Губы Йилин-Йилан покривились, задрожали. Она сказала, почти беззвучно: "В Катге я спрячусь в самом дальнем гроте Синежадентного сада - навсегда. Если я когда-нибудь вернусь".
Рейт обнял ее за талию - она неподатливо застыла.
"Конечно, ты вернешься - и станешь жить-поживать, как ни в чем не бывало".
"О, нет! Другая станет Розой Катта - ну и ладно, ну и прекрасно... пусть только не выбирает Йилин-Йилан цветком из своего букета".
Рейт не понимал ее пессимизма. Раньше девушка стоически переносила испытания, а теперь, когда можно было рассчитывать на возвращение, замкнулась. Рейт глубоко вздохнул и отвернулся.
Зеленые бандиты были меньше чем в двух километрах. Рейт и Траз отошли от края площадки, чтобы не привлекать внимание - на тот случай, если часчи не знали, где приземлился паром. Всякая надежда на это скоро исчезла. Зеленые часчи подскакали к подножию останца, спешились и теперь стояли, глядя вверх на отвесные стены. Осторожно выглядывая, Рейт насчитал сорок толстоногих, толсторуких существ, ростом больше двух метров, покрытых зеленой чешуей с металлическим отливом, наподобие ящеров-панголинов. Их маленькие лица под нависшими буграми черепных коробок напоминали увеличенные под микроскопом жестокие черты хищных насекомых. Часчи носили кожаные передники и наплечные ремни. Любые рапиры, шпаги и мечи на Тшае казались Рейту чрезмерно удлиненными и неудобными в обращении. Тяжелые трехметровые мечи часчей только подтверждали это наблюдение. Некоторые разбойники зарядили арбалеты - Рейт отскочил, чтобы не подвергаться обстрелу. Он подумал, что на головы нападающих можно было бы сбрасывать валуны, но, осмотревшись, не нашел на вершине подходящих больших камней.
Снова взобравшись в седла, четверо часчей стали объезжать останец, осматривая обрывистые склоны. Траз бежал вдоль края площадки, следя за ними.
Часчи-разведчики скоро присоединились к основной группе, разразившейся приглушенным рокочущим ворчанием. У Рейта возникло впечатление, что их не слишком привлекала перспектива рискованного скалолазания. Часчи разбили лагерь, привязали скакунов, вложили в бледные пасти животных какие-то темные липкие комья, развели три костра и стали варить такие же комья для себя. Наконец, присев на корточки и пригнувшись, как огромные жабы, бандиты принялись безрадостно поглощать содержимое котелков. Солнце поблекло в западной дымке и скрылось, степь погрузилась в темно-коричневую мглу. Аначо отошел от парома и взглянул с обрыва на зеленых часчей. "Малые занты, - объявил он. - От великих зантов и других орд их отличают удлиненные височные шипы - смотри, их заметно даже отсюда. Несущественное племя".
"В сложившейся ситуации они выглядят достаточно существенно", - возразил Рейт.
Траз неожиданно встрепенулся и протянул руку вниз. В расщелине между вертикально уплощенными ребрами основания утеса застыла высокая тень: "Фунг!"
Рейт достал сканоскоп - действительно, под останцем стоял фунг. Откуда он взялся, трудно было сказать.
Фунг - трехметрового роста, в мягкой черной широкополой шляпе и черном плаще - выглядел гигантским кузнечиком в судейском облачении.
Рейт наблюдал за медленными движениями хитиновых пластинок-усиков, жующих воздух над ввалившимся подбородком. Фунг созерцал зеленых часчей с философским безразличием, хотя те сгорбились над горшками меньше, чем в десяти метрах от него.
"Юродивая тварь! - шептал Траз, блестя глазами. - Подожди, сейчас он начнет выкидывать фортеля!"
Фунг дотянулся до земли сухими длинными руками, поднял небольшой тяжелый валун и рывком подбросил его очень высоко в воздух. Камень свалился точно на спину пригнувшемуся к котелку ящеру.
Зеленые часчи вскочили, свирепо воззрившись на вершину утеса. Фунг стоял неподвижно - тень среди теней. Пришибленный часч лежал лицом в пыли, совершая конвульсивные плавающие движения руками и ногами.
Фунг украдкой подобрал другой увесистый булыжник и снова высоко подкинул его - но на сей раз его движение не осталось незамеченным. С яростным визгом часчи схватились за мечи и бросились в атаку. Фунг величаво шагнул в сторону, после чего, развевая плащом в хаотическом вихре прыжков и поворотов, выхватил огромный меч из руки ближайшего часча и принялся рубить и колоть - пританцовывая, стремительно кружась, вращая и размахивая мечом, как спичкой, во всех направлениях, бесцельно, как попало. Часчи рассыпались кто куда. Трое или четверо упали, подкошенные. Фунг скакал с места на место, кромсая и рассекая все вокруг - воздух, пламя костров, зеленых часчей - как вышедшая из повиновения заводная игрушка.
Пригибаясь к земле и увертываясь короткими зигзагообразными перебежками, часчи снова окружили фунга, стали наскакивать, колоть, подсекать. Фунг внезапно отбросил меч, как ужаленный - и был мгновенно изрублен на куски. Кувыркаясь в воздухе, отделенная от туловища голова упала, все еще в мягкой черной шляпе, в трех метрах от костра. Рейт рассмотрел ее в сканоскоп. По-видимому, голова сохраняла сознание и невозмутимо созерцала огонь - челюстные пальпы медленно шевелились.
"Голова живет несколько дней, пока не высохнет, - хрипло сказал Траз. - Понемногу замрет, отвердеет".
Не обращая внимания на останки фунга, выжившие зеленые часчи тут же навьючили пожитки, оседлали скакунов и через пять минут скрылись в темноте. Голова фунга одиноко предавалась размышлениям в отсветах пламени.
Какое-то время Рейт и его спутники провели, сидя на корточках у обрыва и глядя в ночную степь. Траз и Аначо опять спорили о природе фунгов. Траз утверждал, что фунги появляются на свет в результате неестественного совокупления пнумекинов с трупами пнуме: "Семя развивается и растет в гниющей плоти, как древесный червь в трухлявом пне. В конце концов кожа рвется, и из трупа вылезает молодой фунг, похожий на лысого ночегонча".
"Вздор, детский лепет! - с безмятежным снисхождением отвечал Аначо. - Несомненно, они размножаются так же, как пнуме - процесс сам по себе поразительный, если верить тому, что я слышал".
Траз, заносчивостью не уступавший дирдирмену, холодно возражал: "Ты говоришь с такой уверенностью, будто сам участвовал в процессе. Приходилось ли тебе видеть двоих фунгов вместе или фунга, охраняющего детеныша?" Траз презрительно выпятил губу: "Нет! Они живут порознь, отшельниками - безумие не позволяет им плодиться!"
Аначо покачал пальцем нравоучительно поднятой руки: "Пнуме тоже почти никогда не встречаются группами, их и поодиночке-то редко увидишь. Тем не менее, они преуспевают, размножаясь своим достопримечательным способом. Поспешные обобщения рискованны. На самом деле мы практически ничего не знаем ни о фунгах, ни о пнуме, хотя давно уже заселили их планету".
Достаточно рассудительный, чтобы признать убедительность логики Аначо, Траз был слишком горд, чтобы отказаться от своей точки зрения, и ограничился нечленораздельным ворчанием. Аначо, в свою очередь, не показывал, что придает какое-то значение достигнутому кратковременному преимуществу. Рейт подумал, что со временем эти двое, может быть, даже научатся ладить друг с другом.
Утром Аначо снова возился с двигателем, пока остальные ждали, стуча зубами - с севера налетали порывы ледяного ветра. Траз угрюмо предсказал дождь. Небо стало постепенно затягиваться сплошной пеленой, с вершин северных холмов пополз туман.
Наконец уставший дирдирмен с отвращением бросил инструменты: "Я сделал все, что мог. Можно лететь, но контакты снова перегорят, и довольно скоро".
"Сколько, по-твоему, они продержатся? - спросил Рейт, замечая, что Йилин-Йилан повернулась к ним и прислушивается. - Дотянем до Катта?"
Аначо прихлопнул ладонями, быстро перебирая пальцами - забыв, что дирдирская жестикуляция непостижима для его спутников: "До Катта, по запланированному маршруту? Не выйдет. Двигатель разваливается на глазах".
Йилин-Йилан опустила глаза и отвернулась, ломая руки.
"Повернув на юг, мы могли бы долететь до Коада на проливе Дван-Жер, - продолжал Аначо, - а оттуда переплыть Драшад на корабле. Такой путь значительно дольше, но в конце концов позволит добраться до Катта".
"Как видно, у нас нет выбора", - сказал Рейт.
2
Некоторое время они летели на юг вдоль широкой реки Набиги над самой водой - в этом режиме пневмореактивные подъемники аэропарома подвергались наименьшей нагрузке. Набига плавной дугой повернула к западу, отделяя Мертвую степь от Аманской. Продолжая путь на юг, паром летел над негостеприимной страной сумрачных лесов, трясин и болотистых лугов. Уже через день под ними снова расстилалась степь. Вскоре они заметили далекий караван - вереницу фургонов на высоких колесах, громоздких домов на подводах. В другой раз им повстречался отряд кочевников с красными оперенными амулетами на плечах. Кочевники бешено скакали по степи наперерез и долго не прекращали погоню, но мало-помалу отстали.
Ближе к вечеру воздушный паром мучительно медленно перевалил через беспорядочное скопление холмов с бурыми и черными склонами. Управляемый Рейтом дряхлый летательный аппарат нырял и рыскал, черная коробка издавала зловещий кашель, днище почти задевало за вершины черных древовидных папоротников. Проскользнув над хребтом на высоте человеческого роста, паром внезапно оказался посреди стойбища пляшущих, скачущих существ в развевающихся белых мантиях - по всей видимости, людей. Увертываясь и падая на землю, прыгуны негодующе вопили, а напоследок дали залп из мушкетов. Паром избежал попадания только благодаря случайно блуждающей траектории полета.
Всю ночь путники летели над дремучим лесом. Наутро они смогли рассмотреть его - сплошной ковер черных, зеленых и коричневых полос, развернувшийся до горизонта. Траз объявил, что Аманская степь кончилась, и под ними теперь леса Большого Дадуза. Аначо снисходительно настаивал на том, что Аманская степь продолжается, и в подтверждение демонстрировал карту, указывая длинным белым пальцем на топографические обозначения.
Сердитое широкое лицо Траза упрямо хмурилось: "Это леса Большого Дадуза - дважды, будучи вождем-Онмале, я водил сюда крутов собирать целебные и красильные травы!"
Аначо отложил карту. "Наименование местности несущественно, - сказал он. - Лес это или степь, нам еще лететь и лететь". Услышав очередной подозрительный хлопок в кормовой раковине, он критически прищурился: "По-моему, в лучшем случае мы едва дотянем до окраин Коада. К тому времени от двигателя останется куча ржавого хлама".
"Но мы будем в Коаде?" - бесцветным тоном спросила Йилин-Йилан.
"По-видимому. Берег в трехстах километрах".
На мгновение девушка оживилась: "Теперь все будет по-другому! В прошлый раз меня привезли в Коад монахини, я ничего там не видела". Подавленная воспоминанием, она снова погрустнела.
Приближалась ночь. До Коада оставалось еще полтораста километров. Лес редел, превращаясь в рощи колоссальных деревьев с золотисто-черными кронами, разделенные торфяными прогалинами, где паслись приземистые шестиногие животные, ощетинившиеся клыками, рогами и шипами. Ночевать на земле было бы непредусмотрительно, причем Рейт не хотел прибывать в Коад до утра, с чем согласился и Аначо. Поэтому они остановились в воздухе и привязали паром к верхушке дерева. Слегка покачиваясь, аппарат провисел до утра на пневмореактивной тяге.
Поужинав, Роза Катта удалилась в каюту за небольшим салоном в рубке парома. Траз внимательно осмотрел небо, прислушался к доносившемуся снизу хрусту и ворчанию жвачного стада, завернулся в плащ и растянулся на диване.
Рейт облокотился на поручень. Розовая луна, Аз, стояла в зените; голубая, Браз, только начинала всходить над высокими кронами дальних рощ.
К нему присоединился Аначо: "Каковы твои планы на завтра?"
"У меня нет никаких сведений о Коаде. Скорее всего мы выясним, можно ли сесть на корабль, отправляющийся через Драшад".
"Ты все еще намерен сопровождать женщину в Катт?"
"Разумеется", - отвечал удивленный вопросом Рейт.
Аначо процедил сквозь зубы: "Достаточно посадить ее на корабль, нет необходимости ехать вместе с ней".
"Верно. Но я не собираюсь оставаться в Коаде".
"Почему нет? Даже дирдиры время от времени посещают этот город. Если у тебя есть деньги, в Коаде можно купить все, что угодно".
"Например, космический корабль?"
"Вряд ли... Твоя одержимость космосом напоминает помешательство".
Рейт рассмеялся: "Называй это как хочешь".
"Не скрою, я в затруднении, - продолжал Аначо. - Настоятельно рекомендовал бы тебе удовольствоваться наиболее правдоподобной гипотезой - а именно признать, что ты страдаешь амнезией и подсознательно сконструировал легенду, объясняющую твое существование. Разумеется, ты искренне веришь в достоверность легенды".
"Разумная гипотеза", - согласился Рейт.
"Несколько обстоятельств, однако, не поддаются объяснению, - размышлял вслух Аначо. - Ты пользуешься весьма примечательными устройствами - электронным телескопом, лучевым оружием, другими странными инструментами, по качеству не уступающими оборудованию дирдиров. Не могу понять, где они изготовлены. Скорее всего, на родной планете ванхов - не так ли?"
"Если я страдаю потерей памяти, откуда мне знать?"
Аначо сухо усмехнулся: "И что же, ты все-таки собираешься в Катт?"
"Конечно. А ты что будешь делать?"
Аначо пожал плечами: "Для меня одно место ничем не лучше другого. Сомневаюсь, однако... Представляешь ли ты, что тебя ожидает в Катте?"
"Говорят, это цивилизованная страна. О Катте я знаю только понаслышке".
Аначо снисходительно пожал плечами: "Там живут яо - раса, ревниво преданная ритуалам и праздничным феериям, склонная к чрезмерным проявлениям темперамента. Приезжему сложно разобраться в условностях их иерархии и этикета".
Рейт нахмурился: "Надеюсь, в этом не будет необходимости. Девушка заверила меня, что господарь будет благодарен за ее возвращение - это должно упростить ситуацию".
"Несомненно, формальная благодарность будет выражена".
"Формальная? Не фактическая?"
"То обстоятельство, что ты вступил с девушкой в эротическую связь, существенно усложняет дело".
Рейт выдавил кривую улыбку: "Наша "эротическая связь" давно себя исчерпала". Он обернулся к рубке: "Честно говоря, я чего-то не понимаю. Возникает впечатление, что возвращение ее скорее расстраивает, нежели радует".
Аначо неподвижно смотрел в темноту: "Неужели ты настолько наивен? Вполне естественно - ее ужасает перспектива ответственности за представление троих бродяг светской элите Катта. Если ты отправишь ее одну на корабле, она будет вне себя от радости".
Рейт горько рассмеялся: "В Пере она пела другую песню, умоляла меня сопровождать ее".
"Тогда возможные затруднения казались ей далекими и зыбкими. Теперь она вынуждена иметь дело с действительностью".
"Чепуха какая-то! У всех свои трудности. Траз, например, остался самим собой. Ты не перестал быть дирдирменом - в чем тебя, конечно, трудно упрекнуть..."
"В моем случае, как и в случае кочевника, не возникает особых сложностей, - сказал дирдирмен, элегантно поигрывая пальцами. - Наше происхождение известно: следовательно, наше общественное положение может быть определено. С тобой дело обстоит по-другому. Если ты отправишь девушку домой с рыбаками, нам всем будет только легче".
Рейт стоял, глядя на спокойное море озаренных лунами древесных крон. Даже допуская, что замечания Аначо справедливы, ситуация представлялась далеко не столь однозначной и ставила его перед необходимостью выбора. Не поехать в Катт означало поступиться самой многообещающей возможностью постройки космического корабля. Единственной альтернативой была бы попытка похитить звездолет дирдиров, ванхов или, на худой конец, синих часчей - опасное предприятие, способное обернуться катастрофой. Рейт спросил: "Почему бы меня приняли в Катте хуже, чем тебя или Траза? Из-за "эротической связи"?"
"Разумеется, нет. Яо больше заботятся о классификации общественного положения, нежели о фактическом характере поступков. Меня удивляет твоя неосведомленность".
"Считай, что тому виной потеря памяти", - с иронией ответил Рейт.
Аначо пожал плечами: "Прежде всего - возможно, в связи с "потерей памяти" - ты не можешь занимать ту или иную ступеньку общественной лестницы яо, играть осмысленную роль в каттском "раунде". Будучи чужеземцем, родства не помнящим, ты станешь источником путаницы и смятения - как заморский ящер-зизил, ввалившийся в танцевальный зал. Во-вторых, противоречие усугубляется твоим мировоззрением, в наши дни весьма непопулярным в Катте".
"Ты имеешь в виду мою "одержимость" возвращением на Землю?"
"К сожалению, - сказал Аначо, - в наши дни враждебность яо к таким идеям не уступает по накалу страстей их приверженности тем же идеям, отличавшей предыдущий цикл "раундов". Сто пятьдесят лет тому назад группу ученых-дирдирменов изгнали из академий в Элиазире и Анисимне за пропаганду небылиц. Явившись в Катт, они принесли с собой свое инакомыслие и тем способствовали возникновению тенденциозной модной организации - так называемого "Общества страждущих невозвращенцев" или, в просторечии, "культа". Символ веры приверженцев культа противоречит общеизвестным фактам. Они утверждали, что все люди - дирдирмены наравне с недолюдьми - иммигранты, прибывшие с далекой планеты в созвездии Клари, из райского мира, где сбылись надежды человечества. В Катте, наэлектризованном энтузиазмом культа, соорудили мощный радиопередатчик и стали передавать сигналы в направлении Клари. Кое-кому эта затея чрезвычайно не понравилась; кто-то запустил межконтинентальные торпеды, уничтожившие Сеттру и Бализидр. Как правило, в этом обвиняют дирдиров - полнейший абсурд! Почему бы дирдиры стали беспокоиться из-за пустяков? Уверяю тебя, они могущественны до безразличия, их не интересуют человеческие поветрия.